- Ваше благородие их превосходительство

Издало приказ о дембеле Советское Правительство

Навернулись слёзы на глаза мои

Не везёт мне в службе – повезёт в любви.

Слабее всех оказался Ваш покорный слуга – а может, досталось больше? Нет Вадиму круче – он чуть насовсем кровью не истёк. Его в базе сразу на вертолёт и во Владик. Слава Богу, жив. Мы что, у нас только переохлаждение – можно сказать, лёгким испугом отделались. Парни на следующий день в казарму. А мне почти неделю температуру сбить не могли, бредил, говорят, в жару всякой ерундой. Когда оклемался, гости потянулись. Ребята приходили, рассказывали. Полковника Конова сняли с должности – не посмотрели, что кавалер знака «Почётный чекист». Вот за эту самую операцию, в которой довелось нам участвовать. Слишком, говорят, велики потери. Тут ещё мы катер угробили. Притащил его на буксире 67-ой, тот самый, что спасал нас из ледяной купели в затопленной пассажирке. Герасименко, как диверсантов скрутил, на всех парах в базу – за орденами. По слухам – наградят. А нас? Нас, наверное, судить будут. Ждём. Парни в казарме погранотряда ждут. Я в санчасти, отчаянно кашляя….

Пришли Петька Старовойтов с отцом. Начальник судоремонтных мастерских Паранайска, что на Сахалине, пожал мне руку:

- Спасибо за сына.

Грохнул на тумбочку угловатую бутылку коньяка.

- Хочу с тобой выпить. Специально прилетел. Сразу, как узнал.

Петька тактично вышел. За ним потянулись солдаты, сокамерники. Их трое. Молоденький самый – водитель персонального УАЗика начальника особого отдела отряда. Здесь он с огнестрелом. Вернее – с царапиной от пули под мышкой. Застукал его капитан Тимошенко с женой в прелюбодеянии и за кабуру. Жене пулю в сердце, водиле, и себе в голову. Схоронили супругов, а солдатик лёгким испугом отделался да царапиной в левой подмышке.

Рассказывал вечером, когда палатой допивали коньяк:

…. Были в Уссурийске, шеф: «Давай заедем к крестникам». Задержали нарушителей – ей девятнадцать, ему сорок пять. У него в Китае семья – детишек кишмя кишит, а он: хочу жить в Союзе и только вот с ней.

- Действительно, кресничек, - вспомнил я историю двухгодичной давности.

- Так вот, - продолжил водила особого отдела, - ушёл шеф, а через некоторое время летит хозяйка молодая. Ничего из себя, в нашей одёжке. «Идём, - говорит, - солдат, чаю попьём». В сторонку отошла да как начала сморкаться – у меня и аппетит пропал.

- Обезьяна, - посетовал один из двух «дедов-погранцов». – Никакой культуры.

Я возразил:

- Это ты напрасно. Китайская культура намного древней нашей.

- И от того они такие рыпистые? Тебя вон чуток не утопили….

- Одно другому не мешает. Взять немцев – цвет европейской цивилизации, а сколько народу загубили….

Заспорили. Фрицев, хотя они тоже гады, когда против нас, уважали больше хунвейбинов.

У «дедов-погранцов» своя «история болезни». Были в увольнении, сцепились с «шурупами» из танковой дивизии. Толпа тех была – всех перемогли. Одному бойцу косицу проломили – до сих пор в коме лежит. Погранцы ждут и гадают, куда из палаты – на заставу или в дисбат?

Вот и меня, то ли лечат здесь, то ли в заложниках держат – как дело повернётся. Диверсантам мы не дали уйти, а катер-то угробили. Пропили с Вадимом….

Достал из тумбочки газету - старший Старовойтов притащил. Отыскал…. Вот она, малюсенькая заметка: «…. уволить в запас…. срок службы которых.… и призвать на действительную срочную службу….». Какие простые, но важные, ёмкие слова! Как долго их ждал….

По щекам побежали слёзы, я закрыл лицо газетой.

- Что с тобой? – засуетились погранцы. – Тебе плохо? Позвать сестру? Сестра!

Но пришёл медбрат – сержант срочной службы.

Слёзы вытираю:

- Со мной ничего – всё в порядке.

- Вставай, вставай, - потребовал костоправ. – На укол пора.

