Дверцы лифта с вязким скольжением разъехались в стороны. Передо мной открылись знакомые исписанные стены подъезда, несколько дверей и привычный запах, который я с удовольствием вдыхал. Костыли мягко сдавили подмышки, и я перепрыгнул через порог, сделав небольшую паузу и поправив на плече лямку сумки. Доковыляв до нужной двери, я нажал на издавший глухое жужжание звонок. Долго ждать не пришлось, и вскоре послышался звук открывшегося глазка, щелчок замка и мягкий скрип двери. Передо мной сияла улыбкой очень милая девушка. Её волосы были зачёсаны в небольшую косу, а глаза скрывались за прямоугольными стекляшками очков. У неё было прекрасное зрение, но так она выглядела гораздо скромнее и, чего греха таить, сексуальнее. Тем не менее, это Лиза, мой редактор, а у меня в сумке мялись листы со свеженаписанным шедевром. Она шире открыла дверь, облегчив моё громоздкое погружение в её тёплую и уютную квартирку, заваленную по колено всякими бумажками, книгами и журналами.

— Тебе помочь? — приятным и нежным голосом вежливо предложила она, но я отказался, направившись в гостиную, которая, наверно, по размерам была не больше, чем ванная комната. Всё это из-за жуткого беспорядка: трёх принтеров, двух компьютеров, книг и заваленного листами бумаг дивана, громоздившегося в самом центре. Сзади захлопнулась дверь, послышались повороты ключа в скважине, а после этого звонкое эхо её голоса, отдавшееся в мозгах. — Как ноги?

— Уже лучше, но всё равно чертовски болят. — Она заметила, как я собрался разместиться на диване, и быстро подбежала, чтобы помочь. Я благодарен ей за всё, но почему-то ни разу ещё не сказал "спасибо". Наверно, я эгоист. На потолке вращался слабый вентилятор, в центре которого тускло светилась лампочка. Но с освещением не было проблем, поскольку в сторону дивана было направлено три луча настольных ламп. Шторы скрывали за окном нависшую ночь, в комнате стояла мрачная тишина, прерываемая шуршанием листов, которые девушка внимательно разглядывала, стоя около книжного шкафа. Мне было интересно за ней наблюдать, за некоторой суетливостью, невинной улыбкой и нахмуривающимся лбом, когда она вчитывалась в мою сложную писанину. Сегодня она почему-то оделась несколько иначе, более откровенно, чем когда-либо. Чего стоит эта короткая юбка и тонкая блузка, не способная скрыть её выпирающие соски. Действительно, в квартире было довольно душно. Она медленно подошла, не отрывая глаз от листка, и также медленно опустилась рядом со мной на диван, подогнув под себя ноги.

— Вот, — наконец оживилась она, протягивая мне распечатку отрывка из моего собственного же рассказа. — Мне не нравится вот эта фраза. Как-то... двусмысленно, ты не находишь? — Я нахмурился и начал перечитывать всё с самого начала. Очень мелкий шрифт несколько это затруднял, а громоздкие и запутанные фразы удивили даже меня, несмотря на то, что я их автор. Справа веяло её нежными духами и свежестью. Возможно, она только что приняла душ, но я старался не отвлекаться от дела и вскоре дошёл до подчеркнутого неровной карандашной линией предложения. Действительно, фраза получилась глупая, и я повернулся к девушке, закивав головой.

— Исправлю, — Она снова улыбнулась, принимая распечатку, после чего я расстегнул свою сумку. — Тут есть новая зарисовка, я её ещё не закончил, но хотел, чтобы ты обязательно взглянула. — В моей руке зашелестели смятые листы, девушка подняла брови и обеими руками взяла их.

— Ты хочешь, чтобы я сейчас это прочитала? — Я кивнул, уткнувшись локтём в спинку дивана и подперев голову. Я мог бы попросить её сделать это в любое другое удобное для неё время, но смотреть, как она читает, это просто истинное удовольствие. Чувство такое, что она забывает, что рядом с ней сидит человек, наслаждающийся ею, поэтому её милое личико начинает изменяться в зависимости от написанного: то она поджимает губы, то поднимает бровь или начинает невольно улыбаться. Сейчас я больше уделял внимания ей самой. Специально она это сделала или нет, но из-за короткой юбки и её позы, я невольно видел белые трусики между ног, к тому же было очевидно, что она без лифчика. Но я сдерживал возбуждение, потому что относился к ней очень хорошо и всегда любил заводить с ней долгие разговоры на любую тему, избегая тесных физических контактов. Возможно привыкнув к этому, она и вела себя так раскрепощено. А я ведь ещё и на костылях...

