Фиолетовый ветер коснулся, потерся щекою. Тронул волосы бережно, нежно целуя. На груди умостился в ложбинке, где крестик. Зашептал, будто крыльев той бабочки шорох. Распалил он горевшую в сердце лампаду, обдал жаром пустынным и душу и тело. И припал пересохшими страсти устами, к той, что рядом смиренно, безмолвно стояла. Наклонившись свечой, от объятий тех тая, всхлипом чайки твердя, как молитву: «Не-льзя…». Эхом чайка в ночи повторяла, разнося над бездонной рекою «Льзя… льзя…». Это ветер, всего только ветер ласкает. Проникает извне, вытесняет ЕГО. И горячей ладонью уста закрывает, заглушая, что «грех!», оставляя лишь «эх…».

И увидел рассвет, заглянувший в окошко спросонья, как две рясы упали на пол к обнаженным ступням. Над рекою печалился звон колокольный, об отдавшейся ветру заблудшей душе.