За пятнадцать лет службы в колонии строго режима, которая находится вдалеке от большого города N, приходилось встречать много осужденных. Наша колония в кругах преступников называлась «Последний путь». Это в первую очередь было связанно с тем, что никто не выходил из нее живым.

Ежегодно в ней заканчивали свое существование более тысячи преступников. Трудно сказать, что кто к нам поступал, это заслуживали, но правосудие, как вы знаете, слепо. Очень часто доводилось общаться с местными обитателями. Не каждый мог мне прямо в лицо заявить, что он не виновен. Даже если такие смелые люди и находились, то, скорее всего это их последняя защитная реакция, потому что знают, что жить им остается не долго.

Единственное, чем наше заведение отличалось от сотен других по стране, что осужденный сам мог выбрать себе способ, по которому он покинет этот мир. Выбор конечно не велик, но хоть какая свобода воли. Смешно, конечно так говорить, но кроме смеха эта идея нашего директора у меня не вызывала. Расстрел, виселица, электрический стул. Интересовался я, почему нет более «гуманных способов», как например инъекция яда, на что получал весьма убедительный ответ: «Это преступники, отбросы общества, люди, погубившие многие человеческие жизни, нельзя допустить, чтобы они не испытали последнею порцию боли как плату за все то, что они совершили.

Спокойным шагом я шел по темному коридору и направлялся в карцер под номером 413. Там находился Джек Карен. Совсем молодой человек, по сравнению с остальными заключенными. Я помню большую часть людей, за те десять лет, которые я проработал здесь, но что бы 17 летнего сюда направили, меня озадачило.

Я знал его историю. Бедный парень из не благополучного района большого города. Матери у него не было, она умерла, когда ему было всего шесть лет. Отца он видит очень редко, тот постоянно на работе, чтобы прокормить семью. Приятелей у него было много, он был очень общительным малым, но друзей, как оказалось поздней, у него не было.

В один из холодных осених вечеров Джек и два его приятеля, возвращались домой, после похода в кино. Когда они попрощались на перекрестке улиц Садовой и Центральной, Джек один пошел по направлению к центральному парку, а два его знакомых продолжили путь по улице Садовой. Дальше, на мой взгляд, произошло что-то необычное. Через пять минут, после того как компания разошлась, возле самого входа в парк, было обнаружено три трупа и Джек, который весь в слезах, обхватил тело молодой девушки, держа в руках большой нож. Девушкам было нанесено множество ножевых ранений. Кровь залила асфальт. Вся одежда Джека была пропитано кровью, майка порвана, были видны следы борьбы.

По рассказам очевидцев удалось выяснить не многое. Оказалось, что никто не видел, как Джек совершил эти убийства, но и как кто-то другой покидает место убийства. Его задержали сразу. Среди убитых, а ими оказались три молодые девушки по 18 и 19 лет, была Мария Ларно, дочь мэра того города.

Это кровавое убийство потрясло весь город. Все газеты только об этом и писали. Я помню, что мою любимую рубрику в газете «Судоку» заменили фотографиями места преступления. Никто не знал чему верить, пока Джек находился в следственном изоляторе, желтые газеты писали множество всяких догадок и сплетней, насколько им позволяла фантазия. Однажды возвращаясь после работы, через два дня после убийства, возле своего дома обнаружил группу людей, которая с горячим интересом обсуждало это убийство. Каждый держал в руках газету, причем совершенно другую, чем у другого собеседника и утверждал, что нужно верить, только в то, что написано в ней. Меня это дело тоже заинтересовало. Да и потом, как оно может не заинтересовать, если каждые 15 минут и по телевизору и по радио трубят об этом событии.

Следователи допрашивали Джека и всех, кто хоть как-то мог быть связанным с этим. Парень рассказал им, что ничего не помнит, что происходило возле главного входа в центральный парк, и что помнит лишь с того момента, как его оттянули от тела Марии. Отпечатки на орудии убийства, ноже, принадлежали только Джеку. Никаких других отпечатков на месте преступления не было найдено. Допросили всех людей, которые имели контакт с Джеком, и в первую очередь каждому задавали вопрос: « Мог ли парнишка совершить это убийство?» К сожалению, для Джека, никто не мог дать внятный ответ, все допрашиваемые сводили ответы к тому, что они слишком мало знали его. Его друзья не ответили на этот вопрос, и даже его собственный отец, не мог с уверенностью на него ответить.

Постоянные толчки Мэра, который потерял единственного ребенка, привели к тому, что суд состоялся через две недели после это страшного события. Из-за очевидных, но в тоже время слишком прямолинейных улик и доказательств, Джека единогласным решением присяжных приговорили к смертной казни. Я был в зале суда, как представитель нашей колонии, так как мое начальство уже тогда знало, что этот парнишка отправится к нам. Он сидел и молчал. На его лице не дрогнул не один мускул, дыхание его не остановилось во время вынесения приговора. Наверное, он уже давно знал, что для него все кончено.

