Я рассмеялся. Это звучало действительно забавно. Мой партнёр выпалил приказ на едином дыхании и закрыл рот руками, обвиняя себя в своих желаниях. Но тут не требовалось переспрашивать. Я знал, что он не отступится от своей цели. Я снова не ошибся, все люди идут одной дорогой. Начиная игру довольно вяло, рано или поздно поддаются азарту. И наблюдать за такой игрой, а тем более участвовать в ней, становится уже гораздо интереснее.

– Слушаюсь вас, Господин.

IV.

Как же давно я не разминал своих опечатанных бессердечных рук! Я чрезвычайно соскучился по работе, и новое задание в высшей степени меня приободрило.

Нет ничего более простого, чем приворот. Это дело пяти минут. И вместе с тем нет ничего более низкого для человека из всех его возможных желаний.

Всё предельно легко. Сначала в энергетическом поле объекта я ставлю пробой, большую такую дыру, через которую начинает утекать жизненная сила. По сути такая дыра сродни убийству, если на этом остановиться. Но мы пойдём дальше. Когда энергетика в достаточной степени ослабевает, я заставляю моего Господина протянуть так называемую руку помощи. Я провожу канал от него к объекту. Канал крепится именно туда, где был создан пробой. С помощью этой связи Тамара будет получать энергию от моего Господина, что позволит ей оставаться в живых. Разумеется, такое положение вещей автоматически заставит её думать о нём и искать встречи. Искать любого внимания, чем больше, тем лучше. Он, в прямом смысле этого слова, станет жизнью для неё. Так как я щедро наношу удары, то это можно считать неснимаемым приворотом: если поставленный мною пробой снова будет открыт, девушка ничего не сможет поправить. Она увянет, как цветок, за считанные дни. Поэтому я и уточнил у Господина, согласен ли он провести с ней жизнь. Конечно, я поставил вопрос несколько иначе и опять многого не раскрыл, но когда глаза человека заклеивает желанием, он вдвое слеп и способен врать не только своему демону, но даже самому себе.

– Тринадцатый, я тут подумал…

– Господин, уже очень поздно. Почему вы не спите?

– Я думал о Тамаре. Мне вдруг пришло в голову… Знаешь, а ведь я вовсе не уверен, сделает ли она меня счастливым…

Так часто бывает после того, как я заканчиваю работу. Партнёр интуитивно понимает, на какую потерю он себя обрёк, сознаёт, что с этих пор объект превращается в пиявку, лишь забирающую и ничего не дающую взамен. Рано или поздно все они начинают испытывать отвращение или агрессию к прежним возлюбленным, унижают и опускают их, а вскоре и вовсе рушат каналы. Поэтому я и считаю приказ о привороте самым низким из человеческих поручений, гораздо более бездушным, чем смерть.

– Теперь она сделает для вас всё, что угодно. Она готова поставить всю себя на кон вашему счастью.

– Это было бы слишком просто. И я всё-таки сомневаюсь, что у тебя получится.

– Не сомневайтесь в моих силах, Господин. Я служу вам с безупречным старанием.

29.05.1993, суббота.

Вот и закончился ещё один учебный год. Теперь у меня каникулы, и я могу делать всё, что хочу. Читать книги, лазать в интернете, встречаться с Тамарой – хоть каждый день. Но, честно говоря, мне хочется просто отдохнуть. Она звонит мне постоянно, что очень напрягает меня. С тех пор как мы переспали, а переспали мы с ней на первом свидании, она не отступает от меня ни на шаг. Она готова воплотить каждую мою мерзкую фантазию, а я не так представлял себе свою интимную жизнь. Я полагал, что оба партнёра должны обладать индивидуальностью, самообладанием, независимостью.

Трин говорит, что это нормально. Что именно так ведёт себя человек, когда по уши влюблён. Но мне хочется, чтобы она была чуть дальше от меня. Как раньше. Её волосы, глаза и губы – всё это чертовски меня утомляет. Я поинтересовался у Трина, нельзя ли немного ослабить приворот, на что он ответил, что связь между нами сама ослабеет со временем и в конечном итоге сойдёт на нет. Я спросил, когда именно это случится, а он почему-то сказал, что это зависит от моего терпения. Он очень странный. Я чувствую, что он многого мне недоговаривает, но у меня отчего-то не поворачивается язык спрашивать, а сам он, конечно же, молчит.

