Глава 1

Речка серебристым ожерельем огибала крутой склон, манила своей прохладой. Ноздри нетерпеливо вбирали запах сырости. Раскаленное солнце сжигало, испаряя остатки влаги, еще оставшейся в теле. Очень хотелось пить, но шаг ускорялся раздражающе медленно.

Утомленное тело кувырком скатилось к подножию горы. Не обращая внимания на усталость, боль, а так же опасность, притаившуюся неподалеку, я зачерпнула ладонью воду и жадно приникла к ней губами. Только вода обожгла пересушенное горло, как чувства вновь обострились. Глаза впиваются в окружающий пейзаж. Где оно?

Шорох. Спина выгнулась, тело напружинилось, взгляд уже прощупывает дальнейший путь. Прыжок и все повторяется снова. Густые заросли сжимают и без того узкую тропинку, но думать об этом времени нет. Нужно бежать вперед. Назад дроги нет. Ноги, нещадно царапают ветви шиповника, кровь струится по лодыжке. Но думать об этом времени нет.

Оно было рядом, тяжело дышало в спину, разрывая аромат леса смрадом своего дыхания. Оно могло возникнуть где угодно. Притаиться в зарослях шиповника, залечь на дно реки, раствориться в воздухе. Расслабляться нельзя. Взгляд поглощал каждое движение ветвей деревьев, лепестков ромашки, ветра. Вперед.

Есть одно место, куда оно не сможет войти. Нужно только успеть. Схитрить, запутать, и выиграть время, ну а потом, ловко ускользнуть. Убежище находится в спасительной близости.

Часы превратились в минуты, минуты в секунды.

Воздух пропитывался запахом сумерков. Летних, теплых. Тяжелые серые тучи заволокли небо, стерев четкость очертаний пути. Становится темно, дальше будет хуже. Только б успеть. Успею. Из любой безвыходной ситуации существует выход. Это закон самосохранения. Но этот выход найти не просто, ибо находится он не на поверхности. И это закон подлости.

Оно умно. Его обмануть нельзя. Но предугадать его реакцию – вполне возможно. Многие месяцы мы следили друг за другом, изучали, проникли в мысли. Оно все знает обо мне, но я все знаю об этом месте. В нескольких шагах идет развилка, о ней мало кто знает, ее скрывают густые ветви папоротника, прямо за которым я попаду во владения самшита. А в самшитовых зарослях, как мне известно, оно теряет нюх.

Резкий поворот, кувырок и притаиться. Все стихло. Птицы, сверчки и даже ветер смолк. Оно потеряло меня. Лунные лучи пронзили небо, тучи медленно расходились в стороны. Похоже, ночь будет все-таки светлой.

Теперь тихо... Вперед…

Я была довольна своей хитростью. Ой, как оно негодует… трепетала в голове злорадная мысль.

Теперь можно расслабиться, я это заслужила.

Но что-то заставило чувства обостриться, а глаза всматриваться в сумерки, настороженно, вбирая взглядом каждую мелочь.

Кто-то второй….

Второй… Пара глаз огоньками светилась во тьме…это животное…волк.

— Нет, милок… только не здесь. Не сейчас.

Волк оскалился, обнажив желтые клыки, слюна свисает с пасти, глаза яростно сверкают. Я выпрямилась в полный рост, расправила плечи и одарила волка убийственной улыбкой.

Господь, хранитель наш…оно поймало след. Игра не окончена, она просто меняет правила. На кону стоит жизнь. Действовать нужно быстро, без лишних движений.

Коротко прошипел вынутый из ножен клинок, рука завела его за спину, готовая в любой момент отразить атаку. Натренированные руки поигрывали мышцами, хотя страх разрывал меня на части. Холодные струйки пота прочертили соленые линии вдоль по спине. Со стороны леса завыли волки, подбадривая своего вожака. Их я не боялась, они не будут участвовать в схватке. Это дело двоих. Мое и его.

Ветер нещадно трепал волосы. Оно уже близко. Мысли поступали в сознание с поразительной скоростью. Упражнения с деревянным мечем это одно, а вот то, что происходило сейчас, совсем другое. Я сошлась в поединке с могучим вождем, а оно настолько близко, что осознание этого лишало способности мыслить. Но я продолжала дерзко усмехаться своему сопернику, и мой вид едва ли выдал губительные мысли.

Две пары глаз схлестнулись в безмолвной битве. Несколько секунд мы кружили вокруг друг друга, каждый сосредоточился на движениях соперника. Волк выжидал, изучал, предугадывал. Он надеялся на мое нетерпение, один неверный шаг и моя душа покинет тело. Нет, милок, не сегодня. Я преодолела расстояние в десяток километров, и хотя мое тело изранено, зато голова ясна и холодна, сердце переполнено отвагой, да и душа не желает покидать грешного тела.

Я успешно подавила животный страх, захлестнувший все мое существо, когда вождь сделал маленький шажок в мою сторону. Играючи, в насмешку, заодно проверяя реакцию соперника. Больше интуитивно, я сделала выпад назад. Время играло на руку вождю, но не мне. Потому тянуть с началом схватки было не разумно.

Отче наш, иже еси на небеси и на земле. Хлеб насущный даж нам днесь…

Глубокое и сильнейшее чувство, вырвавшееся из глубины души овладело всем моим существом, и с грозным рыком я взмыла ввысь.

Прыжки оказались синхронными. Дыхание перехватило от неожиданности. Рука взметнулась, и острие клинка вошло в заднюю ногу волка, прежде чем его клыки яростно вцепились мне в руку. Острые когти вонзались в мою кожу, оставляя рваные царапины, клыки вгрызались в плоть. Резкая боль разлилась по телу, наполняя его, словно чашу, тяжелым веществом. Всего миг, один миг я испытывала невыносимую боль. Потом нервные клетки перестали посылать болезненный сигнал мозгу, или перегруженный эмоциями мозг отключил их сигналы от восприятия, как бы то ни было, но боли теперь я не чувствовала, лишь ощущала как сочится кровь из ран. Все внимание приковано к сопернику. Завязалась потасовка, грозящая превратить наши тела в кровавое месиво. Клинок наносил разящие удары, клыки рвали, пока затихнув, не замерли в оцепенении.

Сердце отсчитывало бешенный ритм, когда я спиной ощутила холод смрада…

Оно…

Непростительно, безумно закрылись глаза. Я пропала… И я потеряла благословенные секунды, упустила новый выпад волка. Волк оскалился, его пасть, сотрясая воздух, издала громоподобный рык победителя. В мгновенье ока я оказалась на земле, могучий волк рычал мне в лицо. Огромные лапы впивались мне в плечи, пока я проклиная свое бессилие, продолжала бессмысленное сопротивление.

Да я умру, но я готова встретить смерть достойно. Он раздерет меня в клочья и оставит части истерзанного тела гнить здесь. В назиданье остальным. Но я готова к боли, которая будет предшествовать смерти. Возможно, умру я не сегодня, а спустя несколько дней, от гангрены или меня сожрут падальщики, а может мой соперник захочет видеть предсмертные муки врага и останется рядом. Я открыла глаза и посмотрела на вождя. Морда волка находилась совсем близко к моему лицу, но всматривался он сумрачный лес. Его ноздри яростно раздувались. Он тоже чуял.

Потом произошло то, после чего я стала относиться к нему по-другому. Ни как к лесному зверю, а как к равному. С уважением.

Волк некоторое время смотрел вдаль, потом его взгляд переместился на меня. Он понял, что я в ловушке. Два моих врага зажали меня. Ему ничего не стоило прикончить оробевшую жертву, но он этого не сделал. Гордый вождь хотел выиграть сам, своими силами, без вмешательств посторонних. И он ушел. Вслед за ним засеменили его сородичи. Его племя. Громкий вой сказал: я вернусь.

От облегчения я едва не повалилась в обморок, но тогда не было времени обдумывать его решение, я вскочила на ноги и кинулась в сторону убежища, перепрыгивая на ходу камни и отталкивая ветви деревьев.

В пяти шагах от места стычки, взору открылась привычная картина, красоту которой я уже не замечала. Это место, где свои владения открывала первозданная мать природа. Человек сюда не сунется. Кроме меня, разумеется. Возвышающаяся над морем гора была сплошь увита самшитовыми зарослями. Самшит лечит, самшит оберегает от злых духов, самшит скрывает мое убежище от посторонних глаз.

Цепляясь за каменные выступы, я ловко взобралась по крутому склону. Раздвинула ветви «железного» дерева и нырнула в грот. Это и есть мое убежище.

Все до безобразия просто. Сменная одежда, выстиранная накануне вечером в водах горной реки, свисала с сухих веток, служившими мне бельевыми веревками. Рядом в углу одиноко выглядывал последний мешочек сухофруктов. Копна соломы, застланная рваной тряпкой, служила мне кроватью. Опустившись на нее, я растянулась. Как болело тело.

Как велик пережитый ужас.

Как близко я была от смерти.

Этот день закончился, в небесах мерцают звезды, заглядывая сквозь ветви самшита в убогое жилище. Когда-то я мечтала о такой жизни. Скучая в своем домике, что стоит на краю деревни я просила Бога сделать мою жизнь веселой, разнообразной, полной ярких и незабываемых приключений.

Тишину разбил хрустальный смех. Безрадостный и тихий. Что ж, Бог послал мне свою милость, исполнив заветную мечту глупенькой провинциалки. Утомленная минувшими приключениями я уснула с мыслью, что принесет мне следующий день?

Незадолго до рассвета, желудок призывно заурчал. Высунув голову из пещеры, я внимательно огляделась. Было тихо и тепло. Я вылезла из своего убежища, прихватив с собой часть сухих веток, секунду подумала и взяла мешок с сухими фруктами. Выбора не было. Прошедший день не оставил шанса раздобыть приличную пищу, предоставив отшельнице право наслаждаться тем что есть.

Костер потрескивая, разбрасывал в стороны горящие искры. Был предрассветный час. Мне нравилось это время, когда темнота уступает место свету. Скудный завтрак был быстро съеден, до последней крошки. Бросив в рот последнюю горсть сушеных фруктов, причмокивая от удовольствия, я настороженно застыла, услышала хриплое сопение.

Медленно повернулась и уткнулась взглядом в морду волка. Кусок, что называется, застрял в горле. Томительно долго тянулось первое мгновение нашей встречи. Клинок, заткнутый за пояс, успокаивал. Я провела по нему ладонью и, вцепившись в рукоятку, подготовилась к нападению.

Волки никогда не подходили так близко к моему жилищу, особенно если горел костер. И вот теперь храбрый вождь, в двух шагах от потрескивающих поленьев, предстал передо мною во всем своем величие. Теперь, однако, нападать он и не думал. Он уселся на траву и смотрел на меня прямо и открыто.

Но как он красив, мой соперник, мой враг. Гордая осанка, шелковистая шерсть, дерзкий взгляд. Встреться мы при иных обстоятельствах, может, и подружились бы. Иметь такого друга, дикого свободного волка, я сочла бы за честь. Но нос к носу мы сошлись врагами, ибо нужно нам одно – территория.

Пальцы сжали рукоятку кинжала, я отвернулась, продолжая жевать.

— Ты мудр. Ты понял?

Вопрос прозвучал как утверждение.

— Не могу я покинуть твою обитель. Не пришло еще время. Я буду драться до последнего вздоха, но не отступлюсь. И ты это знаешь.

Боковым зрением я следила за волком, его пассивность не дарила уверенности в безопасности. Бог знает, какие мысли крутятся в голове дикого зверя. Повисло тягостное молчание. Вождь терпеливо ждал. Он давал мне время привыкнуть к его соседству. Ну что ж, дело за мной. Я вытащила клинок и по рукоять воткнула его в землю.

— Зачем ты пришел? Ты пришел как враг? Непохоже. Тогда как кто? Неужели как друг? — я рывком повернулась к нему. — Что ты хочешь?

Зверь величественно встал, и кивнул гордо посаженной головой в сторону леса. Я тоже поднялась.

Волк повернул голову в мою сторону. Я мешкала, тянула время, соображая как же мне поступить. Довериться ему или нет? Да, он не убил меня вчера. Но почему? Из гордости или просто ему пока не нужна моя смерть? Это мой выбор. Гарантий мне никто давать не собирался.

А может ему нужно, что б я ушла, исчезла, а не упокоилась навечно на этой земле. Так-так. Интересная картина. Он меня запугивал, потому что сам боялся? Получается мы в одной упряжке, погоняемой постыдным чувством. Никто из нас в этом не признавался, но суть от этого не менялась.

— Ты хочешь, чтобы я пошла за тобой, ведь так? Но как я могу последовать за тобой, враг мой? Как могу вверить свою жизнь в твои руки?

Волк бросил на меня тяжелый взгляд.

— Возможно, ты прав. Вчерашняя схватка была показательной. Я пойду за тобой, — решилась я, — но знай, я буду на чеку. Моя рука не дрожит, поражая предателей.

Волк издал тихое рычание. Это можно было считать за согласие.

Глава 2

Путь, проложенный волком, давался нелегко. Я тяжело дышала, заставляя себя не отставать от неутомимого зверя. Вчерашние раны саднили и кровоточили, мешая движению. Ему тоже здорово досталось, но, несмотря на это, волк шел быстрым, энергичным шагом. Он ловко преодолевал преграды, а потом поворачивал свою мохнатую морду назад и терпеливо ждал меня.

На дороге чаще попадались камни, и некоторые из них я не пропустила. Силы истощались, и вождю пришлось помогать мне, взбираться на каменистый утес. Вот там, на вершине, мне и открылся чудный вид. Маленькие домики, блеющие недалеко овцы, ноздри щекотал запах свежескошенного сена. Волк вел меня по направлению к деревне. К моей деревне. И когда я это поняла, меня окатила чудовищная волна негодования.

Столько часов к ряду, он водил меня по лесу, заставлял карабкаться по горам, преследуя единственную цель. Волк выводил меня из леса, пока я, сгорая от любопытства, терялась в догадках.

— Умно. Ты легко вытащил меня из убежища и почти к самому дому проводил. Спасибо.

Волк не остановился, не обратив внимания на сарказм. Мое напускное хладнокровие дало трещину, сквозь которую начало сочиться раздражение. Сначала тоненькой струйкой, а потом хлынуло безудержным потоком. Я опустилась до доверия. Жизнь меня ничему не научила.

