«Это чего такого я не могу? – спросил воробьиху воробей
И, рюмку хватанув, продолжил:
Будь у меня корона, трон, ты меня хоть убей,
Не для себя бы я тогда, а для народа пожил.
А у кого сейчас вся власть?
У тех, кто денег не считает,
Кто все народу обещает,
Меж тем по-тихому предпочитает красть.
Кругом вранье, сплошь рядом взятки,
Брать стали вовсе без оглядки.
Покончить с этим каждый день
Нам обещают все кому не лень.
А в нашем государстве надо просто,
Коль наросла на нем короста.
Украл! В тюрьму его! Да лапу отрубить!
Коль взятку взять посмел - тогда не обессудь,
Иначе в чем законов суть,
Мздоимство уж такой порок, что надо вообще казнить.
Конечно, я забот обрел бы кучу.
И поднял бы большую бучу.
Но я б за нас! За птичий весь народ радел!
Ах, если б наш старый царь был не у дел!..»
Так в собственных глазах от слов своих
И, принимая за двоих,
Весь, надуваясь, воробей храбрел.
«Не дай то Бог, - в ответ ему сказала воробьиха.
Ты не орел, и хоть поешь как соловей.
Признаться надо от такого чиха,
Смешно мне право воробей.
Какая уж, в самом деле, тебе понадобилась власть?
Мечтаешь ты, чтоб птицы перестали красть?..
Живи спокойно, рядышком со мною,
Да радуйся, что сегодня не голодный, а с едою.
Не то твоя такая политическая страсть,
Нисколько от тебя не скрою,
Грозит нам ссылкой и тюрьмою,
А то и вовсе под топор попасть».
Тем временем, орел, который долго птичьим царством правил,
По-тихому скончался.
Ну, а поскольку, на беду царь плодовитостью не отличался,
Наследников на трон он так и не оставил.
На счастье у птиц на этот случай было много правил.
И главное из них гласило,
Чтоб по закону назначение правителя проходило,
Должны все жители страны,
Забыв болезни, распри, побросав дела свои,
В означенный собраться час,
Чтобы решить кого на трон избрать тотчас.
В противном случае от революционного не угомона
И понесенного как следствие урона,
Не выживет ничто – ни птичье братство,
Ни экономика, ни государство.
Вот почему на выборы царя без промедленья
Со всех сторон прилетели птицы все без исключенья.
Расселись вкруг большой и солнечной поляны.
Орлы с трибуной рядом.
Они на выборах до драки очень рьяны.
Напротив них Президиум из сонных сов,
Давно закрывших свои клювы на засов.
Они еще при той… Далекой, первой власти.
Вполне договорились с ней, полит корректно умерив страсти.
За ними филины большие мудрецы.
Они к любому трону - хорошие льстецы.
На возвышенье нашлось и место для вдовицы.
Вокруг нее придворные орлицы.
Стервятники все ветки заняли пониже,
Чтобы к трибуне быть поближе.
Те, что поменьше птицы - дятлы да кукушки,
Освоили ближайшие верхушки.
Ну, а все прочие - синицы, воробьи,
Собой заполнили ближайшие кусты.
С трудом возникший здесь и там,
Улегся птичий шум, унялся птичий гам.
Но вот собрание открыто.
На нем все, как положено, текло,
То есть было шито-крыто.
Под громогласные призывы всех орлиных,
Под патриотичное молчание совиных,
Речей приятных филинов мудрейших,
Речей восторженных от мелких птиц, от птиц старейших,
От имени, по поручению народа,
Для процветания страны, для продолжения рода,
Вот-вот стервятники готовы нового царя провозгласить…
Бац! Воробей!
Это кто там? Что за птица? Головы, кто против, не сносить!..
Тому же море по колено…
Конечно, оратору такому что подиум, что трибуна, что арена.
Когда на все лады он трелями своими полон.
«Кукушкам по гнезду, - чирикает герой.
Гнилых деревьев дятлам, прочим червяков!
Свобода пой!
Долой стервятников и хищников орлов!
Когда наш хлеб так солон!»
Казалось, здесь воробью пришел конец.
Сейчас его уж точно заклюют.
Кто ж любит, когда ему не в тон поют.
В мучениях умрет правдивый наш певец.
Оно, понятно так, но согласитесь, иногда бывает,
Когда всем все и вся надоедает,
Как в этой басне – взяли птицы воробья,
Да и на трон призвали.
А как призвали, так признали,
В нем нового великого царя.
С тех пор сей птичий государь все прыг да прыг.
Народу, правду-матку всю чирик-чирик.
Так что в лесу от мало да велика знают,
В каких трудах орлам корм птицы остальные добывают.
И что стервятников, чинушей власти уж давно б лишили,
И всю б тогда коррупцию прикрыли.
Да вот беда!
Других поставить – тоже будут брать.
Нельзя же всех, в конце концов, казнить, пытать, сажать.
Свободные собранья птичьи?
Про то совсем при воробье забыли.
Нет, формально выборы, конечно, проводили.
Но правила на то и правила - всегда их можно изменить.
Коль интересы государственные так вовсе отменить.
В лесу теперь цензуры нет, но знают все как надо петь,
Какие трели выводить, как надо свиристеть,
Когда и как чуть пискнув, голову склонить,
Когда ж наоборот, насколько надо клюв свой широко раскрыть.
При новой власти приказов изданных ни счесть.
По ним коль жить давно б всем птицам умереть.
И в самом деле, как не свихнуться тут?
Когда сегодня мягок принятый закон по воробью,
А завтра, по орлу, он крут.
За то известность приобрел царь заграницей.
Где посулам его воздают сторицей.
В обмен на лесные шишки да иголки.
Считают там: все разговоры против воробья, то кривотолки.
Чириканьем обласкан зарубежный слух.
Не учит ничему и никого того кто глух.
Что ж у воробьиной власти срок весьма не мал,
Коль не убьют, иль под каток народной ненависти не попал.
Но в целом в птичьем государстве все довольны.
Конечно, думать запретить нельзя.
Здесь каждый сам решает за себя.
Мы тоже «Слава Богу!» в этом вольны.
Однако вечного, ведь как известно, ничего на свете нет.
И вот уже словесный точит нож на воробья сосед.
Пока еще он только выпив рюмку говорит жене:
О том, что думает о власти, о ее цене.
О том, что если бы ему побыть царем,
Уж навсегда покончил бы он с этим воробьем.
И зажил бы народ тогда,
Как мог бы жить, но нежил никогда.
Что до морали этой басни так она проста.
Вот только, как начать ее, толь с головы толи с хвоста?
Приятней с головы - с хвоста она нехороша.
Когда чириканье царей не стоит не шиша,
Когда сколь много правды из такого вот источника не пей,
Когда толпа кричит все лей да лей,
Когда живет страна, ведь не чужая, а моя,
От воробья до следующего воробья.

                         Николай Грачов.