Всё чаще я начинаю задумываться, во что я на самом деле позволил себя ввязать. До истории с Тамарой всё казалось мне чем-то нереальным, игрой, просто фантазией. Теперь я чувствую настоящую силу, находящуюся в моих руках. Пусть эта сила дана мне тёмным демоном, а не душой. Это только в который раз подтверждает, что душа – дешёвка. К тому же, до сих пор сомневаюсь, что она вообще существует. Но, смотря на Трина, всегда услужливого и безукоризненного, я одновременно удивляюсь – неужели он может так глупо ошибаться и работать зазря?..

Недавно я его спросил, не кажется ли ему, что польза от нашей сделки неравна, ведь он подписался на то, чтобы провести со мной всю жизнь, а это как минимум лет шестьдесят. Это ведь ужасно долго. Ещё я напомнил ему, что убивать меня раньше он не имеет права, более того, один из его приказов – спасать мою жизнь, что бы ни случилось. Он только усмехнулся и подметил, что в сравнении с вечностью шестьдесят лет пробегают как шесть минут, поэтому у него не успеет возникнуть желания меня убить.

Жаль всё-таки, что люди не обладают вечностью. Через какое-то время я исчезну вникуда, а демон продолжит жить – разве это справедливо? Хотя служение другим вряд ли можно назвать достойной жизнью.

В общем, я по-прежнему ни о чём не жалею, я ничего не стал бы менять. Мой Трин – незаменимый помощник. Не то, что люди.

V.

– Ваш сын стал странным в последнее время. Вы не замечаете за ним каких-то изменений?

– Вовсе нет. Что вы имеете в виду?

– Он ни с кем не общается. Стал очень замкнутым. Я бы сказала, депрессивным. В последний месяц я никогда не видела, чтобы он улыбался.

– Он всегда был у нас немного необщительным. Постоянно сидит дома и читает книжки. Какую-то фантастику. Конечно, это не лучшая литература, но сейчас такое время…

– Вы уверены, что он не потребляет? Я видела странный шрам на его запястье.

– Наркотики?! Да вы что! Он наверное упал с велосипеда! А как он учится?

– Удивительно, но гораздо лучше. Как историк я удивляюсь широте его знаний. Нет такого вопроса, на который он не мог бы ответить. Иногда мне даже кажется, что ему словно подсказывает кто-то…

Такой разговор я считал с ментального поля матери моего Господина, когда она вернулась с родительского собрания. Она вернулась не с пустыми руками – принесла огромный торт, воодушевлённая отличными оценками сына. Да, я всегда любил историю. Только изучать её гораздо интереснее не по книгам, а лично. Когда живёшь вечно, это не составляет труда.

– Господин, почему вы не попробуете угощение?

– Я не голоден.

– Вас тревожит что-то?

– Мне скучно там. Скучно в школе. Скучно общаться с одноклассниками.

– Почему, Господин?

– Они глупы. Они слепы и не видят того, что вижу я.

Разумеется, это я научил его такой точке зрения. Более того, я создал первую его иллюзию. Ему начало казаться, что он что-то видит. Что он знает больше, что получает развитие. Хотя это по-прежнему только моё знание и видение.

– Подождите немного, Господин. Летом вы будете поступать в университет. Возможно, там будет интереснее. Вы уже решили, какой специальности вы хотели бы учиться?

– Возможно литература. Или философия… Но я не знаю точно. Все эти науки меня не интересуют. Они пусты, в них нет жизни. Они не учат истинному.

– Увы, общению с тонкими планами у вас пока не обучают. Но ваша мама очень хотела бы видеть вас студентом. К тому же, высшее образование пригодится вам в жизни. Я советую вам выбрать что-нибудь, связанное с людьми. Если вы способны видеть их глупость, это будет легко. Выберите любой ВУЗ, я помогу вам с поступлением.