— Только мне этого не нужно! — прошипела я, обнажая клинок. — Ты обманул меня, но, клянусь, в долгу я не останусь.

Я бросилась вдогонку за ним, рассыпая угрозы вперемешку с бранью. Ярость, способная испепелить своей силой, даже камень, застилала глаза плотной дымкой, и в результате я резко затормозила, едва не сорвавшись с обрыва. Рука непроизвольно ухватилась за трижды проклятый шиповник. Пальцы судорожно сжимали колючую ветку. Волк ловко перепрыгнул через обрыв и уже скрылся в дремучих зарослях.

Мозг работал. Нужно догнать волка, но впереди раскинула свои объятия громадная пропасть, дна которой разглядеть я не смогла. Вперед, скомандовал мозг и, разбежавшись, я прыгнула.

Я парила над пропастью, как ласточка, расправив руки в стороны. Полет подарил минутное ощущение несомненной свободы. Радость выдала мелькнувшая улыбка, хотя глаза уже сосредоточились на выдающемся вперед каменном выступе. Если не выйдет удачно приземлиться, он может меня спасти. Руки устремились вперед, все выходило, на редкость, удачно. Но каменный выступ сыграл со мною злую шутку. Одна нога уже почти касалась земли, когда вторая зацепилась за него.

Лицо прочертило кровавую борозду, грязные волосы покрывалом рассыпались по земле. Это была последняя капля. Слезы предательски заструились по изуродованному лицу, но уста не издали ни единого звука.

Руки и ноги дрожали, но, не смотря на это, мне удалось подняться, глаза выискивали волка. Рядом беззвучно шевелил ветвями папоротник. Вождь будто сквозь землю провалился. Чертов камень, это из-за него я не смогла проследить направление, в котором скрылся зверь. В сердцах пнув его ногой, я скрестила руки на груди. Бессильные слезы прервали свой поток, в душе рождалось новое чувство.

Что дальше? Куда идти? Возвращаться обратно или…

Взгляд устремился к горизонту. В лучах заходившего солнца, моя родная деревня была хороша. Ее вид на мгновение заставил забыть тревоги. Я любовалась ее видом, пока по груди разливалась щемящая тоска. Тоска по родному дому. По матери. Может вернуться? Обнять свою матушку, удобно устроившись на ее груди, всплакнуть, быть может…

Но эти мысли были быстро пресечены и глубоко запрятаны. Я знала, чем обернется для каждого жителя деревни, мое преждевременное возвращение. Я в тупике. Солнце неторопливо опускалось, прожигая горизонт, уступая место сумраку.

Вскоре игра продолжится. Оно вновь выйдет на охоту. Собравшись с новыми силами, оно продолжит травлю. Повторяется вчерашний эпизод. Вот только сейчас я знаю, что скрыться мне, не успеть. Чертова дворняга! Он обманул меня и скрылся. Он не оставил мне выбора. Единственное место, где я смогу укрыться – это дом. В лесу я погибну. Куда он делся?

Внимание вновь приковалось к вероломному камню.

Я знала каждый клочок этого леса. Я выросла здесь. Откуда ты взялся? Глаза сузились, сверля камень остервенелым взглядом. На камне виднелась надпись. Цифры… 1944-1966. Нижние строки закрывали густые зеленые поросли. Похоже камень с секретом. Тревожное чувство закопошилось в животе.

Я убрала траву со следующей строчки.

Стариков Станислав Иванович.

Не может быть. Руки безвольно повисли вдоль тела. Горло сдавило, стало трудно дышать. Я пыталась осознать, открывшуюся правду но... как? Когда? Нет только не Стас…

Словно сквозь мгу, в сознание ворвалось тихое сопенье. Я обернулась и скрестила взгляд с бесцветными глазами высохшего старика. Он опирался на толстую палку обеими руками и пристально смотрел на мое лицо.

— На твоей совести?

Затуманенный рассудок не воспринимал слова старика. Что он там бормочет о совести? Не в смерти ли Стаса он меня винит? Подавив рвущийся крик, я спросила:

— Чего тебе, старик?

Мое настроение слишком часто менялось за прошедшие сутки, нескончаемый калейдоскоп разнообразных эмоций, пошатнул душевное равновесие. Я не смогла сдержать раздражение, а старик широко улыбнулся своим беззубым ртом и повторил:

— На твоей совести смерть мальчонки?

Я могу поклясться, что мои глаза заметно изменили форму. Скорбь не могла не отпечататься на лице, старик либо умом тронулся, либо просто злословит. Но и, то и другое терпеть я не собиралась.

— Дед, иди своей дорогой.

— Я-то пойду, да боюсь, ты не по той дорожке побежала.

— Может и так, но тебе-то до этого, какое дело? Ты мне кто? Брат или сват? Иди, говорю, куда шел.

Старик развернулся и побрел вглубь леса, потом внезапно остановился и сказал:

— Ежели поговорить надумаешь, моя хата вон у той сосны, что макушка виднеется. Ту сосну, ты сразу увидишь, ствол ее толстый и изогнут сильно. Заходи. Ты чуешь, что за тобой по пятам следуют? И ты бежишь. Обожди, подумай, надобно ли тебе бежать? Неизвестное всегда страшит. А что есть неизведанное? То чего не знаешь и боишься узнать. — Помолчал и добавил. — Твое бегство людей губит.

Если и могло что-то меня испугать в тот момент, когда я убитая горем не могла нареветься у могилы любимого, то только это. Если дед умом тронулся, и несет невесть что, то почему его слова оставляют горящий след в мозгу? Почему попадают точно в цель?

Плечи затряслись от сдерживаемой злости.

— Дед, иди домой. — Голос прозвучал резче, чем я рассчитывала. — И без тебя тошно.

— Бежать - не твоя участь.

— Сгинь, дед! — взорвалась я. — Сгинь, пока я грех на душу не взяла!

Такой всплеск эмоций деда не тронул, он некоторое время вкрадчиво изучал мое лицо, будто надеялся на что-то, а потом спокойно заковылял прочь. Его высохшая фигурка постепенно исчезала в густых зарослях леса. Стасик… Тело конвульсивно дернулось, и первая слезинка оставила соленый след на щеке.

Я рыдала, приникнув к холмику, и не могла остановиться пока круглая луна не стала четко вырисовываться на небосклоне.

О, небо! О, бездонное небо! Как велика моя боль.

Как же так, Стас? Оно настигло тебя. Мои скитания оказались бесполезными. Где же я могла просчитаться, так бессовестно подставив тебя?!

Мой просчет, на самом деле, был нелеп и настолько очевиден, что не находись мои чувства в смятении, я непременно догадалась бы.

Я пребывала в святой уверенности, что оно охотится на меня, сметая на своем пути любые преграды, оставляя череду нелепых смертей, но нужна ему только я и никто кроме. И я совершила отважный поступок, которым очень гордилась. Я укрыла свою родную деревню от нещадного ока неизвестной силы, оградила их жизни от безжалостного истребления. Я ушла в лес.

Впервые оно попалось на мою уловку и послушно последовало за мной в самую чащу непроходимого леса. Ловушка раскинула свои хитрые сети, и оно застряло в лесу. Но я не знала, надолго ли эти сети сдержат его, потому вынуждена была остаться здесь. Я осталась и безустанно контролировала каждое движение, каждый шорох, каждый вздох леса, самонадеянно считая, что все выходит совсем недурственно. Я ошиблась, как ошибалась в те дни когда, не ощущая слежки, верила, что оно угодило в очередную ловушку.

Оно хитрее, нужна ему не только я. И оно берет, грубо, безжалостно, вопреки всему, забирает то, что ему не принадлежит. Забирает чужие жизни, души, разбивает сердца. И мой героический поступок медленно превращается в детскую забаву, ничего не значащую шалость.

Краем глаза я заметила, как качнулся куст папоротника, но не двинулась. Волк вернулся. А может он и не уходил никуда?

— Вот, что ты хотел мне показать.

Волк кивнул. Я долго смотрела на вчерашнего врага, сегодня обернувшегося другом. В моей жизни происходило много чего необъяснимого. Всякая чертовщина находила в ней место. Но этот зверь поражал мое воображение. Волк, который все понимает, соображает быстрее меня, наверняка и знает он больше меня. Если б он еще и говорить мог.

— Ты прав. Пора возвращаться. Нет смысла дальше прятаться. — Сил говорить не было, как не было сил плакать, но я добавила. — Не от кого, да и не к чему.

Вождь склонил голову на бок. Глаза горели мягким светом. В два прыжка он преодолел расстояние, разделявшее нас, коснулся носом моей ладони и исчез.

Этот зверь вновь удивил меня. Он был настолько холоден и жесток к врагу, насколько нежен и заботлив к другу.

Я поднялась, отряхнула штаны и двинулась в сторону деревни. Ноги брели медленно. Даже как-то непривычно медленно, после безумств последних дней.

Я все думала о ситуации, в которую попала. Моя размеренная жизнь буквально перевернулась в тот миг, когда в доме появилось то зеркало. Но это уже другая история. Я назвала бы ее «Старое зеркало».

Глава 3

В тот день я сидела на дереве и, ощущая себя на пике блаженства, жевала черешню. Черешня у нас с матушкой вкусная, сочная. Ветви черешенки прятали меня от любопытных глаз соседей, хотя сама я видела все очень хорошо.

За соседской калиткой, готовились собирать клубнику. Вот клубника у них, вкуснее нашей, я-то знала это наверняка. Стас, как обычно послушно кивал головой, относясь крайне серьезно к любому указанию Валентины Анатольевны, то бишь своей маменьки. Да, да. Называл он ее именно так. Маменька. Так вот, что такого она ему могла сообщить нового, вот убей, не знаю. Клубнику же собрать, большого ума не надо. Наклоняйся да листики подымай, найдешь ягодку, в кастрюльку бросай.

— Стасик, ты все понял?

Стасик! Ой, держите меня, сейчас лопну! Стасик! Когда я слышу это имя, представляю себе рыжего, толстого, усатого таракана, но уж ни как не долговязого Стаса с длиннющим носом на бледном лице.

Плечи мои начали вздрагивать, рука крепко зажимала рот, уже давно готовый выдать мое месторасположение. Вторая рука пальчиками перекатывала косточку. Очень хотелось вывести Стаса на эмоции. Мне иногда казалось, что он бесчувственный чурбан. Гонимая своей обычной идеей, я прицелилась и выстрелила.

Косточка выскользнула, я притаилась, делая ставки. Куда она угодит? Скорее всего, в плечо, хотя целилась я в лоб. Теряю сноровку… а все матушка. Вбила себе в голову, что мне надо в институт поступать. Вот и от работы домашней освободила. Готовься, доня, к экзамену.

Я оказалась права, косточка стукнулась о плечо Стаса и, оттолкнувшись от него, исчезла в траве. Стас хоть и мрачный, скучный и немногословный, но глупцом его назвать, конечно, нельзя. Лишь только сие действие имело место быть, его глаза тут же устремились к дереву, в кронах которого я и пряталась. Его взгляд быстро нашел меня, чему я очень удивилась, но вид мой остался невозмутимым и, может чуточку, нагловатым. Я забросила в рот пригоршню черешни и принялась ее смачно жевать.

В уголках его губ залегла едва заметная улыбка. Потом он отвернулся и пошел собирать клубнику.

Вот такой он этот Стас. В любой ситуации, на голову выше всех.

Они собирали клубнику, а я трескала черешню, пока живот не свело по нужде. Закопошившись в ветвях, я уже готовилась потихоньку спуститься.

— Светка! Куда запропастилась эта девчонка!

Я застыла на месте. Это был голос моей матушки. Голос возбужденный и крайне недовольный. Я терялась в догадках, чем могла ей не угодить, но догадок было столько много! Может она хлеб увидела? Тот, что сгорел? Или кто сказал ей что?

— Валь! Здравствуйте. Не видели мою? — Матушка в волнении теребила краешек платочка.

Я была очень напугана, перспектива быть пойманной на дереве меня не радовала. Матушке это конечно не понравиться, я опять получу нагонай. Я притихла, стараясь не дышать, и переводила встревоженный взгляд с невозмутимого лица Стаса на раскрасневшуюся матушку. Ее нетерпение было очевидно и сердобольная соседка, тетя Валя, это заметила сразу.

— Нет, Гала, не видела. А ты, что такая запыхавшаяся?

— Ой! Посылка мне пришла на почту. Просят забрать нынче. А у меня план не выполнен, вот пришла за Светкой. Ее отправлю на свеклу, а сама на почту поеду.

Вот это называется, попала, так попала. У меня были другие планы на этот день. Мы с Пашкой собирались на болото идти. Лягушек бить.

— Стасик, может ты видел?

— А как же, маменька. Вон она. — Ткнул пальцем на меня и услужливо добавил. — Черешню ест.

Вот курва! Сдал таки.

Матушка повернулась в сторону указанную Стасом и ахнула.

— Опять на дереве! А ну слазь! Живо!

Я громко сглотнула, но ослушаться матушку не посмела. Пока я слазила, а надо отдать должное, делаю я это быстро, матушка уже оказалась подле меня и, скрестив руки на груди, недовольно поджала губы. Глаза нерадивой дочери смотрели исключительно в землю.

Матушка не любила сцены, устроенные на людях, хотя глаза ее горели недобрым огнем, она воздержалась от криков. Схватила меня за руку и быстро зашагала в дом, а я тащилась сзади, прикидывая в уме, как отомстить поганцу.

— У всех девки, как девки! У Зинки дочь пироги печет, так вся улица запахи чует. У Таньки, всей деревни рубахи шьет. А моя девка, то на дерево залезет, то на забор. То рогаткой окна соседские перебьет, то домой ужа притащит. Светка! Тебе о другом думать пора. Тебе восемнадцать осенью стукнет. Тебя ж и замуж никто не возьмет.

— И не надо. — Фыркнула я. — Сама проживу.

Матушка обеспокоенно цокнула языком, тяжело вздохнула и уже мягче сказала:

— Бабе трудно без мужика жить. Посмотри на меня. Как отец твой умер, так я одна за двоих работаю. Руки совсем огрубели, лицо морщинами изрыто. Кто скажет, что мне сорока нет?

Матушка правду говорила, после смерти отца прошло пять лет, за которые она состарилась на все пятнадцать. Вот только не от работы это тяжелой, а от одиночества. Любит она отца и плачет по нем до сих пор.