— Очень... Сложно как-то, — наконец выдвинула она свой вердикт, подняв на меня глаза. — Этим людям никогда не быть вместе, почему ты так усердно пытаешься свести их? — Я ненадолго задумался, наблюдая, как она забавно хлопает ресницами.

— Всегда нужно дать двоим шанс. Быть может, их союз всё-таки окажется счастливым, а может и трагичным, всё будет зависеть от них самих. — Она поджала губы и снова окунулась в текст.

— Я заметила... Что в последних нескольких твоих произведениях всё больше порнографии. Но, как бы тебе это сказать, тебе удаётся показать это с какой-то другой стороны, в новом свете что ли... Очень... необычно. Я перечитывала одну из любовных сцен несколько раз, и между строк так и напрашивалось, что секс — это не просто удовольствие, а искусство. Так давно уже хочется спросить, что вдохновляет тебя? — Я бы не хотел услышать от неё этот вопрос, но он всё-таки прозвучал.

— Моя муза... — Произнёс я. — Моя прекрасная муза...

— Кто она? — Девушка отложила листы и пододвинулась чуть ближе. В её глазах засверкало очень искреннее любопытство, и я не в силах был отказаться от своего рассказа.

— Она реальна и сейчас и, наверно, как и всегда окружена роскошью. Тогда я ещё не был закован в эти проклятые костыли...

Я поправил небольшой наушник в правом ухе, воротник пиджака и галстук. Чёрные очки заставляли видеть всё в затемнённом оттенке, левая туфля неприятно натирала большой палец. Мои глаза незаметно для простых смертных осматривали каждого из попадающихся на пути, пальцы рук невольно подрагивали, если шестое чувство начинало подавать сигнал. Слева от меня еще один подобный мне, впереди ещё двое, мы шли небольшим квадратом, располагаясь в четырёх его углах, в центре — Она. Длинный коридор казался нескончаемым, может, из-за того, что я не упускал из виду ни одного сантиметра проносящихся мимо нас стен. Неужели мы так быстро идём? Если бы не очки, я бы уже ослеп от этих нескончаемых вспышек фотоаппаратов, сошёл бы с ума от душераздирающего гула присутствующих людей, держащих в руках громоздкие видеокамеры, огромные микрофоны и мятые блокноты. Тяжелее всего первым двум нашего квадрата. Расталкивать сильный напор толпы задача не из лёгких, но и я не жалел никого, грубо отшвыривая самых назойливых. "С'est trop!!". Работа не из лёгких. Наши люди были распиханы везде, практически в каждом углу, сзади и ещё несколько впереди. И если ты не умрёшь от пули снайпера, защищая свою Богиню, то будешь затоптан обезумевшей толпой.

Наконец-то, большие двери, три ступеньки, в лицо пахнуло теплотой. Какой высокий потолок... Я продолжаю удивляться здешней красоте, всем этим шикарным коврам, шторам и картинам, хоть и видел всё это довольно много раз. Я смотрю ей в спину, я вижу как она крутит головой, высматривая кого-то в скучковавшихся людях, шикарно одетых, держащих в руках бокалы вина... Даже их я бы с придиркой подозревал, чтобы обезопасить нашу Диву, нашу Примадонну. У неё на голове извивается рыжее пламя, на ней лёгкий чёрный плащ, соприкасающийся с шершавой поверхностью ковра, из длинных рукавов выглядывают небольшие кисти рук, облачённые в чёрные кожаные перчатки, по полу глухо ударяются высокие каблуки туфель. "У неё особенная, присущая только ей манера смотреть на живые существа, открывать их, не выказывая много любви и ещё меньше ненависти, чтобы разгадать характер, отношение, жест, слово". Она остановилась и пошла в другую сторону, увлекая наш, окружающий её чёрный квадрат, за ней. Я ощутил запах её духов и чуть не потерял сознания от переполнивших меня эмоций. Это необыкновенная смесь чего-то магического, что не встретишь у других женщин. Это опьяняет, одурманивает, заманивает и ни в коем случае не оставляет равнодушным. Карие глаза заколдованы чёрной косметикой, неподвижные губы украшены тусклой помадой телесного цвета, по плечам и спине пламенем вьются густые рыжие волосы. "Тонкое и прямое тело, хрупкое, как стебелёк маргаритки, стройные ноги, гибкие руки. Мускулы — лёгкие, упругие, созданные, чтобы подчинять, обнимать, и улыбка, неуловимо меняющаяся — то холодная китайская, то излучающая солнце и блеск моря — итак, улыбка, которая довершает этот портрет".