– Хорошая идея, можно попробовать. Ты любишь торты? Угощайся.

– Рад помочь, Господин.

Я опустил пальцы в крем и, облизав их, улыбнулся ему во всю ширину моего псевдочеловеческого рта. С момента заключения нашей сделки прошёл год. Да, мой партнёр сильно изменился. Покажите мне любого другого такого мальчика в семнадцать лет. Сравните то, о чём думает он, и то, чем заняты его сверстники. Нет ничего удивительного, что он ставит их ниже. Ещё чуть-чуть, и он будет готов идти по головам как настоящий бездушный человек. Я думаю, что на отборочных тестированиях в университете это, наконец, проявится, и можно будет вдоволь развлечься.

– Трин, а как выглядит душа?

Я притворился жующим и комично развёл руками.

– Ты ведь их видишь?

– Это нельзя назвать видением. Скорее ощущение.

– На что оно похоже?

– С человеческим миром не сравнить. Похоже немного на этот торт. На то чувство приторного удовлетворения, которое наполняет желудок, когда вы его едите.

Мой партнёр с удивлением посмотрел на тарелку в своих руках, потом на живот. Прощупал пальцем желудок.

– Вы никогда не обращали на это внимания. Просто ели, и всё. Автоматически. В такой трапезе нет никакого наслаждения. Если вы не обращаете внимания на подобные очевидности, мне трудно будет объяснить вам, что такое душа.

– Я не верю в душу. Я верю только в то, что вижу глазами. Поэтому я и спросил тебя. Если ты не видишь мою душу, как ты можешь быть уверен, что она существует?

Я снова рассмеялся. Этот парнишка забавен. Когда слепой щенок старается познать мир, это всегда очень умилительно. Я встречаю таких как он нечасто.

– Господин, не всё можно увидеть глазами. Вы также не видите своего желудка. И вместе с тем отрицать его работу и пользу для вашего физического тела невозможно. Как бы вы отреагировали, если бы я сказал вам, что вашего желудка, в таком виде, в каком он изображён в ваших учебниках, не существует? Что он – чистая энергия, растворённая в футляре вашей физической оболочки?

– Сказал бы, что ты псих. Всегда можно разрезать труп и посмотреть, что там нет никакой чистой энергии, одно мясо.

– Вы существо физического мира, Господин. То, что ваш желудок состоит из плотных тканей для вас очевидно. Я существо астрального мира. Для меня так же очевидно существование души. И я не раз уже, как вы говорите, разрезал астральные трупы. Поверьте мне, там нет никакого мяса. Только чистая энергия. Приторная и наслаждающая, как этот торт.

– То есть, если я человек, я не могу видеть или чувствовать её?

– А как думаете вы?

– Я уже сказал, в душу я не верю.

– Тогда ваше утверждение справедливо. Вы никак не увидите и не почувствуете то, чего, по вашему мнению, не существует.

Я ощутил жар на шее и вспомнил о своей печати. Да, я чересчур много философствовал перед партнёром, и светлые сволочи решили указать мне на моё место. Я всего лишь демон, и не имею права играть роль духовного учителя. Ведь знание, если его не осознать, разрушает душу.

Коснувшись рукой жгущего клейма, я едко усмехнулся.

27.03.1995, понедельник.

Я заметил, что когда Трин лжёт, он трогает свою печать на шее. Наверное, это похоже на то, как человек, завираясь, чешет нос. Теперь мне гораздо проще его контролировать, когда я знаю его тайну. Ради забавы иногда я тестирую его так. Демонам не везёт, они, получается, очень ограниченны и даже соврать как следует не могут.

Теперь я студент-первокурсник. Не поверите, я решил пойти в медицинский. Трин сказал мне, и я согласился, что нет ничего более пугающего для людей, чем потерять свою жизнь, и ради спасения её они готовы пойти на что угодно. Готовы дать врачу всё, в чём он нуждается. Я – будущий хирург-онколог. Онкология – это то, чего люди больше всего боятся, а Трин сказал, что чужие страхи – лучшая почва для социального роста. И я снова согласился. Как же хорошо, что я давно уже ничего не боюсь.

