Несколько дней назад я ехала в троллейбусе, и со мной произошел случай. Обычно я езжу в троллейбусе домой с работы. Я одеваю наушники, делаю музыку на всю громкость и тогда начинаю замечать то, что слыша другие звуки заметить и уловить почти невозможно. Мысли начинают бежать с бешеной скоростью, и я слышу их. Каждую мысль в отдельности. Это довольно интересное занятие, но затягивает. Главное, конечно, вовремя остановиться и не проехать свою остановку. Я не вижу ничего вокруг, я просто размышляю. Из одного слова возникает огромная логическая цепочка. Я делаю выводы из своих размышлений. Довольно часто эти выводы наталкивают меня на сильную грусть, а эта грусть тем временем вызывает во мне вдохновение. Почему именно грусть? Конечно же, потому, что всё всегда сводится к концу. Всему и всегда есть предел. И это действительно меня немного огорчает. Конечно, я знаю, что своим пониманием происходящего и огорчением я ничего не изменю, но знать – сладко. Не знаю, задумываются ли остальные люди об этом. Я могу судить только по себе. Что примечательно, что по этой логической цепочке никогда нельзя вернуться обратно. А если я не могу повторить цепь, я не могу объяснить вывод. Такое со мной происходит всегда. Но я хочу рассказать отдельное размышление. Размышление о старости.

При самом выходе, я остановилась и ждала своей остановки. Но дверь открылась и, в переднюю дверь, зашла женщина. «Зашла» - это конечно громко сказано. Женщина была пожилой и еле взобралась в троллейбус. Долго и мучительно она карабкалась, цепляясь за двери, и наконец, сделала это. Дверь закрылась, и хоть троллейбус еще не тронулся, женщина что есть мочи, двумя руками, схватилась за ближайший поручень. Она так и держалась за него, с той же силой, когда я вышла. По троллейбусу сразу пронесся запах мочи. Стоящие впереди меня люди поморщились, и начали отворачиваться, а я стояла как вкопанная. Я смотрела на нее и в одно мгновение слезы начали наворачиваться на глаза. В горле застрял ком, от которого я не могла даже вздохнуть не разрыдавшись. Вся поездка длилась минуты полторы от силы, но в последние секунды я уже мечтала выйти из троллейбуса. Что меня натолкнуло на слёзы? Я попытаюсь это объяснить. Вернемся к тому моменту, когда в салоне появился запах. Женщина знала, что это она виновата. Наверное, когда она влезала в троллейбус, то немного перенапряглась. Мочеиспускание началось само. Она слышала, как фукали люди, и понимала, что является причиной их недовольства. Она смотрела прямо. Почти не дыша. Ей было стыдно. Немного злости было в ее глазах. Она злилась на себя. Но изменить ситуацию было невозможно. Всю эту злость она направляла на поручень. Наверное, думала, что если она сейчас еще и упадет, то это будет пределом всему. Думаю, что в мыслях она пыталась себя оправдать, что, мол, она стара и такое бывает, но по нерешительности в ее глазах было видно, что она понимает, что это не оправдание. Не можешь не делай. Но кто знает, что именно заставило ее зайти в этот троллейбус и пойти на риск опозориться? Какие именно были у нее дела? Какой она была в молодости? Есть ли у нее дети? Хочет ли она жить? Всё это я хотела спросить у нее, но не спросила. А вдруг ей нечего рассказать? А вдруг действительно есть? И в этот момент мне стало страшно. Страх для меня вообще новое чувство. Но тогда я испугалась. А что есть рассказать мне? Будет ли мне что рассказать, если кто-то захочет меня спросить лет через пятьдесят? Будет ли это вообще кому-то нужно? Буду ли я обузой? Наконец дверь троллейбуса открылась, и я вышла и с одной мыслью, которая провожала меня до дома.

«Господи! Не дай мне дожить до такого!»