В тот момент мне так стыдно перед ней стало. Она все ждала, когда я вырасту, помощницей называла, а я…

— Вот на соседку посмотри. За двумя мужиками живет, как у Христа за пазухой, — продолжала мама. Я удивленно приподняла бровь и хотела, было, сказать, что не два, а максимум полтора, но поток сарказма предусмотрительно прервала. — Ну, иди, умойся. А то ж на люди идешь. — Она улыбнулась своей доброй, мягкой и такой теплой улыбкой. Я чмокнула ее в щеку и побежала умываться. — И платье переодень. Обсмеют.

С тяпкой в руках, я себя, прямо, героем ощутила. Перекинув ее через плечо, я заковыляла на колхозное поле. Грустить долго я не умею, поэтому день непременно будет занятным.

На колхозном поле, я встретила свою подружку Катьку.

— Чтоб мне подавиться, — прозвучала вместо приветствия излюбленная Катькина фраза. — А ты как тут очутилась?

Фраза «Чтоб мне подавиться», одних вводила в ступор, другие ехидно отвечали: «За тобой станется». Катька – настоящая русская женщина. Эдакая пышечка, с розовыми щечками, из-за которых глазки уже с трудом выглядывали. Причем ее мама, а это тот еще кадр, этого совсем не замечала, и не выпускала донечку из дома без пакетика пирожков. Она часто поговаривала: «Моя Катька – баба Царь, идеть, а ее из далека видать!» Лицо Катьки, от таких комплементов, расплывалась в довольной гримасе, отчего глаза, окончательно скрывались из виду.

— Матушка на почту поехала, — пояснила я. — А меня сюда прислала.

— Правильно, Светка. Хватит тебе над учебниками сидеть, того и гляди – умной станешь.

Я, скривив губы, усмехнулась. Катька отлично знала, как я над учебниками сижу, пока матушка на работе. Пристроившись рядом с Катькой, я приступила к прополке. Работала я без энтузиазма, но быстро, к делу подходила ответственно, поэтому и результат был соответствующий. Я прополола бы больше, да только Катька заорала в ухо:

— А вот и твой гармонист! Здорово, Вань!

Ванька, вдохновленный вниманием, радостно замахал руками. Я кивнула ему, и его улыбка стала значительно шире. Надо сказать, поклонников у меня никогда не было. Может я и нравилась кому, но вслух об этом никто не говорил. Этот – первый. И отсутствие поклонников беспокоило меня гораздо меньше, чем их появление. Вначале я ему осторожно отказала, но Ванька оказался на редкость настойчив. Моего сердца добивался с завидным упорством. Вот и сейчас, сюрприз подготовил. Ради меня, за два дня «Катюшу» выучил. Наша деревня махонькая и каждый друг друга знает, и друг о друге в том числе. Вид Ваньки с гармошкой, стал откровением для всех.

Ванька растянул меха гармони и затянул «Катюшу». Может слух у него и был, но это было задолго до того как медведь основательно потоптался по его ушам, обоим сразу. А голос мгновенно сразил наповал, и чтоб осмыслить всю его мощь (с чего-то он решил, что она заключается в громкости) потребовалось время.

— Ах! Как поет! — прыснула Катька.

— Ага. Как будто у него в штанах кто-то сидит и медленно ему яйца отпиливает.

Мы захохотали, держась за животы, а Ванька тем временем уже народ вокруг себя собирал. Реплики народа были разные, но содержание – примерно одно.

— Ты поосторожней с кавалерами-то, а? Так и оглохнуть нечего делать. Сказала б ему, что не нужен он тебе!

— Говорила, — я недовольно скривила губы.

— А чего он тогда за тобой таскается?

— Слушай, что ты пристала! Не ко мне он. К тебе. Слышишь, что поет? Катюшу, а пришел бы ко мне, Светушу спел!

— Чтоб мне подавиться! — глаза Катьки недоверчиво прищурились.

— А, то. Твой кавалер, ты с ним и разбирайся.

Катька замолчала. Вот я и обнаружила второй способ заставить ее это сделать. Первый – дать пирожок. Катька до самого вечера не сводила с Ваньки изучающего взгляда. Гармошку у него, конечно, отняли, и петь не давали, вместо этого дали тяпку и два ряда свеклы. Ванька косился в нашу сторону, Катька в его, так прошел день.

Усталость давала о себе знать. Тяпка яростно впивалась в землю, обрабатывая последний куст. Спина разгибаться отказалась наотрез, в голове гудело от жары, но этого Создателю было мало.

— Управилась? Пора домой возвращаться. Твоя маменька беспокоится.

Я не могла поверить своим ушам. Может так жара на меня подействовала? Я зажмурилась и помотала головой. Открыла глаза. Ошибки нет. Передо мной стоял Стас.

— Это у тебя – маменька, а у меня – матушка. — Огрызнулась я.

Стас поздоровался с Катькой и едва заметно кивнул покрасневшему от ревности Ваньке. Ванька, видя, чем дело пахнет, тяпкой заработал усердней.

— Что б мне подавиться! Так-то, Светка, ты мне подругой считаешься? Один парень, говоришь, за тобой ухаживает?

— Один, — подтвердила я. — Вон-то чудо красноухое видишь? Это Ванька. Он еще нас сегодня песнями развлекал.

Я дурачилась, не ощущая напряженного взгляда Стаса.

— А это тогда что? — Катька кивнула на Стаса.

— Это? Это ж не парень, это Стас, глупенькая. Он и девок, наверно, в первый раз видит. Видишь, как напряжен? И брови свел, по всему видать думает он, что за зверь такой – баба.

— Это и есть женская логика? — церемонно сложив губы, спросил Стас.

Я человек с переменчивым настроением. И мгновенно могу от смеха перейти к угрозам, а от слов к действию. Сегодняшний день не был исключением. Как только Стас съязвил, моя реакция была незамедлительна.

— Считай, как знаешь. Мне разницы нет. Только таких как ты – на дух не переношу!

Я еще злилась на него за то, что сдал меня матери. Я человек такой – если, что о ком знаю, во век не проболтаюсь. Молчанье – золото, это еще отец меня научил. А таких болтунов, как Стас, терплю с трудом. Да… Стас болтун еще тот. Надуется, как индюк, и молчит. Лучше б он молчал, когда надо.

В тот момент и Ванька подоспел. Гармошка в руке, другая рука угрожающе застыла на поясе. Глаза покраснели, щеки надулись, сразу видно, парень зол и обижен. А Стас этот… Непостижимым образом ему удавалось скрывать эмоции, чувства, мысли. Мне это было не по силам. Я – вулкан, в любую минуту готовый взорваться. Так и складывались наши отношения. Я пыталась вывести его из себя, но, ни разу мне этого не удалось, а он постоянно надо мной подтрунивал, в результате он оставался невозмутим, а я кипела от бешенства.

Он был для меня загадкой, разгадать которую мне уже не удастся.

Мы стояли несколько секунд неподвижно. Я, испепеляя его взглядом, он саркастически улыбаясь.

Ванька пронырливо втиснулся между мной и Стасом.

— Здорово, Стас, — его голос отдавал холодом.

— И тебе того же. Ты с гармошкой? — брови взметнулись к корням волос, еще Стас присвистнул, придав больше значимости сему факту.

— Да. Светлане Владимировне песню выучил.

В одночасье лишившись кавалера, Катька надулась. Мне было жаль ее. Конечно, Ванька ей не нравился, но для женского самолюбия полезно иногда заводить поклонников, хотя бы одного, и пусть даже такого нерадивого как Ванька.

— Поздравляю, друг! Рад за тебя. — Стас схватил Ваньку за руку и от души ее пожал. — Позволь полюбопытствовать, а Светлане Владимировне понравилась твоя самодеятельность?

— Понравилась, — без колебаний ответил Ванька и, с собачьей преданностью в глазах, посмотрел на меня. А я смотрела, как Стас мне показывает большой палец, кивая на Ваньку, одновременно давясь еле сдерживаемым смехом.

— Хорош морды корчить, — буркнула Катька, отвесив Стасу тяжелую затрещину. — Чай, не обезьяна. Пошли домой, стемнело уже.

Стас и Катька – два сапога пара. Насколько Стас скрытен, настолько откровенна Катя. Меня всегда забавляли ее реплики и щедро раздаваемые затрещины. А эта затрещина была мне особенно приятна.

Вечно напыщенный и уравновешенный Стас, получив тумак, даже казалось, растерялся, бросив на Катьку косой взгляд. Но его противная сущность была настолько высокомерна, что он решил не обращать на Катькину выходку никакого внимания. Ему легче внушить себе, что ничего не было, чем упасть в грязь лицом и сделать Катьке замечание.

Мы тронулись в сторону деревни, а я, улучив момент, попросила Катьку, ради нашей дружбы, еще разок шлепнуть Стаса по макушке. А Катьке только скажи! Так Стас получал тумаки периодичностью в две-три минуты до самого дома.

Ванька, не понимая в чем дело очумелыми глазами, выследил третий тумак. Пожал плечами, и предложил рассказывать страшные истории.

И к моему удивлению первую же предложил Стас.

— Стасик, ты хоть понимаешь, чего от тебя потребуется? Это не то же самое что маменькины сказки на ночь.

— Конечно, понимаю.

— Да, ну? — я откровенно сомневалась, что Стас может нас впечатлить.

— Ну, да.

— Ты это всерьез?

— А то. Я сам как вспомню, что со мной зимой приключилось! Да перестань ты, Катюх! Аж кровь в жилах застыла.

Это было сказано им таким тоном, что и не разберешь, всерьез он говорит или насмешничает. И на Катькин тумак ответил. Худо-бедно, но ответил. Странно.

— У тебя? Застыла? — Катька прицелилась и шлепнула Стаса.

Но Стас сумел перехватить ее руку и сквозь зубы процедил:

— Застыла, застыла.

— Да, пусть рассказывает первый! — раздраженно бросил Ванька, перекинув гармошку через плечо.

Глава 4

Был вечер. Суровый зимний вечер. Природа безумствовала, показывая человеку, кто на Земле хозяин. Вьюга кружила, и не было спасу от ее атак. Но было что-то упоительно прекрасное в этих зимних штурмах. Дыхание перехватывало, и сердце пускалось в безумную скачку.

Тихонько постукивая колесами по рельсам, поезд нетерпеливо продолжал свой путь. В этом поезде я возвращался домой на каникулы. Я только что купил пачку папирос и решил их испробовать.

Стас вышел в тамбур и закурил.

В тамбуре он оказался не один. Две девушки были настолько увлечены беседой, что даже не заметили его. Они были молоды, одна с темными волосами может немного его старше, а та, что конопатая, так и вообще выглядела ребенком. Может из-за оранжевых веснушек, сплошь покрывающих ее лицо и шею? Разговор, невольным слушателем, которого он стал, мягко говоря, сильно удивил Стаса. Говорила в основном брюнетка.

— Я поддалась соблазну и сдернула занавеску с зеркала. — Девушка нервно вцепилась в ворот своей ярко голубой куртки, да так что костяшки пальцев побелели. — Там я увидела свое отражение… как бы выразиться поточнее… скорее я увидела не себя, а свою душу. Понимаешь, не телесную оболочку? И еще увидела стол, заставленный разными блюдами, вижу родственников одетых в черное и море цветов. Меня за столом нет. Моя душа как бы парит в воздухе над ними. Понимаешь? Мне становится страшно, но это не надолго. Потом мне легко. Легко и спокойно. Все зеркала в квартире завешаны простынями. Так делают на похоронах, ну чтобы душа умершего не испугалась. Сначала я думала, что испугаться она должна того, что не увидит своего отражения в зеркале. Но теперь я знаю, что это не так. — Девушка немного помолчала, чтобы усилить эффект от своей речи и только потом продолжила. — Зеркала – это проход в иной мир. Этих миров несколько. И только один из них – потусторонний. Остальные миры – это параллельные миры, в которых проживают наши двойники. Душа должна пройти в правильном направлении. Ошибиться – значит изменить судьбу твоего двойника. Вдруг в том мире ты еще жив? Тогда и тебе непременно захочется жить. И чтобы избежать подобного соблазна, просто необходимо завесить все имеющиеся в доме зеркала.

Воздух становился тяжелее от наполнявшего его дыма. Стас вздрогнул. Ему сегодня явно не везло, подумал он и повернулся спиной к девушкам, сосредоточив свое внимание на двери.

Конопатая девчушка явно не желающая показать, что ей, как и Стасу, становиться жутко прихрабрилась и спросила:

— Что плохого в том, что душе захочется жить? Это естественно.

— Естественно для живых, но не для мертвых. Душа может пройти в параллельный мир и слиться со своим двойником.

Конопатая или вообще ничего не поняла из речи своей подруги или намеренно не хотела вникать.

— И что с того?

— Это противоречит правилам. И на страже этих правил стоят могущественные силы. — Она так зыркнула глазами на подругу, что та чуть не упала в обморок. — Они следят за тем, что бы все было как надо.

— Чьим правилам? Кому надо? — засипела собеседница, которой, судя по бледности лица, сделалось совсем дурно от подобных разговоров. Она была изрядно напугана и чувствовала себя несчастной. За всю свою недолгую жизнь девочка не слышала столько пугающих вещей сразу, и ни разу не сталкивалась со смертью так близко. В горле у нее совершенно пересохло, и она мечтала отправиться в свое купе и сделать глоток воды. Она нервно дергала себя за ухо, беспокойно переминаясь с ноги на ногу на широких гладких половицах небольшого тамбура.

Ответ на вопрос повис в воздухе. Брюнетка словно онемела, хотя ум ее продолжал работать, не смотря на потрясение. Когда она начала говорить, голос ее звучал спокойно.

— Правилам Бытия и Небытия. Но я не рассказала тебе самого интересного. Откуда я все это знаю. Моя душа в какой-то миг заметалась, протестуя смерти. Воздух пропитался ее болью и смятением. Она не кричала – нет! Она издавала странные звуки, которые ты не слышишь, но ощущаешь каждой порой кожи, и именно в момент апогеи своих эмоций она увидела меня.

Она с искрометной скоростью приблизилась к зеркалу и, пройдя сквозь серебристую оболочку, вошла в мое тело. Комната в зеркале покачнулась и, задрожав, зеркало рассыпалось. Ни с того ни с сего. Просто рассыпалось, но, ни это меня тревожит. То место где раньше висело зеркало, образовался проход. Этот проход был темен, как дорога в безлунную ночь. И мне было чудно, что я вижу тоненькую полоску света, средь черной, как мокрая земля, сплошную темень ночи. Но она была! — воскликнула девушка, — и эта малюсенькая полосочка света, повела меня вперед! Но лучше б мне этого не делать.