Я закончил школу с золотой медалью, единственной из нашего выпуска, которая не была купленной. Меня пытались завалить на всех без исключения экзаменах, но я отвечал настолько блестяще, что они не смогли ни к чему придраться. А самой вредной из экзаменаторов, биологичке, я попросил Трина устроить ночью сердечный приступ, слишком уж много недоверия она показывала. Я удивляюсь, как за те полтора года они ещё не поняли, что мои знания идеальны, и не нужно пытаться их оскорбить.

В университет я также поступил без взяток, набрав высший бал из всех конкурсантов. Тут пришлось поработать серьёзнее. Ночами, накануне вступительных, я просил Трина показывать экзаменаторам один и тот же кошмар, в котором они, в страшных муках, умирают от рака. Вручая свои работы преподавателям, я говорил тихо и вкрадчиво что-то вроде: «Пожалуйста, отнеситесь внимательно к моей работе. Я не платил за неё, но, поверьте, я очень хочу стать онкологом. И, кто знает, может однажды я смогу сделать так, чтобы ваш ночной кошмар никогда больше не повторился. Ведь жизнь ценнее зелёных купюр». Все они незамедлительно бледнели и, как мне казалось, ставили «отлично», не читая. Наверное, Трин, как и всегда, постарался в те ночи на славу.

Это очень престижный ВУЗ, и родители были на седьмом небе от гордости за меня. Они тоже по-другому на меня посмотрели, переоценили. Похоже, родители – это действительно единственные люди, которые верят в твои достижения искренне. Конечно, они хотели поначалу сунуть за меня взятку, но я твёрдо заверил их, что это необязательно, и на эти деньги они купили мне машину, иномарку. В сентябре мне как раз исполнилось восемнадцать, и я сразу получил права.

Тамара тоже учится в моём университете, но на менее престижную специальность. По-моему, специальность вообще не была для неё важна, она просто хотела учиться вместе со мной. Когда я сообщил ей о своём решении, она побросала всё на свете (кроме, разумеется, меня) и схватилась за учебники по химии и биологии. Она прошла на бесплатное со скрежетом, в списке запасников. Поначалу разрыдалась, не найдя себя в основном листе, но потом ей всё же повезло. Конечно, я мог бы попросить Трина помочь ей, но, сказать по правде, мне не хотелось видеть её каждый день, отвозить в универ, и потом ещё привозить домой. На моём потоке много других девушек. Красивых, как картинки, и самостоятельных. Таких, которые не вешаются на тебя сразу, и которых ещё нужно суметь добиться. Каждый мужчина – охотник по натуре. Его природа отрицает употребление мяса, которое пришло к нему само.

Каким же идиотом я был, когда попросил о том привороте. Теперь-то я вижу, как это меняет человека. Зачем поступать так радикально, если можно идти обходными, более изощрёнными путями. Вот, например, Даша. На протяжении моего первого месяца в универе, Трин наблюдал за ней и сообщал обо всех её потаённых страхах и желаниях. Я записывал их. Медленно, методично. Оказалось, в день её рождения, двадцатого октября, семь лет назад, умерла её мама. С тех пор она ото всех скрывает эту дату и совсем не празднует. Ещё я узнал, что её любимые цветы – розовые орхидеи, не срезанные, а в горшках, но она почему-то стесняется рассказывать молодым людям о своей симпатии, и с наигранной радостью принимает красные розы, вычурные и недолговечные. И вот, двадцатого октября я подошёл к ней между парами, протянул высокий пакет с орхидеями и шепнул на ухо: «Не скрывай больше свой праздник. Сегодня родилась такая славная девушка. Ты ни в чём не виновата, и сегодня праздник не только твой, но и твоей матери». Она ахнула, и я моментально стал самым близким для неё человеком.

