Во вторник, предварительно позвонив, я отправилась к тем людям.

О блокаде Ленинграда написано так много, так подробно и так ужасающе-откровенно, что вряд ли я смогла бы добавить здесь хоть что-либо новое. Думаю, каждый из нас, не раз, ставил себя на место людей, переживших этот кошмар. И каждый сделал свои выводы. Но самой потрясающей новостью стало официальное признание случаев каннибализма – блокадники ели мёртвых. Очень многие дрогнули от отвращения и ужаса. Но...

Ох, легко рассуждать и осуждать, когда твой ребёнок только что сытно пообедал и побежал поиграть во двор с такими же сытыми друзьями!

Не буду говорить о том, что сделала бы я, но точно знаю, что никогда бы не принесла в жертву условностям жизнь моего ребёнка! И закляла бы всех моих близких, всех родных, на случай, если бы я умерла первой, использавать мою смерть на убийство других, их смертей! Смерть всегда бессмысленна, но в данном случае она могла бы дать жизнь. И продолжить мою жизнь!

О Невском Пятачке у меня, до сих пор, нет определённого мнения. Трудно тут иметь мнения. Конечно, никто не будет спорить, что пока у командования были намерения разорвать кольцо блокады именно в том месте, значение этого плацдарма было невозможно переоценить, и пролитая там реками, в прямом смысле этого слова, кровь становилась глубоко-человечно опавданной. Но когда уже стало ясно, что прорыва там не будет...

Так было ли нужно продолжать удерживать на левом берегу Невы эти несколько километров земли, продолжая удобрять её советской кровью? Я читала, что такое решение было принято из вполне определённых соображений – нельзя было забирать у города надежду. Но какая же цена у её Величества Надежды? Ради неё, ведь, даже лжи придумали оправдание – святой назвали!

Да, трудно, очень трудно дать оценку тому, где ты сам не присутствовал. А кто берёт на себя это право, тот считает себя Богом. Ибо только Он имеет право судить всех и всегда. Потому что только Он присущ в каждом, всюду, и вечно.

Я не Бог. И даже не очевидец. А потому, просто склоняю голову перед всеми, кто испытал этот ад. Не библейский, а именно земной, руками человека созданный, ибо, я уверена, именно этот ад и есть самый страшный...

-----------

Дверь открыла вовсе не старушка, а просто пожилая женщина. Приятного вида, невысокого роста, с аккуратно уложенными, тёмными, хорошо покрашенными волосами и с улыбкой на устах.

--------Проходите, проходите. Сейчас чай пить будем.

Она провела меня в комнату, усадила за стол и вышла на кухню за чайником. Я огляделась. Комната оказалась средних размеров и стандартно неинтересной. Такая же, как у всех мебель, такие же ковры, такой же балкон, слева от входа, и такой же стол, только не посередине, а прижатый к дивану, расположенному в углу комнаты, прямо напротив входа. Обыкновенная, магазинная скатерть тоже была привычно белой, а чайный сервиз – ширпотребовским. И я сразу почувствовала себя, как дома. Но за столом, на диване, прямо в углу, сидел полностью седой мужчина, очень худой и очень старый. И очень отсутствующий. И это сбивало и вызывало чувство неловкости. Я знала, что он был мужем этой женщины и что он – тихопомешанный, но всё равно мне было не по себе. Жутко было находиться с ним за одним столом, да ещё и вдвоём, хоть я и сидела с торца стола, далеко от него. А он вообще меня не замечал.

Наконец, женщина вернулась:

---------Вы не беспокойтесь, он у меня тихий, так и сидит целыми днями. Пейте чай. Малиновое варенье – своё, с дачи, а вишнёвое – родственники с Украины прислали. Угощайтесь. И печенье сама пекла.

---------Спасибо. Только не надо меня на ''вы'' называть. Ладно?

---------Договорились. Ты спрашивай, не стесняйся, задавай свои вопросы. Меня уже предупредили, знаю, что у вас там опера про Невский Пятачок готовится. Нас, вот, тоже на премьеру пригласили.

---------Вы расскажите сами.

