Клоуны.

А под маской клоуна пустота была…

Квартирка на четвёртом этаже небольшого дома располагалась в одном из самых неблагополучных районов города. Квартирка эта была маленькая, с одной комнатой и тесной кухней.

Находиться в ней не нравилось никому. Там было трудно дышать, потому что застоялый воздух казался фальшивым, там было трудно думать, потому что мысли казались пропитанными ложью. Вся квартирка казалось такой.

С виду она была самой благопристойной и уютной. У стены напротив входа, в дальнем углу, стоял старинный и добротный шкаф, который закрывал изодранные и изрисованные обои, а несколько его ящиков были заперты на всю свою недолгую жизнь оттого, что были или сломаны, или завалены всяким мусором. Маленький круглый стеклянный столик на колёсиках удобно расположился недалеко от окна, изо всех сил пытаясь скрыть «плешь» в ковре, а два кресла помогали ему в этом. Прямо напротив двери висела картина: довольно небрежная копия с произведения Кацусики Хокусая «Большая волна в Каганава», с первого взгляда производившая, между тем, довольное неплохое впечатление. Пожалуй, это была единственная вещь в доме, не считая коридорных часов, которая ничего не скрывала и ничего не прятала. Но даже от неё исходило удушливое ощущение лжи.

Мистер Дикей внимательно оглядел себя в зеркале. Оттуда на него смотрел пухленький мужчина с маленькими, бессмысленными глазками и жиденькими волосами.

Мужчина в сотый раз оправил свой твидовый пиджачок, который уже был не в состоянии скрыть пухленькое брюшко своего хозяина. «Ну, вроде бы всё в порядке».

В дверь позвонили. Резкий, протяжный, фальшиво мелодичный звон разнёсся по квартирке. Мистер Дикей поспешил на зов.

На лестничной площадке стоял маленький, сморщенный человечек. Он был совершенно лысым, лишь над губой белели крохотные, реденькие усики. В руках у человечка была небольшая тросточка, в которой, однако, он никогда не нуждался. Глаза у незнакомца были прищуренными и сухими, словно он вечно вглядывался во что-то, ища недостатки.

Гость медленно вошёл в квартирку и с трудом, кряхтя, распрямился.

- Ну, здравствуй, здравствуй, - важно произнёс он.

- Фред, как я рад тебя видеть! – убеждённо ответил мистер Дикей.

Фред Шэм чинно прошёл в гостиную и с не менее чинным видом уселся в кресло. И пока хозяин разливал чай из фарфорового чайничка в не менее фарфоровые кружки, он усердно оглядывал гостиную. Его цепкий взгляд мог приметить все: и странное положение столика, и немного покосившейся вид одного из ящиков, и бедность окружающей его обстановки. Последнее особенно его радовало, так как бедность для него была самым тяжким грехом, и его великодушный нрав не мог этот грех простить.

Но вот уже и чай разлит, и хозяин уже сидит в кресле, свесив пухленькие ножки, а разговор так и не начат. Никто не позаботился о том, чтобы нарушить вязкую тишину. Да и никому это не было интересно. И мистер Дикей, и его друг мистер Шэм прекрасно себя чувствовали и так. Чем-то они могли бы напомнить статуи, с одними и теми же лицами, с наполненными фальшивыми представлениями внутренними мирами.

- А слышал ли ты историю миссис Гретхэм? – неожиданно спросил мистер Дикей. Но его вопрос никого не мог застать врасплох, потому что всё в нём: от побуждений до интонации – вполне подходили атмосфере комнатки.

- Конечно, слышал.

- Жаль бедную женщину. Она не заслужила такого наказания.

- Что ж, наверное, не заслужила. Хотя у неё было так много недостатков.

- Но лишиться любимой дочери, да ещё в такой момент…

- Безусловно, побег старшей испортил свадьбу младшей дочери, но всем воздаётся по их заслугам.

- Но чем же бедная миссис Гретхэм заслужила такую кару?

- Она была слишком скупа и расчетлива. А ещё у неё была ужасно бедно обставлена прихожая.

- Но мне так её жаль… А для младшенькой, Мери, это такое потрясение. Не представляю, как она это переживёт, ведь они с сестрой были так дружны.

- Мери бедно одевалась. К тому же, и она - девушка, не лишённая кое-каких недостатков. Например, у неё неровные зубы и слишком тщеславный вид.

- А как тяжело придётся старшей, Коре. Её жених в розыске за кражу, сама она потеряла честь и уважение, сбежав с ним!

- Друг мой, всё воздаётся по заслугам.

Мистер Дикей и мистер Шэм замолчали. Теперь их молчание было вызвано уже не той леностью и вялостью, как раньше, теперь им скорее не о чём было поговорить. Обоим доставляло бесспорное удовольствие обсуждать чужие проблемы. К сожалению, в этот раз плохих новостей оказалось мало.

Хозяин квартирки развалился в кресле. На его белом, широком лбе пролегла небольшая складка, а бессмысленный взор то и дело блуждал по ковру на полу. Мистер Дикей всё думал о бедной миссис Гретхэм. Он всё пытался убедить себя, что действительно ей сочувствует, что ему небезразлична судьба Коры и Мери. Но все жё, где-то в глубине души он понимал, что это не так. Он чувствовал безразличие к этим почти незнакомым людям, он чувствовал безразличие ко всему. Но упорно старался этого не замечать, делая вид, что ему не всё равно. Он старался всю свою жизнь, но так ничего и не достиг. Если, конечно, не считать бесспорно великого искусства самообмана.

А мистера Шэма тоже не покидала мысль о бедных Гретхэмах. Действительно бедных. Он всё вспоминал, какой у них был маленький и неубранный домик. Его не беспокоило, что миссис Гретхэм потеряла мужа ещё несколько лет назад и что она одна с трудом могла справиться с четырьмя маленькими детьми. Перед глазами мистера Дикея все врёмя вставали порванные туфли Коры. Он всё припоминал промахи этого семейства: и их маленький доход, и их многочисленность, и их крайнюю бестактность. Он судил их строго, не упуская ни одного случая. Он не мог позволить себе спустить и простить человечеству ни одной ошибки. Он не мог простить их никому. Кроме самого себя. По той простой причине, что он их просто не замечал. И от сознания того, что он является идеалом, он с удовольствием обличал перед собой пороки других. Но даже это единственное развлечение в последнее время начинало ему надоедать. Его всё больше и больше охватывало безразличие. Однако это безразличие было внутренним, никак не проявляемым снаружи. Старичок с тросточкой всегда выглядит и ведёт себя самым благопристойным образом.

Часы пробили шесть. Мистер Дикей и мистер Шэм так и не успели заметить, как пролетело время. Однако честный и правдивый звон заставил их очнуться. Оба старичка вздрогнули и ещё несколько секунд сидели в оцепенении, пока этот звон не стих.

- Ненавижу, когда они так…, - мистер Дикей замялся и проговорил что-то хриплым голосом.

Казалось, комната изменилась. Ложь в ней стала притаённой, словно правда заставила её забиться в угол. Тени немного расступились, подул ветерок, но через несколько минут всё пришло в обычное состояние. И оба старичка вновь почувствовали себя свободно.

- Пойду я, а то уже темнеет, - важно произнёс мистер Шэм.

- Конечно, конечно. Ещё увидимся! – крикнул вслед ему его друг, но дверь уже закрылась. А мистер Дикею не было до этого никакого дела.

.