Любовь, однако, забавная штука. У всех нормальных цветы - поцелуи, а я себя нормальным не считал никогда. День рождения любимого человека – праздник, по значимости опережающий Новый год, и преподнести подарок – дело чести. Несмотря на то, что она уехала на дачу к родным. От ее деревни до ближайшей станции километров пятнадцать. И до станции полдня езды. В общем, к черту на рога.

Все мы молодые, кровь кипит и когда любовь в сердце бушует, калькулятор в голове плохо работает. Говоря конкретнее, после того, как подарок был приобретен, выяснилось, что денег осталось только на билет на поезд в один конец, да и то в притирку. Меня, в принципе, не очень беспокоила перспектива пройти десяток км пешком, но железка… Мы договорились, что уже завтра я буду на месте, так что я решил ехать “на перекладных”.

Собрав манатки, отправился к станции. Пройдя пустеющий после отправления электрички перрон, я спустился на пути. После долгих поисков я набрел на состав, идущий в нужном мне направлении. Длинный состав из цистерн и купейного вагона, ведомый слегка потертым 2ТЭ10М, стоял затерянный среди несметного числа вагонов. Машинист дядя Женя, услышав мою грустную повесть, улыбнулся в усы, вспомнив свою молодость. Наверное, когда-то он тоже попадал в похожую ситуацию, ибо, поворчав для приличия что-то о правилах и запретах, он сообщил, что отправление через десять минут и велел лезть в вагон.

Поколдовав отверткой, я залез в тихую пустоту купейного вагона. Расположившись, я вышел в проход и открыл окно. Отсюда открывался вид на станцию. От перрона ТЕП70 потащил пассажирский состав. На нем должен был ехать я. Через какое-то время он скрылся за поворотом неэлектрофецированной однопутки, уходящей вбок от магистрали. На соседнем пути ВЛ-80 сцепляли с составом пустых полувагонов. Он медленно – медленно подполз к ближнему вагону и сцепился с ним, хищно лязгнув сцепками. Постояв какое-то время, он с чудовищным грохотом стронул состав с места. Перед окном поплыли набиравшие скорость полувагоны.

Наконец сипло взревел дизель “М-ки”, м вагон вздрогнул. Его наполнил рев тепловоза, ленивый перестук и шелест колес о рельсы. Пахло полевыми цветами, шпалами и жженой соляркой. За окном на высоком столбе проплыл мегафон, голосом смотрительницы женской тюрьмы строгого режима вещавший о том, что движется поезд, и надо быть осторожным.

Поезд медленно шел через хитросплетения стальных улиц. Мы выходили на ту ветку, по которой ушел пассажирский. За окном расстилалась степь. Временами мелькали деревья. Вдалеке тянулись провода ЛЭП. Ветер мерно колыхал зреющие хлеба. Золотистое море убегало к небесам, на которых в облаках, похожих на куски печеного слоеного теста, купалось заходящее солнце. Оно красило облака в теплый оранжевый цвет. Широкие и четкие, похожие на огромные канцелярские линейки, солнечные лучи опускались с неба на землю. Эта картина занимала полнеба и не двигалась. На фоне пролетавших перед окном деревьев она казалась тем-то нереальным, как будто из другого мира. Это восхищало, поражало и подминало под себя все мысли, которые могли родиться в голове в этот момент. Казалось, что некий симфонический оркестр играл “Оду к радости” Бетховена, и не было слышно ни рева луганского двухтактного дизеля, ни победной дроби, отбиваемой колесами вагона, ни грохота нескольких десятков цистерн. И… внезапно все исчезло. Поезд вошел в лесопосадку, и я, вздохнув, пошел в купе. Меня ждал “Человек – невидимка” Герберта Уэльса на английском языке. После часа войны с разговорным английским, который в письменном виде абсолютно не воспринимаем, я опять вышел в проход.

От солнца осталась маленькая дуга, минута за минутой уменьшавшаяся над горизонтом. Когда она полностью исчезла, небо все еще было оранжевым. Было видно, как дрожал воздух над прогретой за день землей. Пахло полевыми цветами. Природа устала и отходила ко сну. Гудок заревел, и звук утонул в пространстве. Загорались первые ранние звезды.