— Чего не делать? — несмело спросила конопатая, ее губы дрожали, и глаза, скрытые под длинной челкой, робко посмотрели на подругу. Она чувствовала себя отвратно, мечтая поскорее уйти от сюда. Спокойное поведение подруги заставляло ее сильно нервничать. Ей вообще казалось, что в подобной ситуации любая девушка должна плакать, делать что-то ужасное, а не становиться такой холодной и спокойной. Может, она помешалась, думала конопатая с суеверной дрожью.

— Ты вообще слушаешь, что я тебе говорю? — рассердилась брюнетка. — Лучше б мне не идти туда. К свету.

Она замолчала. Но на этот раз не с целью придать вес своим словам, а потому что говорить дальше была не в силах. Ее лоб увлажнили бусинки пота, а глаза в исступлении заметались от одного предмета к другому. Ее рука полезла в сумочку и, дрожа, извлекла пачку папирос и спички. Девушка не без труда прикурила папиросу и, прикрыв глаза, вдохнула табачный дым, от этого ей, с виду, полегчало. Она дерзко ухмыльнулась и посмотрела на все еще дрожащую подругу.

— От судьбы не убежишь, понимаешь? — Слишком горько после такого вызывающего взгляда шепнула она.

— Ну, на мой взгляд, мы сами выбираем свою судьбу. — но ее собеседница снисходительно хмыкнув, парировала подруге:

— Да-да если тебе это позволяют. А в моем случае мой выбор едва ли имеет хотя бы какое-то значение. За мной скоро придут. Скоро.

Конопатая нервно потерла шею.

— Я лучше пойду. Не могу больше слушать тебя.

Брюнетка покачала головой и поднесла папиросу к губам, а конопатая быстро выскочила в дверь.

Стас поежился, какое-то странное ощущение вызвали услышанные им слова в тот вечер потому, и запомнил он девушек. Конопатая скрылась за дверью, а брюнетка молча курила. Он украдкой бросил на нее взгляд. Выглядела она вполне нормальной, и если б он в течение получаса не слышал страшные слова, так легко слетающие с ее губ, он бы даже возможно заинтересовался ею. Он последний раз посмотрел на брюнетку, и та в ответ наградила его ядовитым взглядом. Стас хмыкнул и вышел.

Все слушали Стаса внимательно. Катькины тумаки прекратились давно. Я тоже слушала внимательно, хотя и ничего не поняла. Когда он остановился в этом месте, я вообще удивилась.

Стас как-то странно посмотрел на меня, будто раздумывал сказать или промолчать. Но почему-то решил промолчать.

— Ну и это все? — разочарованно протянула я.

— Нет не все.

— А чего замолчал?

— Пришли мы уже.

Я обернулась и уперлась плечом в дверь своей калитки. Как быстро мы добрались до дома.

— Ну и что? Продолжай. — Настаивала Катька. — А она пусть домой чешет, я ей завтра все расскажу.

— Светка! — крикнула мама. — А ну заходи в хату. Спасибо тебе Стас, что проводил ее.

— Обращайтесь, теть Галь. Пока, Свет.

Как только я перешагнула порог дома меня, словно окатили кипятком. Что-то изменилось, меня хлестнула волной этого изменения. Явно ощущалось чужое присутствие. Я могла поклясться, что за мной украдкой наблюдают. Ненавязчиво, даже как-то нежно, словно пробуя меня на податливость. Я насторожилась.

Наш маленький домик имеет две комнаты одна - просторная, другая – маленькая. Одна из этих комнат, та, что поменьше, принадлежит мне, а вторая часть нам с матушкой обеим. Обычный деревенский дом. Печь, невысокая кровать, деревянный стол и лавка. Глазу зацепиться за что-то необычное не удалось.

Мама вынула из печи дымящийся котелок. На столе появились огурчики и квашенная капуста. Кисленька, хрустящая. Есть мне почему-то не хотелось вообще. Поковырявшись в тарелке, я брезгливо ее отодвинула.

— Что такое? — улыбалась мама. — Есть не хочешь? Уж не влюбилась ли моя девица?

Я не слышала ее вновь прожженная уколом, бессмысленным, тревожным, и рассеяно обернулась не в силах отделаться от ощущения постороннего взгляда.

— Мам, я лучше прилягу. Устала.

Мама проводила меня долгим загадочным взглядом.

Полумрак моей комнаты дышал мягким спокойствием, но, плотно прикрыв за собой дверь, я нервно повела плечами. Тишина. Но это не была пустая тишина. Это была тишина, наполненная звуками. Безмолвными, сводящими с ума звуками.

Что-то не так. И это что-то тихонько сквозило в периметре комнаты, обдавая спину холодом, вынуждая насторожиться, всматриваться в полумрак. Тот, чей взгляд я постоянно ощущала, находился здесь. В моей комнате.

Я вросла в тишину, я стала с ней одним целым, чувствуя каждый сантиметр пространства.

Я быстро нащупала на столе керасинку и чиркнув спичкой зажгла лампу. Глаза сощурились от света, быстро наполнившего комнату. Но странное чувство не ушло с полумраком. Я осмотрелась и была удивлена, когда у подножия кровати увидела огромное старинное зеркало.

Зеркало в красивой рамке покрытой причудливыми изразцами, миниатюрными обнаженными телами мужчин и женщин.

Я всегда боялась зеркал. С самого раннего детства во мне жил этот страх. Никогда не смотрела в зеркало ради праздного любопытства, я это делала только в случае крайней необходимости. С течением времени тот трепещущий ужас прошел, но осталось неудобство, которое я всегда ощущала перед зеркалом. . Девицы моего возраста, зеркальца таскали в карманах или маленьких сумочках, но я нет.

Я несколько минут в нерешительности топталась на пороге своей комнаты, не зная как побороть растущую тревогу. Зеркало будто звало меня, притягивало и манило.

— Мам! Что это такое? — много усилий было вложено, для того чтобы голос не дрогнул.

— Это раритет, — последовал выводящий из себя ответ. — Красота да? — мама быстро появилась в моей комнате, уже в ночной рубашке, и с удовольствием покрутилась у зеркала. — Ему больше трехсот лет и досталось оно нам в наследство от дальней бабки.

— Какой бабки?

— Не знаю.

Причем странным было не только то, что бабка, которую никто из моей семьи и в глаза-то не видел, оставила нам столь ценную вещь, но и то, что предназначалось оно конкретно мне.

Мама поцеловала меня и выпорхнула в дверь. А я стояла, не зная, какого еще сюрприза мне сегодня ожидать. Подарочек хорош, ничего не скажешь. Наконец я решилась и подошла к кровати. Не то чтобы я поборола свои эмоции, нет. Просто пересилила себя.

Почему мать его повесила именно в мою комнату? Ах, да. Подарок предназначался именно мне. Я всеми силами старалась не обращать внимания на зеркало, поворачиваясь к нему различными сторонами своего тела, но взгляд мой ни на секунду не останавливался на нем. Я делала вид, что его тут нет. Просто нет.

Платье безвольно повисло на стуле, а я легла в кровать, с трудом удержавшись от соблазна залезть под одеяло с головой, спрятавшись от серебристого ока жуткого подарка, я замерла, в каком-то оцепенении. Сквозь громкий стук сердца я услышала, нет, скорее ощутила, как рядом со мной шелестнула простынь, и кровать едва заметно прогнулась, будто на нее опустился некто почти невесомый. Это был страх.

Я лежала без сна, мучаясь и ворочаясь с бока на бок и это было странно для меня. Я никогда не мучилась бессонницей. Но этот магический предмет путал мои мысли, и к полуночи я окончательно потеряла покой. Мне мерещилась неизвестная бабка, которая просила меня взглянуть в зеркало, ее хриплый голос был тих, но очень настойчив. Она, как назойливая муха вилась и кружилась над кроватью, проникала в мое сознание и вносила смуту в душу, но я упорно не размыкала век. Голос слышался то справа, то слева, то сзади, то спереди. Она дышала моим страхом, она впитывала его. И вот горячее свидетельство моего страха солеными каплями покрыло тело, сознание было готово покинуть помутившийся разум… я засунула голову под подушку и еще какое-то время пролежала с закрытыми глазами. Только к утру все утихло, и меня сморил благодатный сон.

Глава 5

Сон наяву

Солнце уже взошло, и его лучи лениво проникали в комнату. Я тихонько пробуждалась, неторопливо потягиваясь. Воспоминания о случившемся прошлой ночью, еще не охватило мое сознание, поэтому я наслаждалась пением птиц, доносившееся сквозь открытые створки, и теплой негой сна, как вдруг услышала едва различимый шепот:

— Твое время истекает…

Глаза широко распахнулись. В комнате никого не было. Послышалось? Нет, нет. Я не сошла с ума, и если слышала, значит, кто-то говорил. Откинув одеяло в сторону, я соскочила с кровати. Нервно огляделась и вздрогнула, лишь только глаза задели зеркало. Я впервые смотрела в него. Что это за зеркало, в отражении которого ты себя не видишь? Не видишь комнаты, в которой оно стоит, мебели… ничего. Заскрипели половицы под нетерпеливыми шагами.

— Торопись, за тобой скоро придут.

За прозрачной гранью возник образ молодой женщины. Очень красивой женщины. Длинные волосы каскадом струились по плечам, на голове красовался кокошник, голубой сарафан скрывал все ее тело и доходил до самых пят. И хотя я смогла рассмотреть женщину достаточно четко, ее образ возник на поверхности зеркала как дымка, как белый туман, способный развеяться от малейшего дуновения ветра.

Охваченная ощущением нереальности происходящего, я не верила своим глазам.

— Найди книгу…

Сказав это, женщина испуганно обернулась назад и рассыпалась на миллионы маленьких искр. За зеркальной гладью мелькнула тень, она стремительно приближалась, принимая форму непонятного существа. Я не видела его целиком, но глаза – ярко красные, злобные глаза, не заметить было трудно.

Я пятилась назад, пока спина не уткнулась в стену, рука искала дверную ручку. Заело. Монстр приближался. Отчаянье хлестало, сжимало, разрывало на части трепещущее сердце. Сознание подобного не допускало в реальность. Это может быть все что угодно сон, галлюцинация, но только не действительность. Одеревенелые руки продолжали неистово дергать ручку, но дверь зацепилась за складку на ковре.

Монстр остановился у границы миров. Мохнатая голова крутилась в стороны, он искал ее, ту женщину, и не видел меня. Но радость, от осознания этого факта, не успела появиться, спустя секунду, его голова повернулась ко мне, глаза скользнули по лицу, сначала насторожено, потом с любопытством. Тяжелая мохнатая лапа, тронула зеркало, колыхнув прозрачную поверхность.

Немалая порция адреналина поступив в кровь, заставила сердце отсчитывать бешенный ритм, когда лапа монстра пронзила зеркало. Его шаги были медленными, он будто играл со мной, забавлялся моим страхом. Когда его туловище полностью переместилось в мою комнату, мой ужас был настолько велик, что разум начал терять свои навыки, я могла осмыслить только то, что надо открыть эту чертову дверь. Любым способом. Я навалилась на нее всем своим весом, но она не поддавалась. Тело вжалось в дверь, а монстр смотрел на меня, склонив голову на бок.

Глаза закрылись сами собой, мне показалось, я на секунду лишилась чувств, теряясь во времени. Прерывисто дыша, я заставила глаза открыться и замерла в изумлении. Монстр исчез. Проклятая дверь, тихонько скрипнув, отворилась настежь.

Оторопело смотря перед собой, прямо в то место где недавно высилась мощная фигура неизвестного существа, я закусила губу до крови, сдерживая истерический крик, уже готовый выскользнуть из губ. Не помню, как оказалась на улице, и вцепилась в плечи матушки. Мама встрепенулась от неожиданного натиска и обеспокоенно спросила:

— Что случилось, милая?

— Убери его из моей комнаты! — завопила я, продолжая трясти ее плечи.

— Кого?

— Зеркало!

Мама обняла меня, поглаживая по спине, как маленького ребенка, пока я, пытаясь осмыслить происшедшее, дрожала как лист на ветру. Это состояние нельзя ни сравнить, ни описать. Я боялась зеркал с самого детства, в бурных фантазиях представляя, что за зеркалом существует другой мир. Когда мне приходилось заглядывать в зеркало, мое тело покрывалось мурашками, сердце замирало потому, что я верила, что в отражении может мелькнуть неизвестная фигура обитателя этого самого мира. Но думать и бояться своих фантазий это совсем не то же самое, что увидеть воочию.

Напряженное тело постепенно расслаблялось и ноги в коленях подогнулись. Мама заботливо усадила меня на крылечко.

— Ты чего так испугалась, Светочка? Зеркала? Я думала, твои страхи остались далеко, в детстве.

Я соображала медленно, не сразу воспринимая звуки, в моем больном мозге отпечаталось ее лицо. Встревоженное, с большими выдающимися вперед глазами, с легким привкусом иронии. И этот привкус оказался для меня очень горьким.

— Страхи? — переспросила я тихо. — Ты думаешь, это просто детские страхи?! То зеркало отражает не меня! Там появляются… — голос постепенно набирал громкость и в конце сорвался на визг, не позволяя лишним словам сорваться с губ. Это было похоже на дежа вю. Все это уже было. Лет двенадцать назад. Тогда я была маленькой девочкой, постоянно рассказывала родителям о зазеркальном мире и была абсолютно уверена, что обитатели зазеркалья, это злые монстры.

Так, что бы мне ответила матушка, в тот день, если б мне удалось закончить фразу?

Матушка хлопала широко раскрытыми глазами, руки обхватили лицо, она не сводила с меня встревоженного взгляда. О чем она тревожилась, я догадалась без слов, и это меня начинало злить. Сосчитав до десяти, я шепотом произнесла:

— Мам, убери его из моей комнаты.

— Куда убрать? — Мама заломила руки. Ей нравилось это зеркало, и расставаться с ним не хотела.

— Оберни газетами и на чердак! А еще лучше в музей отдай. Там таким раритетам всегда рады. Но в моей комнате его быть не должно.

— Да объясни, что тебя так испугало?