Пошли в процедурную. Сержант в белом халате трепался напропалую:

- Горячий укол – хлористый кальций. Он тебя к утру на ноги поставит. Закатай тельник до предплечья. Поработай кулаком….

- Зубов не жалко?

- Шутить изволите…?

Он перетянул мне руку жгутом, нашёл иглой вену, выдавил туда содержимое шприца. Вздулась шишка.

- Сейчас будет немножко жарко, - и развязал жгут.

Какой немножко! Будто огнедышащий дракон лизнул мою спину. Я дёрнулся грудью вперёд, упал со стула и отключился на полу.

…. Вернувшееся зрение явило сознанию такую картину: я – спиной на полу, на мне – костоправ хлещет по щекам. Потом сунул в нос нашатырь:

- Ты что? Что с тобой?

- Дом увидел, как наяву…. Слышь, брат, помоги. Мне надо связаться с бригадой в Дальнереченске. Позволь к телефону….

Костоправ взликовал, что ко мне вернулось сознание, и рад был помочь:

- Так, это, коды надо знать…. Ты знаешь?

Я не знал.

- Юлька! Юлька нам поможет. У меня девчонка на телеграфе служит. Пойдём.

Мы прошли в кабинет военного врача. Костоправ дозвонился до своей Юльки, уворковал её помочь. Телефонистка связалась с Дальнереченском. Был звонок в политотдел бригады, дежурному по части. Наконец нашли квартирный телефон Юрченко.

- Да, - раздался на том конце провода узнаваемый голос с хрипотцой.

- Добрый вечер, Павел Евгеньевич, главный старшина Агапов Ханкайская группа катеров. Прошу прощения за поздний звонок.

- Да уж…. Я слушаю, старшина.

- Приказ вышел, товарищ кавторанга, занятия начались, меня ждут в институте.

= Я помню о своём обещании. Но мне сказали: у тебя проблемы со здоровьем.

- Жив и здоров, Павел Евгеньевич, и вам желаю….

- Слышу. Рад. Завтра дам команду готовить тебе документы на расчёт. Приезжай….

- А Переверзев?

- Я ему сейчас позвоню.

- Спасибо.

- Спасибо, друг, - я полез обниматься к костоправу. Ткнулся носом в его плечо и не смог удержать слёз.

- Ну-ну, - похлопывал ладонью моё плечо сержант. – Ну-ну.

Переверзев явился после обеда.

- Личные вещи остались? Собирайся. Завтра еду в бригаду и тебя захвачу.

- В бригаду? На ГАЗоне? 200 вёрст в холодном пыльном кузове? Боже праведный! А почему не на поезде? Билетов не достать? А попробовать? Дайте мне шанс.

- Хорошо. Не уедешь сегодня – завтра со мной на машине.

Сборы были не долги – вещи мои хранились в каптёрке. Я из санчасти перебрался в казарму, где уже обитал наш героический, но сухопутный теперь экипаж. Прощались, обнимались, собирались всей толпой в самоволку – меня на вокзал проводить. Герасименко явился. С пирса. Специально, по приказу замполита. Вот спелись два друга! Ухмылки его ясны, как день. До касс дойдём – билетов нет – назад в казарму. А на машине мне ехать – точно гроб: кашель бьёт, испарина, слабость. Ну, не долечился – соврал: уж больно домой хочется.

Я думаю, Переверзев этим ходом ещё одну цель преследовал. Гераська, он взрывной, самолюбивый. Я тоже не со свалки призван. Отношения наши далеко не приятельские. Весьма вероятно, что сцепимся мы у последней черты (на вокзальном перроне) друг другу в глотку, а долбанный старлей пожнёт плоды своих интриг.

Прощай, братва! Ну, веди меня, сундук, на вокзал.

Идём, молчим. Я впереди, Гераська за спиной – конвоирует.

На вокзале кассирша:

- Билетов нет. Но могут быть по прибытию поезда.

О-пана! Зацепочка!

- Буду ждать, - говорю. – Могут быть места по прибытию поезда.

Гераська пожал плечами – имеешь право. Прибытие в половине двенадцатого. Ещё два часа. Готов ждать. Вот, ублюдок!

На вокзале народу тьма – призывников провожают. Вот они – свежестриженные, нахально-растерянные – с родственниками, друзьями, подругами.