Мы проехали переезд. Очереди на проезд ожидала красная “шестерка”. За окном показались пятиэтажки. Поезд заметно сбавил ход. Я высунулся в окно и по входному светофору определил, то нас принимают на боковой путь. Тепловоз стал гундеть тише и колеса застучали по стрелкам. Когда поезд остановился, я вышел из вагона и пошел к локомотиву. Дядя Женя сказал, что стоять будем минут сорок, и посоветовал провести это время с пользой.

Я посмотрел вокруг. Зауряднейший разъездишько в три пути. На первом пути стоял уже знакомый ТЕП70 с “моим” пассажирским. Смеркалось. Маленькое здание вокзала было освещено фонарями. Несмотря на поздний час, по перрону сновали неутомимые бабульки с вареной кукурузой, котлетами, пирожками, яблоками, вареной картошкой, солеными грибами, воблой, чурчхелой, молоком, кифиром и многим, многим другим. Сонные пассажиры курили на перроне.

По сравнению с освещенным вокзалом щербатые улочки пристанционного поселка казались погруженными во тьму. Несколько куцых ламп на фонарных столбах светили еле-еле. То, что должно было называться асфальтом, по сути своей являлось лишь легким намеком на его присутствие. Старенькая “трешка” БМВ соседствовала с трактором “Беларусь” непервой свежести. Где-то лаяли собаки. Окна пятиэтажек светились теплом и уютом. Что меня действительно поразило, так это невероятная, кристальная тишина. Несмотря на то, что я отошел на приличное расстояние, было слышно, как гундел наш тепловоз.

За все время, пока я гулял по поселку, я встретил только двух мужиков и одну парочку, занимающуюся любовью в гаражах. Они сделали вид, что спрятались – я сделал вид, что их не заметил.

В местном магазине на двух соседних прилавках лежали колбаса и петарды. Средства гигиены стояли напротив алкоголя. В общем, было все, но понемногу.

В маленькой кафешке на привокзальной площади я взял картошку с печенкой. Приятно поразил размер последней: кусок габаритами напоминал толстую подошву сапога сорок третьего размера. Чай как чай, разве что он был налит в граненый стакан из огромного самовара. С собой я взял пять бутербродов с сырокопченой колбасой. Варварская роскошь, я знаю, особенно в моем положении. Однако надо учитывать то, что это – мой харч чуть ли не до завтрашних четырех часов вечера. Отужинав, я пошел к поезду.

Последний вагон встречного товарняка с грохотом проехал входной светофор. Пассажирский, издав протяжный гудок, отошел от перрона. Следующие мы. Осталось только ждать. Последние несколько минут я провел на улице. Я смотрел на небо.

Когда вы в последний раз видели звезды? Нет, я серьезно! Ну хотя бы на фотографиях или по телевизору? Не помните? Вот-вот, я тоже не помнил. В суете дней очень быстро перестаешь воспринимать окружающие тебя предметы. Все списывается на дела. Все жалуются, что их окружают ими, что в корне не верно. Люди сами надевают на себя шоры. Как часто для достижения одной большой цели люди ставят перед собой много мелких задач. Решая одну из них, ты натыкаешься на пятеро новых. И это повторяется из раза в раз. А их становится все больше и больше, они множатся, растут, встают одина на другую. Постепенно на пустой широкой и гладкой дороге, которая ведет к одному – единственному решению, вырастает огромная, от горизонта до горизонта, высоченная и неприступная стена. И приходится лезть на километры вверх, вместо того, что бы, сделав пару шагов вперед, добиться всего. И что самое забавное, что мы так увлекаемся процессом, что перестаем замечать очевидные вещи, такие как смена времен года, смена времени суток, погоду. Для нас снегопад превращается в проблему. Мы думаем, что дорогу заметет, будут пробки, мы опоздаем или не сможем попасть на работу и не сможем заработать свои несколько сот рублей за один рабочий день. Мы не думаем о том, как красив этот хрупкий кристаллик льда, который упал на перчатку. Мы не видим красоты укутанных в снег елей и берез. Мы не ощущаем счастья оттого, что можем принять участие в этом прекрасном белом вальсе природы, просто выйдя гулять в снегопад. В нас слишком рано умирают дети. И мы перестаем смотреть на звезды.

