Я опаздываю на поезд, тот уходит в такие дали, что, по сути, – чужая повесть; так что чувствуется: перрон стал весомее под ногами, и поскрипывает перо, грань очерчивая меж нами: «хорошо, что не добежали».
… Раньше кошка была босая, пригревалась в углу кровати и, конечно же, засыпая, прибегала к нему домой, но визит был совсем некстати. Год прошел, он почти седой, кошку ломит и лихорадит, но ей сил, чтоб уйти, не хватит.
Он приходит глубокой ночью, улыбается виновато – но не верится. Кошка хочет расцарапать его лицо, а выходит – свою же лапу. Кошка держится молодцом, пусть и с каждым прыжком-этапом все заметнее косолапит.
Но однажды он не вернется; кошка сядет у изголовья, там задремлет и не проснется. Что же, видно, подходит срок: она справилась с этой ролью, хоть не чувствует снова ног вместо лап и ступает с болью… отучилась с такой любовью.