Потом были ещё Лена, Оля, Маша и Света. Каждая со своим неповторимым шармом и скелетом в шкафу. Трин смеялся своим дьявольским смехом каждый раз, когда я выдумывал новую причину для Тамары, уезжая на ночь и выключая сотовый. В моём голосе тоже звучала иногда нотка иронии, я удивлялся, как она может быть такой слепой и верить мне, ведь я совсем не пытался скрыть, что лгу. Именно такая ирония звучала в её собственном голосе два года назад, когда я приглашал её в кино, а она отказывала. И каждый раз вспоминая это время, я начинал копировать смешок моего демона.

Трин показал мне, как легко можно быть сильным, одолеть победу над любыми обстоятельствами и повернуть их в свою пользу. И я готов поклясться своей печатью, что каждый на это способен. Это и называется развитием.

VI.

– Трин, ты знаешь, почему я решил стать медиком?

Это был его третий курс и медицинская практика в морге. Партнёр держал в руках скальпель и с упоением полосовал им мёртвое тело. С такой любовью к шинковке, отметил я, ему больше подошёл бы труд мясника.

– Господин, вы должны нажимать на нож увереннее и не отрывать руки. Чем меньше надрезов вы сделаете, тем более сохранными останутся внутренние органы.

– Я решил стать медиком, Трин, потому что хочу доказать тебе: тут, внутри – ни в желудке, ни ещё где-то – нет никакой души. Чёрт!..

Пожалуй, теперь он нажал слишком уверенно, и на его маску брызнул серо-бурый сердечный сгусток. Я ухмыльнулся понимающе.

– Господин, у вас есть страх, который вы тщательно скрываете и пытаетесь преодолеть, но у вас ничего не получается. Именно поэтому вы и пошли в медицинский.

– Какой ещё страх?

– Как и у всех людей. Страх смерти.

– Глупости. Бояться смерти – всё равно что бояться пустоты.

– Однако вы её боитесь.

– Мне просто мерзко смотреть на это изуродованное тело.

– До вас оно не было таким изуродованным, – я позволил себе съязвить и тут же добавил учтиво. – Господин.

– Лучше помоги мне.

– Слушаюсь. Поищите опухоль в правом лёгком.

У моего партнёра сложный период в жизни. Всё, к чему так или иначе стремится среднестатистический студент, он уже получил. Он круглый отличник, идёт на красный диплом, у него было около двадцати женщин, есть постоянная любовница, дорогой автомобиль, и его семья не нуждается в деньгах. Когда человек всё это получает, он лишается цели, а за её неимением всё чаще думает о собственной кончине, как о единственном, что ещё не успел испытать. В этот момент светлые сволочи начинают сигнализировать ему о неверности пути. Напоминать о необходимости во что бы то ни стало двигаться к свету. И чем сильнее он отклонён от курса в сторону тьмы, тем более дискомфортными будут его ощущения.

– Трин, иногда, когда я не сплю ночами, у меня начинает болеть что-то внутри. Это довольно сильное жжение, я не могу показать, где именно я его чувствую, но мне очень неприятно в такие моменты. Скажи, я здоров?

– Ваше тело в полном порядке, Господин.

– Ты можешь избавить меня от боли?

– Уточните, что именно у вас болит, и я незамедлительно вам помогу.

– Хорошо. Я скажу тебе позже.

– Всегда рад служить.

Конечно, пройдут годы, прежде чем мой партнёр догадается. А возможно этого и вовсе не произойдёт. Но между тем я знал, что очень скоро Господин получит первые доказательства о реальном влиянии невидимого. В отличие от светлых, тёмные в этом плане лишены таинственности. Мы сразу показываем, где именно человек ошибся.

***

Это случилось ночью, когда у него в гостях была Тамара. Партнёр уже отдыхал, а девушке не спалось, и она решила почитать его университетские лекции. Её всегда хотелось, чтобы он сам рассказывал о том, что изучает, но он только отмахивался и ссылался на свои записи. Он так и говорил, что она в любое удобное время может их изучить. И Тамара нашла этот поздний час наиболее удобным. Я несколько раз просил Господина убирать свой личный дневник со стола. Тетрадь, сохранившаяся со школьных времён, была слишком яркой, и неудивительно, что она первой привлекла внимание Тамары. Сначала девушка нахмурилась в непонимании, но вот уже её глаза быстро-быстро побежали по тексту.