Звезды рассыпало по всему небосводу. Казалось, что кто-то мелкой-мелкой дробью расстрелял лоскут черного бархата и теперь я пытаюсь смотреть через него на лампу. Звезды мерцали и переливались. Они то появлялись, то исчезали из виду.

“эМка” издала зычный гудок и двинулась в путь. Я пришел в себя, лишь услышав грохот сцепок пришедшего в движение поезда, и вскочил на подножку уже ускорявшегося вагона. Закрыв за собой дверь, я пошел в свое купе.

За окном мелькали тени. На поворотах пути было видно, как прожектор, словно опытный и хладнокровный фехтовальщик, белым упругим лучом прошивал ночную тьму, попеременно выхватывая светофоры и деревья. Заперев входную дверь в вагон, я налил из термоса чай.

Сколько раз я ездил на поезде? Неперечесть. Из Москвы в Липецк, Ярославль, Кинешму, Семфирополь, Чебоксары, Анапу, Новороссийск. Бывало, и по несколько раз в год. В основном по детским лагерям. Не понимаю, почему мне эти поездки так запали в душу. Я детально помню каждую из них. Отъезд из холодной промозглой Москвы в дождь в середине дня, возня с десятком себе подобных, все эти “Ролтоны” - “Дошираки”, забеги с бадьей крутого кипятка на вытянутых руках с препятствиями из ботинок, сумок, ног, колен и мелкой детворы. Ко всему этому добавляется общая качка вагона. Пожалуй, это был самый первый вид экстримального спорта, который я попробовал! А еще я помню то легкое беспокойство, которое овладевает тобой, когда до пункта назначения остается сорок минут. Каким будет лагерь? Какой будет отряд? Какая погода? Как все уляжется, как устроится? И ты сидишь, как на иголках. И вот оно! Линейки, море, дискотеки, стычки, прогулки, экскурсии, влюбленность – все было там!.. Золотые годы…

Не менее сладостно было возвращение. До Коломны живешь своим отрядом, теми людьми, с которыми прожил три недели, которые стали тебе родными. Оставшийся четырехчасовой перегон, самый длинный за всю поездку, душа уходит от лагеря и все ближе и ближе придвигается к дому. И когда “скорый” крадется к перрону, кажется, что душа вырвалась из тела и тянет за собой состав, при чем электровоз явно пытается ехать в другом направлении. И вот, поезд останавливается, сопровождающие на весь вагон выкрикивают фамилию и очередной счастливчик, схватив вещи, целуясь и обнимаясь на ходу со всеми вокруг, летит к выходу. А на платформе ждут родители, и первое слово, которое ты произносишь: “Поехали домой”. Я ни за что не забуду то ощущение, когда прохладный московский воздух касается привыкшей к южному солнцу, ветру и морю кожи. И этот запах. Сладкий и манящий запах родного большого города – запах, который мы перестаем ощущать. Это опьяняет. Порой кажется, что в большинство лагерей я ездил именно за этим. Уезжать и возвращаться, туда и обратно, вперед – назад.

Я допил чай, закутил термос и, подложив рюкзак под голову и не раздеваясь, растянулся на лежанке. Так как вагон фактически не выполнял своих прямых функций, электричества не было и в купе царила кромешная тьма. Изредка в окно бил свет фонарей на редкий разъездах и платформах.

За что некоторые так любят железку? Не знаю. Почему я один из них? Действительно не знаю! Возможно, для кого-то вид рельсов, убегающих за горизонт – аллегория. Если встать на пути и посмотреть вокруг, кажется, что рельсы бесконечны. Как время. И хочется жить вечно. Очень редко люди вспоминают, что каждый путь заканчивается тупиком. Откуда-то изнутри приходит мысль о том, что смысл жизни есть движение. Как пелось в песне: “Только в полетах живут самолеты”. Mobile in mobil. Иди или умри.