— Bonjour tout le monde! Ca va? — Раздался её западающий в душу голос. Люди с которыми она целовалась и обнималась, были её хорошими друзьями. — De quoi vous discutez? — Она может быть откровенна только со своими друзьями, которым она доверяет, но откровенна только настолько, насколько она сочтёт нужным. Жесты и грация обворожительной француженки казались воистину неземными, её улыбка ослепляла меня даже через чёрные очки, я был уверен, она — не от мира сего. Наш чёрный квадрат телохранителей мог на какое-то время расслабиться и дать ей пообщаться и немного раскрепоститься, этому свидетельствовал её жест кистью руки. Двое стали с обратной стороны, я и третий отошли на два метра, следя за всем каменными взглядами. Хоть я гораздо моложе моих коллег, но моя психика уже повёрнута на защите нашей рыжеволосой Богини, я готов, я мечтаю умереть за неё. — Je suis content de t'avoir rencontre, j'attends tes nouvelles! — Услышав это, я понял, что Она отходит от них, и в этот самый момент её лёгкое тело пронеслось справа от меня. Я почувствовал мимолётное прикосновение её кисти к моей, а потом увидел, как она что-то говорит телохранителю. Потом выяснилось, что в ближайший час мы можем быть свободны.

"Голова наклонена, подбородок почти касается плеча; она смотрит вдаль, выбирает точку, известную только ей, и закрывает глаза. Сказано лишь несколько слов; её рука касается другой руки, нежное пожатие, мимолётное, однако вполне реальное, и всегда удивляешься, что на твоих пальцах не осталось чуть-чуть серебряной пыли гранитного цвета, который мелькает иногда в её глазах".

Наступил момент, которого я так долго ждал. Между нами огромное расстояние, заполненное живой толпой, но мы видим друг друга, и она мне подмигнула, заставив моё сердце забиться с необыкновенной скоростью. Она исчезла за небольшой дверью, ведущей в женский туалет. Я ускорил шаг в ту сторону, задыхаясь от переполнившего меня волнения. Потеряв бдительность, я перестал следить за людьми, почти бегом приближаясь к этой заветной двери, но ведь всё должно быть заранее спланировано, всё рассчитано по минутам. Я бросил мимолётный взгляд на часы — всё по расписанию, остановился, встал спиной к двери и осмотрелся вокруг. Посторонние взгляды не падали на меня, зал был заполнен людьми, занятыми своими интересами, своими друзьями и знакомыми. Я взялся за гладкую ручку двери и нырнул внутрь.

Очень светлое помещение, удаляющееся от двери. По правой стене череда белоснежных раковин, над которыми растянулось зеркало, по левой — закрытые дверцы. Повсюду сверкающая плитка, воздух свежий и прохладный. Она слегка присела на одну из раковин спиной к зеркалу, расстегнув плащ. Её лицо покрыл лёгкий румянец, сосредоточенная — глаза опущены, тонкие волосы легко спадают, она взволнована. Я закрыл дверь изнутри и медленным шагом стал приближаться к Ней. Чем ближе я подходил, тем больше меня обдавало каким-то жаром, что, наверно, происходило и с ней. "Простодушная или весёлая, хмурая, суровая или грустная, никогда не позволяющая ни себе, ни другим обманывать себя, Она соблазняет этой меланхоличной границей, такой особенной, немного серьёзной, которая угадывается на некоторых старинных портретах". Одной рукой я закрепил локоны волос за её левым ухом, на меня упал нежный и околдовывающий взгляд. Она встала передо мной, подняв свои бездонные глаза вверх, хоть я и выше всего на голову, но сейчас она мне показалась такой хрупкой и беззащитной, что я не мог сказать ни слова.

"Соприкасаясь с ней, часто испытываешь смешанное чувство счастливого удивления, быстро успокаивающегося опасения, плохо контролируемого желания — чувство, которое взгляд её карих глаз усиливает или успокаивает".

