Он за собой за грани звал,

За грани их погибнувшей вселенной.

Он не хотел чтоб каждый умирал-

Он также был душою пленной.

И ворон тоже бывший человек,

В таком мирке в руинах доживавший.

Провиденьем его был продлен век,

Но лучше б он остался, умиравший!

(неизвестный автор)

* * *

Люблю природу. Обожаю бродить в парках и рощах, выбираться в мало обжитые горы или к затерянным лесным озерам. Любовь эта проснулась относительно недавно. В детстве я почти ее не ощущал. Только теперь, по происшествии многих лет, она зазвучала в полную силу и нет для меня теперь лучшего времяпрепровождения, чем отдых на лоне природы…

Мне интересно в ней всё: жизнь деревьев и кустарников, различных трав, грибов и мхов с лишайниками; и наполняющая все это растительное разнообразие живность от муравьишек с букашками и бабочками, до самых крупных представителей животного мира.

Пожалуй, особняком в царстве фауны для меня всегда стояли птицы. С детства (подобно редким уже к тому времени своим товарищам) устроил я на чердаке нашего дома голубятню и года 3-4 возился с ней, разводя почтовых голубей, приручая их и находя минуты маленькой радости в этом общении. Да и до сих пор люблю подкармливать пернатых, устроив на балконе для них кормушку, и тихо наслаждаюсь, затаившись за шторой и подглядывая за голубями и синичками, сороками и сойками. Или же в дни птичьих миграций отправляюсь на ближайшие городские озера и наблюдаю за нарядными селезнями и их скромными подружками-утками, резвящимися в воде.

Под конец осени парки и рощи пустеют. Все меньше становится в них певчих птиц - улетают на юг. К городу с окрестностей стягиваются несметные стаи галок и ворон. Именно они и остаются главенствующими на всю зиму.

Относился я к ним всегда, как говорят параллельно, то есть никак.

Нет, ну конечно, внимание обращал. Знал, что они довольно умны, осторожны, всеядны и очень дружны. Но их суетность, пронырливость и галдеж по поводу или без повода всегда меня немного раздражали… Честно говоря, не знаю, кому может нравиться заунывное воронье карканье на фоне безрадостной природы. Причем что интересно, вы никогда не замечали? - когда ярко сияет под солнышком алмазными переливами пушистый снег, когда огромные его хлопья медленно опускаются на озябшую землю, словно бережно укрывая ее белоснежной шубой, и в сердце тонкой струной звенит мягкая меланхолия и просветленность, воронье куда-то пропадает. Его не видно и не слышно до самого вечера или до первой слякотной непогоды.

Как бы то ни было, в холодную пору они становятся чуть ли ни единственным живым объектом наблюдения в царстве спящей Флоры. Поневоле наблюдая перипетии их жизни, я со временем стал находить определенные различия в этой, казавшейся ранее монолитной массе. Первое, что сразу бросалось в глаза, - различия в окраске. У части птиц тело и почти вся голова, кроме «лица», были покрыты серым оперением. Это было единственным, что отличало серых ворон от их сородичей. Другие же одинаковы практически почти во всем.

Воронье селилось рядом с людьми с седой древности по вполне понятным причинам. Раньше, когда люди то и дело выясняли отношения на поле брани, птицы эти часто имели возможность устраивать пышные пиры после побоищ, которых им хватало надолго, и которые становились для них главным стимулом, удерживавшим недалеко от поселений.

* * *

Как-то, возвращаясь на машине с дачи, увидел я невдалеке от дороги больших антрацитовых птиц, в одиночку и важно расхаживающих по едва укрытому снегом вспаханному полю. В тот раз я просто отметил их крупный размер и со временем, наверное, забыл бы об их существовании, если бы ближе к новому году не стал замечать таких же и в пределах городских парков, по которым я любил путешествовать с собакой в любое время года. Больше их встречалось в просторных и малолюдных зеленых зонах. При наблюдении за ними мною было отмечено что:

Во-первых: они четко и однозначно полностью игнорируют своих крикливых и суетливых сородичей и даже отгоняют тех подальше от мест своего пребывания. Более того, вскоре я понял, что и к людям они относятся с некоторой долей превосходства. Примерно как взрослые к детям.

Во-вторых – вороны и галки их явно побаиваются и никогда не идут на конфликт, каковы бы ни были соотношения сил.

В-третьих – ведут они себя вполне достойно. Не суетятся, не каркают зазря, даже не скачут. Двигаются чинным шагом вперевалочку и с достоинством. Очень осторожны, наблюдательны, умны, самодостаточны.

В те редкие моменты, когда мне удавалось максимально к ним приблизиться, я с удовольствием отмечал, что оперение их содержится в идеальной чистоте и немного отливает на солнце металлическим зеленовато-синими и багрово-фиолетовыми тонами. Взгляд у них был проницательным, даже немного гипнотизирующим и моя буйная фантазия тут же разглядела в нем глубинную мудрость.

Примерно в то же время я встретился на праздновании чьего-то дня рождения со знакомым орнитологом и стал расспрашивать его об этих необычных представителях семейства врановых. Он-то и рассказал мне о них все, что знал.

