Когда Наши начали играть с голландцами, я уж нахуярился. Да все, в принципе, тоже. А чо? Ебург гудит. Дорог больше нет, есть теченье из тел.
Мы глядели на экран, ржали, угощали друг друга сигами и предвкушали великий позор. Позор - это боль за сборную.
Опа, простите, я забыл.
В десяти метрах от нас стояли нацики с имперским флагом и любовью к Родине, такой же изуродованной, как и их любовь. Квентин сказал мне. Мне, после пива и хапки плана. - Они, гнойные пидоры, нас отмудохают, если сборная продует. А она продует. - И чо? - А то, что звони-ка своим чувакам из Антифа, пусть пригоняют, раскидывают мразь. - Ага, ша...
Я далеко отошёл, чтоб слышать в трубе голоса. Поддавшись панике, набрал и стал жаловаться, преувеличивая факты.
- АА, мы берем оружие и гоним с Жибайки. Ждите. Завалим всех! - ждемсссс...
Я надеялся в огне замеса слиться по-тихой, а потом сказать, типа вшатали меня.
Опа, я вспомнил. Хотел пукнуть вермешелью!
Он приехал. Из ржавой шохи торчала морда. Здоровая морда, ничего не одупляющая. Морда блевала из окна. все глядели, к кому она подъезжает. Ко мне, к кому ж еще? - Володя, где они?!!! - орала морда и махала цепью.
Шоха остановилась, тело выпало и уснуло. Я его не смог поднять. Подняли кадеты. Сдали куда положено. На красную педаль нажали. А я съебался бухать и балдеть до талого.
Адольф, нам нахуй не упала твоя борьба.
Нацики ушли восвояси. Из клуба после матча вышли чуробаны, расселись по крузакам и растворились. Мы расползлись по общагам и маткам. Кадеты по гарнизонам. А борцы с фашизмом, по светлому завтра размазались.
Спустя год его зарезали на хате, во время пьянки наверно. |