Как-то глупо выходит: я тут стою, я жду, Понимаешь, красивый, бронзовый, словно памятник. На башке –цилиндр: написано на роду - Вынимать из него кролей, раскачивать маятник, Визуально – обманывать, внутренне – не жалеть.
Я стою за фургоном с тиграми, как мы условились. Ты же помнишь? От нервов кровь ползет, как желе, От мысли, как я сражу тебя четким профилем На фоне разодранной в клочья тушки кроля.
Ну разве же не романтика это, господи?
Есть столько фокусов, чтобы тебя удивлять, И самому удивляться собственной косности В вопросах борьбы за женщину.
В темноте Я слышу, как тигры ходят по клетке, рыкают – Я голоден, как они,
Во всей остроте, И кажется, будто тело пронзают пиками.
Один мой знакомый, печальный клоун, сказал: «Ты, видимо, идиот», когда мы отчалили, Пьянющие в дым. И я встретил твои глаза, И понял, как, вероятно, тебя огорчаю я…
Но ты за кулисами жалась с кем-то из труп- пы, он, ясно же, не имел бородатой женщины. Я снял цилиндр, представив: из теплых труб Течет молоко на эту солому свежую, И как освежеванный крол висит на крюке, Моя любовь уродливо в сердце скрючилась.
Какое-то время прятал ее в руке. А потом протянул, набитую, словно чучело, Всем моим уродством, вылезшим изнутри.
Посмотри на нее, любимая, посмотри!
|