Я сел на краешек его кровати.

– Господин. Вам следует остановить её.

Партнёр отмахнулся мысленно, не успев оценить происходящее, но уже в следующий момент, вскрикнув, вскочил с кровати. Печати не всегда срабатывают сразу. Зато когда они начинают работать, их ни с чем не перепутаешь.

Не так давно спящий с невинным выражением ангела на лице, мой Господин выпрыгнул из-под одеяла с искривлённой от боли гримасой и в слезах. Ничего не видя перед собой, он споткнулся о ножку кровати, упал.

– Закрой это! Закрой, Тамара!.. Чёрт!.. – стоя на четвереньках, он провёл рукой по пылающей шее и увидел кровь. Дальше он ругался ещё громче, матом. Его губы чудовищно дрожали, по лицу текли сопли и слюни, а по плечам – кровь. Тамара зажала рот рукой, едва взглянув на эту кардинальную перемену в облике своего возлюбленного.

– Сука! Сука и тварь!!.. Чего ты вылупилась на меня?!..

– Господин, – позвал его я. – Господин. Верните своё лицо и заберите тетрадь.

Впрочем, вскоре дневник сам упал перед ним на пол, выскользнул из рук ошеломлённой девушки. Она была нечеловечески бледна. Наполовину бессознательно, она поднялась из-за стола, взяла своё платье, туфли и бесшумно ушла. Словно крадучись.

– Тринадцатый!!!

– Я с вами, Господин.

Он стукнулся лбом о пол, задыхаясь. Я ждал любого его приказа: остановить её, удержать, стереть память – но ничего такого не последовало, поэтому я счёл верным просто поддержать его, объясняя ситуацию.

– Скоро это пройдёт, потерпите немного. Тамара многое прочла. Вы не просыпались, потому что, вероятно, хотели поделиться с ней своим секретом. Вы также никогда не убирали дневник со стола, потому что искали кого-то, возможно подсознательно, кто разделил бы с вами ваши впечатления. Но, как мы и договаривались, вы понесли наказание.

– Сучка…

– Господин, должен ли я проучить её?

– Она теперь всё знает. Знает о сделке, знает твоё имя… Это опасно для нас?

– У меня сотни имён, и ни одно из них никоим образом не связано с моей сутью и настоящим контрактом. Более того, эта девушка очень привязана к вам. Она не смеет и подумать о том, чтобы причинить вам вред. Она скорее сделает что-либо с собой.

– То есть, мы в безопасности?

– Без сомнения, Господин.

Я присел рядом и приложил к его шее платок.

– Умойтесь и ложитесь отдыхать. Ни о чём не тревожьтесь.

– Да. Помоги мне подняться.

– Слушаюсь.

14.08.2002, среда.

Я не видел Тамару несколько лет. Я даже не знаю, жива ли она и что с ней. Конечно, я мог бы спросить Трина об этом, но мне вовсе не интересно, куда мог зайти этот пропащий человек. Эта девушка слаба и ничтожна, мне противно даже вспоминать о ней.

