Натали уехала. Она обо мне заботится и любит меня. Просидел весь день в квартире и никуда не выходил. Смотрел как просыпается и засыпает город, как красный менялся на желтый и белый. Внизу раздавались команды: смирно, вольно и стук сапог. Куда строились эти солдаты? Как всегда в 2 ночи кто-то заиграл на скрипке. Убью эту тварь. Если хотя бы играть умел. На этаже 24 двери, знаю что происходит за 5 из них, не считаясвою. Там нигде нет скрипки, даже намёка на неё. Когда в лифте нажимают на кнопку 16. я спрашиваю это ты? Но пока никто не осмелился ответить- да это я. Никто не готов ничего признавать. Только прячутся и сдают бельё в прачечную, так и живут. Я так не могу. Мне нужно.

Пока она была здесь, я ничего не думал, был телом Александра в меду. Когда с тебя липкими каплями стекает пыльца, ты не чувствуешь, что из груди торчит стрела индейца. Не пил две недели, пинта Гиннеса не в счёт, это был мать его самый вкусный завтрак в моей жизни: три прекрасных куска бекона, два яйца и теплый без корочки тост. Был собой каким есть, не менялся, не пытался ничего остановить, лежал на животе и балдел, пуская слюни. Вчера сорвался. Всё это гребанная итальянка. У меня слава богу были две бутылки водки. Мы сидели на стадионе и смотрели на ночных бегунов, как в телевизоре: мы смотрим -а им всё равно, и никаких кнопок. Она терлась своим крупными ляжками он мои черные брюки, и пила из горлышка. Она говорила о Италии и мечтала о революции, а мне было смешно, я сказал что мне нужно отлить. Подошел к ближайшему дереву, достал свой хер и выпустил струю, встряхнул, несколько капель попали на белые трусы: так- то лучше. У неё такая прекрасная жопа, я люблю одну её жопу, больше ничего мне в ней не нужно. Я вернулся, сел, сделал глоток, закурил. Она снова стала тереться, мы ещё поговорили. Она сказала что хочет писать прямо сейчас и ушла в черные кусты, тем кто бежит было всё равно. Я подумал, что когда люди вместе, это как бег, они бегут вместе с одинаковой скоростью, либо гниют стоя на месте, вместе, но чаще всего кто-то продолжает бежать сломя голову, когда другой уже пересёк ленту и стоит, даже не испытывая отдышки. Она вернулась, я знал, что только что трава щекотала её жопу, и что её мохнатки пахнет мочой, она подошла я поцеловал. Она целовала меня как будто хочет сожрать и рассказать всё о своей гребанной стране, о своей крови, я ответил ей тем же: мы повалились на траву. Зазвенел телефон, какой-то мудыла написал ей, что хочет пойти с ней в клуб, я отобрал у неё телефон, схватил за руку и потащил к себе, она даже не сопротивлялась, только просила вернуть телефон. Зачем ей была нужна ещё одна связь в эту самую минуту? По дороге я упал, разодрав кожу на колене, кровь приятно сочились. Вошли в лифт, какой-то уёбок стоял там с коробкой порошка, я улыбнулся ему и засосал её, схватив за эту небесную жопу. 16 этажей- моё путешествия. Мы вышли. Город уже получил новый цвет, порошок поехал выше, в маленькую комнатку. Я открыл дверь, она сказала что идёт в душ. Включил музыку. Она вышла с моём полотенце, я рассказал обо всём что у меня есть в доме. У меня есть книги, швабра и вторая пара обуви, кровать и больше ничего. Барабаны задолбили. Я повалил её, она посмотрела мне в глаза и сказала, что сейчас не момент. Я знал что она права , но мне какое дело? Она не была той с кем я буду думать о моментах. Впился в шею, содрал в трусы. Откинул пряжку, раскрыл молнию, раскрыл её, надел презерватив и погнал. Через двадцать минут всё было конечно. Она громко стонала, но я ничего не чувствовал, я просто кончил. Зашел в душ. Ненавижу когда на мне остаётся шлющий запах, я буду пахнуть только теми кого люблю. Холодная взбодрила, я крикнул ей чтоб она уходила. Вытирая голову, в коридоре я понял, что она ещё здесь. Подошел к шкафу одел черную майку. Схватил её и мы вышли. На улице с бутылкой в руке стоял Марк, сегодня утром я продал ему много травки. У меня самого нет денег, последняя бумажка и ещё пару монет. Этот козлина тащился от моей итальянки, я видел это. У него дома мы скрутили отличный косяк, три круга и поехали в клуб. Маленький, загаженный бар, с деревянными панелями на стенах, передо мной выплыло лицо маленького педрилы-француза, он был в костюме школьницы, я сдержался и не вмазал. Итальянка хватала меня за локти, но мне она уже была не нужна, она уже может идти ебаться с этими Марком, мне всё равно. Я пошел туалет, две азиаточки сосали друг друга у входа, негр в коже толкал колёса. Я отлил на цинк, мне нравится звук. Спокойный. Можно дальше. Заиграла песня из моего детства я кинулся в танцпол, стал прыгать и размахивать руками, без разбора задевая всех вокруг, ко мне повернулась кореянка, сказала что я её ударил. Какое мне дело? Я засосал её. Алкоголь вконец заменил мне кровь, я метался на площадке, натыкаясь на какие-то губы, не помню, как по джунглям, прорываясь. Оказался на улице, там дрались пакистанцы, не моё дело, ловлю такси, еду домой. Шатаясь вышел из такси, забыв расплатится, за мной явно кто то смотрит сверху и приводит меня домой, не даёт уснуть в канаве и сдохнуть. Спасибо. Мы с тобой сочтёмся. Возле дома есть бар, оттуда выбежала ко мне эта ебнутая русская, которую я 14 раз поимел две недели назад. Всё вокруг говорят что на без ума от меня, а я хочу чтоб она исчезла. Она обняла меня, нет сил сопротивляться, говорю ей отведи меня домой и уложи спать, укрой одеялом, мне холодно в душе. Шестнадцать этажей она твердила мне про Балтийское море и шум прибоя. Да что ты знаешь о нём сука? Ты ни разу не было в нём, когда вокруг на сотни километров только оно, ты ровно в центре под парусами и дождь хлещет, а глаза заливаются потом. Она уложила меня. Я провалился. Проснулся утром, этой дуре хватило ума уйти. Я лежал без трусов, эта сука сосала мне, блядь, это я даю, а не из меня высасывают, как можно этого не понимать? Включил музыку. Снова те барабаны, подрочил. Вытер сперму о ногу, сел на унитаз, просрался. Вчерашний день вышел из меня. Я готов к сегодня. Барабаны, порошок, шестнадцать этажей.

Валери Лёвуа "Бег" (перевод с французского Игнат Снегов)