Меня пробила мелкая дрожь, только от воспоминания пережитого ужаса. Я мгновение, всего мгновение, подумала. Что ей рассказать? О призраке? О монстре? Мой рассказ не войдет в разумные рамки, тогда к чему говорить об этом? Дрожь не унималась, не поддаваясь моим усилиям. Вдох, выдох.

— Ничего. Просто убери его. Я пойду, прогуляюсь, — я сделала неопределенный жест рукой. О, Боже, как трясутся мои руки.

— В ночной рубашке? — Мама подозрительно прищурила глаза. — Свет, ты меня пугаешь.

— Мам, подарок чей? Мой. Делать с ним буду все, что захочу. Могу просто разбить. Ты знаешь, что смогу. Поэтому, заверни его в газеты и на чердак. А там решим.

Девица я упорная, если что решу, непременно сделаю. Но на этот раз свое упрямство решила показать и мама. И для меня это стало очередным потрясением. Она сопротивлялась, считая что «раритету» на чердаке не место.

— Пусть в другой комнате стоит.

— В другой комнате? — я смотрела на эту женщину и не узнавала в ней своей матушки.

— Светка! Всему есть предел! — ее глаза яростно сверкали, грудь вздымалась от возбуждения. — Не хочешь в своей комнате его вешать, дай мне тогда им любоваться. Что ты, как маленькая, заладила «убери, да убери». Не уберу и точка. Где это видано, чтоб такую красотищу, на чердак пылиться забрасывали!

Я опешила и в изумлении уставилась на мать. Как она может играть с моими чувствами! А может ей показать? Когда она увидит все своими глазами, необходимость объяснять отпадет сама собой.

— Пошли, мам. Просто пойдем со мной.

Каждый шаг требовал неимоверных усилий. Я заставляла непослушные ноги двигаться, понимая, что возвращаюсь вновь туда, откуда несколько минут назад вылетела пулей. Что ждет нас за той дверью?

Мама, бросая на меня косые взгляды, вошла в комнату первой. Мое воображение тут уже нарисовало страшную картину. Вот чудовище хватает ее и заглатывает целиком. Мама кричит, а меня снедает сожаление, что я вовлекла ее в это.

Гупая! Чего я хочу? Доказать? Кому, матушке? Какой ценой я это сделаю? Как я буду жить дальше, если она убедиться что, мои страхи небеспочвенны, принеся на алтарь упорству дочери, собственную жизнь? Вдруг монстр все еще там. Притаившейся, готовый нанести сокрушительный удар хрупкой женщине. Ничего не понимающей женщине, вошедшей в комнату, с единственной целью, помочь дочери.

Я уже готова была окликнуть, ворваться в комнату, схватить ее за руку и вытащить из логова страшного монстра, но мама выглянула в дверной проем. Живая, но пронизанная острым чувством, корни которого, в тот момент, я еще не понимала.

— Все хорошо. Свет, в твоей комнате все в порядке.

— А з-зеркало? — заикаясь, напомнила я.

— Что, зеркало?

— Посмотри в него. Что ты видишь?

Мама вновь скрылась в комнате.

— Себя.

— Себя? Не может быть. Посмотри повнимательней… нет, лучше переверни его стеклом вниз. Перевернула?

Из комнаты донеслись шаркающие и звенящие звуки.

— Да, перевернула.

Я осторожно шагнула внутрь, готовая в любой момент, схватив матушку, выскочить из комнаты. Дыхание перехватило, но, действительно, все в порядке… Зеркало спокойно лежало на полу, стеклом вниз. И ничего мистического в комнате больше не происходило. Я растерялась окончательно. Неужели все привиделось? Или приснилось? Сны бывают такие правдоподобные, что на утро и разобрать нельзя, было это или нет.

Так, что же случилось со мной?

— Присядь, деточка.

Я глянула на мать. Она, подбадривая, мягко улыбнулась мне.

— А я тебе водички принесу. Тебе успокоиться надо.

— Нет, мам! — выкрикнула я, еще я хотела добавить «не оставляй меня тут одну», но передумала. На сегодня истерик достаточно. — Я сама. Мне умыться надо. А ты пока зеркало подальше спрячь.

Я вышла из комнаты, схватив со стула платье. Возвращаться в комнату я больше не хотела. Как-то быстро все поменялось в ней. Подозрительно быстро. Моя уверенность в том, что во всем виновато именно зеркало, росла с каждой минутой. И особой разницы нет, приснилось мне все или привиделось. Это произошло и с этим надо что-то делать.

Матушка нашла меня в летней кухне. Я уже умылась, переоделась и, насколько это было возможно, успокоилась. Она присела напротив меня.

— Как ты?

— Нормально, — кисло ответила я.

— Тебе сон плохой приснился?

— Скорее всего… да. Приснился.

— Расскажешь?

— Да нечего рассказывать.

Разговаривать об этом я наотрез отказалась, не имея желание вдаваться в подробности.

— Ну, если ты в порядке, я пойду в хату.

И быстро взбежав по ступенькам, скрылась за дверью, оставив меня в одиночестве. Я встала, немного прошлась по огородным грядкам. Отметила, что кое-где прополка требуется, и тут же начисто забыла об этом. Дошла до калитки и остановилась. Я находилась в прострации, бессмысленный взгляд следил за мирно плывущими облаками. Мыслей не было никаких.

Вот такой застал меня мой длинноносый сосед. Надо отметить, удивление его было искренним, когда я не то, что не заметила его появления, но даже не услышала его слов.

— Я, пожалуй, позже зайду.

Я вздрогнула.

— Стас? Ты давно здесь стоишь?

— Да как тебе сказать, — он почесал колючую голову. — Стою недавно, но успел кое-что заметить.

— Молодец.

Я замолчала, ясно давая понять, что разговаривать больше не намерена. Но толи это вышло не совсем ясно, то ли Стас был глуповат. Он продолжал бормотать что-то о том, какая я сегодня странная и, на редкость, не разговорчивая, отпустил по этому поводу несколько колкостей, сам посмеялся над своими шутками.

А я в те моменты смотрела, как солнце клонится к закату, и с содроганием задавалась вопросом: «А, что если это опять повториться?».

— Свет? Что молчишь?

Стас уже не смеялся, а недоумевал, нерешительно переступая с ноги на ногу. Я закрыла лицо ладонями, вспоминая наш вчерашний разговор, и когда начала говорить голос мой дрожал.

— Стас, помнишь, что ты вчера мне рассказывал? — Он кивнул и я продолжила. — Ты серьезно все это слышал?

Он опять кивнул.

— И ты… ты… — я тщательно подбирала слова, если матушка мои слова всерьез не восприняла, то рассчитывать на понимание постороннего человека, вообще не приходилось. Я просто хотела узнать его мнение о том случае в поезде, словом не обмолвившись о том, что случилось со мной. — Как думаешь? Она, та брюнетка из поезда, того…— и присвистнув, покрутила указательным пальцем у виска.

Стас замялся, он смотрел на мое встревоженное и насмерть перепуганное лицо, четко осознавая, как важен для меня его ответ.

— Если я расскажу тебе все, ты скажешь, что с тобой сегодня твориться?

Стас тоже заметно нервничал. У меня родилось чувство, что мы с ним крепко связаны. Связаны одной историей.

Глава 6

Стас вышел из тамбура, плотно прикрыв за собой дверь. Голова болела. Может от табачного дыма, а может от услышанного. Он ощущал потребность погрузить разгоряченную голову под струи холодной воды. Ковер шуршал под энергичными шагами, пока Стас сжимал ладонями виски, пытаясь унять пульсирующую боль.

По ногам скользнул холодный ветерок, и в коридоре неприятно запахло. Стас удивленно обернулся, дверь была закрыта. Он пожал плечами и сделал шаг вперед. И тут, его взгляд будто споткнулся о зеркало. Небольших размеров зеркальце красовалась на двери, ведущей в следующий вагон. В его мозгу пульсацией всплывали короткие обрывки монолога брюнетки. «Зеркала – проход в иной мир…» «Миров несколько и только один из них потусторонний…».

От таких разговоров даже ярый скептик волей неволей, начнет нервничать. Так произошло и со Стасом. Стараясь побороть растущую тревогу и доказать себе нелепость своих страхов, он посмотрел в зеркало.

Придирчиво всматриваясь в отражение, он вздрогнул, заметив след на ковровой дорожке, прямо перед собой. Тело обдало холодом, голова закружилась. Стас очень медленно перевел взгляд от зеркала на ковер перед собой. Никаких следов. Он мотнул головой и вновь взглянул в зеркало. След исчез. От облегчения вырвался громкий свистящий выдох.

В коридоре моргнул свет, озаряя длинный узкий проход тусклым свечением. В противоположном конце показался женский силуэт. Девушка двигалась неторопливо, и было что-то завораживающее в ее движениях, медленных, плавных. Незнакомка была стройна, одета по моде, и вызывала желание рассмотреть ее лицо. Стряхнуть это наваждение Стасу удалось не сразу.

Когда он сумел оторвать взгляд от девушки, то сразу шагнул в сторону своего купе. Потом он сделал еще шаг, потом еще, затем еще два или три, и только тогда осознал, что не сдвинулся с места. Такое случается в ночных кошмарах, он делал шаг, а купе не приближалось. И хотя оно находилось в нескольких шагах от Стаса, приблизится к нему, оказалось невозможно. Мелкая судорога страха пробежалась по его спине и рубашка прилипла к мокрому телу, в момент, когда ощутил на себе пристальный взгляд.

Стас поднял голову. Девушка неспешно приближалась, но теперь в тусклом свете ламп она казалась почти прозрачной. Он прищурился, чтобы лучше разглядеть ее, и она сделала шаг навстречу Стасу. Ее ноги едва касались пола, темные волосы развевались, словно их трепали могучие порывы ветра. Но в вагоне не могло быть такого сильного ветра. Даже если проводницы открыли все окна настежь,… но Стас-то не ощущал ветра…не слышал, ни тихих речей пассажиров, ни стука колес о рельсы. Его обступала звенящая тишина, а девушка, покачивая бедрами, приближалась ленивой и неспешной походкой. Повинуясь какому-то дикому инстинкту самосохранения, Стас судорожно озирался по сторонам в поисках двери. Любой двери. Он был бы рад любой двери. Не важно как на него посмотрят пассажиры этого купе, главное – он избежит столкновения с…

Дрожащие пальцы нащупали ручку двери и, надавив на нее весом своего тела, Стас ввалился в купе. Глаза ослепила яркая вспышка света, ушные раковины наполнились болью, от неожиданно возникших звуков. Стас потерял равновесие и рухнул на пол.

— Товарищи, это что происходит?! — запричитала немолодая женщина интилигентного вида. — Куда катится наша нация? Наши отцы, мужья и братья приливали кровь в сражениях! Сколькие оставили там жизни! А для кого? Для пьяниц! Для тунеядцев!

Она выставила указательный палец и ткнула им в Стаса.

— Хоть бы извинился! Да куда уж вам!

Для Стаса ее короткий монолог стал настоящей пыткой. Каждое слово, каждый звук произнесенный женщиной, в ушах отзывались острой болью. Женщина не унимаясь, продолжала бранить Стаса, а он не слушал, его мысли витали далеко… Потрясенно ощутив тот же самый мерзкий запах, он поднялся с пола и выглянул за дверь.

Незнакомка прошла, мимо овеяв его холодом и у двери в тамбур, повернула к Стасу лицо.

Стас громко выругался – это была та самая сумасшедшая брюнетка из курилки… и, судя по всему, направлялась к...

Брюнетка презрительно прищурила глаза и подняла вверх окровавленную руку неестественным образом, вывернутую в запястье. В этот момент ее шея скрипнула, и голова запрокинулась назад, громко стукнувшись затылком о спину. Стас от ужаса даже не смог закричать, но нашел в себе силы закрыть дверь с внутренней стороны.

Пот стекал по бледному лицу, и вид его перепуганный вид заставил женщину смолкнуть. Она как рыба открывала и закрывала рот. Стас был бледен как мел. Он высунулся по пояс в коридор. Удостоверившись, что коридор чист, Стас осторожно вышел из купе, так и не обратив внимания на женщину.

Коридор стал светлее, облегченно заметил он, и дверь его купе больше не отдалялась, а приближалась с каждым шагом. Единственное чего Стас не смог не сделать это просто пройти мимо зеркала, из которого вынырнула женщина, так похожая на ту брюнетку. Зеркало было расколото но, не смотря на это, не один его кусок не упал. Он долго думал о том, что ему довелось увидеть. Разумного объяснения случившемуся, конечно, не нашел. Он был очень напуган.

В своем купе Стас взобрался на верхнюю полку и повернулся к стене. Пока его попутчики вели беседу, он отчаянно желал, чтобы они замолчали, но когда, наконец, они улеглись спать, ему стало еще хуже. Он ворочался и вздрагивал, прятал голову под подушку и затихал, потом вновь ворочался…

Его очень удивляло что, даже не смотря на потрясение и ужас пережитого, у него хватает силы воли, не заскулить от страха как побитая дворняжка. Глаза неизменно задерживались на двери. Там, поблескивая на свету, висело зеркало…

Эта ночь во истину показалась ему нескончаемой. Медленно текли минуты, не торопясь сменить друг друга. Он несчетное количество раз пытался отвлечься и уснуть, но удалось это лишь под утро. Но и сон не принес облегчения.

Сквозь плотный туман пустоты проявлялись очертания женской фигуры. Это сон или явь? «За мной пришли» — услышал он тихий и удрученный голос. Он подошел ближе. Женщина подняла голову, и Стас узнал в ней ту брюнетку из тамбура. «За мной пришли, — повторила она. — Теперь я покину клетку». Стас напрягся.

Девушка неожиданно широко улыбнулась и побежала прочь. Стас, не раздумывая, бросился за ней. Кто за ней пришел? Этот вопрос, едва всплыв в его сознании, уже крепко зацепился там. Он с трудом пробирался сквозь плотные завитки туманной пустоты, гонимый единственной целью – добиться ответа. Это важно. Стас не знал почему, но не сомневался, что это очень важно.

Нет! Он не в силах ее догнать! Стас метался, его порыв был похож на безумство отчаявшегося человека, но остановиться он не мог. Непроницаемая завеса скрывала от разгоряченного разума ответ. Постой-ка… там слева небольшой просвет. И Стас рванул к нему. Просвет приближался… и спустя секунду он уже нырнул туда.