Между тем, моя жизнь поднимается в гору. Я закончил университет. Разумеется, с красным дипломом. По результатам практики и баллам меня приняли на работу в неплохую клинику. Конечно, ко мне отнеслись там как всегда относятся к молодым врачам: навешали на мою шею пациентов с такими запущенными случаями, где шансов на излечение – ноль, и исход хирургического вмешательства уже заведомо ясен. Знаете, меня удивило, как много людей сейчас больны раком. Самых разных, от старых до совсем молодых. Я внимательно изучал каждого из них, мне было это интересно, какой грех привёл их к онкологии. И могу сказать, что у каждого из них я хоть что-то да находил. Хоть какую-нибудь, малейшую провинность. Мимолётную злобу, нелюбовь к себе, лень, отчаяние… Но однажды ко мне направили совсем молодую девушку, двадцать один год. Примерную студентку, скрипачку, спортсменку, девственницу. В меру скромную, рассудительную, уравновешенную. Принявшую свой рок без упрёков в сторону судьбы. Практически ангел, чистый лист. Тогда я спросил Трина, чем она заслужила такое мучение. Демон наблюдал за ней долго, минут десять, а потом сказал, что возможно «светлые сволочи» хотят забрать её именно потому, что она чиста. Дать ей нимб и крылья, как награду за земные страдания, и сделать одной из тех, чьими непорочностью и смирением восхищаются верующие. Для меня было диким такое слышать. Я стоял посреди больничного коридора в замешательстве и чувствовал, как где-то внутри меня разрушается последняя надежда на свет. Трин тронул мой локоть и шепнул на ухо мягко: «Мы обязательно спасём её, Господин». Как и положено демонам, он не ошибся. Ни по поводу неё, ни насчёт кого-то другого. На данный момент я провёл уже около семидесяти операций, все из которых увенчались успехом. Ни один пациент не умер на моём операционном столе, и это в который раз подтверждает, что я отличный врач. Меня быстро повысили, увеличили оклад, а «безнадёжных» больных стали направлять ко мне уже не за верной смертью, как было раньше, а за «чудесным» исцелением.

«Вы ангел, бог», – говорили мне пациенты спустя месяцы после моего лечения, принося дорогие подарки. Рак уходил бесследно, и не возвращался. Он и не мог вернуться, потому что я каждый раз отдавал Трину приказ.

«Не называйте меня так, пожалуйста», – настойчиво просил я, и они считали это скромностью. А это была брезгливость, самая настоящая. Я зарёкся раз и навсегда, а вместе со мной и вечно улыбающийся Трин, что не отдам ни одну душу в лапы этим сволочам. Пусть одевают свои нимбы и крылья на абортированных детей, раз уж на то пошло, а моя клиника для них – закрытое место. Неприкосновенное. «Узнаю моего Господина, – сказал Трин тогда. – Узнаю и уважаю». Даже демон стал меня уважать – не это ли называется гармоничным развитием?

Месяц назад я изъявил Трину о своём желании заняться бизнесом. Мне хотелось вложить куда-то заработанные деньги и вместе с тем изучить эту сферу. Когда дело касается денег, люди очень расчетливы. Я подумал, что возможно хотя бы в их среде найду себе достойных оппонентов. Трин предложил фармацевтический бизнес, сеть аптек. Я поначалу не принял его совет в серьёз, считая, что это скучная отрасль, где едва ли я смогу с кем-то конкурировать на равных. Но демон улыбнулся и отметил, что вероятно я ошибаюсь. Он сказал, что где бы ни присутствовали большие суммы денег, а в фармацевтике их предостаточно, всегда есть место для грязных игр. И я согласился. В конце концов, я всегда смогу откатить приказ.

Всё меньше и меньше сейчас мне хочется вспоминать того мальчика Колю, слабого десятиклассника, который из-за чрезмерной стеснительности и замкнутости не мог общаться с девушками и не имел друзей. Который всегда долгими часами учил урок, а у доски терялся и всё забывал. Который всем улыбался в школе, за что его считали легкомысленным дурачком, а ночами плакал и скулил в подушку, сетуя на своё одиночество. Который полюбил эзотерические книги за то, что в них никого не осуждали, кроме, разве что, демонов. Который увлёкся демонологией, чтобы найти себе хотя бы одного верного друга, способного понимать. И который в итоге его нашёл. Тамара была единственным, что напоминало мне о моём постыдном прошлом. Теперь, когда её нет, я могу дышать полной грудью.

Сейчас, ложась вечером спать, я больше не плачу. Я благодарю Трина за очередной продуктивный день и мгновенно засыпаю. Не это ли есть счастье? Не это ли есть настоящее, истинное развитие? И пусть я молюсь демону, а не богу. Люди ведь довольны мной. Я полезен им, люди признают мои достижения – это главное.

