I

милиция приехала по вызову домового управляющего, которому надоела соседка, с жалобами на запах «тухлятины», доносящейся из-за соседней стены. Вместе с участковым, открыв дверь, ответственные лица увидели лежащую на железной кровати старую женщину. Привязанную и с заклеенным клейкой лентой ртом. Сбросив одеяло, схватились за носы. Обезображенное тело живого человека воняло как семидневный труп. «Сыночки… сыночки… сыночки…» заголосило старое после того как скотч сорвали с фиолетовых губ. Срочно вызвали «неотложную». Дышащий вчерашним перегаром фельдшер с носилками наперевес сказал, что - это скорее всего ожоги. Врачиха, морщась от непрекращающегося «…сыночки…», подкивнула своему коллеге и попросила сержанта помочь перекатить с ложа на носилки. Когда перегруженное гниющим мясом тело удалось приподнять запах и стоны стали невыносимыми. «Она одна живёт? – прошипел участковый, стараясь как можно меньше хлебнуть запаха вырвавшегося на свободу. Стоны, перешедшие в крик, заглушили вопрос, обращённый к соседке. «Чего? Чего?». «Ничего!» - с комом рвоты у горла злился не дышащий участковый. Лишь после того как «карета» отъехала от подъезда, он смог допросить охающую соседку.

- Да бабушка была тихая. Родственники? Дети живут где – то в центре, а муж помер. Она квартиранта пустила, вот вторая комната, которая побольше и на замке там он живёт – через стену от меня.

- А он давно съехал?

- Кто?

- Квартирант?

- Как съехал? Вчера его видела. Вечером уходил куда – то.

- А он к Вам обращался или врача вызывал?

- Зачем?

- Для бабушки вашей соседки?

- … и-е-нет…

- А вы говорите, что запах надоел. Вы его спрашивали?

- Кого?

- Квартиранта спрашивали - почему у них запах такой в квартире?

- Хотела как – то, но не успела – он же молодой, прыткий. Пока я выйду он уже заскочит за дверь и меня не слышит…

- А когда он обычно приходит?

- Да не поймёшь. Часов в пять как будто с работы всегда в одно время возвращался, а последнее время не поймёшь когда приходит, когда уходит.

- Ну а саму бабушку спрашивали, что с ней случилось?

- Да не открывала она дверь. Уже год как она лежит. Он мне, квартирант, тогда когда она слегла и сказал, что скорую вызывал, сказал, и, что врачи сказали ей не вставать. И он сказал, чтобы я не беспокоилась – он будет сам ухаживать. Но я всё равно несколько раз её повидать хотела, на пасху, тоже, хотела поздравить - вроде слышу - он пришёл, я звонить, а он не открывает. Я уже думала от старости мне всё это кажется, что кто – то есть. Вообще она его баловала – года два назад сказала мне, что не берёт с него деньги за квартиранство, а он ей вроде помогает убираться.

- Вот мой телефон. Как только услышите, что квартирант пришёл – сразу мне звоните.

II

В ожоговом центре дышать было легче чем у старухи дома. Дёготь бальзама Вишневского прятал падальщину, присыпанную ещё и фурацилином. Врач сказал, что бабка тяжёлая и скоро умрёт, но в сознании. В сумасшедшем, но сознании.

- Надо родственников найти. Если у них есть деньги тогда на новейших лекарствах может вытянет, да и то без гарантии. А Вы участковый?

- Да.

- Я буду Вам признателен если Вы найдёте её полис.

- …???...

- Медицинскую страховку. Как минимум государственную. А то такие больные дорого нам обходятся, а мой начальник требует чтобы без благотворительности. Вы же можете попасть к ней домой?

- Хорошо. Ну можно мне с ней поговорить?

- Конечно. Только она, по моему, не а – де - кват - на.

В палате коек больше чем квадратных метров. Здесь не помогает и «Вишневский». Запах давит на всё… Бабушка спала. Дышала громко в такт капельнице.

- Мне кажется, - способствовал врач – надо Вам дело уголовное открывать. Такое впечатление, что её пытали раскалённым металлом, скорее всего утюгом. Причём давно и садисты пытали. Помаленечку – процесс кому – то удовольствие доставлял. А видите этот аппарат под кроватью? Это ей вместо прямой кишки. У неё весь анус сгнил заживо. Кто – то про гангстеров начитался. Наверное, паяльник вставлял, а потом в розетку подключал, вот так постепенно и выжгли… У Вас же есть экспертиза? Вызывайте пусть здесь специалисты свою историю составят.

- Давайте её разбудим.

- Вам её не жалко? Она когда не спит у неё от боли ум за разум заходит.

III

- Медэкспертиза подтвердила версию врача из ожогового. Пытали или издевались над потерпевшей давно. И не давали умереть. - Следователь вздохнул тяжелее чем все тома дел, висящих на нём. - Простыни и халат были пропитаны не только гноем, но и заживляющими мазями, а в крови у пострадавшей антибиотиков хватило бы на ликвидацию эпидемии в небольшой африканской стране.

- Да! Врач уверяет, что тяжкие телесные.

- Ну, давай протоколы. Участковый… Все, что есть и сам пиши – что увидел. А родственники?

- Говорят, есть дети, но не видели их соседи давно.

- Сержант выручайте! Хотя бы узнайте их адреса и поговорите с ними как участковый – побольше, поукоряйте, что мол мать забыли, да всё такое…, а потом я с ними поговорю. Вы только их координаты мне передайте. Выручите? У меня времени совсем нет. А?

- Ладно.

IV

- Алло! Это участковый? Это к вам звонит соседка. Только что в окно видела, как квартирант пришёл. Он как будто …

Бегом до квартиры потерпевшей заняло минут десять. На двери действительно была сорвана якобы пломба, бумажка с печатью домоуправления. Звонок старый, но звонкий. Вместо «кто – там» за дверью отозвалась возня. Удары в дверь – тоже без реакции. Сломанный и починенный за сутки до этого замок легко вылетел и резкий порыв сквозняка подсказал, что беседа с квартирантом не состоится. Настежь открытое окно, натянутый парусом тюль и сбитый то ли ногой выпрыгивающего, то ли сквозняком горшок с цветком. Лепестки розовые с прожилками напомнили старухины язвы. И запах стоял без больничных прикрас. Участковый почувствовал комок рвоты, вспомнил старый совет и бытро, как собака задышал открытым ртом. Помогло – рвота укатилась. Свет в комнате был включён, на полу валялись вещи, скорее всего, из открытого шкафа. Квартирант, видимо торопился что – то забрать. И раз его прервали… «…что – то должно остаться…». Участковый закрыл окно и начал осмотр комнаты. Старый диван. Стол старый. «Наверное старухины». Шкаф тоже того поколения. Простыни, прочее бельё – часть на полу, другая на полке шкафа. «Что ещё можно хранить в белье? За деньгами или за документами приходил». В шкафу же мужские вещи, не самые дорогие, но и не дешёвые – чистые и отглаженные. «…сам гладил…» Доска и утюг лежали тут же. У аккуратиста во всех брюках и пиджаках было по носовому платку – свежему и отглаженному. Галстуки, рубашки, носки и трусы – всё, что нужно любому человеку. Вот именно, что любому, а не этому индивидууму. Что это за квартирант, как его зовут и где его можно искать - на вещах не вышито. Еще раз всё заново обыскивать. Более тщательно. Вот и подарок: в рубашке в нагрудном кармане, среди ниток фабричной обмётки запуталась небольшая бумажка. Правда, постиранная. Расплывшаяся печать расползлась почти на весь типографский бланк и на записи ручкой, но разобрать наверное можно.

- А где он?

Участковый вздрогнул так, что напугал источник своего испуга. Соседка, буквально подпрыгнула.

- Ой извините. А квартирант где?

- … в окне.

Соседка подошла к окну приоткрыла штору.

- А его нет здесь.

- Значит ушёл.

- Удрапал значит от милиции? Аж цветок вон … я его себе возьму, всё равно здесь пропадёт…

- Поставьте как было!!!

V

- Вот адреса детей, товарищ следователь. А вот бумажка, о которой я Вам говорил.

- Что же Вы его упустили?

- Откуда я знал, что он побежит.

- Ясно с первого дня было, что он НАШ клиент и он когда увидел, что старухи нет, естественно в бега пустился. Давай бумажку. … что – то медицинское. Ничего не разобрать. Отдадим на изучение, но я боюсь, что рецепт, или ещё, что – ни будь на бабкино имя. А что дети?

