Эхо от шагов. В этом доме оно всегда такое отчетливое. Дом – мрачная каменная глыба на одиноком холме. Какой-то безумец назвал его однажды музеем. Здесь нет комнат. Только бесконечные коридоры, далекие потолки и картины без рам на стенах.

Он приходил сюда часто. Почти каждую ночь. Бродил по тускло освещенным коридорам. Пристально, до рези в глазах всматривался в лица портретов. Эпохи торжественно застыли в параде мундиров и дамских бальных платьях. В воздухе всегда еле уловимый аромат. Наверное, так пахли духи много столетий назад.

Сначала он шел, потом бежал и, запыхавшись, еле сдерживая дыхание, замирал перед этой картиной. Внизу холста на темном фоне он с трудом читал – Лаэрт. Имя неизвестного художника. С полотна, в застывшей ночи на него грустно улыбаясь застенчиво смотрела девушка. В свете полной луны отчетливо видно только бледное с алыми припухшими губами лицо и локон золотых выбившихся из под платка волос. Остальное тело скрыто спрятавшимся в узкой улице неизвестного города мраком. Можно бесконечно долго смотреть на веснушчатые щеки и блестящие, голубые даже ночью глаза. Девушка на портрете жила, наверное, лет пятьсот назад. Покрой ее одежды указывает на бедность средневековья. Возможно это ее единственное платье и некий Лаэрт специально не осветил его луной. Но даже во тьме видно, что один рукав порван. Во взгляде девушки безысходность и решительность. Куда она идет этой ночью? Кто она? И почему ему кажется, что он ее знает. И знал всегда.

- Эй, просыпайся! Я уже пришла. – Художник вырвался из сна. От резкого перехода из одного состояния сознания в другое слегка подташнивало. Привычный мир медленно обретал свои очертания.

- Прости. Что я ворвалась вот так без стука. Но ты сам дал мне ключ. – Елена виновато хлопала ресницами больших и таких же голубых как на картине из сна глаз.

Картина Лаэрта. Стоп. Как же он раньше не замечал? Ведь лицо его натурщицы и лицо незнакомки: одно и то же.

С Еленой художник познакомился месяц назад. Она пьяно смотря на мир, сидела на лавочке и курила. Он бы прошел мимо, даже не заметив. Но…. Уже тогда ему стали сниться длинные тускло освещенные коридоры с картинами. Наверное, тогда он уже видел этот потрясающе написанный потрет.

- Ты чего здесь сидишь? – Спросил художник раскачивающуюся из стороны в сторону девушку.

- А что, разве в этой долбанной стран уже запрещено сидеть на лавочке?

Ангельские глаза и пошлая улыбка.

- Пойдем. – Художник протянул руку.

- Куда?

- Ко мне.

Минуту она внимательно рассматривала его. Потом пошлая улыбка исчезла. На пухлых алых губах застыла еле заметная грусть.

- Я художник, - объяснил он, когда привел девушку домой.

- А я Елена. Да ты не парься, я не чистюля. – Девушка с сочувствием смотрела на то, как он пытался сделать бардак в своей комнате менее заметным.

- Извини. Я, наверное, тебе все таки вру. Я не совсем художник. В смысле нигде не учился. Просто очень люблю рисовать. Но у меня нет денег на учебу. Я работаю. – Речь получилась сбивчивой и, как ему показалось, нелепой. – Я люблю рисовать людей. Но сейчас все куда-то спешат. Мне никто не хочет позировать. Поэтому довольствуюсь фотографиями. Вот я подумал, может ты согласишься…

- Да – она ответила быстро и рассмеялась.

- Что да? – Удивился художник.

- Что бы ты не предложил, да – Елена смотрела пристально и с ехидством.

- Вообще-то я ничего тебе такого не предложу. Только позировать мне несколько часов в день.

- Позировать? Это как? Голой?

- Нет. – Художник слегка покраснел. – Одетой. У тебя интересное лицо.

- Чем это?

- Ну, оно как будто не отсюда. Словно не из этого времени.

- Хорошо, как скажешь – Елена достала из кармана коротких шорт пачку сигарет. – Ой, а у тебя курить можно?

Он рисовал ее с упоением. Сначала набросок. Твердым карандашом еле заметные очертания на белым холсте. Затем смесь из кадмия желтого среднего, кадмия красного темного и сиены жженой – первая прописка. Потом, не дожидаясь полного высыхания – вторая. На лице появились тени и объем. Сложный цвет кожи мысленно раскладывается им на отдельные составляющие. Чистые краски накладываются тонкими слоями один поверх другого. Художник нигде не учился. Он только читал книги по живописи. Но о том, что он делал сейчас на холсте там не было написано. В современном мире книг с описанием техники многослойной живописи не достать. По крайней мере в дешевых доступных магазинах. Каждый раз когда художник брал в руки кисти, он словно что-то вспоминал. Далекое и, казалось, навсегда забытое. Словно и раньше он уже писал и эти небесные глаза, и пухлые насмешливые губы, и крупные очаровательные веснушки.