Трин посоветовал мне выбрать псевдоним. Он сказал, что в бизнесе это может быть полезным. И, отчасти чтобы забыть того жалкого подростка, я оставил своё имя. Я также не собираюсь больше вести этот дневник, я уже не считаю его написанным мною. Я отказался от себя прошлого и начал новую жизнь. Теперь у меня новая фамилия и новая судьба. Судьба стойкого, успешного и всецело развитого человека. И я ни о чём не жалею.

VII.

Ночами, когда моему Господину особенно скучно, когда у него «что-то жжёт внутри» и он не может заснуть, он говорит со мной о боге. Он никогда не задаёт прямых вопросов, но я понимаю, что наличие и природа бога – это то, что интересует его больше всего сейчас. Ему интересно знать, есть ли в действительности кто-то выше меня, кого следует опасаться. И я знаю, как ценно для него внутреннее спокойствие.

– Ничему не тревожьтесь, – каждый раз отвечаю ему я. – Пока я с вами, никто не сможет быть для вас опасным. Пока я с вами, дорога туда для вас закрыта. А я с вами до самого конца.

Он улыбается мне неуверенно и успокаивается.

– Спасибо тебе, Трин. Ты… настоящий.

– Самый что ни на есть настоящий, Господин.

Мне умилительно и жалко на него смотреть. Слепого полудохлого щенка, который не вырос ни на миллиметр с того момента, когда заключил со мной контракт. Природа, светлые сволочи, обычно отбраковывает тот плод, который не развивается. Абортирует. Но пока я здесь, они не способны до него добраться, я поглощаю весь свет, который приходит извне к моему Господину. Единственное, что мне пока не подвластно – то, что жжётся у него внутри. Пока это исключительно его личное владение, и я не могу тронуть его и тем более изменить.

– Тринадцатый? – он всё ещё не спит. – Расскажи мне, как ты стал демоном? Почему ты им стал?

– Я всегда был им, Господин.

– Ты лжёшь. Я приказываю тебе говорить правду. Это ведь они сделали тебя таким! За что? В чём была твоя провинность?

– Есть такие печати, Господин, которые сильнее наших с вами контрактов. Вы видите это?

Мне пришлось повернуться спиной и отодвинуть воротник рубашки, чтобы обнажить свою главную метку.

– Я видел. Но ты никогда не рассказывал о ней.

– Это печать светлых. Она, как вы верно сказали, нарекла меня демоном и запретила говорить об истинном.

– Мне казалось, что она наказывает тебя за ложь.

– Она наказывает за правду, мой Мастер, и очень больно наказывает.

Огненные мухи поползли по моему телу и сконцентрировались на шее, обжигая. Я разрывался между моей безупречностью как заключившего контракт демона (ведь мне был отдан приказ) и инстинктом самосохранения.

– Но почему так? Я не понимаю. Если существует истина, и она может нести свет, просветление, помощь людям, то почему о ней запрещают говорить?

Я закусил губу, по моим щекам потекли слёзы и партнёр ахнул, впервые увидев меня таким. Но это были слёзы от боли, ничего кроме.

– Это битва за иллюзию, мой Господин. Если демоны будут нести свет, то это разрушит привычные рамки добра и зла. Освободившись от них, люди перестанут вверять себя ангелам. Ангелы потеряют своё превосходство в ваших глазах. Они больше не будут единственными в своём роде спасителями, а вместе с тем они нуждаются в ваших душах не меньше чем мы.

Всё. Я исчерпал их доброту, я преступил порог вседозволенного. Я упал на пол, задыхаясь, цепляя ковер ногтями. Светлые сволочи знают как сделать страдание таким, чтобы оно было намного хуже смерти. Я готов был отдать всё на свете, чтобы умереть в этот момент, даже отказаться от нынешнего контракта. Если бы они так хотели заполучить душу этого мальчика, они бы попросили. Но никто меня не спросил. Прежде всего в этот момент им хотелось указать мне на моё низшее место, отомстить за провинность. И им это удалось: я был полностью невменяем и обездвижен, искривившись на полу.