Рисунок 2. «Презренный победитель».

Кажется, сегодня декабрь ненадолго (часов на пять, примерно) вспомнил, что он – зимний месяц. Выглянув утром в окно, я увидел, что лужи замёрзли, что грязь на обочинах дорог застыла узорами следов ботинок, что хмурые тучи, несколько дней подряд закрывающие солнце, поволокло куда-то в сторону, а в разрывах проблёскивало синее небо. День не обещал быть морозным, но всем своим видом старался показать, что грязи и слякоти сегодня не будет. Или они будут присутствовать в гораздо меньших количествах.

Я неспешно подошёл к киоску, купил какой-то совершенно пижонский «Eclipce» с гранатовым вкусом. Единственное, за что он мне нравились – это то, что вкус был совершенно «термоядерным» от собственной мятности. Пусть ненадолго, но вся носоглотка наполнялась холодной свежестью.

На скамье автобусной остановки, привалившись спиной к холодильнику с газированными напитками, сидел какой-то мужик. Именно мужик, а не мужчина. Довольно трудно найти точное объяснение, но ведь все мы прекрасно чувствуем разницу между мужиком и мужчиной, когда видим их перед собой. А вот рассказать, почему так происходит, не можем. Или, если будем пытаться объяснить, то станем говорить совершенно не то, что нужно. Надо сказать так, чтобы было кратко и понятно. И ведь не можем…

Я посмотрел на холодильник и вспомнил старый анекдот про то, что в холодильнике «чукча греться будет». Температура внутри него была определённо выше, чем снаружи.

Прислонившись к холодильнику спиной, на скамье сидел мужик. Глаза его были полузакрыты, словно бы он из-под приопущенных век наблюдал за всем, что происходит вокруг. Руки бессильно свесились вдоль тела. Казалось, что точка опоры у него сейчас – холодильник за его спиной. Мелькнула мысль о том, что человеку плохо, что, возможно, он чем-то болен. Однако подойдя ближе, я почувствовал характерный запах, говорящий о большом количестве выпитого алкоголя. Судя по всему, этот человек ещё недавно где-то либо хорошо и обильно веселился, либо топил свою горечь в спиртном. Так или иначе, сейчас он, скорее всего, уже вряд ли бы смог чётко сформулировать, в честь чего он напился.

Люди, ожидающие своих автобусов и троллейбусов, сторонились этого человека, предпочитая стоять так, чтобы не чувствовать плывущего по остановке запаха. Мелькали брезгливые гримасы, на секунду кривились губы, глаза спешили смотреть в сторону. Признаться, я и сам остановился в отдалении, ибо не люблю запаха перегара.

От нечего делать, я принялся размышлять о причинах, которые могли бы выгнать сильно выпившего человека на остановку. Выгнала жена, когда он пришёл домой под утро в таком состоянии? Или наоборот, он ещё только едет домой? А может, и сам в пьяном порыве неведомого озарения понял, что идти никуда не хочет, что нечего ему ждать от домашних? Да и есть ли они, эти домашние?

Вариантов было много. Ещё больше оставалось за пределами моей фантазии. Прислушавшись, я понял, что разговоры вокруг нет-нет да возвращаются к сидящему на лавке.

- А что? С утра выпил, весь день свободен, - несколько свысока шутил молодой человек в пальто и неожиданно сиреневом шарфе.

- Глаза залил... стыда не видит. А дома, наверное, жена ждёт, переживает… - говорила полная дома с нервно-тонким голосом, слегка наклонившись к своей спутнице.

- Да что ты на него реагируешь? Ну, выпил, ну сидит себе. Никому же не мешает, - зрелый мужчина вяло отбивался от слов жены. – Можно подумать, когда мы пьём, от нас не пахнет…

- Надо в милицию позвонить. Или в скорую… А то ведь замёрзнет.

- Может, домой отвести?

- Вот ты и веди, если хочешь. Честно скажу, я его даже трогать не хочу. Да и на работу опаздываю…

Всё-таки кто-то в милицию позвонил. А возможно, это был обычный наряд, объезжающий вверенный район. Вместо автобуса к остановке подкатил милицейский уазик.

Мужчина, сидящий до этого практически неподвижно, поднял голову, обвёл мутным взором пространство вокруг себя, заметил подъехавшую машину. На мгновение задержал на ней взгляд, потом посмотрел на стоящих вокруг людей и с непередаваемой, жгучей горечью сказал:

- Какие же вы все уроды… Уроды!

Уже через пять минут его вполне по-человечески, хотя и немного бесцеремонно посадили в уазик и увезли. А люди, оставшиеся на остановке, принялись переглядываться и глухо бормотать, обиженно и возмущённо. Слов ещё не было слышно, но голоса, находя себе поддержку, постепенно нарастали.

Мне стало смешно. Сидевший тут мужик был увезён победителем. Все посмеивались над ним, презрительно морщились, учуяв запах спиртного, считали себя много выше. Это «много» даже и не измерить. Просто много выше и всё тут. И вдруг этот, который много ниже, всего одной короткой фразой не только сравнялся с ними, он ещё и окунул всех в грязь по уши. И ведь в чём-то он был прав. Не во всём, конечно, но в чём-то – определённо прав. Мы – не уроды. Нет, что вы, мы – не уроды. Однако был ведь у каждого поступок, про который, скорее всего, мало кто знает, про который можно только иногда вспомнить, да и то – тут же заставить себя забыть; поступок, который сам вспоминается время от времени и с которым жить уже стало привычно.

Подъехавший автобус спас меня от того, чтобы слушать слова и возгласы тех, кто остался. Впрочем, можно легко представить, что начали говорить люди. «Да как он посмел?!», «А сам-то кто?», «Да что вы его слушаете? Алкоголик – он и есть алкоголик. Последние мозги пропил, вот и несёт невесть что…». И ведь, скорее сего, многие из них придут на работу, домой, к друзьям и с возмущением перескажут эту историю. Причём, как водится, немного её исказят. Нет, не переврут, что вы! Просто расскажут так, как видели они. И будут, как водится, правы.