Вставив большой металлический ключ в замочную скважину, и повернув его несколько раз, я открыл тяжелую дверь, где в замкнутом пространстве, на кровати лежал Джек. Он лежал на спине и бесчувственным взглядом смотрел на потолок, и на секунду мне показалось, что он не замечает меня. Когда смотришь на человека, которому осталось жить пару дней, начинаешь испытывать к нему жалость. Заходя в камеру, я не почувствовал его запаха или даже простых вещей, которые бы подтверждали его присутствия. Мне казалось, что его давно уже нету в этом мире, а напротив меня лежит лишь манекен, того человека, который исчез.

- Доброе утро, Джек. У меня к тебе есть не большое дело,– произнес я, без всякого чувства, как обычно разговариваю с заключенными,– вот бумаги, которые ты должен подписать,– сказал я и протянул ему два листа.

-Что здесь? – спросил Джек, монотонным голосом.

- Это обязательная процедура у нас в колонии. Ты должен выбрать, какой будет твоя смертная казнь. Так сказать, маленький выбор в твоем положении.

Джек присел на кровать взял бумаги и стал очень внимательно их рассматривать. Я позволил себе понаблюдать за его реакцией. Но я не увидел ничего. Он был очень собран и не на секунду не раслаблялся. Такое чувство, что его не волновало ничего, будто он был выше всего этого.

- А какой способ выбрали бы вы? Может, подскажите, что лучше? Что сейчас в моде?- Неожиданно спросил меня Джек. – А каким образом хотели бы вы уйти из этого мира, Карл? Неужели бы дожидались старости, а потом как беспомощное дерево, ждал бы, пока в тебя не ударит молния? Или осознав свою никчемность, сняли бы со стены старое ружье и решили бы позавтракать свинцом?

- Я никогда не думал об этом. Но в том случае, если ты откажешься выбирать, мы с тобой просто бросим монетку, – сказал я и немного улыбнулся.

- Вы ведь будете исполнять любой приговор? Все три именно вы будете исполнять?

-Совершенно верно.

-Пусть будет электрический стул. Я еще с детства боялся электричества. Так почему же вот этот раз убегать от своего страха, – с ухмылкой на лице произнес Джек последнею фразу и, взяв у меня ручку, поставил галочку в нужном месте.

-До скорой встречи, Джек. Отоспись, а то у тебя синяки под глазами, – сказал я и вышел из камеры, закрыв за собой дверь.

Пока я шел до кабинета директора, я поймал себя на том, что могу солгать даже человеку, который скоро умрет. Как работая в таком месте как это, можно не задумываться о смерти и каким способом я бы хотел уйти из этого мира. Из вех трех способов мне по душе, расстрел или может быть виселица. Нет. Я не знаю. И я не боюсь боли, которая будет сопровождать меня из этого мира, ведь она покажется по времени настолько короткой, по сравнению с тем, что нас ожидает дальше.

Через два часа, пока Джек доедал свой последний обед, я был занят подготовкой к казни. Проверял подачу электричества, кожаные крепления на стуле, расставлял стулья для наблюдателей. Странное все же у нас, у людей, традиция: наблюдать за чужой смертью. Делать из обычной трагедии, какой-то спектакль. Еще бы привели с собой красивых девушек, сели на последние ряды и стали бы обниматься и целоваться в самых романтических моментах этого страшного спектакля.

Наблюдатели в сборе. Все сидят с жаждой на глазах. Жаждой увидеть расплату человека за его собственные деяния. Отец Марии сидел в самом первом ряду, держа в руках фотографию своей дочери.

Джек сидел на стуле. Он был до сих пор собранным и уверенным в себе, как будто его сейчас будут награждать за особые заслуги. Священник закончил свои действия, после чего в зале воцарилась тишина.

-Джек Карен, у вас есть право на последнее слово. Вам есть, что сказать?- спросил судья.

-Да, - уверенно ответил Джек. – Прости меня, отец. Я просто хотел быть рядом...

Произнося последние слова, голос Джека дрогнул, он размяк. Он, наверное, в тот момент осознал, какое ужасное деяние он совершил. Он теперь больше не казался уверенным в себе парнишкой, не было больше холода в глазах и сердце.

Для многих в это зале его слова ничего не значили, но, увы, не для меня.

- Господин, Карл Карен, вы можете приступать,– сказал судья и стал наблюдать за моими действиями.

Повинуясь чухой воле и подчиняясь закону, я подошел к пульту управления. Я бросил взгляд на рычаг. Именно им мне предстоит, через пару секунд «поджарить» своего сына. Я своим безразличием отнял сначала три невинные жизни, а сейчас загублю и испорченную четвертую жизнь. Хотя, опустив этот рычаг, я уничтожу и свою. Палач чем-то схож с жертвой, так как палач, каждый раз убивая очередного преступника, убивает в себе человека.

- Прости меня, - выкрикнул я и опустил рычаг.