- Я ещё не говорил.

- Выручай сержант – проведи с ними беседу. Напугай их, постыди, пусть нам с этим квартирантом помогут. Надо их расшевелить, а то даже если, что – то и будут знать - им будет просто лень нам позвонить и сообщить. Раз для них мать пустое место, то мы с тобой пустое место в кубе. Так, что поднадави.

VI

Сын оказался таким же типовым как и дом в котором он жил. Рост средний, возраст неопределённый, без особых примет. Хотя волосатая грудь и пивной дух по своей густоте уже могли попасть в особые приметы.

- В какой больнице?

- Городской.

- Вроде же всё нормально было.

- А вы когда последний раз свою мать навещали?

- Видел – давно, пару раз недавно заезжал, но её дома не было.

- Вы и не знаете, что она парализованная?

- Подождите, может однофамилица? Хотя адрес её… Не была она парализована.

- Когда точно Вы её видели на ногах последний раз?

- Несколько лет назад.

- А сестра ваша?

- У неё и спрашивайте.

- Как же вы допустили, что родную мать сгноили заживо?

- Вы же сказали, что она живая?

- Жить ей осталось… Что про квартиранта скажете?

- Ну мы ей говорили, чтобы она не пускала никого, а она не послушалась. Поэтому мы с ней и разругались. Я условие поставил, чтобы никого в моём доме не было, а она говорила, что ей денег от нас не надо.

- А кто квартирант?

- Откуда я знаю! Видел раз, заезжаю деньги ей завезти, а он там. Я тут же повернулся и вышел. Молодой совсем – наверное студент. Кто ещё в старой квартире будет комнату снимать у сварливой старухи?

“Очень на мать похож, хотя больше на её брата тянет. Употребляет наверное после каждого трудового дня. ” – участковый успел в подробностях рассмотреть и запомнить расписанное подъездной лампочкой лицо сына. Приглашать в квартиру не стали, а в подъезде побеседовать изволили – в трусах, поддерживающих пивное пузо.

VII

В палате у старухи на одного соседа стало меньше. Наверняка не выписан “из – за улучшения”.

- Я дочь. А Вы кто?

- Я участковый. А это следователь из уголовного розыска.

Следователь. Вы её пробовали будить.

Дочь. Врач не советовал.

Следователь. Попробуйте. Всё таки родной голос, тем более давно не слышала, может удастся переговорить.

Дочь. А что это вы её допрашивать собираетесь?

Участковый. А никто её допрашивать не будет. Пару вопросов зададим, а допрашивать вас будем.

Дочь. А я то тут при чём? Что вы на меня претензии имеете?

Следователь. А у вас заинтересованность в её смерти была.

Дочь. Что за заинтересованность?... Да это старьё нам ещё делить бы с братом пришлось. А на деньги от этого наследства коврик для моей квартиры не купишь!

Участковый. Есть такой закон рыбака. Чем больше клюёт, тем больше хочется и хапаешь всё подряд.

Следователь. И Вы сами сейчас про заинтересованность заговорили. С чего бы это? Коврик он тоже денег стоит. Попробуйте. Разбудите.

Дочь. Вы больные!

Старуха не разевая рта, как будто губы у неё до сих пор схвачены скотчем, начала стонать. Без рта, но громко, как рот размером с палату.

Дочь. Я же говорила врач сказал…

Медсестра. Что! Что у Вас!

Дочь. Вот органы попросили разбудить.

Медсестра. Теперь её не заткнёшь.

Дочь. Ну сделайте что – ни будь.

Медсестра. Итак на неё все бесплатные успокаивающие извели.

Дочь. Вот возьмите деньги. Сделайте что – ни будь.

Следователь. Бабушка! Бабушка! Это Ваша дочь.

Бабушка. Ооо-еее-ууу-ааа!!! Ооо-р-еее-ууу-с-ааа!!! Ооо-еее-ууу-ааа!!! О-А-а-а-а-тре-и-и-и-каюс я-а-а-а!!!

Разорвавшиеся губы сделали всех менее брезгливыми. Отвлеклись. Вслушивались в крик. Трудноговорка всех как - то отвлекла, успокоила, заинтересовала.

Участковый. «Отрекаюсь я» кажется говорит.

Пока медсестра не принесла новый бутылёк для капельницы и не поменяла его «отрекаюсь я» повторилось во всех оттенках, громче и истеричней с каждым разом. Но к концу отчётливо и, кажется, без вариантов: «О-т-р-е-к-а-ю-с-я!”

Следователь. Мать ваша верующая?

Дочь. Как и все в её возрасте. Под старость начала иконы, книги там верующие покупать, в церковь ходила. Простите, у меня дела, мне надо идти.

Старуха уже беззвучно продолжала: “Отрекаюсь я”, а может и: “засыпаю я”, а может и: “ухожу я”.

Следователь. Пойдёмте по дороге поговорим… Вы квартиранта, что жил у вашей матери знаете?

Дочь. … Видела мельком. Молодой человек…

Следователь. Вообще мать не говорила кто он?

Дочь. Мы из – за этого квартиранта поругались. Она как его пустила – я ей сказала, что ноги моей не будет у неё.

Участковый. Вот из – за этого можно забыть о родной матери?

Дочь. Чего вы лезете не в своё дело?

Следователь. Это НАШЕ дело и при чём оно уголовное.

Участковый: Вы с братом сегодня виделись?

Дочь. Да. То есть нет. Он мне звонил.

Участковый: Вы отвечаете как он. Почти слово в слово.

Дочь: Мы же сестра с братом. Хотя и не общаемся почти. Два раза в год бываю у них дома. С днём рождения его детей поздравляю.

Участковый: а он Ваших?

Дочь: тоже поздравляет. Открытками и добрым братским словом о том, какая я хорошая.

Участковый: А мать свою вы забывали хотя бы раз в году навестить, подарки на день рождения.

Дочь: Не ваше дело.

Участковый: Вы даже не знали, что она привязанная гниёт заживо. Умирает.

Участковый: Вы поругались поссорились из – за квартиранта. Из – за чужого человека Вы ругались с родной матерью. Вы её просто бросили из – за того, что она Вас не послушалась. Не сделала так как Вам хотелось.

Следователь: Сержант! Поделикатней!

Дочь: Вы мне что мне отцы что ли? Вы что ли жили в том доме! Вы видели когда в Вашей комнате, где жили Вы, Ваши игрушки, секреты, куда приходили подруги… И там вдруг какой – то посторонний. Вы хоть раз, что ни будь чувствовали? Чувствовали что ни будь инородное в Вашей жизни, пусть прошедшей, но в Вашей?! Как будто кто то грязный и вонючий лезет к Вам – это просто противно как… Вам этого не понять! Мать уже не может мне чего ни будь не купить, как ни будь наказать или шлёпнуть по затылку брата, но вот это сделать смогла!!! До свидания.

Дорогой автомобиль сорвался с места.

- Что то она слишком на газ давит. Или перед нами просто? Интересно она спросила у врача чем может помочь?

- Слышь участковый. Тут мне бумагу прочитали которую ты нашёл в кармане у квартиранта. Это квитанция, по которой деньги получают на станции переливания крови. Доноры когда сдают им за это платят. Если это квартиранта квитанция, то мы его найдём. Там у них при каждой сдаче паспорт смотрят.

VIII

- Вот сержант. Пойдёшь свидетелем, по новому делу. Дочь нашей бабушки мы с тобой последними живой видели. Нашли её вчера вечером. Может ты её? ТОГО? Убил?! За бабку заступился? Вот такие у меня шуточки… не обижайся, я же служивый. Не-е-ет. Ты бы так не смог. Нашли её за городом. Личная машина не тронутая тут же стояла. Вроде как в костре пострадала. Не машина, а жертва. Лицо её как будто в мясорубке побывало.

IX

Эксперт. Не в мясорубке, а на жаровне. Причём угли, в которые тыкали её личико, были тут же. Расплавившейся на подбородке скотч и прочие признаки говорят о том, что в этот костёр её втыкали ещё живой. Лака было много на волосах поэтому и сгорели они в пять секунд. Только на затылке осталось немного из – за скотча. Занималась любовью перед самой смертью. Похоже, что долго занималась.

Следователь. Нам нужен анализ спермы и как можно быстрее.

