Вовка проснулся оттого, что его кто-то душил. Ну, дышать уже было нечем. Он пошевелился, открыл глаза. На его груди лежала Мурка. Головой она придавила Вовкино горло. Увидев, что Вовка проснулся, Мурка заурчала и захватила его левой лапой, чтобы он не дергался. Непривычного человека Мурка могла серьезно напугать. Короткошерстная, «серо-полосатая», с порванным в драке ухом, Мурка была ростом с небольшую собаку. Это был очень серьезный зверь. Например, она ходила в лес охотиться на ежей. Не каждая собака может развернуть ежа, а Мурка приносила их по паре за неделю. Собаки кошку боялись, она никогда не убегала даже от овчарок, смело кидалась в бой и могла одним ударом левой лапы разодрать собаке всю морду. Правую переднюю лапу Мурка потеряла, когда охотилась в лесу на зайцев и попала в волчий капкан.

- Мама! Мама! – сдавленно закричал Вовка.- Убери с меня Мурку!

- Проснулся, Вовунчик! – улыбнулась мама от плиты.

- Потерпи немного, Мурка тебя вылечит и сама уйдет.

Да, при всей своей суровости (не выносила, когда её гладили, трепали по загривку или тащили в постель) кошка всегда приходила, стоило кому-нибудь заболеть, и ложилась на больное место. Если её пытались стряхнуть, она огрызалась. Она даже мурлыкала-то не как все кошки. Урчала как-то страшно. Вот и сбрось такую!

Мурка еще немного поурчала и спрыгнула на пол. Вовка смог дышать свободно. И горло не болело!

В комнате вкусно запахло свежими шаньгами. Ура! Воскресенье!

В воскресенье и в праздники мама всегда стряпала шаньги и сладкое печенье, поэтому эти дни пахли выпечкой.

Можно валяться дальше, не нужно одеваться, быстро завтракать и бежать на автобус.

Только как лежать под такие запахи? Младший брат Сашка уже толкался вокруг стола, куда мама поставила противень с печеньем и накрыла его чистым полотенцем. Он мог обжечься о горячий противень, и мама гоняла его полотенцем, как муху.

- Вставай, лежебока, сейчас шаньги доставать буду! И Сашку посторожи, а то он обожжется, - сказала мама.

Вовка услышал, как Сашка возмутился. «Не буду я обжигаться! Зачем меня сторожить? Это Вовку надо сторожить». Мама не понимала Сашкиного языка и считала его глупеньким малышом. Вот и хорошо. Он уже вовсю ябедничал на Вовку, а уж обзывал-то его по-разному! Хорошо, что никто этого не понимал.

Потом они сидели за столом все вместе – мама, папа, Вовка и Сашка, завтракали теплым печеньем и горячущими шаньгами. Запивали молоком из больших кружек.

Красота! Воскресенье!

Сразу после завтрака пришел Петька. Петька учится в первом классе, как и Вовка. У него класс с буквой «а», а у Вовки – с буквой «б». Петька живет рядом, в этом же бараке, в комнате наискосок. Только у него мать по воскресеньям обычно лежит пьяная до обеда, а потом начинает искать мужа и ругаться с детьми – Петькой и Гришкой, старшим сыном.

Петька посмотрел на стол и облизнулся. Мама отрезала ему огромный кусок шаньги и положила пару пирожков с мясом. Петька быстро все съел, вежливо сказал «всё, я больше не хочу» и позвал Вовку гулять.

- Только Сашку с собой возьмите, - поставила условие мама. – И на озеро не ходите, вода еще холодная.

- Не пойдем, мама, не пойдем, - хором пообещали Вовка и Сашка и побежали на улицу.

На улице – шикарная майская погода. Солнце горячее, небо синее, а воздух прохладный и какой-то волнующий. За бараком двое мальчишек уже играли в ножички. Увидев Вовку, Петьку и Сашку, они заорали: «Маленький пришел!». На улице у Сашки авторитет был гораздо выше, чем дома. Все его почему-то уважали, угощали «сосательными» конфетами и защищали даже от Вовки.

- Ну что, пошли в танк играть? – предложил Петька.

- Пошли, пошли!

Танком они называли старую цистерну, которая стояла неподалеку. Раньше там хранили солярку для артиллерийских тягачей, а недавно ребята вывернули ломиком люк наверху цистерны и стали спускаться внутрь. Внутрь нужно было залезать экипажем из четырех человек, как в настоящий танк. Что интересно, на люке изнутри имелась загогулина, с помощью которой можно было люк «задраить». После того, как «задраивали» люк, снаружи начинался обстрел. Один человек, который оставался снаружи, был фашистом. Он и кидал в стенки цистерны камни. Внутри шикарно грохотало.