А Елена между тем рассказывала о себе. Девушка свободных нравов. Проще говоря проститутка. В каждом рассказе: ночь, мужчины, выпивка, сигареты.

- Как ты стала… - Спросил однажды он.

- как я стала такой тварью? – Елена спросила не зло, скорее с сожалением.

- Нет, я не так хотел сказать. Как ты оступилась?

- Я не знаю оступилась я или нет. Я знаешь ли, никогда не собиралась в рай. Не сдавала экзамен на святость. Мне по фигу вся эта мораль для сильных мира сего. Не убий, не укради, не прелюбодействуй. Это только для толпы, только для стада. Истинный бог этого мира – деньги. Я зарабатываю деньги своим телом. По идее я – преданная слуга бога. Мне было 15, когда умерла мама. Отца не помню вообще. Я осталась вдруг одна. Без денег, без образования, без работы. Работу, правда, вскоре нашла. Уборщицы. Но я же не бабка, чтобы мыть полы за копейки! – Елена замолчала и с вызовом посмотрела на художника. – Ты меня осуждаешь?

- Я тебя рисую. Знаешь, твои истории…

- Они раздражают тебя, да?

- Нет. Они…. Они интересны. Ты могла бы писать рассказы.

- Шлюха – писатель? – Елена истерично захохотала, стала кружить на одной ноге. – Ну ты даешь! – Потом вдруг остановилась. Села прямо на грязный пол комнаты – мастерской и заплакала. – Я презираю себя. Я по другому хочу жить. Хочу замуж и детей. Но сейчас такое время, что и нормальные девушки мужей не находят, не то, что я.

Художник смотрел, как она размазывает по щекам тушь. Он думал в какой обстановке ее изобразить. В баре, полном табачного дыма и пьяных рожь? На той самой лавочке? Или разомлевшую на чьей-то постели? Художник уже полностью написал лицо. Но оно нелепо и неестественно смотрелось на пустом холсте. Словно вырезанное и приклеенное. Потом художник вспомнил картину из сна. И как-то так само по себе получилось, что на куске загрунтованной ткани появилась ночная улица средневекового города. И одетая в платье с рваным рукавом и во мрак Елена. Он смотрел на ставшую реальностью мысль. Потом подписал в нижнем правом углу – Лаэрт.

Заслуженный художник Российской Федерации, член союза художников Юрий Павлович с необъяснимым выражением на лице смотрел на странную картину.

- Молодой человек, вы где учились?

- Нигде. Я самоучка.

- Скажите, а кто вас надоумил вот сейчас писать такое? – Юрий Павлович пригладил на почти лысой голове остатки седых волос. – Простите, но это просто кошмар. Этот темный фон, в котором фигура просто тонет. Черный фон.

- Но здесь нет и грамма черной краски.

- Не перебивайте. И не спорьте. Вы же сами пришли ко мне на консультацию.

- Я пришел узнать не могу ли я с этой работой, и еще кое с какими поучаствовать в выставках вашего художественного фонда?

- Нет! – На лице Юрия Павловича появилось выражение ужаса. - Что вы! Какие выставки? Разве это возможно выставлять?! Так сейчас не пишут. Лицо словно вылезает из картины. Нереальная слишком яркая луна. И потом лицо написано чистым цветом.

- Но…. – художник почувствовал, что ему не хватает воздуха, - лицо не может быть написано чистым цветом. Тем более я писал многослойно.

- Какая чушь! Многослойно. Так сейчас не пишут. И потом, зачем вы так прописали этот локон волос? Различима каждая волосинка! Если вы прописывает детали – это не значит, что вы мастер. И потом, что за странная тема? У вас здесь что – средневековье? Картина любительская – это сразу бросается в глаза.

Он не стал слушать дальше. Взял картину и ушел. По дороге домой купил бутылку вина. Хотел выпить с Еленой за свое поражение. Послушать ее сбивчивые рассказы о ночи, мужиках, праздниках в саунах. Но Елена не пришла ни в этот вечер, ни в последующий.

А через несколько дней в местной газете появилась фотография ее трупа. Елену нашли за городом в лесополосе. Кто и зачем ее убил? В газете писали о каких-то сутенерских разборках. Еще там писали, что труп похоронен на заброшенном старом кладбище в безымянной могиле. Личность девушки так и не смогли установить.

Художник сжал газету. У него перехватило дыхание. В груди что-то больно сжалось.

Он оказался в длинном, тускло освещенном коридоре. Вокруг по стенам картины. Привычное эхо от шагов. Какой-то безумец назвал этот дом Музеем Разбитых Надежд.