Громкий крик разорвал толстую дымку. Это кричал Стас, крепко держась за дверь вагона. Его ноги лихорадочно болтались в воздухе, стукаясь о ступеньки, потоки ветра срывали его вниз, и сразу уносили вбок. Стас не понял, как это могло произойти, но он едва не выпрыгнул из поезда на полном ходу. И это уже не было сном.

Дверь раскачивалась. Стас перебирал ногами в воздухе пытаясь зацепиться за ступеньку. Нога коснулась ступеньки, и дверь с размаху захлопнулась. Стас подтянулся, и встал на ступеньки. Он толкнул дверь, еще и еще, плечо заболело, а дверь так и не открылась.

Поезд приближался к морю, туда, где рельсы прокладывались по крутому склону Кавказских гор. Серпантин. Держаться с каждой секундой становилось все труднее. Стас, что есть сил, замолотил в маленькое окошко.

— Помогите! — он орал так, что горло начало саднить, но это не остановило поток отчаянных криков.

Его никто не слышал, и Стас поник, объятый чувством безысходной обреченности. Он не мог сказать точно, сколько продолжался тот кошмар. Ему казалось бесконечно долго. Проводница прибежала на крик и в ужасе застыла.

— О! Помогите кто-нибудь!

Хрупкие ручки вцепились в дверь. Стаса захлестнуло отчаянье, и он обреченно вскрикнул. Ему не сможет помочь юная девица, сил у которой меньше чем у комара.

Помощь поспела вовремя. Встревоженные пассажиры дружно ринулись к двери и втащили обессилевшего Стаса в поезд.

— Как тебя угораздило? — спросил мужик. Он принимал наиболее активное участие в спасательной операции.

Стас не понимал смысла вопроса.

— Сынок, а ты, часом, не пьян?

— Пьян, пьян! — запричитала та самая женщина, в купе которой накануне ввалился Стас. — Он и вчера буянил! Понапьються и давай хулиганить! Тюрьма по тебе плачет!

— Я не пьян. — Только и смог выдавить Стас.

В поезде поднялся гул, люди шептались, охали и причитали. Стаса взяли под руки и поместили на ближайший лежак. Он находился в шоковом состоянии и больше не произнес ни слова.

Вокруг него столпились люди. Кто-то хотел помочь, кто-то откровенно бранил. Но сквозь гам ясно слышалось громкое всхлипывание. Это отчаянно плакала конопатая девчонка, прижимая к груди маленькую фотографию.

— Вы не видели эту девушку? — сквозь рыдания спрашивала она.

— Нет, — проводница покачала головой и, бросив взгляд на зареванное лицо рыжей девушки, осторожно поинтересовалась, — а что-то случилось?

— Она пропала.

— Как можно пропасть в поезде? — удивилась проводница. — Может она в вагоне-ресторане завтракает? Или в туалете? Или просто гуляет по вагонам?

— Ее со вчерашнего вечера нет! — вновь залилась слезами конопатая. — Она сказала, что за ней придут скоро!

— Кто придет? — проводница повернулась к девушке.

— Не знаю, — призналась та, окончательно сбив проводницу с толка.

Я слушала, затаив дыхание. Сердце выпрыгивало из груди.

— И за мной скоро придут.

— Кто?

— Тот же, кто пришел за брюнеткой.

Глава 7

— Ты ведь не из праздного любопытства затеяла этот разговор?

Закусив губу, я погрузилась в раздумье. Логическая цепочка выстроилась, поставив неутешительный диагноз. Слова призрачной женщины из зазеркалья теперь не звучали как каламбур. Похоже, это было предупреждение. Я была рада отметить, что хотя бы это стало понятно. Теперь передо мной встал второй вопрос. Как мне разобраться, о чем она меня предупредить хотела. И что это за книга, собственно говоря, тоже было интересно.

Я глянула на Стаса и подумала, стоит ли с ним откровенничать. Это первый в моей жизни момент, требующий отнестись к его персоне серьезно. Но для чего я ему поведаю свою сокровенную тайну? Пусть у него тоже есть опыт общения с… экстравагантным…э… нечто. Но чем он сможет мне помочь? Может и испугается похлеще моего. И ляжет на мои хрупкие плечики еще одна забота об этом чуде, со стучащими зубами.

Было еще кое-что. Я крепко свяжу себя с ним этой тайной. А это будет пострашнее.

Итак, я имела кучу мыслей и ни одного стоящего решения. А Стас все ждал. Эх, Катюхи нет…

Если честно, то признаться Стасу было б логичней, чем Катюхе или, не приведи Господь, Ваньке. Уж за тем дело не станется, он и саблю отцовскую притащит, и сам же ею порежется.

А глаза Стаса горели любопытством. Он хотел знать все. Когда у меня глаза загораются таким огоньком – пиши, пропала. И так как носить в себе этот груз было невозможно, я решилась.

— Ты прав. Любопытство не праздное. — Я вздохнула и прошла в сад. Стас двинулся за мной.

У нас с матушкой за домом есть прекрасный вишневый сад, а в его глубине имеется беседочка. Там поговорить можно будет, не опасаясь, что нас побеспокоят.

— Гости ко мне с утра приходили, — начала я. — Не в дверь вошли, как ты мог подумать, а прямо в моей спальне возникли. Сначала женщина сумасшедшая. Сказала, что мое время истекает, и за мной придут скоро. В связи с этим, книгу посоветовала найти. Потом исчезла, и из зеркала вывалился чудовищных размеров и форм зверь. Я уж думала вот и смерть моя. Здрасте, не ждали. А он посмотрел на меня и исчез.

— Как в комнате возникли? — не понял Стас.

— Нет, а ты думал ко мне человек пришел, и я от страха сама не своя весь день хожу? — Я усмехнулась. — С человеком я б разобралась. У меня есть свои методы управы. А тут…

— Хочешь сказать, это было приведение?

Я всерьез засомневалась в разумности своего решения открыться Стасу.

— Дошло? — бровь саркастически взметнулась вверх. — Я уж минут пятнадцать воздух сотрясаю, а до тебя только дошло. Да, Стас, это было приведение.

Стас открыл рот, по всему было видно, не нашел слов, и по этому челюсти быстро сомкнулись. Звук этого смыкания растворился в гробовом молчании, и я несколько минут слушала повисшую тишину и любовалась видом впавшего в ступор Стаса.

Молодец, Светик! — мысленно похвалила я себя. Нашла, кому открыться. Теперь его из ступора выводить надо.

— Не бойся, Стас, я уверена, что к тебе они не придут. Если ты конечно зеркало у нас не выкрадешь.

— Зеркало?

Стас не ожидал подобного откровения и с трудом переваривал высказываемую мной информацию.

— Стас, ты это… в себя-то приходи. Горе-помошник. Я уже жалеть начинаю, что тебе рассказала все.

Это подействовало. Стас встрепенулся и начал говорить, да так что я и слова не смогла всунуть.

— Если это не было сном, тогда в этом должен быть смысл. Просто так призраки не приходят, стало быть, такие визиты будут повторяться. Зеркало…— он потер гладко выбритый подбородок. — Из зеркала. Ну, этого и стоило ожидать. Зеркала это проводник в иные миры. Своеобразная дверь или, если хочешь, перекресток миров. Твое зеркало сыграло свою роль. А что это за зеркало? От куда оно?

— По почте пришло. — Я ошалело хлопала ресницами.

— По почте… а кто его прислал?

— Это наследство. От какой-то бабки дальней.

— А, что за бабка?

— Да откуда я могу знать!? — разозлилась я. — Я сама ничего не понимаю! Рассказала тебе все, что знала. Это чертово зеркало, еще вчера меня до смерти напугало! Я почувствовала его, как только в хату вошла. А матушка его в мою комнату, вдобавок, повесила! Это ж мой подарочек. А я зеркал, страсть как с детства боюсь! А ей все равно! Она не хочет его выбрасывать! Я всю ночь и глаз и не сомкнула. Точнее не разомкнула, от страху. Мерещилась бабка какая-то. Все просила в зеркало заглянуть.

Я не выдержала и зарыдала. А подобное со мной уж лет пять, как не бывало. Из глаз лились слезы различных категорий. Там были и слезы обиды на матушку, и слезы страха, и слезы ярости. Я впала в омут бессилия и слезы, соленым потоком, наполнили его до краев.

Очнулась я в объятиях Стаса, с удивлением отмечая, что пристроилась вполне удобно. Стас оказался не таким уж костлявым, как я себе представляла.

Тот монет и стал переломным в наших отношениях. Это было тяжелое для меня время, когда не найдя поддержки там, где обычно ее получала по первому требованию, разыскала ее в совершенно неожиданном месте.

— Может, мне у тебя остаться? А наутро решим, что тебе с новыми знакомыми делать.

Я смотрела на него во все глаза. Это, что он удумал? Ухаживать за мной? Того и гляди целоваться полезет. Так ладно б целоваться! Под юбку мне, курва, залезть хочет!

— Ты мне это брось! — я пригрозила ему кулаком. — В морду дам, и ухом не поведу! Я ж тебе доверилась, пень! А ты!

Стас схватил мои руки и вновь прижал к себе. Я не могла вырваться, хотя очень старалась. Стас, как обычно, спокойно сказал:

— Пошлячка. Я не это имел в виду. Я могу под окном твоим остаться. Ты мне раскладушку вынесешь?

Я затихла, прекратив его колотить. Краска стыда, я в этом уверена, заливала мои щеки.

— Извини, — выдавила я.

Стас тихо рассмеялся.

— Ну?

— Баранки гну! — бросила я, стараясь не смотреть на него. — Твоя маменька не заругается? Тебя ж всю ночь не будет.

— Не заругает.

Вот так номер. Тихоня Стас практикует ночные похождения? Я уже мысленно прикинула, где он мог коротать ночи, удивляясь, почему меня это так задевает. Наверняка он к Любке ходит. Та прям, светиться начинает, когда видит его. И краснеет, и бледнеет, косу теребит, пирогами своими хвастает. До тошноты противно смотреть на нее становиться.

— Ну как знаешь. А не забоишься? Вдруг опять придет призрак.

— Не забоюсь.

Моя грудь наполнилась благодарностью. Я спокойней себя чувствовать начала, уверенная, что он рядом будет. В случае чего я в окно выпрыгну. А там помощь уже подоспеет.

— Спасибо, Стас. Правда спасибо.

Он приобнял меня и мы пошли в сторону дома. Как все-таки жизнь поворачивается, думала я, объятая странным чувством.

Раскладушка стояла в чулане, потому матушка не видела, как я втихаря тащу ее за хату. Стас расположился прямо под моим окном. Улыбнулся и, пожелав мне добрых снов, принялся готовиться ко сну. Я украдкой наблюдала за ним. Странный тип этот Стас. Тихориться и никто в жизни не подумает, что он такой добрый и смелый.

В хату вошла осторожно, вдруг матушка еще спит.

— Пришла? Хорошо. Иди спать, — я вздрогнула и уставилась на матушку.

Все сказанной ей было произнесено без интонаций. Монотонно. И не обратила внимания на мое долгое отсутствие, будто я каждый вечер прихожу затемно. Но самое странное было, то, что она средь ночи стояла у зеркала и любовно терла его тряпочкой.

— Мам?

Она повернулась, и я остолбенела окончательно и бесповоротно встревоженная ее взглядом. Бесстрастным, и каким-то, больным что ли. Вокруг глаз залегли темные круги, белки покрылись мелкой сеткой красных капилляров.

— Ты в порядке, мам?

Ее глаза потеплели, она, будто сбросила с лица маску безразличия.

— Да, Светочка. Иди спать, милая.

Может, показалось? Столько всего произошло…

Я поцеловала ее и вошла в комнату. Выглянула в окно. Стас свернулся в угловатый комочек. Я улыбнулась и сбросила на него подушку.

— Мне сошла благодать. Я уж отчаялся. Думал, не догадаешься.

Глава 8

Я подождала, пока матушка спать уляжется, потом выглянула в окно и окликнула Стаса.

— Пс…Стас.

Он вздрогнул и сразу соскочил с раскладушки.

— Что? Опять?

— Да нет, пока, — успокоила я своего отважного героя. — Неспокойно мне за матушку. Зеркало в ее комнате висит. Давай снимем его…

Лицо Стаса вытянулось, брови поползли на лоб. Мои страхи ему были понятны, но просьба удивила.

— А если твоя матушка меня ночью в твоей комнате застанет, ничего?

— Нет, ничего, просто жениться заставит, да и дело с концом.

Стас уже влазил в мое окно, когда услышал мой ответ. Он замер.

— Да шучу я. Успокойся.

Стас влез в комнату, и мы тихонько прокрались к зеркалу. Я задрожала, и Стас ободряюще похлопал меня по плечу. Отвернувшись к стене, я плотно сомкнула глаза. Стас потихоньку снял зеркало и втащил его в дверной проем. Осторожно зеркало проникало сквозь открытое окно. Углы царапали откосы, разбрасывая вокруг огненно красные искры. Потрясающее зрелище озаряло сумрачную темноту ослепляющим мерцанием. Казалось оно против, того действия которое мы со Стасом отважно проделывали с ним. Зеркало не сопротивлялось, оно предупреждало, вибрируя мягкой волной. Я держала его крепко обеими руками, но для этого мне потребовалась вся моя сила воли. Я выскользнула в окно следом за зеркалом.

Зеркало лежало среди травы, в свете луны изразцы загадочно мерцали. У зеркала есть секрет. Но оно его будет хранить. Дав несколько подсказок, зеркало словно посмеялось над нами. Эти подсказки не помогали, они еще больше запутывали. Подсказки сматывались в комок хитросплетений, и у меня не было ни единой мысли, как этот клубок размотать.

— Надо, Светка, завтра на почту наведаться, — предложил Стас, переворачивая зеркало стеклом вниз. — Что-то мне подсказывает надо сначала узнать, откуда оно к нам приехало.

— И, что это за бабка мне такой подарок сделала.

Это тоже был довольно интересный вопрос. Я могла и не знать всех тетушек матери и отца, но матушка должна была слышать о загадочной старушке. Но и она не имела представление, кто оставил нам зеркало в наследство. Зеркало было невероятно красивое и настолько же загадочно.

— Иди, Свет. Я разбужу тебя перед рассветом. Зеркало на место повесим.

Я кивнула и пошла в хату. Ночь прошла спокойно. Наутро меня разбудил Стас и я, накинув халатик, вылезла к нему прямо из окошка.

Стас выглядел плоховато, наверно ночь у него вышла не такая спокойная как у меня.