Конечно, никто не хотел быть фашистом. Потянули веточки, и фашистом стал Сашка. Он, хоть и мелкий, понимал, что роль у него гнилая. Насупился и чуть не разревелся. Вовка быстро сунул ему руку свой любимый складной ножик, и Сашка повеселел.

Ребята залезли в цистерну – там внутри тоже была лесенка, как и снаружи, только не до самого дна. Нужно было повиснуть на руках, нащупать ногами дно и осторожно спрыгнуть.

Все уже залезли в цистерну, задраили люк и начали истошно орать: « Гитлер капут! Дойче швайн! Бей фашистов!». Сашка, услышав это, начал обстрел. Сначала камешки были маленькие « Из пистолета»,- прошептал Петька. Потом пошли камни побольше (крупнокалиберный пулемет), а потом пошли мерные удары чем-то железным. Это Сашка нашел рядом кусок ржавой трубы и колотил им в бок цистерны. Это была уже артиллерия. Все дружно заорали: «Русские не сдаются!».

Все утихло. Потом долбануло так, что у всех заложило уши. Потом еще раз. Еще. Сашка не мог так «обстреливать». Явно кидали целыми кирпичами, причем несколько человек. Стало жутко. «Фашисты» завопили: «Капитулирен, руссиш швайн! Давай млеко, яйки, выходи по одному. Я вас буду немного стрелять!».

Один из пацанов всхлипнул. Петька сказал: «Старшие пришли…».

Вовка молчал. Игра есть игра. Он знал, что если они сейчас вылезут, их поведут в штаб, будут пытать, а потом расстреляют. Старшие пацаны пытали резинкой – шлепали по голому животу скрученным жгутом из модельной резины. Делали «ласточку» - связывали руки и ноги за спиной. Некоторых прижигали сигаретами. Ну, и били, конечно, всей толпой. Расстреливали в овраге, из самострелов, стальными пульками.

Попадать в плен не хотелось.

Вовка прошептал: «Давай, пацаны, тихо сидеть! Они все равно сюда не полезут! Оружие-то есть?»

Было: два слабеньких самострела на пульках, одна рогатка и к ней пять гаек, пульки из алюминиевой проволоки. Вовкин складной ножик остался у Сашки. Решили сидеть до последнего, а потом отстреливаться.

Затишье снаружи закончилось. Опять забухали по цистерне кирпичи. Ребята сидели и уже ничего не слышали. В голове звенело, как в большом колоколе. Один из пацанов ревел в голос. Кирпичи кончились. После небольшого затишья цистерну сотряс такой удар, что она покачнулась. «Блин! Бревном бьют! Все, пацаны, пиздец! Сейчас они танк перевернут!» - испуганно сказал Петька.

Удары прекратились. Послышался громкий мат. Это ругался Петькин отец. Видимо, он проходил мимо и обратил внимание на то, что делали старшие пацаны. Было немного слышно, как они его «разводили», отводя подальше от «танка». Потом опять все смолкло.

По цистерне заскребли ботинками. Залезал не один человек, а сразу несколько.

- Ну что, салаги, ссыте? – голос раздался так близко, что все вздрогнули.

- Сидите-сидите, сейчас сами обратно полезете!

Завоняло бензином, потом в щель люка потянуло дымом.

- Они нас подожгли! – заорал тот пацан, который до этого ревел.

- Сгорим нахуй! - снова крикнул он и полез по лесенке наверх. Вовка с Петькой схватили его за ноги и вдвоем еле-еле сдернули с лесенки.

Наверху постепенно разгоралось. Жгли тряпьё, оно жутко воняло. Старшие, видимо, решили выкурить их из танка дымом. Однако дым всё-таки шел вверх, а не вниз, в щель люка. Только воняло.

Ребята сидели уже третий час. Старшие пару раз подбрасывали тряпок и соломы, потом всё прогорело и стихло. Никто не орал, не кидал кирпичи, не бил бревном по стенке «танка». Ребята сидели тихо, даже не говорили. Они догадывались, что старшие просто затаились и схватят их, как только они вылезут. Петька шепотом рассказывал Вовке страшные истории, как старшие расправляются с теми, кто им долго не сдается. Получалось так, что если они сейчас попадутся, то все предстоящие летние каникулы проведут в больнице. Вовка попросил, чтобы Петька заткнулся, и так тошно. И дышать уже трудно. Петька заткнулся, однако минут через пять толкнул Вовку локтем и шепотом сказал: «Вовка, я больше не могу! Я срать хочу!».