Эксперт. Как сделают так и будет. Очередь большая, так, что быстро не получится.

Следователь. Я прошу без очереди.

Эксперт. Все просят.

X

- Слышь сержант! Я добился того, чтобы дочь нашей бабушки вне очереди проверили по всем анализам. Вот «повезло» семье. В начале бабуля теперь дочь. Дщерь. Причём обе мучались страшно.

- Бабушка – то ещё слава Богу жива

- Да… так жива, что лучше… Давай к делу: бумажка, что ты нашёл в рубашке у квартиранта, действительно принадлежит ему. Кровь он сдавал недавно. Фотографию его из паспортного стола сын бабули опознал, но не уверено. А вот соседка стопроцентно уверена, что это он. Квартирант. По его паспортным данным узнали, что учится он в университете, то есть числится. На занятия уже год не ходит. Почему? Никто не знает. Знакомых у него там не было. Ты участковый спасибо тебе большое, что ходишь, помогаешь, но у тебя, что своих дел нет?

- Меня же вызывали на вскрытие квартиры. Я товарищ следователь эту бабушку первый увидел, когда её нашли. Мне она с тех пор снится. Вы не против если я буду помогать. Я так, на общественных началах.

- Я не против. Если у тебя действительно время бывает свободное и тебе его не жалко – походи к нашей бабушке. Сегодня утром мне врач звонил – говорит, что в себя она чаще приходит и говорить может.

XI

- Здравствуйте! Я Ваш участковый. Вы бабушка расскажите, что с Вами случилось.

Старуха молчала. Её напуганные глаза моргали так медленно, что сержанту казалось: он смотрит её моргание в кино. Сидит в первом ряду и пе6ред ним на экране огромные глаза. Моргают. Кадры с морганием прокручивалась не спеша, с запахами и трёхмерно.

- Вот дочь её оставила денег, так теперь хоть успокаивающие ей нормальные даём – медсестра осматривала капельницу – не орёт теперь.

- Я хотел бы один на один с Вашей больной поговорить, мы дело ведём уголовное.

- Ваш следователь говорил сегодня и велел никого кроме Вас и сына её к ней не пускать. Ну разговаривайте. Я пошла.

- Здравствуйте! Я Ваш участковый. Вы бабушка расскажите, пожалуйста, что с Вами случилось.

- Я отрекаюсь…

- От кого?

- От Него. От господа. Он мне говорил, что я должна отречься перед священником. Вы милиционер? Приведите мне священника! Я должна отречься.

- Я приведу. Вы только скажите, что с Вами случилось.

- А он не придёт?

- Кто?

- Не придёт?

- … Нет не придёт. Вы в больнице. Вас здесь медсёстры охраняют.

- А если я не отрекусь я точно умру?

- От чего отречётесь?

- От господа нашего.

- Врачи сказали, что у Вас ожоги, но Вы не умрёте.

- Приведите священника… Пожалуйста… Пожалуйста. Пожалуйста! ПОЖАЛУЙСТА!!!…

- Я приведу. Вы только расскажите, что с Вами у Вас дома случилось.

- Если его вспомнишь, то он появится.

- Кто появится? Квартирант?

- Нет… Он … Он…

- Он не чёрт. Он преступник. Обычный человек, трусливый. Он сейчас бегает от нас. Его вся городская милиция ищет и к Вам он не сунется.

- …

- Не бойтесь. Расскажите о Вашем квартиранте.

- …

- Это он над Вами издевался?

- … он сперва деньги крал. А как я его поймала, он мне рот заткнул. Привязал. А потом плакал, извинялся просил детям и соседям ничего не говорить. Я поверила. Он мне ведь столько помогал. Всё мыл, стирал. Тихо жил, деньги платил. – слёзы были настоящие, но плач не натуральный, как будто старуха издавала рыдающие звуки и подёргивала плечами по инерции, как будто выжимала давно сухую тряпку - Потом правда не платил. Но я его после того как он меня первый раз привязал простила. И пенсию свою ему доверила получать, он карточку в банке завёл, чтобы я проценты хорошие получала. Я ему поверила. Никому не сказала. А он меня второй раз привязал и уже давай деньги мои требовать, что я на похороны свои отложила, и то, что детям отложила, и внукам. Как наследство им приготовила. У меня деньги большие были. От мужа остались. Я их дома прятала, в сберкассу нести боялась. Я думала что ни за что ему не скажу, но когда он начал утюгом мне ниже пояса водить, горячим, я сразу ему всё рассказала… Это так больно, фашисты, наверное, так не пытали. И телевизор, и машинку стиральную, и швейную старинную, он всё продал. Всё с кухни, все вещи, что дети покупали – всё продал. И иконы старые, моей бабушки покойницы. Я когда его первый раз поймала, что он деньги брал, я тогда за них, за иконы, испугалась и спрятала … иконы…

- … ну и что дальше?

- …- слёзы перестали катиться по изборождённым щекам. Глаза медленно закрылись. Сухие рыдания сменились старческим сопением.

XII

В кабинете у следователя пахло знакомой бумажной пылью и его, следовательской какой – то парфюмерией. Он одновременно писал, разговаривал и недовольно водил носом в сторону участкового, запах больничной палаты ожоговой клиники пришёл вместе с одеждой участкового.

- Бабушка уснула. Но то, что сказала, всё понятно. Деньги ему были нужны постоянно, наверное, на дозу. Квартирант наш наркоман.

- Этот наркоман – регулярно кровь сдавал. Помимо той квитанции, что ты нашёл – он много раз, регулярно сдавал. За несколько дней до того как мы дело начали он кровь сдавал. Так, что не наркоман он. На станции переливания всё как в аптеке, вампирской. Всё в журналах записано, на каждого отдельные карточки, там каждый раз перед кровопусканием проверяют. Так, что не наркоман он.

- Я господин следователь тогда ничего не понимаю, как мог студент такое делать?

- А ты поймай его и спроси. Сходи в университет посиди с ним за одной партой на лекции, а если вдруг разминётесь с ним - узнай у тех с кем он когда ни будь общался, может, узнаешь о местах где он бывает, где его ловить.

- А почему мы его в розыск не объявим. Фотографию прокрутим по всем телеканалам.

- Да нет лишнее пока это. Мы допрос бабки, что ты вёл только на кассете хранить и будем, бред человека, находящегося в состоянии наркотического опьянения нам как протокол оформлять рано. Вот если случится чудо и она выживет, тогда на бумагу всё это перенесём и дадим ей подписать. Может тогда розыск и будет. Меня сейчас убийство и изнасилование её дочери волнует – это дело мне поручили и у меня уже есть по нему кое какие соображения, ну а ты обещал на общественных началах мне помочь, так, что сходи в университет.

XIII

Квартирант сидел на набережной. Смотрел на плещущиеся волны и подставлял им свою ногу. В на голени из почти шерстяной растительности чернела, краснела, желтела, язва.

(Первый раз он Её увидел у хозяйки. Она вошла в его комнату быстро. Оглядела. Его. Он даже не успел закрыться покрывалом – было жарко и он лежал раздетым и что – то читал. Она повернулась и вышла, но в нём остался этот взгляд. Но его было так мало… Он также понял, что это дочь хозяйки – так как за дверью началась ругань по поводу его. Он начал одеваться, что бы выглянуть и взять себе ещё один взгляд. Но входная дверь хлопнула и тишина начала высасывать душу.

- Это Ваша дочь.

- Да! Вот видел? Вырастила.

- А где она живёт?

- …

- А как её зовут?

- …

- А с кем она живёт?

- …

Поймать её взгляд во второй раз не удалось. Довольно долго он простоял в этом красивом дворе, облокотившись на ствол красивого дерева. И вот она вышла, взгляд растрачивала перед собой в воздух, потом на красивую машину, на руль этой машины, на дорогу из двора. Он только вдыхал сгоревший её бензин и, кажется, запах её духов и, кажется, её. Третий раз ему удалось. Он встал прямо на проходе магазина и не пропускал её до тех пор, пока она не подняла на него взгляд. Она подняла, а он схватил.

- Вы меня не узнаёте?

- Нет!

- А мы с Вами уже виделись.

- Пропустите меня.

- Я серьёзно.

- Я тоже – она обошла в направлении следующего прилавка. У кассы:

– да не надо мне помогать, я сама.

- Тогда я помогу нести?

- Здесь рядом, до машины.