— Ты права, Светка, зеркало очень странное.

— Что? — я зевнула, прогоняя последние следы сновидений.

— Его нет.

— Как нет? — я уже окончательно проснулась.

— Вот смотри. Сюда мы его вчера положили, но здесь его нет.

Я не верила своим ушам. То есть как, нет?

— Я уже хотел тебя будить, но сначала решил взглянуть в зеркало. Чтоб не было сюрпризов.

Я зашипела от досады. Куда оно могла деться? Просто так исчезнуть оно не могло. Значит... мысль лихорадочно запульсировала в голове. Я влезла в окно, и побежала проверять свою догадку. Выскочив из комнаты, замерла как громом пораженная.

— Доброе утро. Ты рано сегодня.

Матушка тряпочкой протирала зеркало.

— Как ты сумела его втащить так тихо? — а про себя добавила «и не наткнуться на спящего Стаса».

— Кого втащила? — спросила она, не отрывая взгляда от зеркала.

Так… если ни она втащила, ни я и ни Стас тогда, кто? Я замотала головой. Нет, я не хочу получить ответ на свой вопрос. Взгляд вновь вернулся к матушке. Сказать она была очень странная – пустой звук. Опять этот нездоровый цвет лица, красные глаза и зеленая тряпочка в руке. Матушка, не замечая меня, сдула несуществующую пылинку с зеркала. Этот таинственный предмет затмил ее разум И мир для нее померк, осталось только оно. Зеркало.

— Ты на работу сегодня пойдешь?

— Нет.

Короткий ответ, состоящий из единственного слова, был произнесен так, будто это единственный возможный вариант ответа.

— Как так нет? Да оторвись ты от него на секундочку!

Я рванула матушку за руку в свою сторону. Она пошатнулась и едва не потеряла равновесие. Потом моя нежная матушка набросилась на меня, схватив за плечи, и принялась неистово трясти.

— Никогда не смей так больше делать! — прошипела она, вскидывая пунцовое от ярости лицо. — Ты поняла меня? Неблагодарная!

Рука взметнулась вверх, и с силой опустилось мне на лицо. Я отшатнулась, взвыв от боли. Во все глаза на нее смотрела и не могла прийти в себя от изумления. Взглянув на нее, я внутренне поежилась. Ее глаза полыхали такой нескрываемой холодной яростью, что мне действительно стало страшно. На лице матушки не было даже намека на сожаление.

В дверь постучали, но мама не слышала ничего, только схватила свою зеленую тряпочку и вернулась к зеркалу. Стук в дверь участился.

— Света!

Я отодвинула задвижку. Передо мной выросла худая фигура встревоженного Стаса.

— Что случилось, я слышал крики…

— Матушку попыталась от зеркала оттащить, — мрачно пояснила я.

— Так оно здесь?

Если раньше он и не верил до конца в то, что в моем доме твориться всякая чертовщина то теперь все сомнения разом рассеялись. Он вошел в комнату и в таком же изумлении как перед этим я, вытаращил на мою матушку глаза. Но она даже голову в его сторону не повернула, так как была очень занята своей ответственной работой. Зеркало словно приворожило ее.

— Здравствуйте, теть Галь.

— Здравствуй, Стас, — вновь обжигающе холодно произнесла мама.

И это все что могла сказать моя мама раннему гостю. Ни, что ты тут так рано делаешь, ни зачем пришел. Для нее в этом ничего удивительного не было.

Я развела руками в ответ на молчаливый вопрос Стаса. Паутина загадок продолжала сматываться в клубок. В то утро мы со Стасом отправились на почту.

Толстенький дядя, посверкивая стеклышками очков, поведал нам, что посылка пришла из Белгородской области. Из маленького города – Черная Пустошь. Услышав название города, я невольно поежилась, в этом названии будто сквозило зло. Имя отправителя, не значилось. Но сдвиг в нашем расследовании все-таки был. И мне это стало понятно, едва я заметила, как побелел Стас.

Дядька удивленно на нас посмотрел сквозь толстое стекло очков, и предложил Стасу стакан воды, а тот вцепился мне в руку и сильно сжал ее.

— Ой! Ополоумел совсем? Да отдай же мою руку!

— Прости… — он произнес так тихо, что я с трудом различила это слово.

Стас ослабил хватку, наспех попрощался с дядькой и вытащил меня на улицу. Его бегающий взгляд остановился на мне, и я потребовала:

— Ну, объясняй.

— Я тебе рассказывал, о той брюнетке, — я кивнула и он продолжил. — Это случилось в поезде. Я ехал не с учебы домой. Я возвращался от тетушки. Тетушка живет в Старом Осколе. И брюнетка была тоже со Старого Оскола.

Я удивилась странной логике Стаса.

— Стас, я прощаю тебе твою ложь, она ровным счетом ничего не меняет. Тем более я не вижу связи между Старым Осколом и Черной пустошью.

— Ты не была в Старом Осколе. — Сказал он, будто это все объяснило.

— Нет, не была. Слушай, не томи, а? Если есть что сказать, выкладывай.

— Каждый житель Белгородчины, слышал о ней, а Старый Оскол находится в нескольких километрах от Черной Пустоши. Это город-легенда, нечистивая земля. Туда со всей России ссылали ведьм и колдунов. Сжигали, и земля вздрагивала от их исполинских криков. А души сожженных не оставили Черную Пустошь после смерти тела. С тех пор как Черная Пустошь исчезла с карт, многие предпочитают забыть о ней, но нечисть продолжает разгуливать по ближним городам и пугая запоздалых прохожих. Старики поговаривают, что Черная Пустошь иногда возвращается, и тогда все видят очертания ажурных башен кровяного цвета, упирающиеся в небеса. В Старом Осколе столько церквей понастроили, сколько по всей России-матушке не стоит. Уберечь пытаются от деяний злых духов.

— А я еще когда-то назвала тебя скучным, а ты такие мысли выдаешь… хотя слово «мрачный» тебе подходит однозначно. И зеркало ко мне попало из этой самой Черной Пустоши, а та бабка, значит, может быть только ведьмой. Отличное родство. — Мрачно подытожила я.

— Зеркало – ведьмовский подарок. Светка, — до этого бледный Стас внезапно раскраснелся от возбуждения и выдвинул такую догадку, что пришел мой черед переливаться всеми цветами радуги. — А, может, ты тоже ведьма? Я слышал, что ведьмы перед смертью свой дар передают женщинам по наследству.

В его словах был здравый смысл, но на тот момент я посчитала это бредом. Если б я была внимательней, то смогла бы избежать чудовищных ошибок, совершенных в будущем. Но в тот момент меня снедала тревога за матушку, за себя, за Стаса, в конце концов, и от его предположения я отмахнулась как от назойливой мухи.

Дорога до дома прошла в молчании. Каждому было о чем подумать, да и в жизни есть моменты, когда говорить совсем не хочется. Мы разошлись по домам, разлучившись всего на несколько часов. Со Стасом мы решили продолжить эксперимент и еще раз вытащить зеркало из дома. Только теперь, мы не сомкнем глаз. Мы будем неустанно следить.

Я до самого вечера простояла за спиной матушки. Мне никогда раньше не приходилось волноваться за близких. Такое со мной было впервые и честно признаться, что с этим делать я не имела понятия, но чтобы бороться с зеркалом, надо хотя бы привыкнуть к нему. И не дрожать от каждого взгляда на него.

Матушка улеглась спать, только когда подогнулись ее колени. Она не ела весь день, не отошла от зеркала ни на шаг, не говорила, не думала. Ее мозг перестал работать. Совсем перестал, и лишь изредка давал легкие импульсы, чтобы его владелица не забывала протирать зеркало своей зеленой тряпочкой.

Позвать врача, я решила еще утром, Стас уговорил не делать этого. Может он и прав, подумала я, только представив, как буду объяснять врачу поведение матушки. Решили подождать до завтра. Может ситуация измениться.

Если честно, я в это не верила. Зеркало оцепило матушку прочным обручем своих чар. Она словно находилась в коконе, створки которого отражали любое постороннее воздействие.

Глава 9

Зеркало лежало на траве, как обычно перевернутое вниз лицом. Мы со Стасом сидели на раскладушке и договаривались о дежурстве. Стас настоял, что б первой поспала я, чему я не сопротивлялась.

Закрыв глаза, я мгновенно уснула. Но тот сон, что приснился мне за какие-то пятнадцать минут, оставил о себе непередаваемые впечатления.

Я крутилась у зеркала, прихорашиваясь. И уже только это само по себе, было странно. Мимо зеркал я пробегаю с такой скоростью, что спринтер обзавидуется, а тут стояла спокойно, улыбалась своему отражению. Щетка для волос не спеша пробегалась по длинным прядям. Я смотрела на волосы и любовалась собой, когда внезапно ощутила безудержное желание отрезать свои косы…

Глупо конечно, я всегда гордилась своей косой, которая опускалась ниже спины. Но я взяла ножницы и обрезала свои локоны. Под корень. Не сожалея.

Зеркало затрещало, и угловатые стрелы пронизали его вдоль и поперек, образовав замысловатый узор на его поверхности. Оно покачнулось и упало. На том месте, где ранее оно висело, я увидела проход, и гонимая любопытством заглянула в него. С полыхающим в глазах удивлением там я увидела другой мир. С чего я это взяла не понятно, но уверенность была стопроцентная. Многоэтажный дом утопал в зелени деревьев. Подобный дом я видела лишь однажды. Когда мы с матушкой в город ездили.

Так вот, из этого прохода доносилось пение птиц, хохот детворы, носившейся между деревьев. Им было весело и хорошо. Они подбежали достаточно близко к проходу и увидели меня. Мальчишкам с виду было лет по пять-шесть. Их перемазанные лица повернулись ко мне. Один из них громко шмыгнул приплюснутым носом и почесал за ухом. Я улыбнулась им и их грязные рты расплылись в ответных улыбках, затем они принялись звать меня к себе и сопротивляться их просьбе я не смогла.

Я просунула руку в проход и вслед за ней подтянула остальные конечности. Создалось ощущения, что я нырнула в мыльный пузырь и с громким чпоком вынырнула с другой стороны. Этот причудливый звук, который сопровождал мое появление, здорово развеселил детвору. Так смеясь, мы подбежали к высокому дому. Я насчитала девять этажей и присвистнула от удивления.

Я приставила руку ко лбу козырьком, пряча глаза от слепящего солнца, и на чугунных балконных перилах, на пятом этаже, я увидела себя. Я (она) стояла, расправив руки, готовясь совершить прыжок. Перед тем как прыгнуть она посмотрела на меня, и я содрогнулась от страха и отвращения. Лицо моего двойника имело странный сероватый оттенок. Ее глаза… Вернее не глаза, а пустые глазные впадины... Она открыла синие губы и прошипела:

— Я приду за тобой.

Смех резвящейся детворы превратился в нестерпимый гул, я повернула голову в сторону и остолбенела. Лица мальчишек потекли как расплавленная карамель, признаки гниения их детских тел были явными и среди этих признаков был мерзкий запах тухлого мяса…

Тошнота подкатила к гортани, и я не сдержала рвотный позыв.

Проснулась я в холодном поту с чувством острого беспокойства. Я была уверена, что должно что-то произойти. Что-то жуткое. И тут же на мою память пришли слова, сказанные той призрачной женщиной. Она предупреждала, что за мной придут. Я вздрогнула и не сдержала вскрик. Тихий, наполненный ужасом вскрик.

Стас был рядом, он сидел у раскладушки и задумчиво жевал травинку.

— Что с тобой, Светка? — быстро отреагировал он.

Стас смотрел, как краска отхлынула от моего лица, превратив его в подобие мертвецки бледной гримасы страха. Мысли крутились в голове, путались, внося смуту в мою душу. Я начала вспоминать, что той брюнетке, из поезда, тоже снились подобные сны. Она видела проход в другой мир, и казнила себя за то, что прошла в него. Она была уверенна в том, что этим снам суждено сбыться. И за ней пришли…

— Стас… мне страшно…

— Тебе станет легче, если я тебе скажу, что мне ни капельки не страшно?

Я громко шмыгнула носом и нервно поежилась.

— Станет. Если это правда.

Стас улыбнулся. Да, ему действительно не страшно, убедилась я. И мне надо собраться. В конце концов, это всего лишь сон. Мысли толпились в голове, толкая друг друга, и от них меня отвлек громкий звук. Мы со Стасом поднялись на ноги, и оторопело смотрели на дребезжащее рядом зеркало.

Зеркало стремительно поднялось в воздух, вращаясь, изменило форму. Тысячи маленьких серебристых стрел пронзили ночное небо, и оно исчезло.

— Обалдеть. Вот это номер.

Больше сказать я ничего бы не смогла, даже если бы от этого зависела моя жизнь. Шоковое состояние от только что представшего нашему взору зрелища, погрузило нас со Стасом в глубокое молчание. Немного погодя, когда мы начали постепенно приходить в себя, в сознании возник вопрос, который мы высказали вслух одновременно.

— Оно опять в хате?

Я шмыгнула в окно. Стас оторопело смотрел мне вслед, почесывая затылок. В этот момент все мои страхи улетучились, на смену им пришли иные чувства. Среди них было и любопытство. Я заглянула в комнату. Зеркало, как ни чем ни бывало, висело себе на стеночке, подставляя свои серебристые бока матушкиной тряпочке.

Матушка дыхнула на зеркало и старательно протерла осевший на нем пар. Что-то кольнуло меня в правый бок и сердце болезненно сжалось. За матушку было безумно тревожно, но на сей раз дело не только в этом.

В комнате было темно, но, невзирая на это, я заметила, что отражение в загадочном предмете отсутствовало, точно также как вчера утром. Я судорожно сглотнула слюну, это может означать только то, что проход вновь открыт. Я вполголоса окликнула Стаса.

Мой герой тут же оказался рядом.

— Перекресток миров? Так ты говорил? Вот он смотри.

Стас всмотрелся в темноту, и его голова дернулась от удивления.

— Светка…

— Вот тебе и «Светка».

Потом мы замолчали. Мысли крутившиеся у нас в голове носили примерно одно содержание. Мы разрывались от противоречивых чувств. Желание поскорее смыться отсюда, и подальше, сменялось на желание разобраться, что к чему. Этого момента мы и ждали и боялись одновременно. От всех этих мыслей засосало под ложечкой. Мы ощущали в себе острую потребность разгадать эту тайну и одновременно боялись, что это произойдет.