Оказалось, что птиц этих зовут не ворОнами, а вОронами. В отличие от городских ворон, они чаще всего питаются насекомыми и грызунами, другими мелкими птицами и их яйцами. Да и живут они намного больше. На воле до 100, а прирученные - до 200 лет.

Орнитолог увлекался магией и мистикой и, подвыпивши, рассказал мне что прирученные колдунами и колдуньями, загадочные и зловещие эти птицы могли жить и до 300-т лет.

Усвоенная тогда информация надолго засела в моей голове. Я все чаще вспоминал различные сказки и легенды, поговорки и приметы связанные с вОронами. Дальнейшее наблюдение за птицами лишь укрепило во мне симпатию к ним, и не раз я ловил себя на мысли о том, что хотел бы завести себе такую птицу дома. Но, как оказалось, приручить их можно было только с птенцового возраста. Взрослые особи никакому приручению уже не поддавались.

В зоомагазинах их не продавали. Где взять птенца вОрона я себе даже не представлял.

К другим экзотическим птицам, которых так любят содержать некоторые, я всегда относился равнодушно. Все эти канарейки, щеглы, Лори, Ара и волнистые попугайчики, впрочем, также как и всякие шиншиллы, морские свинки и хомячки или гады были мне глубоко безразличны.

Из всех живых тварей, содержащихся в домашних условиях, я любил только рыбок. Заведя аквариум еще в 8 классе, я так и содержал их всю свою сознательную жизнь, со временем меняя лишь сами аквариумы, их растения и оформление, и постепенно отбирая те породы рыбок, которые были мне более симпатичны окраской, характером и темпераментом. И лишь после развода стал содержать еще и собак.

Какое-то время маленькая мечта моя так и оставалась – маленькой и несбыточной…

* * *

Минул в радостных хлопотах Новый год. Примерно где-то накануне сочельника гуляя с собакой в одном из отдаленных парков и любуясь искрящимися свежим снегом настоящими зимними пейзажами, узрел я в кустах почти замерзшее тельце вОрона. Снег вокруг него был не тронут – это значило, что худо-бедно, но птица попала туда на крыльях, и никто из наземных хищников ее еще не обнаружил. Взяв ее в руки, я заметил закипевшую возле одного крыла кровь. Было ее немного, но у самого основания. Жизнь едва теплилась в ней. По виду ворон был еще совсем молодым – 3-4 лет от роду, крупным и тяжелым.

Решение спасти птаха пришло почти сразу. Поначалу мне даже почудился в этой находке перст судьбы, решившей, видимо, таким образом осуществить мою мечту. Бережно спрятав раненного под курткой, я поспешил домой, вспоминая на ходу все, что знал о лечении птиц.

Тот же знакомый орнитолог года 3-4 тому назад говорил мне, что в городской черте причиной гибели многих птиц являются пищевые отравления. Зимой, когда природного прокорма им явно не хватает, многие пернатые устремляются к мусорникам и помойкам в поисках пищи. Там-то они чаще всего и травятся испорченными продуктами. В этом случае, объяснял знакомый, надо в первую очередь напоить больную птицу концентрированным раствором питьевой соды.

Ранее я таким методом уже спас несколько голубей и они по сей день являются постоянными гостями моей кормушки на балконе.

Рассудив, что повредить здоровому ворону ни ласка, ни кот никак не могут – больно уж у него мощный клюв – и что напасть они могли разве что на птицу ослабленную хворью или отравлением, я решил начать лечение с соды. Если это и в самом деле отравление, а не какая-то серьезная болезнь, от него следовало избавиться сразу.

Дома я первым делом напоил ворона теплым раствором соды и тут же соорудил на кухне подобие гнезда из пылесосной коробки и старого свитера. Уложив его туда, я уселся рядом, ожидая результатов... Если сода не поможет – на птице можно ставить крест.

Представляю себе, как некоторые читающие эти строки, стали сразу про себя ругать автора за беспечность:

- «Да как же так можно!!! О чем он думал? А что бы случилось, будь птица больна птичьим гриппом, туберкулезом или еще какой заразной гадостью? А если бы он от нее заразился и, мало того, сам потом заразил этим еще и нас хороших???»

Потому сразу поспешу ответить на все «как?» и «почему?».

Найденный мною раненный ворон внешне выглядел очень даже здоровым – состояние лап, клюва и оперения не свидетельствовало ни о какой затяжной, изнуряющей болезни. Ранка под крылом была совершенно свежей, без припухлостей и следов нагноения. Брал я птицу, будучи в кожаных перчатках, и после возни с ней на кухне, сразу же хорошо помыл руки с мылом.

* * *

Этот час, проведенный мною в ожидании на кухне у коробки, я строил самые радужные планы относительно будущего, уже видя вОрона, комично повторяющего за мной разные слова или сидящего на плече и заглядывающего любопытно своей черной бусинкой мне в глаза. Греющегося у камина, или играющего со всякими блестящими безделушками…

Вполне развиться моим фантазиям не давала только ноющая неопределенность относительно его поправки.