- Я Вам хочу помочь. Вы мне нравитесь. Ну посмотрите на меня… пожалуйста… спасибо!

- Может мы и действительно встречались.

- Конечно! Когда – то очень давно. Говорят, что это была не эта жизнь, но я Вас уверяю, что это та же жизнь – просто очень давно. Это рок.

- Ой не надо так серьёзно. Я за мужем. У меня дети.

Четвёртый раз он уже получал её взгляд не по рецепту. Увидел в парке и подарил ей цветы. Она была так смущена, что обняла букет, замерла, а потом как в лихорадке начала им хвастаться перед своим ребёнком, который вместе со своей коляской был меньше букета.

- Вы угадали…

- Я знал.

- Откуда?

- Я же Вам говорил.

- Но многие женщины любят именно такие цветы.

- Нет. Если бы многие, я бы не стал.

Она не знала, что ей делать с букетом и решила, что всё – таки возьмёт его с собой, а в жертву мужниной ревности скормит рассказ о том, что просто… захотелось цветов. Вместо прощального поцелуя – лекция о том, что не стоит ему к ней проявлять… ну как это… внимание.

Пятая встреча. Уже в театре. Уже прикосновения. И взглядов столько сколько хочешь. И просьбы прекратить отношения. Какая – то несуразица о стыде, о долге, о зрелости её и молодости его. Он сказал, что в их общежитии идёт пирушка, а она сказала, что если из “этого” театра она с “этой подругой” вернётся поздно, то муж может и проверить, что это за подруга.

- А что? У тебя нет хорошей подруги?

- Не плохой, не хорошей.

- Ну пойдём погуляем.

- А вдруг кто знакомый увидит?

- Не увидят.

Гуляли долго, говорили тоже. Она вспоминала о своих студенческих годах, о том, что дура, что жалеет, что не закончила. Не закончила, вышла замуж, сейчас не общается ни с кем из института, сидит дома, никуда не ходит, … Никуда не ходит и тут свидания с незнакомым, ну с едва знакомым молодым человеком

- Как хорошо… Как первый раз. Это же грех?

- Нет. Я же люблю тебя, я полюбил Тебя сразу.

- Да… мы уже влюблённые. Я точно. Давай завтра днём встретимся в гостинице. Прости меня.

- За что?

- За то, что я это предлагаю.

- Зачем ждать завтра?

- Мне пора.

Но они успели прямо в парке, на виду у всех деревьев и нищего собиравшего объедки и бутылки.

На следующий день в гостинице он увидел её шестой раз. И пятый раз её взгляд. Взгляд был влюблённый, а глаза заплаканные. Она рыдала, что не может, а он её целовал и любил. А она всё шептала, даже когда кричала, всё равно шептала. Стонала и всё равно шептала. «Где она живёт? С кем? Почему она не может наговориться?». «Почему он такой бледный?» - это единственная секунда молчания в её диалоге с самой собой. Запёкшаяся точка на его вене - тавро из станции переливания крови. С утра ему пришлось сдавать кровь. На гостиницу он собрал всё, что было, а на цветы уже не хватало.

- Если всё будет нормально – давай встретимся здесь же. В эту пятницу.

На пятницу не было денег. Кровь не принимают так часто. Он занял денег у хозяйки. Когда метался: “просить или нет?” – вспомнил Её Всю.И не стыдясь, нисколько попросил. На следующий раз уже просил об отсрочке за оплату комнаты – стыд был сожран Её взглядом. Причём Она никогда не мерещилась в своей матери – ни внешне ни… в разговорах)

Жёлто-красно-чёрная язва. Ныла. Её гудение немного приглушали холодные волны. Квартирант, морщась, дотянулся до туфля, который лежал неподалёку. Изморщившись, обул. Натужно встал и похромал в сторону центра.

XIV

- На дочери были надеты украшения, причём очень дорогие. А когда труп обнаружили на ней не было ничего

- А что было?

- Серьги, цепочка, перстни, брошь, браслеты, часы – всё с драгоценностями. Всё снято.

- Да… Насильник получил всё что можно.

- Не долго ему осталось наслаждаться, все изделия авторские из известных мастерских, её муж принёс нам документы на них, с описанием, номерами и даже фотографии из каталогов, так, что во всех ломбардах эти безделушки уже ждут. А ты был в университете?

- Нет. Вот сейчас как раз и собирался.

XV.

Короткие юбки, анатомические джинсы подняли настроение участковому. Складывалось ощущение, что мужской пол вообще в университете не обитает. Сплошной антимонастырь. Когда он сам здесь учился всё было по иному… а может маразм? Настроение быстро испортили полукосые взгляды. В своей форме сотрудник чувствовал себя забором с похабной, очень короткой надписью, все оглядывали походя, с усмешкой. Его мельком прочитывали и шли дальше.

- Девушка! Девушка!... (Оглохла, что ли…) А Вы девушка не подскажете… (надо было без формы…) О! Молодой человек! Окажите помощь следствию. Где у Вас здесь факультет? … Ага. Спасибо!

Старые лестницы, казалось, ещё больше протёрлись под тысячами шагов.

Ступеньки-лунки привели за клеёнчатую дверь с табличкой “факультет»

- Здравствуйте! Я участковый! Расследую уголовное дело. Нам очень нужно узнать по поводу одного из Ваших студентов.

- А-а-а… сейчас дела личные посмотрю… так… вот он. Нашлась его карточка. Всё припоминаю такого – вот на фотографию его посмотрел и припомнил. Он личность примечательная тем, что ничем не примечательная. Единственное, чем отличался от среднестатистического студента – у него не было адреса. Мы его отчислять уже хотели, так как не в общежитии, не на квартире где он обитал, не был записан как проживающий. А у нас правила, сами знаете, Ваши органы этого требуют и наш устав – если приезжий, то всё – равно нужна отметка о проживании в нашем городе.

- А как он учился?

- Я же Вам говорил – он средний во всём был.

- А с кем – ни будь он общался ближе? Дружил?

- У нас здесь работают не педагоги, и учатся у нас не дети, так, что ни за кем мы не следим.

- Не! Ну пропадает человек, не ходит на занятие, неужели всем всё – равно? Может с ним беда.

- Беда, когда он экзамен не сдаст, а что он делает за нашими стенами мы не обязаны знать. Если честно – то и некогда, простите р-р-радибога, некогда. Ваш студент один из тысячи.

- Ну может кто ни будь знает?

- Ничем не могу помочь. У старосты группы спросите, может, что и знает.

XVI

А староста была худенькая девушка с голосом толще её раз в семь. Им она зазывала одногруппников в какую – то аудиторию, на какой – то семинар.

- А… он? Заходил недавно ко мне домой, стипендию получить хотел. Он давно не занятия не ходит. И из университета не отчисляется, а стипендию получал почти год. Но в этот раз я ему сказала, что на его отчисление документы подали, поэтому стипендия ему не положена.

- А Вы его хорошо знали?

- А… нет. Он занятия почти все пропускал. Его только по лекциям истории религии и запомнили. Он постоянно преподавателя перебивал, спорил. Его даже из аудитории выгоняли.

- А кто с ним был хорошо знаком? Товарищи, друзья.

- А… Да не было у него друзей и товарищей. Хотя, Вы знаете, но это слухи – у него был роман с одной нашей студенткой и… ещё с одной преподавательницей.

Параллельно. Понимаете? Хотя это всё слухи. Сама не видела.

- А где её найти?

- Кого?

- Для начала, студентку.

- А она давно ушла из университета, года два назад.

- А преподавательницу?

- Ну она у нас только несколько раз, что – то вела. Но видела я её часто. Раньше. А когда последний раз… Эй! Ты когда последний раз видела эту… - пробегавшая мимо толстушка, что – то забулькала на французском, причём косилась на служивого. Накосившись и набулькавшись чуть не упала споткнувшись и побежала дальше. Староста рассмеялась – Вот к французскому готовимся. Она сказала, что эта преподавательница уволилась. Так, что Вы ищете р-р-рокового мужчину. Все-е кто-о с – ни-им имел амур-р-р – все-е усч-щ-зают! – пародия на фильм ужасов была не очень, а вот исполнительница симпатичная.

- А где найти того преподавателя, который его с лекций выгонял? Он то ещё того? Не-е-уволилс-с-ся – пародия получилась ещё хуже.

- А на их кафедре – это в соседнем корпусе, на втором этаже.

