Язычник

    …Он пел, и под руками его блик
Длил день, отражая закат.
Звенел древа и камня крик,
В муках рождаясь из-под кулака.

Делаю бога! – криво, убого,
Из бука и рога, из звука и слога,
Из шрама на горле, преградам на горе,
Весь в венах и нервах, но первым из первых -

Я бога творю, и боготворю
Те руки, что на руки бога
Наводят глянец;
А кто ты такой - хороший, плохой –
Ты скажешь мне сам, лишь только
Ступишь и глянешь!..

Он был грохотом, шёпотом и тишиной,
Кусал губы, чтобы не спать.
Зверел вой за его спиной,
Но их некогда было искать.

Те, кто в пещере – суетны в вере,
Верят в деревья, в птицу и зверя,
В знакомое дело, в покорное тело...
А я – просветлённый, боговдохновлённый - ...

Знаменья небо завесили там и тут,
Едва он перешёл к лицу.
Его богоугодный труд
Почти уже подошёл к концу.

Господи боже, мы так похожи,
Если ты можешь – будь со мной строже,
Только, когда-то сделай меня ты
В камне и глине, так же, как ныне - ...

           Песнь Каина

    Слушайте меня, отроги,
Слушайте меня, дубравы,
Слушайте меня, пороги,
Что не знали переправы,
Слушайте меня, посевы –
Вас ли не растил, не холил? –
Не пристало сыну Евы
Допоздна гулять на воле.
Но теперь мне всё едино,
Я теперь как зверь с окраин,
Был бы я любимым сыном,
А теперь – убийца Каин!

       Неугодна Богу жертва моя –
       Потом добытый колос;
       Он, дым горелой плоти до небес подняв,
       Брату отдал свой голос.
       Так скажи мне, что нужно ещё, кроме –
       Кровь? Так я же дал тебе крови!

Мне отец дал в руки посох,
Было мне двенадцать вёсен.
Мир купался в ясных росах –
Но настала эта осень!
Как учила мать родная –
Смерть страшна и для собаки;
Никого не убивая
Я срезал для Бога злаки.
Видит Бог, любил я брата
С первого на скулах пуха!
Это зависть виновата –
Ты прости меня, братуха!

Слушай, милосердный Боже:
Я теперь навеки проклят,
Чтож теперь с моею рожью –
Пусть она дождями мокнет?
Я теперь навек свободен,
Я теперь с волками равен,
Дар, какой тебе угоден,
Знаю я – убийца Каин!
Ухожу, тебе неверный,
Ну а ты, раз любишь жатву,
Как-нибудь отдашь, наверно,
Собственного Сына в жертву!..


             Песнь Авеля

    Стада овец,
Стада овец гуляют по долам.
Да-да, Отец –
Я сделаю всё сам.
Костёр мой свят,
А то, что было столько лет подряд –
Забыто Богом;
Ну чтож, дорога –
До жертвенника и назад.

       И, коль овца дана как скот -
       Дубину в руки, и вперёд,
       И, если ты не идиот –
       Так не жалей об этом!
       А брат траву зачем-то жжёт,
       И дым уносит ветром...

Шашлык и сыр,
Шашлык, и сыр, и тёплая кошма!
А крик овцы
Звучал не задарма.
Мой дым столбом
Уходит в небо, и грохочет гром
Над головою –
Я сам порою
Вот так же чавкал за столом.

Нужда – как сны.
Нужда как сны, проснёмся – и уйдёт.
Стада тучны,
И брат чего-то жнёт…
Ещё стократ
Я буду жертву возносить – Бог свят
И пламень светел!
А дым и пепел
О чём-то ветру говорят...

       Но, если что дано как скот,
       Дубину в руки – и вперёд,
       И, если ты не идиот –
       Так не жалей об этом!..
       Вот брат идёт -
       Наверно, за советом...

       Патриот Содома и Гоморры

    ...На четвёртом глотке задрожала рука,
Но не чаша в руке подвела старика –
Просто небо простёрло к земле горящие крылья.
Просто флаги на шпилях дворца моего
До конца разозлили Отца моего –
Я сниму, если хочешь, но чашу мимо не вылью.

Мы проспали Закон, пролюбили грехи,
На уме испокон не псалмы, а стихи –
Потому горизонт заставлен столбами соли.
В ожидании рая мне не преуспеть –
Так, хотя б умирая, дай досмотреть,
Как мои города-мазохисты стонут от боли.