Вы можете себе представить, каковы же были мои радость и воодушевление, когда к концу этого часа птица, ранее почти не подававшая признаков жизни, стала встряхиваться и пытаться встать на лапки!!! Кое-как обретя равновесие, она тусклым больным взглядом вяло обозрела окружающую обстановку и несколько раз приоткрыла свой черный, глянцевитый клюв. Все это время я следил за ней, затаив дыхание и, мгновенно воспрянув духом, тут же рванул к раковине. Набрав в глубокое блюдце воды, вернулся к птице. Примостил его рядом с ней и стал наблюдать, как, окуная клюв в воду, она резко взбрасывает голову к потолку, утоляя жажду. Повозившись еще немного и отгребя когтями в сторону свитер, ворон присел на лапки и снова мирно закимарил. Ну, естественно – думал я – ослабевшему от отравления и раны, лучшим лекарством для возобновления сил ему сейчас является сон.

Я не знал, какой он стати и как можно ее различить, но, тем не менее, почему-то был абсолютно уверен, что это мальчик. Что интересно: приглашенный мной спустя несколько дней орнитолог, осмотрев ворона, подтвердил мою догадку. Изучив рану, он заявил, что она хоть и не велика, но может быть очень опасной. В худшем случае спасенный мною, летать вообще больше не сможет. В лучшем – если все правильно срастется – в воздух он сможет подняться только через пол года… Конечно, тогда это меня немало расстроило. Про себя я уже в первый день решил, что если ворон полностью выздоровеет, но не сможет приручиться (что было вполне очевидно) – я его попросту выпущу на волю, как и случилось ранее с голубями, если же нет – ну, что же – будет жить со мной, сколько там ему предписано свыше.

Пока же, рассеяно поглядывая на спящую птицу, успокоенный тем, что догадка моя относительно отравления подтвердилась, я строил планы на будущее.

На работу ходить мне все же надо каждый день. Оставлять птицу на кухне или в комнате вместе с собакой просто так я не мог. Мало что она могла натворить и в какой еще переплет попасть. Ворон был довольно крупным. В зоомагазинах я бывал периодически, покупая корм собаке и рыбкам, и часто видел там довольно большие клетки. Но… жалко мне ее было. Да и не для нее они предназначались. Спасать Ворона ради того, чтобы затем посадить его на целый день в клетку было… неправильно. Не мог я заставить себя так с ним поступить... Но если не это, что же тогда делать? Как оградить его хотя бы на первых порах, чисто символически на определенной территории и быть спокойным, что совсем не глупый и очень любознательный птах в поисках развлечений, не причинит мне разгром и не повредит себе, и без того увечному.

Прикидывая различные варианты решения этой проблемы, я вспомнил, о давно забытых в подвале нескольких жестяных сетках, из которых, при желании можно сделать вполне сносный вольер. Места в кухне имелось достаточно. Если отодвинуть стол от окна, получалось довольно просторное место для создания более-менее уютного уголка.

Благо, прогулку я предпринял субботним утром. Впереди было достаточно времени для того, чтобы успеть все это сделать.

Обустройством вольера я решил заняться сразу после того, как накормлю ворона.

Одевшись, я двинул в ближайший зоомагазин. Порассматривал немного самые большие клетки – все не то. Закупил побольше гранулированных опилок, сухой корм для птиц и много опарыша. По дороге забежал и в мясную лавку за свежим мясом. Ослабленной птице я не собирался давать его сразу, пусть укрепит желудок более нежной пищей. Это так – про запас.

Бежал домой, и вы знаете – был тихо счастлив! Ну вот – кажется, сбывается еще одна моя маленькая мечта. Мир был прекрасен и ярок. В груди клокотало что-то весьма напоминающее восторг.

По возвращении глянул в ящик – Ворон безмятежно дремал и далее, едва окинув меня сонным взором.

Щедро насыпал в еще одну глубокую миску шевелящихся, будто оживший рис, червей и пододвинул ее под самый клюв. Слегка встряхнувшись и поглядывая одним глазком, ворон принялся склевывать опарышей. У меня аж от души отлегло – боялся, что ему они придутся не по вкусу. Да, видать, бедный птах уже не первый день мучился отравлением, потому без особой жадности, но все же утолял голод. Успокоился он только тогда, когда миска опустела полностью, и тут же снова принялся пить. Налюбовавшись этим процессом и дождавшись, пока он задрыхнет, я двинулся в подвал.

Желательно было соорудить вольер до окончания короткого зимнего дня. Провозился я с ним около 3-х часов, но в итоге получилась довольно просторная клетка с доступом к окну. Проникновение в нее я также умудрился облегчить, как мог. Когда основная работа была окончена, я насыпал в невесть как сохранившуюся в кладовке старую и большую фотованночку опилок и установил ее в темный угол. Затем вместо насеста поставил перевернутую верх тормашками кухонную табуретку и только после этого перенес в новые апартаменты воду и коробку с птицей.

Вот теперь можно было отдохнуть и позаботиться о себе хорошем.

(продолжение следует...)