Мы впились друг другу в губы, я крепко прижимал её к себе, чувствуя, как она стаскивает с меня душный пиджак. Я ощущал нежность её языка, его гибкость, наслаждался нашей игрой с нашими собственными правилами, покусывал её губы, заставляя страсть овладеть нами, она невольно простонала, закрыв глаза и запрокинув голову назад. Я наслаждался её шеей, шершавыми руками гладя её нежную вздрагивающую спину, проникая под её чёрные просвечивающиеся трусики, возбудившись так, что, казалось, мы вот-вот оторвёмся от реальности, утонув только в страсти, в вечном блаженстве, постоянно чувствуя друг друга, умоляя самого себя не останавливаться, что было просто невозможным. С неё слетел плащ, оголённые плечи покрывались моими горячими поцелуями, несколько пуговиц моей рубашки осыпались на пол, я ощутил прикосновение её гладких и тёплых ладоней к моему телу, мы утонули в удовольствии. Мне двадцать два, ей сорок один... и мне плевать. Она мой Ангел, она моя Богиня, ещё ни одна женщина не была такой же прекрасной и нежной, как она. Её стройные ноги обвили мою талию, я вцепился в её бёдра, сжимал ягодицы, прислонил к стене и снова впился в её губы, не давая ей стонать вслух, но она, как и я была на пределе, её ногти до крови прокалывали мне кожу на спине, я уже ощущал её изнутри, проникая всё глубже, даже не думая о самой малейшей паузе. Внезапно, она вырвалась из плена поцелуя и в буквальном смысле выкрикнула накопившуюся страсть, лишь только заставив меня ускориться. Её тело послушно вздрагивало, она стиснула зубы и кричала сквозь них, продолжая исполосовывать мою спину. Я видел, чувствовал, как огромная тёмная волна, не сравнимая ни с одним цунами, вот— вот смоет нас обоих, вот-вот унесёт в мир счастья и единения... Я остановился, прижав её к себе настолько сильно, что она затаила дыхание и зажмурилась. На её лице застыли слёзы. Я прошептал ей на ухо, что люблю её. "Je sais... ("Я знаю")" — Прошептала она в ответ.

Она поправила взъерошенные волосы и накинула плащ, в то время как я сражался с заклинившей молнией на брюках. Победив её, я услышал суетливый топот снаружи. Внезапно, дверь с треском вылетела, и в помещение ввалились двое из телохранителей. Шок, непонимание всего происходящего, она прикрыла рот рукой, видя, как в руках одного из них засверкал пистолет. Благодаря глушителю, два выстрела прозвучали как шёпот. Я упал, чуть не потеряв сознание. Вот только перед глазами всё замельтешило: я знаю, что это моя вина, кажется, я забыл о времени. Я был счастлив и улыбался, не думая о том, что мне прострелили ноги, и я быстро теряю кровь. Лучше бы пули попали в голову, но теперь... я буду вечно жаждать нашей новой встречи.

— Если бы мне прострелили коленные суставы, я бы даже на костылях не смог бы ходить... — Лиза не отрывала от меня глаза, видимо, полностью погрузившись в созданную мной атмосферу. Я закончил свой рассказ, улыбнувшись и отведя взгляд в сторону.

— Ты всё ещё её любишь? — Как-то мечтательно проговорила она.

— Наверно... Но только благодаря ей ты видишь на этих листах такие сложные и запутанные мысли. Она изменила моё мировоззрение, повернула всю мою жизнь на девяносто градусов и я благодарен ей... Ладно, думаю, мне пора. — Девушка тряхнула головой и быстро стала собирать рассыпанные по дивану листы. Затем она спрыгнула на пол и сложила их на письменном столе, развернулась, поправила очки и, снова подбежав, помогла мне встать.

— Слушай... — Вдруг замешкалась она. — А можно угостить тебя кружкой чая? — В её глазах я видел взволнованность, но за всё время нашего профессионального знакомства, эту фразу я слышу впервые.

— Хм... Спасибо, но мне и вправду пора. Ещё столько нужно сделать... — Я врал. Мне нечего было делать этой ночью. Просто за время моего рассказа, мне многое пришлось пережить, чего я не в силах объяснить этой девушке. Тем не менее, я впервые поблагодарил её. Двери лифта разъехались, оттуда вышла женщина с ребёнком. Я проник внутрь, нажал на кнопку и уткнулся затылком в стену, закрыв глаза. Наверно, в тот момент моя душа плакала, хоть слёз и не было видно. Я сорвался с костылей, отбил себе всю спину и повредил ноги, оскалившись от боли. Но душевная боль куда сильнее. Дрожащей рукой я держал перед собой небольшую фотографию, на которой меня ослепляла улыбка моей рыжеволосой Музы.