       По террасам дворца моего короля
       Лупят молнии класса «небо-земля»,
       Заодно перун Саваофа и молот Тора,
       Но, падая в огненный водоворот,
       Он умирает, как патриот –
       Он патриот Содома и Гоморры!..

Чёрно-белый в подпалинах ангельский рой
На рассвете попал на разведку игрой –
Мёртвым смотреть с высоты, а главное – проще.
Ты же знаешь, так надо, ты так хотел –
Население ада имеет предел,
Потому мы змеёю вползаем в райские рощи.

...Ничего не случилось, не произошло –
Это мимо бродило, и вот набрело;
Благодать лишь одна, а грехов – такой многотомник!
А в раю, как ты знаешь, все твари в чести,
Потому не грусти и мотив насвисти,
Этот самый – как его, дьявола? – ладно, не помню...

        Исход (песнь Моисея)

    Здесь по утрам
Поёт тростник, и вокруг завивает ленты Нил.
Призрачный храм
В небе возник и пообещал, но не выполнил.
Если выход для нас – это только Исход,
Если не врёт
Куст терновый, значит – вперёд!..

       О шеол!..
       Ношу нести,
       Душу спасти,
       Стада пасти у пропасти,
       Дабы спасти от напасти
       Для вечности!

Мы не рабы,
Потому, что рабы – немы, а мы говорим с Тобой.
Ропот ходьбы
Не принимай на обидный счёт – мы идём домой.
Наша скорость целых два трупа в час –
Ты любишь нас.
Мне легко – у меня есть приказ!

О, фараон!
Ты был милосердней к нам, чем пустыня - к босым ногам.
Мимо времён
Мы так же пойдём, оставляя сзади за храмом - храм.
И, покуда песню поёт Мариам
Нам, дуракам,
Я спрошу – а ты пробовал сам?..

               Рождество

    ...У райских врат идёт замена вратаря –
Бен Цудек машет жёлтой тюбетейкой.
Господь давно забросил шайку с лейкой,
И сохнет, но вращается Земля.
Ни в яслях, ни в домах у очагов
Не чует зверь младенческого зова –
И доведут до ужаса немого
Электроовцы киберпастухов.

Сегодня ночью всякий зверь поёт своё,
И танец подведённого желудка
Танцует всякий, и, наверно, жутко
Отцу услышать, что Она поёт.
Да кто не пел под лезвием небес?
Я тоже, на Звезду покинув небо,
Ищу в углях поджаренного хлеба,
Мурлыча что-то типа «он воскрес».

Мы всё же вовремя доверились судьбе,
И не погоде, а верблюжьей куртке –
Но мой товарищ, высосав две трубки,
Надел колечко надписью к себе.
А тот, другой – он лыс и бородат,
И, кажется, читал стихи про осень,
И, видит бог, он всё намерен бросить,
Когда бы не был капельку поддат...

И мы не знаем, что за тварь Она родит,
Но то, что Он младенец – нет надежды.
Струящиеся с Матери одежды
Достаточны, как млеко из груди,
Но я принёс, хоть беден я, как мышь:
В твоих руках, седых, как одуванчик,
Раскрытый президентский чемоданчик –
В нём мирро, ладан, смирна и гашиш...

          Вторая вечеря

    ...Когда распяли неповинного Христа,
Собрались Павел, Пётр и младший Иоанн -
Купили ящик виноградного вина
И сели выпить за победу христиан.
Они Иисуса помянули по одной,
И на второй - прокляли Понтия-врага,
На третьей, чокнувшись, хлебнули за любовь,
А на четвёртой – за дорогу в облака.

И хмурый Пётр всё горевал, что бросил меч,
Что голова его почти уже седа...
А Павел ждал, что Иоанн затянет речь –
Но Иоанн смотрел, как падает звезда...
Ещё стакан - и завязался разговор,
Что Магдалина – истеричка, но стройна,
И так же любит, как и мы, и с этих пор,
Возможно, будет ей особая цена.

Кулак об стол – и в крик сорвался Иоанн:
«Какого чёрта мы живём, а Равви мёртв?!
Иуда жив, а мы – стаканом за стакан!..»
«Чтоб он повесился!..» - сказал угрюмо Пётр.
«Да чёрт с Иудою – а сам-то ты хорош!
Отрёкся трижды – видно, страх тому виной!..»
И слово за слово, и вот сверкает нож...
«...Да лучше выпьем!» - и налили по одной.