---------Да что тут, рассказывать-то? Таких как мы – весь город был. И померли бы, если бы не он.

Она посмотрела на своего мужа, и я изумилась её взгляду и тону, каким она произнесла это слово “он”. В обоих была любовь. Любовь! Не жалость, и даже не уважение, смешанное с усталостью, а именно любовь. Горькая, полная безысходной боли, вымученная отчаянием и смирённая с судьбой, но это была любовь. И я застыла в немом восхищении и внутреннем, до пят, поклоне перед этим чувством. И возликовала! Потому что оно означало, что она, Любовь, есть на белом свете!!

--------В армию его не взяли, хромой он у меня, одна нога на пять сантиметров короче другой. Вот. Просился добровольцем, да куда там! Даже в ополчение не взяли. Так, и продолжали работать вместе, на Кировском. А когда я совсем доходить стала и слегла, он мне свой паёк стал скармливать, обманывал, что добавку дали. Я не верила, не хотела брать, даже ссорились. Вот. Помирала я... А потом, вдруг, толкает он меня, открываю глаза, а он что-то говорит, быстро так, ничего не понять. Думаю, я не совсем в сознании была. А он мне бульон из ложечки в рот пихает, горячий такой, вкусный, пахучий! И спросить-то ничего не могла. Много не дал, спать опять уложил, а потом снова покормил. Ну, и отходил меня. Сказал, что книги выменял на кусок мяса. Знаешь, у нас большая библитека была, ещё от деда моего досталась. Так мы этими книгами и спасались, воду грели. Жалко было, но... Да. А потом, когда уж совсем на ноги встала, стала замечать, что он какой-то не такой стал. А когда уж поняла... Да...

Она замолчала. А по радио зазвучала новая, ставшая бессмертной, песня “День победы”. И вдруг, во взгляде этого мужчины появился огонёк смысла. Как очнулся! Посмотрел на меня, на жену и, обняв её, тяжело, навзрыд, всей застоявшейся болью, расплакался. И она – вместе с ним. А я сидела, и каждой нервной клеткой ощущала эту чужую муку разорванной на куски любви. Войной.

Опять общество. Опять общество, ставшее на пути Любви.

Но давай, всё-таки, разберёмся, что же оно такое, в конкретном своём значении, общество? Люди. Толпа. Масса людей, совокупность их мыслей и биополей. И результат их наложения всё больше возвышает Христа – чтобы любить такой результат надо быть воистину Христом! Ведь, что такое Любовь? Бог. Т.е., – белое, отвергающее в самой своей сути, в самом своём изначалье любой другой оттенок. И видя, как отрицает, втаптывает в грязь людская масса белый цвет, нельзя не поверить утверждению церкви, что на Земле властвует дьявол. Но дьявол никогда и никого не убивал. Он только искушает! Это человеческие души идут на пролитие крови. И виляют серпантином змеи, выискивая лёгкие пути к достижению... пустоты!

В самом деле, подумай, ведь если бы тогда опросили каждого немца согласен ли он с тем, что они делали в Саласпилсе, я уверена, что результат такого опроса, несказанно удивил бы всех. И всё-таки, они это делали! Как же это возможно? Кто уничтожает человеческое я, когда оно становится частью толпы?! Почему самая нормальная душа теряет свой облик, оказываясь бок о бок с другими, такими же нормальными душами? Или, основная работа у сатаны – с толпой, а на мелочи-одиночки он тратит только свободное время? Так сказать, своего рода, его отдых и развлечение? Хобби?

Но тогда получается, что величие души определяется ещё и её независимостью от толпы!

“Укор невежд, укор людей

Души высокой не печалит..”

Т.е., – руки коротки. Не дотянешься, не изгадишь, не заставишь бросить крылья и поползти ужом. Но и расплата за верность полёту – немалая.

“Провозглашать я стал любви

И правды чистые ученья:

В меня все ближние мои

Бросали бешено каменья” ..(обе цитаты - М. Лемонтов)

(Ты спрашиваешь меня, чего особенно нужно избегать? Отвечаю – толпы. Seneca)

Отрывок из первого тома моей Книги исповедь.