Возможно, для кого-то железная дорога – апофеоз силы. Вы только представьте себе – в двухсоттонной стальной коробке умещается сила табуна в три тысячи голов! К тому же, советские тепловозы, брянские, луганские, коломенские, звучат под стать этому числу! Когда грузовой магистральный тепловоз с составом проезжает рядом, он ревет, как дьявол, и от этого звериного рыка “Эрки” – электрички и маленькие чешские “чебурашки” ЧС-2 кажутся забитыми и испуганными, как кролики при виде голодного льва. Или другой пример – выйдите на крупную станцию и понаблюдайте за товарными составами. Вот как раз сейчас проходит один из них. Смотрите на электровоз, который его тянет. Идя на приличной скорости, он невозмутимо приглушенно воет на одной ноте. Вот он приближается, проходит и отдаляется. За вагонами его уже почти не видно и только пантографы, как бритвенный станок в руках парикмахера со стажем, мягко скользит по проводу. Вагоны звенят, дрожат, грохочут, гремят и скачут на стыках, а электровоз идет мощно и неколебимо, как крейсер по тихой воде. И не важно, что такой эффект достигается за счет либо хороших рессор, либо нешуточной собственной массы – главное: единственное, что говорит о тяжести его работы – это гул. В отличие от похожего на звереющие от натуги тягловое животное тепловоза, электровоз похож на киллера – профессионала, который невозмутимо берется даже за самую грязную работу и делает ее хорошо.

Некоторые в дороге встретили счастье, некоторые просто к ней привыкли…

Однако, если вы спросите настоящего фаната “железки” о причине его страсти, в сущности, он вам внятно так и не ответит, потому что любить железную дорогу надо как девушку – сердцем. Только в таком случае это всерьез и надолго.

Вагон медленно раскачивался, колеса с точностью метронома отстукивали ритм. Меланхолично гремели цистерны и ровно бубнила “эМка”. Сон подкрался незаметно…

…проснулся я от грохота, с которым состав проходил мост через какую-то речушку. Все так же гундел тепловоз, все так же гремели цистерны, все так же стучали колеса и качался вагон. Я посмотрел на часы. Пять двадцать. Находясь в состоянии полнейшей апатии, я обнаружил, что джинсовка на мне резко изменила форму. Похоже, ночью она попала под танк. Она была цела, но степень общей помятости недвусмысленно намекала на не самые звездные минуты ее жизни, проведенные под гусеницами. Джинсы были в примерно таком же состоянии. Урок номер раз – по возможности, спать без верхней одежды. Попытка встать была бесцеремонно и жестоко пресечена рухнувшей откуда-то сверху головной болью. Каждый звук утраивался, усемирялся в голове и тяжеленной кувалдой бил по мозгу. Казалось, что я в четкости слышал каждую вспышку в тепловозном дизеле. На шее жутко горела красная глубокая борозда, оставленная свалявшимся в плотный валик воротником. И к ней было очень больно притрагиваться. Урок номер два – по возможности, спать на подушке. Сюда же урок номер три и четыре – крайне желательно делать это на кровати, еще лучше, если на ней будет постельное белье.

Дойдя умом до этих великих мыслей, я выполз в проход и открыл окно. Если бы кто-нибудь в этот момент посмотрел на мое лицо, первая мысль, пришедшая ему в голову, была бы о том, что некто, взявший у меня в долг о-о-о-очень крупную сумму денег, никого не предупредив, умер, и по сему вернуть мне ее не сможет. В неотапливаемом вагоне было, мягко говоря, не очень тепло, к тому же, из открытого окна дуло зябким соленым влажным воздухом. И это в итоге привело меня в чувства, согнало дремоту, уняло головную боль, и даже чертова шея горела не так сильно, и я уже мог спокойно оглядеться вокруг.

Поезд проходил чуть ли не по берегу лимана. Сизое марево тумана почти скрывало от глаз воду. Какие-то пичуги кувыркались в воздухе. Солнце поднималось медленно. Оранжевый блин лениво выползал из-за горизонта. Становилось светлее. Лиман уступил место виноградникам, так же местами укутанным туманом. Ряды виноградников были похожи на растянутый по земле вязаный свитер, причем самые ближние рамы двигались быстро, а те, что были дальше, двигались медленнее, от чего создавалось впечатление, что мы ехали вокруг круглого поля.