Ещё бутыль – и всё затихло у стола,
И в голове шумел весёлый тёмный лес,
И пьяный Павел под столом толкнул Петра:
«А... с Иисусом... слушай - что?..» - «Та, он воскрес!..»
Возникло утро светом на Синай-горе,
И всё утратило значение и вес...
Крик петуха улыбку смазал на Петре,
И крик Марии Магдалины «Он воскрес!»

    ...Когда распяли неповинного Христа,
Собрались Павел, Пётр и младший Иоанн -
Купили ящик деревенского вина
И сели выпить за победу христиан.
Они Иисуса помянули в тишине
И, матерясь, прокляли Понтия-врага.
Слова тонули в неочищенном вине
И так близка была дорога в облака...





                 Богослово

    ...Может, богу свечка – тёмный воск на пальцах,
Может, затаиться за глаза икон,
Может, затеряться в сосняке за речкой,
Может, вечерами - колокольный звон.

Снег набрать в лукошко, да охапку веток,
Да пойти кругами, перепутать след...
Может, только ветер ходит за окошком -
Может, никого там, кроме ветра, нет.

Может, будет время – талая водица,
Может, будут силы, или стает снег.
Может так случиться – все мы только дремлем,
А живут и помнят только воды рек.

Или эти лики, или эти звоны,
Или это небо, что лежит окрест –
В полке застеклённой люди или книги –
Только в сером небе золочёный крест...

...Может, богу свечка – тёмный воск на пальцах,
Может, затаиться за глаза икон,
Может, затеряться в сосняке за речкой,
Может, вечерами - колокольный звон...

             Евангелие от...

    Мне кажется, но я не спешу креститься –
Знакомое зрелище, что-то из раннего Босха –
Как двое с утра, забыв про пиво и пиццу,
К доске в перпендикуляр прибивают доску.
И вот готова надёжная, стильная мебель,
Отрезали, отмерив семижды и на сто –
И кто-то, бритый как дух, но по роже – дембель
Ложится на это самое в позу гимнаста...

Осталось немного: поставить стоймя, упереть и
Готова система типа «ротор и статор» -
Простой человек, Ловцом уловленный в сети;
Чего он там, на кресте, теперь прокуратор?!
Народное слово близко от народного дела:
Попёр на массу – сам виноват, простите!..
И смотрит снизу кто-то в угольно-белом,
Рукой теребя бородку а-ля спаситель.

Его не спасёт одинарный штандартный игл,
Ни все, кого знал и бил в лицо в легионе –
Вознёсся выше Неронов и прочих Калигул
Всадник на карусельном троянском пони.
...А Рим, как обычно, идёт дорогою римлян
И тешится королевской крепкой охотой;
Рабан Гамлиель стоит по колено в схимне,
Но выше колен – одна сплошная суббота!

Молитесь – дадут! И мы молились – нам дали,
Да так, что сами дадим и снова догоним!
И Нил, и Рона, и Тибр потекут цинандали,
А воду в них мы попросту перекроем.
Ох, нынче за наши храмы кто-то ответит,
За все исходы, рассеянья и мытарства,
Задолго до Гитлера будет крик «Зохенвейде!» -
Весь мир узнает вас ист дас «христианстфо»!

Тысячелетние страхи растают дымом –
Мы сто поколений ждали этой минуты.
Египту уже накидали – дело за Римом,
А вштырит Рим – на очереди алеуты!
...А бритый пример того, что могло быть с нами,
Висит, пытаясь устроиться аккуратней.
Эй, кто у нас без греха – собирайте камни!
Разбрасывать короткими по команде!..

Жаль, равви у нас добряк, и он скажет: «Бросьте!
Полей, Иуда, на руки – ополоснуться» -
И будет смотреть, как при богатырском росте
Тот тянется, но никак ему не дотянуться...
Равви скажет: «Ребята, не надо террора.
Мы не бойцы холокоста – мы воины Света!
Полезешь на нас с мечом, а уйдёшь с менорой,
Или с крестом, или на кресте – как этот.

Главное – суть, а до формы мне дела мало.
Спасители всех джихадов объединятся!»
И рулит закон, какого ещё не бывало:
Победы добра над свободой, равенством, братством!..

...Глупо виденье, но я вполне убеждён им:
Копыта добра торчат из-под всякого платья.
Коль есть победитель – значит, есть побеждённый,
А, стало быть - будет крест, и будет распятье...