XVII

- А кроме того, что Вы его выгоняли с занятий он вам чем - ни будь запомнился?

- А с чего вы взяли, что я его выгонял? Я, как сейчас помню, сказал, что он не на занятии по сатанизму, а на истории религий и если ему не нравится мой предмет – он может на него не ходить. Он встал и вышел. Обиделся или в знак протеста. И, я это хорошо запомнил, к сессии он ко мне не подошёл, то есть у него долги и если он из – за личной неприязни не хочет сдавать предмет, то у нас есть на это целая кафедра, можно создать комиссию и пусть пожалуйста приходит и сдаёт другим преподавателям. Хотя по-моему он уже так всё просрочил… Чуть ли не два семестра как он должен был сдать…

- Вы меня не так поняли. Я не защитник его и не Ваш обвинитель, я просто участковый, которому надо его найти.

- Да знаю я кто Вы, Вы же говорили, я просто хочу сказать, что Вас неправильно информировали о том, что я его, якобы, выгонял. Но мне даже скучно немного стало – предмет мой особой популярностью не пользуется, причём на всех абсолютно факультетах, а он какую – то живинку вносил, будил хотя бы рядом сидящих. Тем более о чём он говорил очень близко по моей прошлой работе. Нет не подумайте чего… Раньше просто мы все, наша кафедра, атеизм научный преподавали, а вот сейчас историю религий, это по преподаванию очень близко, а по научной работе уже не очень, тем более теория этого студента о конце света очень похожа на те источники с которыми мне приходилось работать над «докторской»… тема диссертации моей была посвящена разоблачениям религиозных теорий конца света… ну не его конечно теория, явно молодой человек начитался источников и может даже первоисточников… да он цитировал по -староеврейски, по - древнегречески, только по латыни я мог проверить, прав он или симулирует, но судя по его латыни переводить он мог сам, мог, причём, что касается апокалипсиса - он прямо цитата за цитатой доказывал, что переводы все страдают извращением смысла. Вы знаете он даже мне одно занятие сорвал, но уж больно любопытно было послушать. То есть моя лекции стала его – я молчал, а он читал. Так это было… ну как бы вам объяснить. Он такой убеждённый был, юноша… нет не бледный, но со взором горящим. Я его после этого пригласил на свой спецсеминар, но он отшучивался, типа, я и так незримо присутствую на каждом моём семинаре, в смысле он присутствует. Это он так шутил. Жалко конечно, что он бросил, а может было бы у нас какое ни будь направление богословское, или религиоведения, я думаю он бы не бросил, уж слишком горели у него глаза, когда он отвечал, или прерывал меня, а реферат его я считаю образцовым и поэтому храню и показываю и буду показывать первокурсникам, как образец студенческого трудолюбия, он не скачал его из Интернета, даже иллюстрировал не картинками из Интернета, а сам рисовал карандашом… А вы знаете!!! Если Вы начнёте его искать среди художников, может там он появится, рисунки очень хорошие, я не специалист, но они такие у него энергичные. Техника хромает, но души в них он вложил сполна.

- А не могли бы Вы дать мне этот реферат.

- Только с условием, что Вы мне его обязательно вернёте в целости и сохранности. Ведь представляете он туда даже нотную партитуру вложил, я в этом не силён, но моя дочь пробовала играть, музыка очень странная, но дюбопытная такая, причём она в консерватории учится, но ничего подобного раньше не слышала. И её преподаватели не могли идентифицировать автора. Все кому она показывала называли разных композиторов. Наверное, какой ни будь малоизвестный. Ну пойдёмте на кафедру вам его дам, только как договаривались. Ладно?

- Непременно верну.

XVII

Кафедра была очень маленькой комнатой, где воздуха было в несколько раз меньше чем столов и шкафов. Бумаги, книги были навалены огромными не симметричными кучами, готовыми рухнуть от первого же посетителя не знающего этого хитрого фарватера.

- Вот только, что недавно видел. Брал на свой спецкурс, показывал ребятам, - преподаватель был смешон в задранных на лоб очках и чешущий переносицу - просил, чтобы они проявили хоть сотую долю инициативы, из того, что есть в этом реферате – он снова нырнул в бумажную груду – да где же он.

- Может Вы давали кому ни будь.

- Да нет я точно помню, что положил в этот шкаф, на мою полку, отсюда без моего спроса никто не смел бы взять. А просьбы такой не было. Вот обидно. Я конечно поспрашиваю ещё своих коллег, но не думаю… у нас здесь железное правило из этого шкафа ничего не брать без разрешения.

- …

- Что Вы так расстраиваетесь. Неужели в поисках человека Вам бы помог его реферат. Хотя Вам виднее. Ну – с! До свидания! Помог, как говорится, чем смог. Хотя нет! Стойте! Вспомнил! Полгода назад у меня его реферат брали наши компьютерщики, что бы поместить на нашем сайте. Реферат этот поместить хотели. Как одну из лучших студенческих работ. Я обязательно к ним зайду в ближайшее время, и если они его действительно сканировали, я Вам позвоню.

- Спасибо Вам огромное! От Вашего звонка в этом деле очень многое зависит.

- В каком деле? … ах! Да!!! Вы наверное, и на пропавших людей тоже дело заводите по их поиску.

XIX

Следователь. Ну дорогой мой участковый Дело наше выходит на всенародную известность. Согласно данным экспертизы, насильник дочери нашей пострадавшей и есть квартирант убитой старухи.

Участковый. Что Вы её все хороните.

Следователь. Это ты всё её воскрешаешь. А я констатирую, что через день или два дело о нанесении особо тяжких перейдёт в дело об убийстве. И тогда, наверное, у меня его заберут. Так как громкие эти два убийства получаются, а мы их уже почти раскрыли и внеочередное звание некоторым нашим начальникам кажется нужнее чем мне. Но, скорее всего, придётся мне их огорчить. Звонили из одного салона, туда поступила одна очень дорогая вещь, снятая с убитой старухиной дочери. Причём поставил её наш клиент и поставил очень за дёшево, так, что она ещё не попав на прилавок была куплена и деньги дожидаются своего хозяина и не только деньги, там будем его ждать и мы. Всё равно это дело раскрою я. Ну совместно с тобой конечно. Да… дело о семейном маньяке.

XX

Бабушка. Я его сильно жалела. У него какая – то любовь несчастная была. Вроде она за мужем, да ещё и старше его. Бедный всё вздыхал, что ему даже цветов купить не на, что. Ну я и разрешила ему не платить, всё – таки студент. Ну он мне очень сильно помогал тогда, я ничего по дому не делала.

Участковый. А он Вам никогда не говорил, о том, где живёт эта женщина?

Бабушка. Нет. Ни разу. Видно было, что любит он её очень сильно. Ведь Вы знаете, я когда ему разрешила за квартиру не платить он так сильно плакал. На колени упал, спасибо говорил, плакал, я и сама давай с ним на пару. Вся всегда в слезах, когда фильмы про любовь смотрю, а тут тоже у него всё как в фильмах было. Любовь, денег нет, она замужем. Он так страдал, говорил, что без денег с ней встречаться не может.

Участковый: У вас хорошая память!

Бабушка: У вас дети есть?

Участковый: нет.

Бабушка: Ну когда свои будут поймёте. Он был как сын когда мои перестали ко мне ездить. И сын и дочь… Кстати из за него… из –за квартиранта. Я то хотела от них не зависеть, они всё – равно отдельно живут – вот я и пустила квартиранта. Чтобы денег было. Что я со своей пенсии могла внукам покупать? Вот мне дети мои и сказали- не надо никаких квартирантов! А я что? Девочка?! Кого хочу того и пускаю, это моя между прочим квартира – вот когда умру тогда пусть и делают с ней что хотят… Для них же хотела помочь, чтобы они за меня квартплату не платили, чтобы я могла, что – ни будь внукам покупать. Вот и подколымила, подзаработала… Вначале детей с внуками перестала видеть, а затем белый свет…Почему я их не слушала!!!

Участковый: Вы ему сразу всё отдали, как только он Вас утюгом начал прижигать?

Бабушка: Да сразу! знаете какая боль?

Участковый: Ну а почему Вы вот вся в ожогах?