В танке гадить категорически запрещалось. Как же после этого там играть?

Пацаны тоже заскулили, что хотят пИсать.

Вовка решил еще чуть-чуть подождать и вылезать. Авось, пронесет…

В это время снаружи послышался родной голос мамы: «Вовка! Ты здесь, что ли, сидишь? А ну вылезай скорей!».

Как ребята обрадовались этому голосу! Через минуту все вылезли. На улице ярко светило солнце, слепило глаза. Мама сказала, что они гуляют уже четыре часа.

Оказывается, когда старшие кидали в цистерну кирпичи, Сашка им помогал, подтаскивал камни, какие мог поднять. Камни поменьше он сам кидал, честно отрабатывая роль фашиста. Все время, пока били цистерну бревном, а потом подожгли, он спокойно играл в песочнице, в десяти шагах отсюда.

Потом он захотел есть и пошел домой. Мама удивилась, что Сашка пришел один, и спросила, где брат. Сашка что-то долго рассказывал, но мама ничего не поняла. Тогда он вывел её на улицу и подвел к цистерне. Вот спас он их, после этого, или как?

Мама посмотрела на «танкистов», нахмурилась и строго сказала: «Пошли обедать! Все!»

Все пошли к Вовке. Он немного отстал, на кедах развязался шнурок. Из кустов акации неторопливой походкой подошел Генка, главный у старших пацанов. Генка учился в шестом классе, был худой и долговязый. Рассказывали, что все пытки придумывал он. Сам он, правда, никого не связывал и не щелкал резиной по животу. Он держал в руках длинный самострел с двойной резинкой и с прицельной рамкой. Если из такого самострела попадало стальной пулькой по руке, синяк не проходил неделю. Сердце у Вовки упало, но он выпрямился и посмотрел Генке в глаза.

Он знал, что Игра закончилась и теперь его в плен не возьмут. Генка помолчал, сплюнул сквозь зубы и сказал: « В войнушки играть пойдете?».

- А кто за русских? – сразу спросил Вовка. Он не любил играть за фашистов.

- Монетку бросим…

- Давай!

Генка достал железный рубль (!), сказал: «Решка – моя», и подбросил. Рубль упал решкой вверх.

- Ладно, - сказал Вовка, - давай через час, а где?

- На вышке. Стрелять будем стальными пульками. Не опаздывай!

Вовка оглянулся. У входа в дом стояла мать и очень подозрительно смотрела на Генку.

Пора было бежать домой.

За столом Вовка рассказал ребятам, какое предложение он получил. У них сразу загорелись глаза. Все уже забыли, что еще минут десять назад сидели в танке и жутко боялись, что их схватят в плен.

В войнушках в плен не брали. Игра заключалась в том, чтобы перестрелять команду фашистов или русских. Стреляли из самострелов, обычно алюминиевыми пульками. Играли «до последнего». Играть со старшими в войнушки не приходилось еще никому. Старшие играли очень жестко, но справедливо. После трех попаданий сами уходили из игры, как убитые.

Быстро доев суп и запив печенье компотом, ребята побежали на улицу. Мама успела крикнуть Вовке вдогонку: « Сашку возьми!». Вовка остановился в дверях: «Мам, ну не могу! Мы в войнушки идем играть со старшими. Папа во дворе?»

- Во дворе он, во дворе. В сарае что-то разбирает,- вздохнула мать. - Скажи ему, чтобы поесть зашел.

- Скажу! - крикнул Вовка на бегу. Он быстро добежал до сарая. Папа достал несколько кривых жердин из кучи, что стояла возле сарая и рубил их на дрова. Он всегда уходил во двор, когда ругался с мамой. В эти моменты он любил Вовку особенно сильно, и у него можно было выпросить все, что угодно, даже патрон.

- Папа, дай плоски и стальную проволоку, мы со старшими играем в войнушки! – закричал Вовка.

Отец воткнул топор в тюльку и пошел в сарай. Из сарая он вытащил ТАКУЮ проволоку, что Вовка испугался.

- Ты что, пап? Она же вон какая толстая! Я её откусить не смогу плосками!

- Ничего, я тебе помогу.

Папа поставил наковальню, положил туда конец проволоки и прямо топором оттяпал метра три.

- Ну что, хватит?

- Хватит, а как откусывать-то будем?

- Так и будем, держи!

Он достал зубило и быстро-быстро стал рубить проволоку на одинаковые куски примерно по 3 сантиметра. Потом каждый кусок захватывал плоскогубцами и посередине надрубал этим же зубилом до половины. Вовка стоял рядом, хватал куски проволоки и сгибал их другими плоскогубцами. Минут за двадцать они наполнили пол-литровую банку пульками. Потом отец таинственно улыбнулся и достал из темного угла совсем готовый самострел.

