китайские платья, тогда еще лучшего качества, оптом из-за
железнодорожных путей, поделенных поровну, пополам:
восточное china-российское детство, мелькающее в глазах.
обои в цветочек, стеклянные елки, расставленные по углам,

картошка из чайника, краска, побелка, по плану, в календаре,
ремонт не пригодных идеологий, купля-продажа знамен
и срочная выдача красной материи – в ящики спрятать, и впредь
строго изъять до черного дня (возможно, до лучших времен).

стрижка «под мальчика», джинсы, расшитые надписью «love»,
мультики от Диснея, Микки-Маус под елочкой в Новый год,
монпансье, песни ABBA – помню прекрасно, так жили - я так жила.
нежный возраст, чтоб знать ситуацию, чувствовать переход.

слишком много американщины в лабиринте ТВ-реклам –
смерть желудку – резина от кариеса, растворимый сок-порошок,
и, последние пепси и ментос разделивши напополам,
мы действительно свято верили, что мы будем жить хорошо,

по-детски, обертками киндера, шоколадными яйцами на двоих,
распроданными в нулевом как отставший от графика раритет.
обесцененный Чайнатаун, Dulce&Gabban для особо продвинутых:
все привычные этикетки, только ощутимо не там и не те.

и скажите, ради всего святого, во что мне верить, кем стать,
если все изначально – подделка под правду из первых рук?
я люблю свое детство, свежекрашенное, видимо, неспроста,
я люблю его, как затертый в рутине, зачарованный круг.

то ли возраст подкатывает, то ли что-то внутри разошлось,
то ли все это пусто, как яркий, но лопнувший вдруг пузырь.
ностальгия осталась, живая, но избитый, банальный вопрос:
«что же делать?» - за щекою ворочает закосневший язык.