Бабушка: Ой, это он уже просто так меня жёг. Как фашист, наверное, удовольствие получал. Когда все вещи и иконы уже унёс, мне начал говорить, что иконы мои, моей бабки он их перекрасил и теперь на них его портреты нарисованы. Потом библию мою заставлял меня читать задом наперёд. Я отказывалась, но он так больно делал. И я читала библию задом наперёд и молитвы заставлял учить наизусть задом наперёд. А я же старая, памяти нет, а он заставлял если за день не выучивала он утюгом меня начинал.

Участковый: Наш эксперт – медик говорил, что он Вас и лечил. Да? Мазями?

Бабушка: Да. У меня когда всё гнить начало он нос всё воротил, говорил, что те кто верует так не воняет, что значит я не верующая раз так воняю, или что я грешница раз от меня так пахнет, И он начал мазями мазать. – было такое ощущение, что старуха входит в азарт, говорила всё быстрее, оживлённее. Глаза бегали шустро как будто груглые пуговки-шарики катлись туда-сюда толкаемые каждым словом – Помажет, бинты так прилепит на мазь и всё, не перевязывал, просто так. И таблетки какие – то давал, горькие. Он говорил, что это таблетки от моих грехов и заблуждений. Один раз мне так плохо сделалось, что думала умру. Кричать то не могла, пить постоянно хотелось, молитву задом наперёд не выучила он начал меня утюгом. Он всегда говорил, это за то, что не выучила это наказание свыше, вот так он говорил. Он утюгом, я вижу, что у меня аж дым идёт, а я ничего не чувствую, совсем не больно – азарт рассказчицы начал зашкаливать почти до истерики - он то понял и тогда взял паяльник, от мужа у меня оставался. И знаете…- началась настоящая истерика – он меня взял так перевернул и начал…

Медсестра: Ну всё, всё, успокойтесь. Вот сейчас Вам лекарства пойдёт – медсестра трясущимися руками начала менять бутылёк на капельнице – Вы молчите ничего не говорите.

Участковый: Вы извините она сама так начала кричать – участковый начал оправдываться, лишь после того как увидел что глаза старухи начали закатываться – я её по делу начал расспрашивать. А она вот… вот..

Медсестра: Вы могли бы и поспокойней. Дайте ей хоть умереть спокойно, ведь вот как мучилась бедная на старости лет. А Вы не знаете её дочь скоро придёт? А то лекарствачто мы купили для неё кончаются, а таких хороших обезбаливающих у нас нет? А? Не знаете.

Участковый полез в карман достал “заначку” на чёрный день и протянул медсестре купюру.

XXI

Участковый. Не смог я ей сказать, что дочь погибла. Жалко бабулю.

Следователь. Ну не можешь – так пусть эти сёстры милосердия из больницы ей сообщат. Они столько смертей насмотрелись, что расскажут ей о дочери соответственно. К тому же старуха имеет право на то, чтобы знать от чего и как умерла её дочь. Мы же работникам больницы не сможем всего рассказать. Правда?

Участковый. Хорошо я ей расскажу сам.

XXII

Участковый. Мне поручено такое поручение… не лёгкое...

Бабушка. Да. Работы я Вам задала со своим квартирантом. И охраняете меня и рассказы мои глупые выслушиваете. И пишете так много. Вам хоть ручки и бумагу в милиции выдают? Или вы сами покупаете?

Участковый. Да нет… вынужден я вам рассказать, что Вы не сильно только, пожалуйста, волнуйтесь…

(Не меньше минуты участковый молчал загипнотизированный бегом старушечьих глаз. Как она умудрялась одновременно смотреть с испугом в упор и в тоже время бегать, глазами бегать, кругами бегать по этой вонючей палате. Только когда старуха начала проваливаться в присмотренную пропасть он встряхнулся.)

Участковый. вещей Ваших в доме почти не осталось, такое впечатление, что Ваш квартирант всё спускал. Все вещи, все из тех, что обычно несут из дома, чтобы продать, всё он вытащил.

Бабушка. Да я знала. Хотя и не видела ничего, но слышала. А книги, то в моей комнате стояли. Я делаю вид, что сплю, а сама подглядывала – как он сначала свои, потом мои таскать начал. Все книги утащил. И из других комнат, кухни, ванной постоянно, что то вытаскивал. Я по шуму догадывалась, что. И когда слышно было, что он, что ни будь из дома вытаскивает, я кричать пробовала, он подойдёт так, как пнёт по лицу или в живот я сознание аж теряла. Так потом я перестала кричать, что толку то через изоленту кричать – только мычала, да по морде получала. И ещё я думаю он у “своей” бывал после того как вещи мои продавал, потому, что он потом поздно возвращался или вообще не ночевал.

Участковый. Ведь Вы знаете – он же регулярно кровь сдавал. То есть не наркотики не алкоголь – куда ему деньги? Вы не можете предположить?

Бабушка. Да не знаю, не говорил он ничего про это. Как меня привязал вообще когда я его умоляла ничего мне не говорил. Разговаривал только когда пытал, Он орал как не знаю кто. Да деньги, наверное на “свою” носил, тратил. А куда ещё?Он тихий был водки я у него ни разу не видела, и нарколтиков хоть не знаю не замечала, чтобы он какой – то пьяный был. Рот он мне каждый день заклеивал. Старую изоленту снимет, протрёт водкой какой – то или спиртом вонючим… губы протрёт, рот протрёт и новую приклеивает. Он брал утюг… ставил на меня… на разные места… потом паяльником, знаете как это больно?

Участковый. Вы, пожалуйста, не волнуйтесь. Не плачьте. Ведь всё прошло.

Бабушка. Ага! Прошло! Погибаю из – за этого фашиста. И ещё говорил, что он сильнее всех, что деньги ему не нужны, что он просто меня испытывает, какая я верующая. Я ему говорила, что верующие так как он не поступают, а он всё про бога другого говорил, что я не в того Бога верю, что Бог умер, а другой занял его место и, что мы все глупые, ничего этого не знаем. Вот всё это говорил, а сам пытал как фашист – где деньги лежат. Потом где иконы, я ему долго не говорила, от утюга уже всё… все места…

Участковый. Успокойтесь, пожалуйста, не плачьте.

Бабушка. Все места уже атрофировались. И я иконы ему боялась сказать куда я спрятала. Иконы – то у меня старые от бабушек моих. Но он эту штуку, паяльник от мужа остался… провода паяют чем… засунул… он тогда про иконы и узнал … я ему рассказала…

Участковый. Не плачьте не плачьте, пожалуйста.

Бабушка. Он их когда вытащил подносит ко мне, изоленту со рта сорвал и говорит вот плюй три раза прямо на икону. Я не стала и он пять паяльник начал доставать… знаете как больно? И я плювала три раза потом он говорит тридцать три раза я начала плювать, а он всё орал, что плохо, мало плюю.

Участковый . А что он говорил, для чего он это делал?

Бабушка. Он говорил, что надо при батюшке отречься и тогда все мои мучения кончатся. И всё спрашивал вести батюшку или не вести? Я сперва говорила, что не надо. А потом когда невмоготу стало говорила ему, чтобы привёл, но он начал говорить, что рано.

XXIII

Следователь. Вот дело наше о семейном маньяке, я решил переименовать в дело о древнегреческом роке. Ты будешь смеяться, но во время задержания в ломбарде нашего подозреваемого, он просто ломанулся на выход в дверь и там отмахнулся от простого посетителя или там клиента ломбарда, отмахнулся так, что убил человека. И теперь догадайся почему я решил переименовать это дело?

Участковый. Что случилось?!

Следователь. Этот посторонний оказался сын нашей старухи.

Участковый. Бабушки…

Следователь. Да – да бабушки… Что с тобой?

Участковый. Она умрёт…

Следователь. Ну давно пора. Возраст да и после таких пыток… Ну ладно я не прав… жить ей ещё да жить. Ведь я же понял, что она ещё не того?

Участковый. Да слава Богу, но… но я ей про дочь ничего не сказал…

Следователь. …

Участковый. Не смог. Она как давай мне про издевательства квартиранта своего рассказывать. Я после такого не мог. Она в настоящую истерику впала.

Следователь. Так она вменяемая или нет?

Участковый. Да вроде бы всё нормально.

Следователь. Ты заказал там, в больнице экспертизу психиатрическую?

Участковый. Да. Уже сделали.

Следователь. Ну?

Участковый. Что ну?

Следователь. Результаты!

Участковый. Адекватна…

Следователь. А что ты мне всё рассказываешь: вроде бы нормальная, вроде бы. Раз вменяемая веди протоколы. Все рассказы её сегодняшние записал?