У меня созрел план. Подошёл к группе ребят.

- На службу? Основное армейское правило знаете? Старшин уважай, кусков презирай. Видите, сундук меня пасёт? Можете прессонуть, чтоб я его на вокзале больше не видел?

- О-о, да легко. Мы его щас в ближайших кустах закопаем, - пообещали провожающие, выпендриваясь перед отъезжающими.

Не знаю, закопали Герасименко в ту ночь на вокзале, иль убёг Николай Николаевич, но пропал с моих глаз навсегда…. С новыми знакомцами-призывниками я не только сел в поезд, но и без билета доехал до Дальнереченска – закосил под «покупателя». Настоящие были не против.

В бригаде меня ждали документы на главного корабельного старшину. Прощальный жест полковника Конова. И ещё известие, что машина с замполитом, выезжая из Камень-Рыболова, перевернулась. Переверзев сломал ногу и попал в санчасть. Вот так судьба распорядилась.

Дембеля с малых катеров поинтересовались, не нужно ли что через забор пронести? У меня в портфеле ничего предосудительного. Разве что альбомчик.

- Кто дежурный на КПП?

- Старлей Ершов.

Докатился Кабанчик – на сундуковские посты заступает.

- Легко пройду – старый корифан.

Но я ошибся….

Ершов не кинулся обниматься. Сказал деловито:

- На дембель? Что везём? Открывай портфель – таможенный досмотр. Так, тельник один, зубная щётка… так…. А это что? Дембельский альбомчик? Ну-ка, ну-ка, полюбопытствуем…. А тебе известно, старшина, что снимать боевую технику запрещено? Не обессудь….

Он рвал листы из дембельского альбома и вглядывался в моё лицо с садистским удовольствием.

- Что ты лыбишься? Что ты лыбишься?

- Я думаю, переступлю порог КПП и больше никогда, ни одной писе не позволю унижать себя безнаказанно. Клянусь.

- Может, поговорим на эту тему в кабинете начальника политотдела, или ты торопишься?

Вырванные листы Кабанчик сунул в урну, альбом положил сверху на портфель. Я потянул его за ручку, и альбом скатился на пол. Пусть остаётся. Уж лучше без него, чем с таким.

- Честь имею! – козырнул и вышел вон.

Этот случай рассказал полковнику ЧВВАКУШа, вместе с двумя патрульными курсантами остановившему меня на вокзале в Челябинске. Я уже переоделся в дембельскую форму и поджидал электричку в родной район. Полкан полистал мои документы, пересчитал знаки на груди и сказал:

- Служили вы отлично, но зачем же форму нарушать? Кашне вам не положено. Снимите, застегнитесь и наденьте «слюнявчик».

- «Сопливчик», товарищ полковник, - Я стоял в распахнутом бушлате и роскошном офицерском кашне на шее. Не соответствовал, явно….

Но падать ниц в трёх шагах от дома так сильно не хотелось….

- Вы можете затащить меня в гарнизонную губу, отнять звание и награды…. Я три года не был дома, готов задержаться ещё на десять суток, но «сопливчика» у меня нет – в части оставил….

Он был мудр, этот полковник ЧВВАКУША. Он усмехнулся, вернул мне документы и взял под козырёк. Я мог презирать любого человека – будь он маршал или рядовой – это субъективно. Но объективно – я обязан отдать честь воинской форме. И я опустил портфельчик, застегнул бушлат, даже крючок у горла, упихал с глаз кашне, и встал «смирно», приложив ладонь к бескозырке.

- Вольно, - сказал полковник и протянул широкую ладонь. – Поздравляю с возвращением.

Слёзы побежали по моим щекам, когда показали патрульные спины.

Потоки их были дома. Мама плакала, уткнувшись носом в моё плечо. Отец размазывал сырость кулаками по щекам. Сестра – оптимистка. Явилась и пихнула меня в кресло:

- Рассказывай.

- Что, милая?

- Как что? Анекдоты армейские – страсть люблю.

- Да не был я в армии – три года во флоте.

- Напрасные годы, заметь, - встрял отец. – Сейчас бы уже институт заканчивал, в начальники готовился.

Я задумался - а напрасные ли?

А. Агарков. 8-922-709-15-82

п. Увельский 2009г.