- Ух ты! – только и смог выговорить Вовка.

Это был не пистолетик, не палка с резинкой, как у малышей, а настоящее ружье с двумя спусковыми крючками – сверху и снизу. Сверху была прикручена мощная рамка, а ней привязана двойная скрученная модельная резина.

- Вот это да! Пап, спасибо! – Вовка схватил самострел, банку с пульками и побежал к вышке.

- В голову не стреляй! – успел крикнуть ему отец.

Вышка стояла метрах в двухстах от дома. Это была странная конструкция из бревен на четырех опорах. На уровне трех метров над землей по периметру опор шла дощатая площадка. Выше, на высоте второго этажа располагалась другая площадка, поменьше. Площадки соединялись лесенкой. Видимо, раньше здесь у военных была установлена антенна радиостанции. Под вышкой кустами рос высокий бурьян, было много разбитых трансформаторных ящиков и всякого ненужного барахла. Место уже начали использовать под свалку.

Возле вышки уже стоял Петька и еще четверо пацанов восьми -девяти лет. У двоих были рогатки с пульками, остальные принесли по паре самострелов. Стальных пулек было немного, поэтому ребята принесли с собой плоскогубцы и пытались гнуть тонкую стальную проволоку, которую нашли здесь же. Увидев Вовкины пульки, ребята сразу бросили свои плоскогубцы и выстроились в очередь. Вовка отсыпал всем по пригоршне. Себе оставил треть банки, высыпал в карман и поставил банку на столб, торчащий из земли. Тут Петька увидел его самострел.

- Вот это да! Это же «козел», только без ножек! – восхищенно сказал он.

«Козлов» изготавливали старшие для особо ответственных сражений, когда играли в войнушки с костеревскими. Толстый деревянный брус длиной сантиметров семьдесят жестко закрепляли на четырех ногах. Высота «козла» была полметра, чтобы бить по ногам. Резину туда ставили в шесть рядов, заряжали его вдвоем. «Козел» стрелял загнутыми гвоздями. На расстоянии шагов в двадцать из него можно было убить собаку. Его было трудно заряжать, тяжело с собой носить, но три – четыре выстрела из «козла» часто решали исход сражения.

- Дай стрельнуть, а? – заканючил Петька.

- Сейчас, только сам попробую,- важно ответил Вовка. Он отошел от банки на десять шагов, прицелился и спустил курок. Банка разлетелась вдребезги. Петька стрелял в бутылку и тоже попал. Самострел был пристрелян идеально!

Подошли старшие. Их было четверо.

- Ну что, давай делиться? – спросил Вовка, глядя на Генку.

- Да нафиг! – Мы вам фору даем, в два бойца,- заржали Генкины пацаны.

- Фашисты охраняют электростанцию, залезают на вышку, а мы будем партизаны, убитый считается после трех попаданий, уходит сам - быстро расставил Генка.

- Начинаем через минуту, время пошло!

… Первого Вовка подстрелил уже через пять минут. Парень просто нагло вышел из-за трансформаторного ящика и наставил на него свой уродливый пятизарядный самострел. Вовка подождал, пока тот стрельнет и промажет, и не торопясь влепил свою пульку ему прямо в грудь. Парень заорал: «Генка! Салаги гвоздями стреляют!». Генка вылез из укрытия, заматерился. Игра прекратилась. Генка подошел к пострадавшему, пощупал вокруг него в траве, нашел пульку, присвистнул и посмотрел на Вовку.

- У вас что, другой проволоки не было? – крикнул он.

- Гена, ну это же стальная проволока, как договорились,- ответил Вовка.

Генка посмотрел на «раненого», показал ему пульку и что-то тихо сказал. Парень кивнул головой и зарядил пулькой свой самострел.

- Поехали!

… Минут через десять в Вовкиной команде было уже двое убитых, и все хоть по разу ранены. Пацаны глупо столпились на нижней площадке, мешали друг другу заряжать, паниковали. Старшие засели в кустах бурьяна и за ящиками и расстреливали их Вовкиными пульками. ( Когда двое убитых вышли из игры, у них просто отобрали «боеприпасы»). У Петьки на руке наливался синяк, в глазах стояли слезы. Он уже старался просто повернуться спиной к стрелявшим, но никак не получалось, стреляли со всех сторон.

- Петька, давай вниз, здесь же перебьют нас всех! И этих дураков забери!- приказал Вовка.

Петька затравленно кивнул и полез вниз. За ним, вместо того, чтобы его прикрывать, полезли остальные. Попали сразу по всем.