Участковый. Да. Всё вот подобно. На десять фильмов ужасов хватит, вот все сценарии в папке этой.

Следователь. Ладно. Я не буду просить тебя сообщать ей о дочери и о сыне. Опять там заплачешь… Ну так по древнегреческому року, делу нашему, как я надеялся на это дело и из –за этих ротозеев теперь не только награды, но и слова доброго мне не видать… Убежал наш квартирант – и где его теперь искать?

Участковый. Я знаю…

Следователь. Ты серьёзно?

Участковый. Я знаю.

XXIV

- Алло! Это участковый?

- Да.

- Это из университета Вас беспокоят. Здесь у нас, короче, к сожалению, я ничем не могу Вам помочь. Я тут Вам обещал реферат нашего общего знакомого студента. Так вот в нашем компьютерном отделе мне сказали, что они скопировали этот реферат, как я их и просил, для того, чтобы на нашем университетском сайте была такая интересная студенческая работа. Но только они начали этой работой заниматься как у них там какой – то вирус завёлся и они мне сказали, что эту работу восстановить на компьютере не удалось. Говорят, что первый раз с этим сталкиваются, но вирус распространялся именно из того реферата, который они отсканировали. Говорят, что как только начали его вставлять там куда – то – то сразу этот вирус всё им там и испортил. Что такого не бывает, но у них есть. Вот так.

- Я в этом мало, что понимаю, но, по моему, вирусов не бывает на бумаге. Они вообще не материальны и передаваться с реферата на компьютер не могу.

- Я, наверное, ещё меньше Вас в этом понимаю – но мне так сказали как я Вам сейчас говорю. Так, что извините ничем Вам помочь не смог, реферат на бумаге так и не нашёлся. Но если вас, что – то смущает в моём звонке Вы сходите к нашим компьютерщикам – они Вам более может правильнее объяснят.

- Да что Вы. Я не хочу Вас обидеть чем – то. Но действительно – я о таком первый раз слышу, я обязательно схожу в Ваш университет.

- Ну сходите. До свидания. Вы знаете есть сохранённая часть реферата, не самого реферата, а ноты, помните я Вам говорил про неизвестного композитора, так во дочь моя консерваторка переписывала эти ноты, ну для того, чтобы своим профессорам показывать.

- Будьте любезны сохраните их, пожалуйста. Я как смогу пойду к Вашим компьютерщикам и к Вам сразу заскочу, за нотами. Можно?

- Хорошо! Я копию сделаю и она будет у меня на кафедре лежать.

XXV

Так как дочь была опознана, все экспертизы проведены. Следователь дал добро на похороны.

- Да! Я как следователь даю такое разрешение – следователь в сторону участкового – вот муж, её дочеренный муж звонит – опять в телефонную трубку - да мы даём добро. Так, что получите бумаги и в морг – телефон только успел обиженно бзинькнуть от удара трубкой по рычагам – свинья не благодарная. Ну молодец тв сё таки. Раньше меня понял. Если ты прав и если у жертвы с убийцей был роман, от ненависти до прихода на похороны – один шаг. Только вот мой тебе совет – начинать надо не с похорон, а раньше. С выноса тела из морга. Кто его знает, может он уже следит за мужем и проститься с ней захочет пока в морге всё оформляется, он же не дурак, хотя и больной, но не совсем дурак, даже если его очень сильно к ней тянет, он же понимает, что на похоронах мы его можем ждать. Так, что давай к моргу, к нашему криминальному центральному. Мужу я уже сообщил и вдовец уже в пути, на свидание с трупом.

XXVI

Квартирант сидел на соседней полке. Смотрел на её изуродованное лицо и красивое тело. В самой нижней части голени из почти шерстяной растительности чернела, краснела, желтела, рана. Он болтал ногами и глядел на её голени, а её голени были тронуты только цветом. Даже грань блеска отражалась по косточке. Как живые. Он прилёг рядом с ней, и напряжённо прицеливаясь положил свою ногу на её, прямо язвой своего голени на её голень. Грань уже не блестела и холодок успокаивал рану. Как мёртвый.

XXVII

Служитель морга часто спотыкаясь на свои заикания буквально вопил тыча пальцем в сторону здорового парня-мужика. Синяк был добрый. Поэтичное расфиолетило – непоэтично разлеглось от переносицы до уха: “Этот… этот… посетитель меня избил, вот видите! Хорошо, что Вы так быстро приехали. Я буду писать заявление!”. “Что ты врёшь! Урод!!! – парень-мужик начал грозно надвигаться на служителя морга, который за семь рук длины от обидчика начал закрываться от ударов. Парень – мужик не сближаясь менее чем на три руки остановился в позе борца, шея бычья, взгляд кабанячий, губы в слюнях – гражданин милиционер! Эти уроды мне тело не то дали. Я здесь жену хороню, а они мне какой – то труп подкинули!”. Участковый уже ничему не удивлялся. Он только для формальности опросил как кого зовут и на бумаге подтвердил, то, о чём догадался сразу едва увидев побитого врача и разъярённого родственника. Даже то, что это именно муж дочери он понял как то сразу, по первому взгляду. Участковый ничему не удивлялся, он только начинал терять волю, он не знал что ему делать, как можно вообще заниматься этим делом, которое переворачивалось уже столько раз, что с головой кружилось всё вокруг. На этот раз дело повернулось исчезновением из морга трупа дочери. Её муж приехал за телом, как он говорил: “ …хотел перевезти к хорошим гробовщикам, чтобы там бальзамировать нормально, гроб чтобы был приличный… ” но ему выкатили тело ничего общего не имеющего с тем, что должно было быть. Несходство было настолько вопиющим, что можно было понять первый порыв мужа. После того как он «оценил” квалификацию работников морга, он начал остывать и в это время появился участковый. Посоветовал ударенному работнику подать заявление на хулигана по месту избиения, и вместо того, чтобы начать опрос всех о том, как мог исчезнуть труп из центрального морга. Он уселся на корточки, прямо в служебном коридоре и ни о чём не думал.

XXVIII

Он привёз Её на то же место где они первый раз смотрели на огонь…

В ту весну она, кажется, начала догадываться, что у него трудно с деньгами на гостиницу и, что бы не обидеть его, предложила не деньги, не оплату свиданий, а ездить сюда. На берег под иву. Где ни кого не было и было много чего. Здесь можно было часами сидеть, смотреть на огонь, и на воду. На огонь, который отражается в воде, и на воду, которая мерцает в огне. Смотреть и не бояться, что кто – то ворвётся или кто – то увидит…

В этот последний раз сюда привезла ни Она его, он. До этого всегда Она возила его на своей машине. Теперь он привёз Её. На такси. В том же месте где и всегда нашёл дрова. Разжёг костёр, и начал разворачивать Её. Хорошо, что таксист попался жадный и не любопытный, просто помог поместить Её в багажник и всё…

Несколько слоёв ткани закончились и он, не отрывая от неё глаз начал раздеваться. Разделся и лег рядом с ней. Обнял её. Холодная…

Она была ещё холоднее тогда, когда начала вразумлять его о их неправильных отношениях. И когда Она начала говорить о том, что это что – то не то, что – то не так… он не дал Ей договорить. Бил долго, до истерики, затем достал скотч и заклеивал Ей рот, но то не находился конец, то плёнка слипалась сама с собой, то кровь не давала ленте схватить за щёки. Пока со злости бил рулоном по неподатливому лицу, пока обессилев рыдал, осенило: просто сделать несколько витков вокруг головы и всё. Губы Её расплющило тяжёлым розово-мутным и причёска сзади разделилась надвое. Он начал ждать пока Она очнётся. Хотел Ей сказать, хотел Ей ответить и не слышать этих глупых возражений, не пускать в себя то, что может разорвать изнутри. Но терпения не было. Ответить хотелось сразу, и он схватил Её за волосы и начал катать лицом по углям. Орал: “Очнись!!!”. Может быть она и пришла в себя, может что – то пыталась ответить но крики Её прилипали к ленте, сгорели в углях. Что – то из костра воткнулось в его ногу и только тогда он увидел и себя и Её, и что они теперь не любят друг друга и что он кричит, орёт какими - то не своими звуками. Тишина успокоила, неизвестно зачем он начал снимать с неё кольца, серьги, что – то с груди. Всё это засунул в карман и побежал к дороге …

Язвящий смрад или смердящие язвы – разницы никакой, он обнял её и одиночества, которое сжирало его, не стало. Он приподнялся, вынул из сумки несколько пузырьков с бензином, как – то очень медленно откручивал крышки, расставлял их рядом. Затем опять обнял Её всем телом, а рукой потянулся и начал выливать все на себя и на неё. Здесь можно было смотреть на огонь который отражался в воде и на воду которая мерцает в огне. Кажется, он даже успел услышать запах, Её запах, и тот запах который у них всегда получался вместе… кажется успел.