Сходу мы пролетели маленький разъезд и переезд, на котором, несмотря на ранний час, стояла пара автобусов.

Между тем, солнце уже вылезло из-за горизонта и упорно стремилось в зенит. Туман исчез окончательно. День уже закрепился на завоеванных позициях и стремительно развивал преимущество.

Хотя пейзаж и был красив, он, однако, не баловал разнообразием, поэтому я решил продолжить свои ежедневные операции по Вступлению В Сегодняшний День. Выпив чаю и закусив бутербродами, я почистил зубы и умылся водой из бутылки, предусмотрительно взятой из дома.

“эМка” издала зычный гудок и сбавила ход. Колеса застучали по стрелкам. Пути множились, разбегаясь по сторонам. Перед окном поплыли низенькие полуразвалившиеся пакгаузы. На тупиковом пути стояли холодные тепловозы. Нас принимали в самый “медвежий угол”. Тепловоз затаскивал нас в узенький коридор между вагонами. От нас до платформы было путей пять, забитых грузовыми составами. Скрипнув тормозными колодками, вагон замер. Если выдался момент смыться, то воспользоваться им надо right now!!! А то еще заметят, как я шастю по закрытому вагону, и не избежать задушевного разговора с гражданами под погонами. Схватив рюкзак и воровато озираясь, я вылез из вагона и закрыл его.

Мой “старый знакомый” ТЕП70 с пассажирским уже скрылся за входным светофором. В рельсах длинными огненными языками отражалось солнце. Деревянные шпалы сильно пахли. В травах пели цикады. Несмотря на ранний час, уже нещадно припекало. Солнце пылающей таблеткой аспирина висело на безоблачном небе. Переходя через пути, я услышал знакомое бубнение. 2ТЭ10М дяди Жени отцепился от состава и ехал в тупик к другим тепловозам. Я помахал рукой в знак благодарности и получил короткий гудок в ответ. Я несказанно благодарен дяде Жене и его помощнику за то, что они в обход правил помогли мне в моем приключении.

Выйдя со станции, я сел под дерево и посмотрел на дорогу. Змеей серого цвета она взбегала на поросший перелеском высокий холм. Пятнадцать километров. Обычно я проезжал их на автобусе, а теперь пройду пешком, благо маршрут я помнил. Часа за три одолею. Я встал, отряхнулся и зашагал по теплому асфальту.

Странно. Сколько раз я ездил поездом, но эту поездку я вспоминаю постоянно. Чем она меня так зацепила? Скорее всего, я очень много думал. В обычной поездке ты подходишь к открытому окну около титана, созерцаешь окружающий мир и размышляешь о чем-то. Тебя прерывают, и ты идешь к людям. Ты общаешься с ними, они грузят тебя своими идеями, своими проблемами, которые нивелируют твои мысли. И все твои моральные наработки теряются. Когда ты снова решаешь заняться собой, то как нельзя войти в одну и ту же воду дважды, так же нельзя вернуться к мысли на том же месте, где ты ее оставил, и приходится начинать все с начала. И это повторяется еще и еще раз. В итоге получается, что сотни задумок, начатых за время поездки, остаются не оконченными. А сейчас я был один, и все мысли мои имели возможность дозреть и быть обработанными, так что в сокровищницу разума попали ограненные бриллианты мысли. Я действительно рад, что моя коллекция пополнилась. К тому же, как часто лично Вам выпадал шанс проехать в одиночку в вагоне в составе грузового поезда, ведомого тепловозом? Вот то-то же…

Солнце уже завалилось за полдень. Я шел, пиная камешки, по дороге, идущей по широкой долине меж двух невысоких горных гряд. Вот наконец-то на горизонте появилась синяя блестящая полоска моря. На берегу терялись в зелени домишки. Я вошел в поселок. Кругом было зелено. Я дошел до нужной мне калитки и позвонил. Она открыла дверь. Она была приятно удивлена. Она сияла улыбкой…

И свершилось то, ради чего это все и было задумано:

- Солнышко, с днем рождения!