— Светка, надо решаться. Либо мы это сделаем сейчас, либо хватаем твою матушку в охапку и даем такого дера, чтоб и духу нашего здесь не осталось.

Я заскулила от страха, Стас взял мою холодную ручку в свою большую мокрую ладонь и потянул вперед. Зеркало найдет меня, где бы я ни находилась. Теперь я знала это наверняка. Вопрос состоял в том, что ему от меня надо.

— Светочка, — тоненьким голоском пропела мама. — К тебе пришли.

Я взглянула на Стаса. Матушка знает, что Стас тут. Мои губы тронула легкая улыбка и предательская слеза, это уже вошло в закономерность, скатилась по щеке. Как я любила в тот момент свою матушку, как опасалась за нее.

— Да, мам, Стас пришел.

Мама замедлила круговые движения по зеркальной поверхности.

— Я не о Стасе.

Вот тут-то мои колени и подогнулись. Если б не Стас я рухнула бы прямо на пол. Он удержал меня и бережно обхватил за плечи. Время тянулось слишком медленно.

— Все хорошо. Я рядом.

Его уравновешенный голос сработал как сильное успокоительное, даже голова закружилась, я почувствовала прилив сил и теперь была уверена, что смогу встретиться лицом к лицу с таинственными гостями из зазеркалья. Я смотрела на Стаса, и будто заново его узнавала. Передо мной стоял совершенно другой человек. Мужественные черты лица, взгляд уверенного в себе человека, четкие и размеренные движения. Я была удивленна, обнаружив в нем все эти качества. Приятно удивлена.

Я шагнула в комнату и застыла, онемев от представшего моему взору зрелища. Женщина в темноте не казалась такой прозрачной как в солнечном свете. Можно было подумать, что она не бестелесный дух, а вполне материализованный человек. Она стояла напротив меня и ее губы шевелились в такт словам. Стас тоже был шокирован, но держался свободно и его движения не были скованными. Он провел меня вглубь комнаты и усадил на кровать.

Я хорошо помнила женщину, явившуюся ко мне утром. Она была красива, молода и очень напугана. Ее наряд, в который она была облачена, свидетельствовал о достатке его обладательницы. Парча была расшита серебряной нитью, высокий ворот платья обшит сапфирами, короче красивый и богатый наряд, один кокошник наверняка стоит целого состояния.

Я почувствовала облегчение. С этой женщиной я, пожалуй, смогу себя адекватно вести. Вчера меня больше напугал тот монстр. Я уже подготовилась вести диалог, но женщина меня огорошила.

— А ты не изменился, князь, — к моему безмерному удивлению женщина подплыла к Стасу. Ее неправдоподобно белая ладонь легла на его щеку в нежном прикосновении. Глаза женщины наполнились слезами и… любовью? Нет, нет. Я что-то неверно поняла. В комнате темно и единственный источник света это заглядывающая в окно луна.

— Вы ошиблись, — спокойно возразил Стас, отнимая от лица руку женщины. — Я не князь.

Этот жест если и обидел ее, то она виду не подала и засмеялась. А я во все глаза смотрела на Стаса. Этот парень сплошная загадка.

— Нет. Я никогда не ошибаюсь. Когда она найдет книгу, — женщина кивнула в мою сторону, — правда всплывет. Если, успеет найти книгу, — поправилась она, повернувшись ко мне. — За тобой придут.

И опять надоедливые мурашки покрыли мое тело от кончика носа до самых пят. Женщина смотрела на меня, а я никак не могла понять ее отношение ко мне. В ее взгляде были ревность, обида, боль. С одной стороны она мне помогает, но с другой ее взгляд носил оценивающий характер, так смотрят только на соперников. И в этом случае ей нужно отдать должное. Трудно быть справедливой к своему сопернику, а помогать ему и того сложнее.

Проникнувшись уважением к незнакомке, я почему-то крепче прижалась к Стасу. Женщина, едва заметив это, повернулась к окну.

— Я бы сама вам все рассказала, но это противоречит правилам. На стаже порядка стоят могущественные силы. Вы должны понять все сами. Скажу еще вот что, зеркало это магический инструмент, с которым обращаться надо с осторожностью. И этот инструмент принадлежит теперь тебе. Это можно считать великим благом и проклятьем одновременно. Зеркало открывает проход в другие миры. Ты можешь путешествовать в пространстве и во времени, но у этой медали есть обратная сторона. Как ты можешь стать гостьей другого мира, так и к тебе могут заявиться незваные посетители. В твоих руках портал, будь осторожна.

Сказав это, женщина подошла к зеркалу. Моя матушка отошла в сторону, пропуская ее вперед. Так, больше не повернувшись к нам лицом, женщина ушла через открытый портал. Я несколько секунд боролась с собой, но потом все-таки взглянула в зеркало, его поверхность колыхнулась, и раздался хриплый голос.

— Я иду за тобой…

Я закопошилась на кровати, прячась за спину Стаса. Это единственное место, где я чувствовала себя в безопасности. В свете последних событий у меня разработалась система: Проблема – Стас – Решение. В висках пульсировала острая боль, трепетный ужас плотно вселялся в мою душу. Стас что-то говорил, шлепал меня по щекам, но я ничего не слышала и ничего не ощущала. Одна лишь мысль крутилась в воспаленном сознании. Оно скоро придет. Оно скоро придет. Я почти сошла с ума. Была на грани этого. Реальность потихоньку проникала в сознание, и как только это произошло, я опять разрыдалась.

В деревню неторопливо вплывало июльское утро. И вслед за ним вползало зло. Лениво, осторожно, словно боясь оступиться. И вскоре всплыли мелкие признаки его присутствия, в деревне постепенно начинался хаос. Пока только первые всполохи, в отдельных домах.

В то утро Ванькина мать, обнаружила, что все молоко, собранное на продажу неожиданным образом скисло, и корова вела себя совсем странно. К себе никого не подпускала, рогами царапала стену сарая, грозно била копытом об пол и мычала во все горло. Оробевшая женщина так и не решилась к ней подходить. Вызвали ветеринара, но и того Буренка лягнула, не дав себя осмотреть. Затем ее дряблые губы покрыла пена, и коровка упала замертво, обозначив первые признаки присутствия нечисти в доме.

Глава 10

— Сейчас не время ударяться в панику, — строго говорил мне Стас. — Тебе потребуются все твои силы. И не стоит их тратить так бездумно.

Но поток своих несчастных слез я не могла остановить. Мне было страшно, мне было обидно, мне было так больно! Почему вся эта чертовщина со мной происходит? Чем я не угодила Богу? Мало молилась? Да… я никудышная христианка. Я и молитвы-то ни одной не знаю. А надо было б. Я соскочила с кровати и, подставив стул к шкафу, взобралась на него. Пошарив по полкам, я нашла тетрадочку, исписанную бабушкой молитвами и маленький крестик на веревочке.

Вдев голову в веревочку, я с силой сжала крестик в ладони. Потом я опустилась на колени и, открыв тетрадь, принялась читать вслух.

— Отче наш, иже еси, на небеси и на земле…

Молилась я отчаянно, умоляя Бога, послать мне избавление от этой напасти, а если это невозможно, то дать мне силы, ловкость и мудрость. Я принимала действительность и уже осознала всю серьезность положения. Когда были прочтены последние слова молитвы, я перекрестилась и встала с колен.

— Полегчало? — улыбнулся Стас. Я кивнула, и его улыбка стала еще шире. — Теперь давай обдумаем ситуацию.

Его уверенность в себе и своих силах подействовала, я разозлилась на себя за бесконечные хныканья и жалобы. Что ж я за человек такой? Неужели нет во мне стержня? Я глянула на Стаса. Даже в этом хлюпике он есть. А я вместо того чтоб взять быка за рога только и делаю что ною. Все. Надо успокоиться и взять себя в руки. В конце концов, я всегда считала, что мы сами строим свою судьбу. Я выдержу и не сломаюсь, подытожила я, прекратив разводить сырость.

Теперь с другой стороны взглянув на ситуацию, я почувствовала острую потребность выговориться матом. Хорошим, благим, трехэтажным матом, выхода я не видела. Ситуация мне представлялась как скопление непонятностей, между которыми я даже легкую связь уловить не могла.

Я выпроводила Стаса на улицу, а сама привела себя в порядок и, поцеловав матушку, протирающую зеркало, спустилась по ступенькам.

На последней ступеньке мне пришлось задержаться, я услышала переговаривающиеся голоса. Один из них принадлежал Стасу… второй женщине.

— Та тайна, о которой ты меня расспрашиваешь, не моя. Эта тайна Черной Пустоши, — говорила женщина.

На некоторое время, ее голос стих до шепота и слов я не разобрала. Пришлось подкрасться ближе. Стас болтал с той самой женщиной.

— Было время, когда я мучилась вопросом, чем она лучше меня? — зазвучали горестные нотки. Она качнула головой и мелкие бусины, свисающие с голубого кокошника, тихонько звякнули. — Она красива, но и я недурна собой. Она умна, но и я не дура. Так что в ней такого, князь, чего нет во мне?

Она засмеялась. Но смех вышел неестественный, слишком много скорби просочилось сквозь него.

— Среди миров и пространств, есть место, в котором ты князь, а я княгиня. Но наш союз стал только результатом нелепой случайности, которая унесла ее жизнь. Жизнь твоей Светланы. Вы должны быть вместе, но волею великого черного мага у вас этого не вышло. Не выйдет и здесь.

Стас слушал ее речь в некотором недоумении. Но когда она продолжила, по виду Стаса я поняла, что он близок к глубокому обмороку.

— О! Как жестока судьба! Как злостно шутит она со мной! Я боготворившая своего мужа, помогаю ему обрести счастье с любовницей! — она закусила дрожащую губу. — Меня не было бы здесь. Но вы обязаны остановить его! Проклятье должно быть снято. Тот, кто наложил проклятье, следит за вами. Он не позволит вам быть вместе, он разлучит вас смертью.

Стас выглядел совсем обалдевшим. Его лицо выражало целую гамму чувств от глубокого потрясения до искреннего недоумения.

— Князь, вы должны знать об этом оба.

Последняя произнесенная ею фраза, пролилась бальзамом на мою совесть.

— Но почему тогда ты не рассказала этого при Светке, — не приходя в себя, поинтересовался Стас.

— Мне тяжело с ней видеться, это все равно, что сдаться без боя, — призналась женщина. — Эта информация небезразлична Светлане, которая в данный момент беззастенчиво подслушивает нас из-за угла.

Горячая волна стыда окатила меня, целиком окрасив в пунцовый цвет. Скрываться больше не было смысла. Я вышла из своего укрытия и нагло заявила:

— Я знаю, что поступила некрасиво, но любопытство было сильнее меня. — бормотала я, подходя к парочке.

Стас мельком глянул на меня и его взгляд вернулся к княгине.

— Постой, Мирослава, а можно вопрос?

Охо, он уже знает ее имя. Плохой знак. Тревожное чувство больно кольнуло мое самолюбие.

— Да, — изящная бровь Мирославы взметнулась вверх.

— Каким городом я правлю в твоем мире?

— Это великий город, — она запнулась, — был таким, пока по решению царя туда не хлынули потоки приговоренных чернокнижников и ведьм.

Вот это был удар ниже пояса. Стас был правителем Черной Пустоши, но наверняка она еще не призрачна в том мире.

— Больше я ничего не могу сказать. Ни о проклятье, ни о городе. Меня поймают и тогда я точно не смогу вам помочь. Прощай князь. Моя верность тебе безгранична, а любовь нескончаема.

Она по-хозяйски обняла его и запечатлела на его губах нежный поцелуй, во время которого растаяла в воздухе. При виде этой загадочной сцены мои руки уперлись в бока, а ножка принялась грозно отбивать чечетку. Прищурив глаза, я взбешено буравила взглядом то место, где только что испарилась женщина, носящая красивое имя Мирослава. Видок у меня был тот еще! Не хватало фартучка и скалки – вылитая ревнивая жена.

Когда Стас отмер, а на это, надо сказать, ушло минут пятнадцать (ну так мне показалось), при взгляде на меня его настроение заметно приподнялось. Я, спохватившись, отвернулась.

— Значит, проклятье следует за нами сквозь время и пространство. И получается, что кто-то из нас непременно умрет, — обозначила я «приятные» перспективы.

Стас громко рассмеялся, и мне пришлось громко на него прикрикнуть:

— Заткнись, а? Я не вижу ничего забавного в этой истории. Лучше скажи, почему ты у нее о книге ничего не спросил?

В его глазах плескался ответ, который он почему-то решил скрыть от меня. Смех Стаса резко оборвался, он моментально посерьезнел и, обняв меня, звонко чмокнул в губы.

— У меня другая мысль. Ты не хочешь попутешествовать по мирам?

— Нет. Не хочу, — быстро ответила я, удивленная его поцелуем.

— А придется. Или у тебя другие предложения?

Я вырвалась из его объятий, сама не своя от смущения, бросила на него разгневанный взгляд и пригрозила кулаком. Реакция Стаса на мой жест совсем меня сконфузила. Он схватил мою руку и, дернув на себя, заключил в объятия. И опять чмокнул. Но уже не так быстро, а значительно медленнее… что было со мной? Не помню… наверно, я была в обмороке…

Так вот, после выше описанных событий, я была окончательно сбита с толку. Стас поражал меня. Сначала он весьма странным образом отреагировал на слова той женщины. Ведь не каждый раз узнаешь, что в каком-то мире ты… твое второе я… короче я не совсем поняла всех этих тонкостей, но суть от этого не менялась – Стас был князем. И правил он известной своей скверной репутацией землей. Какая-то женщина, причем призрачная, распиналась перед ним с полчаса, томно стреляла глазками, клялась в вечной любви, верности и все это приправляла оригинальным обращением – князь. И что делает Стас? Он начинает меня тискать, зачмокивать до обморока, а потом заявляет, что мы отправляемся в путешествие. И куда? В Черную Пустошь. В то жуткое место, куда ссылали колдунов для экзекуции. И судя по его виду, он был весьма рад открывшимся возможностям.

Я тяжело вздохнула, в который раз убеждаясь, что поговорка «умом Россию не понять» касается многих жителей нашей Родины.

Зеркало. Книга. Проклятие. Черная Пустошь. Стас. Я и мой дохлый двойник. Все это составляющие части одного целого. Может, он прав и нам действительно следует посетить печально известный город?