XXIX

Была пасха.

Участковый подходил к дому, у которого ему всегда мерещился этот запах. А в той комнате этот запах уже реальный, он затаился и ждёт его. Он приготовился к встречи с ним, зажмурил ноздри, начал дышать быстро, прерывисто по собачьи, но не успел потянуть ручку подъездной двери как она открывшись и вход выплюнул нищенку. Обтрёпанную, вонючую и землистую. Ругательства летели вслед за ней.

– И что бы я тебя скотина … здесь больше не видел… - оборванку подталкивал в зад ногой сосед сверху. Один из тех, который несколько недель не замечал запаха из квартиры снизу – мразь ты … ещё и обоссала здесь всё. Христос воскрес господин Участковый, вот … порядок навожу в своём подъезде. – его нога ещё раз с глухим, тяжёлым стуком воткнулась в старухин зад. – иди быстро отсюда срань …

- Оставьте вы её в покое, пожалуйста.

- Ну да она здесь у нас ссать будет, а я её не пальцем, не тронь.

Участковый позвонил соседке, дверь выпустила из квартиры “.. Христос воскрес…” и запах куличей с гонимой сивухой.

- Во истину воскрес. Ну что же Вы уже участкового своего не боитесь? Может и меня своим самогоном угостите? Ведь незаконно гнать.

- я же не для продажи, я для себя. Пенсия маленькая, всё такое дорогое, водка вон сколько стоит! Ведь праздник же такой сегодня я для себя и выгнала маленько.

- Что- то от Вас самой не пахнет?

- да и на поминки соседке – тоже надо. Ведь стол накрыть некому. Вот ведь как: ни дочи ни сына. … ну я же и людей угостить хочу. Ну нагнала маленько. Несколько бутылок, на завтрашние поминки. Да и сегодня. Вдруг кто в гости придёт. А Вы вот, что в пасху работаете? Уж сегодня – то праздновать надо. Хоронить мы с Вами её завтра договорились, а сегодня что Вы пришли?

- Не будет пока похорон.

- …

- Тело из морга исчезло.

- Куда?

- Не з-з-знаю. Пришёл сегодня в морг договориться чтобы её бальзамировали и приготовили к завтра. Одежду принёс, что мы с Вами её одежду взяли. Но нет её.

- Может плохо смотрели?

- Что?

- Её, соседку мою.

- Да нет… там место у каждого своё и там где её табличка сейчас пусто. И дежурный персонал, врач, помощники видели её вчера, в смысле её тело на том месте. Они эту каморку на ночь закрыли, а сегодня вместе со мной открыли, а там пусто.

- Так ну а как завтра? Мы что хоронить не будем?

- Кого?

- Я же вот деньги с соседей собрала, всё закупили, и компот вкусный… даже на оркестр с батюшкой хватит.

- Ну пока не будет. Ничего не будет.

Участковый повернулся к опечатанной двери, уже привычно содрал запрещающую бумажку, достал ключ, кое как открыл битый, гнутый, ломано-чиненный замок. Очень хорошо представил спрятавшейся запах и как он сейчас набросится на него. Не он на запах. Наоборот. Представил и вошёл.

- Пахнет. До сих пор – соседка вошла следом – я ведь окна окрытые несколько ночей держала. И всё – равно воняет.

- А как вы держали? Окна?! Сюда же нельзя заходить???!!!

- Да я же аккуратненько, я бумажечку опать приклеила. Вы же не заметили, что кто – то входил?

- Пожалуйста. Очень прошу Вас. Выйдите отсюда и больше никогда не заходите сюда.

Соседка не по-старчески повернулась и вышла походкою напрасно обиженного человека. Участковый сел на стул возле кровати, на которой неизвестно сколько дней и ночей мучалась старуха. Запах уже не давил его, а просто держал. Крепко, сильно, но не как жертву, а как старого знакомого. Тут же на журнальном столике лежала тетрадь. На которую, поначалу, никто не обратил внимание. А когда он её несколько дней назад увидел, открыл и начал читать он понял, что эти записи имели самое прямое отношение к делу. Но… но к какому делу? Дело, уголовное, уже было закрыто, а теперь и дело его личное участкового повисло из - за исчезновении тела старухи из главного криминального морга, из которого исчезнуть не смогли бы и сотни живых, самых здоровых и сильных тел случись им очнуться от летаргического сна в этом полуподземном склепе. И вот теперь эта тетрадь, не более чем тетрадь. Толстая, общая, темно-коричневая обложка из ледерина. А внутри девяносто шесть страниц клеточек с очень трудными каракулями. Читать почти невозможно. Если это писал сам квартирант… но не может же быть такой почерк у студента, если это писала старуха, бабушка, мама, домохозяйка, то писала она когда уже была привязана, уж больно какой – то болезненный был почерк, “С” была как кривое, изощрённое орудие пыток, “О” – как нора, вход во что – то страшное, “Т” как полусгнившая виселица на которой хорошо сохранилась верёвка соединяющая эту виселицу с полуистлевшим трупом и следующей буквой. “Х” это трещины, даже не трещины, а плохо рубцующиеся, гниющие шрамы на чём - то выпуклом, чём – то вроде щеки или ягодицы.

XXX

“… почему этот Бог – кровавый и беспощадный сжигающий города и топящий народы вдруг стал таким? Что случилось за этот миг? Откуда такая любовь ко всем?! Откуда любовь такая, что не жалко отрезать кусок себя живьём?! Живьём отрезать?! Не просто отрезать, а надрезать… Чуть – чуть надрезать и дать обессилившим, старым, но голодным гиенам этот кусочек, чтобы они отрывали дальше сами, столько отрывали сколько смогут их уже гнилые клыки. Не клыки убийц, а клыки мучителей. Смотреть и терпеть как они по старой привычке ещё пробуют рывком головы отхватить свою часть жертвы, но не могут и тогда просто бессильно тупо мотают шеей, головой долго мотают, чтобы оборвались жилы и глотнуть хотя бы то, что поддалось. Как величие превратилось в смирение? Что могло превратить величие в смирение?! Наверное это может только… Он увидел её случайно, среди миллионов мелькающих, тех кого он так просто казнил и миловал, он увидел её и остановил круговерть. Он не понял, что с ним случилось – почему вдруг сердце стало таким частым и громким, почему в голову ударила кровь, почему ему так захотелось смотреть на неё бесконечно. Он не знал как подойти к ней, он не знал как и что он скажет ей, как она воспримет всё это. Он побоялся спуститься к ней сразу и послал Гавриила, который наверное не совсем понял, что именно хотел передать его господин, но глядя на человеческий опыт угадал, что именно ожидает Марию и она, ещё не видя его, ответила согласием. Она была уверена, что он красивый, сильный и молодой. Она не ошиблась и вот сын. Который живёт среди людей, ест их пищу, говорит их слова и, как любой дитя человеческий, боготворит своего отца. Он всем говорит, что его отец самый, самый, что его отец может стать отцом для всех. В детстве все так говорят, но он подрос и продолжал твердить это. Некоторые стали говорить, что он ещё ребёнок, кто знал его не так хорошо просто ему не верили, другие начали считать сумасшедшим, были и те кто осуждали его за то, что позорит свою мать, называя себя сыном того кто не живёт с матерью под одной крышей. Были и те, кто смеялись в лицо, называя нагулянным. И ему стало больно видеть сначала его недоумения, затем унижения и тогда он стал чаще бывать с сыном, говорить с ним, помогать ему и те кто видел чудеса, произошедшие с сыном стали верить ему. И он начал понимать людей, даже тех, кто не верил. Слишком тяжело было им, грехов и пороков настолько их много, настолько они везде, что избежать их было сложнее чем летнего гнуса. Но зачем надо было так всё закончить. Может Она постарела и стала дурнушкой? Может стало стыдно за своё счастье. А может он просто обессилел и уже ничего не мог сделать?! И они начали, ухватившись за чуть-чуть надрезанный…