Тошик был одним из тех пацанов, которые мечтали стать космонавтами. Еще год назад он честно об этом мечтал. Не смотря на мир интернета, высоких технологий и массовой информации, мир, дающий представление о смысле денег и бессмысленности стремления куда-то вовне, превозмогая свою природу, на подвиг, ради высшей цели. Тошик стремился. По крайней мере, хотел.

Он лежал на чужой кровати, ворочался и не мог никак уснуть. Ему казалось, что из-под кровати порою доносился странный шум – скрип какой-то, но не так, как скрипят половицы, а так, как скрипит бумага, когда толстую ее стопку прокручивают гвоздем. Он пытался отгонять морок, переворачивался с боку на бок, но ему снова, с навязчивостью, достойной торгового агента, мерещился, лез этот звук.

Вообще, Тошик не особо любил оставаться ночевать в гостях. Может, потому, что редко это происходило. Но тут Ромкина мама сказала, что не отпустит так поздно, сама позвонила Тошиковым родителям и даже комнату в огромной квартире нашла. В одиночку в чужой комнате было очень неуютно, не смотря на мягкую кровать и не менее мягкое одеяло.

Лежа в темноте, Тошик почему-то ярко-ярко вспомнил первое неприятное переживание своего раннего детства – когда отец, пьяный и веселый, схватил его на руки и потащил вверх – по склону, усыпанному прозрачными ледяными глыбами. Тошику было страшно, он просил поставить его на ноги, но отец держал крепко, и говорил: «Сейчас поднимемся – поставлю!» А потом вдруг неожиданно поскользнулся – и упал, ударив Тошика лицом об одну из глыб, и навалившись на него всем весом. Больно было ужасно, кровь сразу хлынула из носа и залила куртку. Тошик орал во все горло, сверху прибежала мама и накинулась на отца с кулаками...

Тошик лег на спину и вытянулся. В тишине снова послышался странный шум. И снова побежали мурашки по коже.

– Ярена мать, – сказал Тошик; он не знал полного смысла этого выражения, но звучало оно солидно, по-взрослому, немного ругательно. – Сейчас как встану и разорву на части.

Голос звучал немного неуверенно, но Тошику показалось, что и так сойдет. Он полежал еще немного, потом перевернулся на правый бок и подтянул коленки к подбородку. Странный звук повторился.

– Ядрена мать! – снова сказал Тошик, но в этот раз менее уверенно, да и голос предательски дрогнул. Тошик сел в кровати. «Схожу в туалет», – подумал он, и застыл перед открывающейся за краем кровати пропастью, не решаясь опустить в нее ногу.

– Ну, чего ты как маленький! – шепотом прикрикнул он на себя, и с замиранием сердца с силой опустил ногу на пол. Зажмурился. За время, пока он ожидал атаки, сердце успело стукнуть невероятно много раз. Ничего, понятное дело, не произошло. Спустив вторую ногу, Тошик заковылял в туалет.

Яркий свет немного приободрил его, и, открыв холодную воду, Тошик ополоснул лицо. Потом подумал и выпил несколько глотков прямо из крана.

Вернувшись в постель, он завернулся в одеяло, зевнул и почти сразу уснул. И так же почти сразу проснулся. А может, проснулся и не так скоро – не важно. Вся спина чесалась. Да что там, чесалась – горела, как от горчичников. Попытавшись ее почесать, Тошик обнаружил, что из нее что-то торчит. Какие-то нити. Он схватил одну нить и попытался оторвать, но не смог – рука была какая-то слабая, а при рывке стало так больно, что он закричал.

Встав, он побежал в соседнюю комнату, где спал Ромка, включил в ней свет и увидел, что Ромки в комнате нет, и даже кровать не тронута. Он завертелся, пытаясь рассмотреть, что это у него на спине.

Это было бы похоже на хвост, будь оно немного ниже. Непонятная штука впилась ему в спину десятком тонких отростков, и вибрировала, как шланг, качающий воду. Заорав пуще прежнего, Тошик бросился в комнату к Ромкиным родителям, но и там никого не обнаружилось. Все куда-то ушли.

Тогда Тошик побежал на кухню. Найдя там толстый тяжелый нож, он прижал странную штуку к столу и рубанул, что есть силы. Часть ее отлетела, а из разруба хлынула темно-серая жижа. В этот же момент стало так больно, что выдержать Тошик этого уже не мог, и потерял сознание от боли.

...Утром Ромка с родителями приехали домой. Войдя, они сразу заподозрили неладное – сильно пахло аммиаком. Ромка изменился в лице и бросился в комнату, в которой спал Тошик. Потом выскочил из нее и бросился на кухню.

– Мааамааа!!! – закричал он с кухни. – Он убил Кооостикаааа!!!

Мама вошла на кухню и увидела, как Ромка пинает окоченевшего Тошика с торчащим из спины обрубком нганского червя.

– Успокойся, милый! – воскликнула мама, и прижала к себе трепыхающегося ребенка. – Мы найдем тебе другого.

– Не хочуууу другогоооо!!! – ныл Ромка. – Хочууу Кооостикаааа!!!

– Ну-ка, цыц, – строго сказал папа, заходя на кухню. Ромка замолчал. Папа взял обрубок червя, запихал в банку и залил теплой водой. Посмотрел, как из воды плавно выходит хлор, достал из шкафа соду и насыпал немного в банку.

– Ничего, – сказал он. – Ничего важного не задето. Скоро оклемается, если крови дать. У тебя еще остались одноклассники?

Ромка моргал, глядя на банку. По щекам его катились слезы. Обрубок червя дернулся, выпустил присоску и с силой вжался в стекло, интенсивно впитывая всеми порами живительную соду.