Иваново детство прошло в семи километрах от сумасшедшего дома. И дома у него тоже жили сумасшедшие. Родители, на вид приличные люди, очень болели. Впрочем, ничем не отличаясь от остальных жителей города, отец и мать честно работали, честно ели и пили, и также честно выполняли супружеские обязанности. Последнее как-то сильно повлияло на живот молодой женщины, и вскоре появился Иван. Никто тогда и подумать не мог о будущей катастрофе, даже местная гадалка и целительница Марфа ничего необычного не почувствовала. Ваня был хорошим ребенком, и рос он как все, честно увеличиваясь на несколько сантиметров в месяц.

Когда в глазах ребеночка стали появляться первые искорки сознательности, отец, благороднейший человек и большой рукодельник, смастерил для любимого сына ошейник. Почувствовав холод железа, Ваня зарыдал и забился в истерике. На несколько дней пищу перестал принимать, так что думали уж, Бог к себе душу молодого человечка заберет. Позвали попа. Тот разжег ладан, попел на старославянском, значительно начертал кресты и ушел. Действительно ли церковные знаки подействовали, или же просто металл на шее немного отогрелся, но истерика прекратилась, и Ваня с прежним аппетитом принялся за еду. Отец так обрадовался, что на несколько месяцев закрылся в своей мастерской, выковывая для отрока новый подарок. Он создал настоящий шедевр – цепь дивного цвета, переливающуюся из ярко-желтого в алый. Глава семейства с большой торжественностью закрепил один конец цепи за ошейник, а другой – за маленький колышек возле кровати.

Приспособление это было уникально и по свойствам. Так, гуляя по квартире и совершая шумные игры, Ваня имел большую свободу, однако, ограниченную в каком-то смысле. В возрасте, когда у детей появляется первый интерес к мультипликациям и фильмам, мальчика научили пользоваться видеомагнитофоном. На полке стояло много кассет. Из своих Иван без трудностей выбирал любую. Чуть поодаль, ближе к окну, находились «взрослые» фильмы. И как Ваня не тянулся, как не старался добраться до них своими детскими пальчиками, ничего не получалось. Не хватало всего двух-трех миллиметров длины его цепи. Появляясь на кухне, мальчик изучал все щели и углы, рассматривал их любопытными глазками. Свободно ходил от двери к подоконнику, так что в запасе оставался десяток звеньев. Но как ни странно, добраться до места где лежали ножи и вилки не мог. Железо душило молодую шею, оттягивало назад. Так же было и со многими другими вещами, например, книгами и журналами. Когда же ребенка выводили за пределы квартиры, ошейник снимали, и мальчик оставался под внимательным наблюдением кого-то из старших.

В шесть лет Иван пошел в школу. Родители особенно тщательно подготовились к этому событию. Пока мать шила костюм и вязала шапочку, отец с озабоченным видом носился по всему городу. Нужно было попасть на рынок, оттуда бежать в мастерскую. Обнаружив, что не хватает каких-то деталей, искать перекупщиков, затем снова на рынок... Так события чередовались несколько лет. И к большому удивлению оказалось, что Ванин родитель сделал обычную проволоку. Знакомые супругов тогда недоумевали, на что столько инструментов и разных приспособлений ушло, куда подевались купленные детали? Расходились слухи, правда пока в очень ограниченны кругах: всего три или четыре семьи заговорили о каких-то странных вещах. Родители же были очень довольны, и лица их отражали глубокую удовлетворенность... Проволока была, однако, больших размеров. Ее длины хватило на то, чтобы соединить дом и школу. К ней же прилагался карабин, к которому была прикована Ванина цепь. Так что свобода ребенка очень увеличилась, самостоятельно он мог ходить на учебу и обратно. Со временем проволоку даже удлиняли. Она вела к магазину и спортивной школе, разветвляясь еще в нескольких местах. И конечно же миновала всякого рода опасные зоны, к которым, между прочим, относились и городские парки.

Учился Ваня хорошо. Он был любимчиком учителей. Не без вмешательства родителей, мальчик учил каждый стишок, зубрил всякую формулку, вчитывался в любое изучаемое произведение. Возвращаясь с уроков, он едва успевал поесть, когда цепь тянула его к письменному столу. До позднего вечера сидел за учебниками, не имея возможности вздремнуть из-за постоянного ощущения холода на шее. В полночь ложился спать, в семь просыпался, делал зарядку, собирался и быстрым шагом направлялся в школу. По специфическому звону железа учащиеся издалека узнавали о Ванином приближении. И насколько мальчика любили учителя, настолько презирали его одноклассники. Часто били, правда, не очень больно, так как делали это не от злобы, а скорее только ради юношеской забавы. И вообще много шуток разных проделывали, вроде игры в футбол его ранцем.

В подростковом возрасте с Иваном произошло одно значительное событие. Однажды вернувшись с занятий домой, он был как-то очень молчалив. На расспросы родителей ничего ясного ответить не мог. К вечеру сильно поднялась температура, начался бред. Речь его была несвязной, тихой. Только иногда можно было разобрать бурный поток обвинений, адресованный каким-то «высшим силам». Затем наступало молчание, лицо его принимало почти осознанный вид. И с большой дрожью в голосе он умолял о прощении, извинялся за все проступки. Родители, находясь в большой растерянности, пригласили попа. Тот почти сразу прибыл на место. Почтительно поприветствовав хозяев, направился к постели больного. Укоризненно взглянул на Ивана и принялся выполнять тот же ритуал, что и шестнадцать лет назад. Но только сейчас это не помогало, а кажется наоборот, еще более губительно влияло на здоровье подростка. Поп был смущен. Высказав предположение, что Иван, скорее всего этой же ночью и умрет, он удалился.

