И Память, словно робкий шар дыхания, живой и юркий –
Магнитный монгольфьер или живое битое стекло –
В небесных жабрах теплится ещё, но – плачут Демиурги
О том, что Память мира обратилась в мировое зло.

Я знаю: в это время, здесь, когда все женщины, моими
Когда-то бывшие, волшебников – родив – не от меня,
Моё, в просторах Памяти, как лютик, облетает имя,
И словно пустоцвет остекленевший – не даёт семян.

Когда меня оставят все – вдвоём с тетраэдром стакана,
И горизонт приблизится до расстояния руки,
Я выйду из тумана, вспомню всех, кто множил мои раны,
Всех женщин тех, кто прежде были мне близки и далеки,

И в этот миг весь неподъёмный груз бесчисленных любовей –
Ко всем ушедшим в сон – обрушится на голову, как тень,
Как тень затмения звезды на тень затменья дикой крови,
Как звездопад на солнечных часов молитвенную лень,

И робкий шар взлетит, как выстрел, потеряется из виду,
Все ленты Мёбиуса, бантики Эшера – хворь свою
Признают, расплетутся в дождь – от Арктики до Антарктиды
(И каплю каждую я – фигаро – словлю, как миг в раю),

И колокол небес рассыплется термитным прахом зданий,
И лопнувшему небу срочно будет нужен трубочист,
Голосовые связки грома надорвутся, сиплым ливень станет,
И вдруг: лавиною на землю хлынет тугоплавкий свист,

И громок будет он везде: в Сибири, в Альпах, в Алабаме,
Оплавится живой прохладной лавой – мёртвая вода,
И все забудут всех, и всё забудет всё, и – вымрет Память,
И те, что стали вместе – не поймут друг друга никогда.

***

(# 6, из эсхато-цикла "Комната Эймса")