Вовка решил бросить командовать и полез наверх, на маленькую площадку. По дереву опор застучали пульки. Одна больно ужалила его в задницу.

- Первый! – крикнул Вовка.

- Вижу!- заржали из кустов,- штаны не потеряй, командир!

Вовка добрался до верхней площадки и сразу лег на неё. Сейчас с земли он был совсем недосягаем. По крикам снизу он понял, что его бойцы один раз попали в одного из старших, а старшие «убили» еще двоих. Было ясно, что он здесь не отлежится. Старших уже больше, у них только раненые. Он высунулся, посмотрел вниз.

Ба! Сверху все было как на ладони! Старших уже не скрывал бурьян и ящики! Вовка прицелился. Есть!

- Убит!

- Вижу!

Есть!

- Второй!

- Вижу!

Он зарядил самострел, снова прицелился. Есть!

- Убит!

Вижу!

- Ну, вот и сравнялись,- подумал Вовка. Он заряжал самострел и смотрел на одного «убитого», который корчил ему страшные рожи и грозил кулаком. В это время Генка метнулся к вышке сзади. Вовка услышал только, как внизу кто-то быстро полез по опоре. Он быстро крутанулся на своей площадке. Старый прогнивший брусок не выдержал, и площадка резко ушла вниз, хлопнув по опоре, как открытая резко дверь. Вовка полетел вниз из положения «лежа». Под ним зиял широкий проём в нижней площадке, и Вовка летел прямо на вертикально вкопанный в землю обрезок рельса – пасынок.

Вовка понял, что сейчас умрет. Говорят, что перед смертью человек вспоминает всю свою жизнь. Вовка летел вниз головой на рельс и вспоминал, как…

- в два с половиной года папа дал ему большой оконный шпингалет. Вовка принес его в ясли и пугал детей, передергивая его. Всем казалось, что шпингалет сейчас выстрелит;

- в три года Вовка ушел из дома погулять, взял папину старую фуражку. Когда его нашли родители, он сидел в пыли, возле стадиона. Рядом с ним лежала фуражка. В этот день на стадионе был футбол. В фуражке уже лежала какая-то мелочь;

- в четыре года родители купили мешок яблок «шарапай». Это зимний сорт, поэтому папа поставил мешок в чулан, чтобы они поспели к Новому году. Есть яблоки было невозможно. Но они были такие крупные, красивые, блестящие! Так вкусно пахли замечательным яблочным духом! Вовка пошел гулять и прихватил с собой одно яблоко, чтобы похвастаться во дворе. Сначала у него попросил попробовать Вовка, сосед и тезка, потом его друг, Игорь, потом брат Игоря Женя. Потом еще кто-то пришел, но яблоко уже кончилось. Вовка сходил еще за яблоком. Потом еще. Потом он сразу брал штук пять. Во дворе его ждали с яблоками. Мешок кончился в октябре. Родители долго не могли поверить, что их четырехлетний сын за пару недель съел сорок килограммов кислых и твердых яблок;

- в пять лет он таскал у папы из кармана старой шинели патроны к мелкокалиберной винтовке. Вовка не знал, что патроны папе передал один его друг на хранение. Вовка вытаскивал обычно по шесть- семь патронов (сколько влезало в руку), и старшие ребята брали его с собой на болото. На болоте нельзя было разжечь костер, кругом мокрый мох, березки по колено и земля качается. С собой брали пять кирпичей и дрова. Подходили к месту, на кирпичах разводили костер. В костер кидали патроны, сами ложились рядом, метрах в пяти и смотрели, как взрываются боеприпасы. Пули со свистом летали над головой. Когда стрелять переставало, Вовку, как самого молодого, посылали ворошить костер. После этого обычно взрывались еще один-два патрона;

- в шесть лет он залез маме в карман и вытащил сорок пять копеек. На эти деньги купил две мороженки и слопал в одиночку. Потом болело горло.

- в семь лет к нему приехал его двоюродный брат. У Вовки был тогда замечательный покупной металлический лук. Конечно, стрелами с присосками он не стрелял, наконечники сразу же сделали из кусочков оцинковки. Вовка с братом пошли стрелять из лука, нашли гнездо ласточек и расстреляли птенцов острыми стрелами.

Хотелось защитить голову от ржавого железа. Вовка зажмурился и закрыл голову руками, подтянул ноги к подбородку. Его стремительный полет перешел на другую траекторию.

Он упал боком на разлохмаченный пацанами моток стальной проволоки, немного задев спиной рельс. Крови почти не было.

А маме он ничего не сказал.