Однако ни в эту, ни даже в следующую ночь Ваня не ушел на тот свет. Правда состояние его очень ухудшилось: глаза налились кровью, на шее и руках вздулись вены. Тогда после долгого спора родители решились на крайний шаг – отвезти сына в больницу. Первый раз в жизни Ивана осматривали врачи. Они были крайне удивлены, что больного привезли только сейчас. Положение подростка оценивали как вполне удовлетворительное для медицинского лечения, но в домашних условиях болезнь бы привела к смерти. Предварительное заключение оказалось, однако, не совсем верным. Хотя врачам удалось привести температуру в норму, в Ванином поведении осталась некоторая неоднозначность. Временами он ощущал, что совсем здоров, и мог говорить на те же темы, что и прежде. Но были моменты, когда рассудок его помутнялся, и он с глупым видом смотрел в одну точку. Доктора в этом увидели нарушение работы мозга. Родителям посоветовали отправить Ивана на лечение в клинику для душевнобольных.

С этим возникла большая сложность. Оказалось, что посетители не могут находиться на территории психбольницы более часа, и что (этот факт совсем поразил Ваниного отца) нельзя приносить туда посторонние приборы. Ошейник же показался работникам больницы вещью совсем ненужной, и даже вредящей выздоровлению пациента. Родители были страшно возмущены, глава семейства чуть не подрался с директором лечебницы. Он кричал о несправедливости, угрожал влиятельными знакомствами и отвечал грубостями на любые уговоры… Но Ивану становилось хуже. Он все чаще и на больше времени терял всякую связь с миром, погружаясь в состояние какого-то глупого созерцания. Безумие грозило поселиться в его голове до конца жизни. Что, впрочем, не совсем ясно сознавали отец и мать, твердо стоявшие на своем. Однако произошло событие, сильно поразившее их умы.

На третий день после госпитализации в обычную больницу Иван опять пребывал в своем скупом мире. На сей раз недолго, всего минуту спустя он очнулся. Со странной улыбкой и стеклянным взглядом попросил принести лист бумаги и цветные карандаши. Почти сразу просьба была исполнена, хотя и с большим недоумением со стороны выполнявших ее. Ваня принялся рисовать. Закончив он, не преставая ухмыляться, передал рисунок отцу. На бумаге были изображены три фигуры: мужчина и женщина по бокам, с перерезанными глотками, лежали в собственной крови; и маленький мальчик с ножом в руке посередине. Фигуры были подписаны: «Мама, Папа, Я»…

Уже после двух месяцев пребывания в сумасшедшем доме здоровье Ивана явно укрепилось. Он все реже впадал в беспамятство и даже приобрел небывалую ранее веселость. Связывали последнее с одним странным и загадочным пациентом клиники. Человек по имени Фридрих имел очень развязанный нрав и числился одним из главных диссидентов еще при прежней власти. В ссылке он проводил больше времени, чем в родном городе, а каждое литературное произведение (пусть даже самая маленькая статейка) производили настоящий фурор в кругах интеллигенции. Ходили слухи о его близкой дружбе, и чуть ли не родстве, с Че Геварой. Что правда маловероятно, так как годами Фридрих приходился кубинскому революционеру все же гораздо моложе. Вот с этим человеком и сдружился Иван. Он с жадностью слушал его проповеди о сильных людях и могуществе духа избранных. Бывший диссидент был действительно хорошим оратором. Иной раз, находясь в состоянии глубокой восторженности, он впадал в какое-то даже безумие и заканчивал речь словами: «Т?ки глаголил Фридрих!»

Ванины родители, посещавшие сына ежедневно, не замечали происходившей в его душе перемены. Их только немного смущало, что прежняя робость голоса была теперь смешана с раздражительностью. Они, однако, не очень об этом думали, приписывая все болезни.

Через три месяца Иван сбежал из сумасшедшего дома. Где-то раздобыв денег, купил билет на поезд и уехал в столицу. Первое время жил тяжело, голодал, носил рваную одежду. Затем появились сомнительные знакомства. Но в один день все круто повернулось. Странным образом судьба свела нужных людей, и в одночасье в подростке обнаружился большой художественный талант. Столичные мастера заговорили о молодом гении, который среди прочего «очень неординарен и перспективен». За него всерьез взялись известные художники.

В это время в родном Ванином городке случился большой переполох. Центральной сплетней стал побег из дурдома. Одни говорили, что мальчик совсем с ума сошел, если решил бежать из такой замечательной семьи. Другие, поумнее, вспомнили про историю с проволокой, и с большим жаром стали спорить о пропавших тогда деталях. А когда прошел слух о молодом художнике, многие вообще перестали об этом думать, а только приводили в пример разные моменты из жизни гениев. Родители Ивана, когда узнали новость, приняли меры по возвращению сына.

Гуляя в любимом парке, юный талант встретил двух милиционеров. Те подошли к нему и спросили имя. Он ответил. Тогда один из них, старший, объяснил, что несовершеннолетние не имеют никакого морального права убегать из дома и устраивать жизнь без отцовского благословления. Милиционер приказал пройти в отделение. Нарушитель подумал немного и показал стражу закона язык. Отбежал и залез на дерево. Оттуда корчил мужчинам рожицы и выкрикивал разные шалости. Зная что за ним не полезут, он чувствовал себя в безопасности. Не будут же эти двое форму пачкать и как дети забираться наверх. Правда, скоро спасатели прибудут, спасать молодого бунтовщика. Тогда он глянет на всех с улыбкой и прыгнет вниз головой. Череп расколется надвое и потечет фонтанчиком кровь. Струйка минует ботинки государственных служащих, сделает круг почета перед зевакой с фотоаппаратом и потечет в клумбу. Там остановится и прорастет цветок.