- Роман Григорьевич, снимите меня крупным планом.

- Отстань!

- Ну, Роман Григорьевич. Вы же обещали снять меня крупным планом.

- Отстань, я тебе сказал.

Этот эмоциональный диалог происходил на съемочной площадке в городе Одессе.

Роман Григорьевич – это авангардный режиссер, в середине восьмидесятых годов известный в кругу творческой интеллигенции.

Человек, который надоедливо приставал к режиссеру – это Аркадий Марченко. Автор сценария фильма, который снимал Роман Григорьевич, в котором и мы тоже были задействованы.

Мы это московские актеры, репетировавшие в театре-студии Романа Григорьевича.

Я был в их числе.

Роман Григорьевич очень необычный режиссер. Его передовые взгляды на многое, что тогда происходило в обществе, вызывали неоднозначную оценку. Кто-то его боготворил, кто-то люто ненавидел. Так как он подвергался некоторым гонениям, многие считали его антисоветчиком.

Когда Роману Григорьевичу, человеку с такими нетрадиционными взглядами на жизнь, предложили снять фильм про пионера-героя Володю Дубинина, многих это привело в легкое замешательство.

Нас, его студийцев, это тоже удивило. Но после пожелания Романа Григорьевича задействовать всех нас в киносъемках, мы стали твердо убеждены, что лучше, чем Роман Григорьевич фильм о пионере-герое Володе Дубинине снять никто не сможет.

С Аркадием Марченко наш режиссер был знаком давно и относился к нему с большим уважением. Поэтому Роман Григорьевич предложил Аркаше присоединиться к съемочной группе, в качестве ведущего актера массовых сцен.

Я, как и все студийцы, с большим энтузиазмом приняли предложение Романа Григорьевича сниматься в его картине. Почти всем достались какие-то небольшие роли. Лично у меня была роль командира десантного отряда.

А еще мы все должны были изображать партизан, прятавшихся в катакомбах.

День, когда начнутся съемки, я ждал с нетерпением.

И вот в самом начале сентября я прилетел в Одессу.

Меня встретили, привезли в гостиницу, которая располагалась прямо возле киностудии. Поселили в номер, соседом в котором и стал Аркадий Марченко.

Аркаше было лет 30. Он был среднего роста, сутуловат, худой, с длинными волосами. Аркаша очень плохо видел. Его очки были с сильными минусовыми диоптриями. Он был неуклюж, и всегда что-то ронял.

На столике возле его кровати стояла пишущая машинка. И так как Аркадий всегда был в кого-то безответно влюблен, то пишущая машинка никогда не простаивала. Его влюбленное состояние изливалось в поэтические формы, единственным слушателем которых был я, человек с соседней койки.

Заберусь я в каменный дом,

Чтобы осени не было в нем.

Лишь бы холст, да вода в котелке.

Лишь бы прошлое на чердаке.

Все актеры, приглашенные на съемки, жили в одной гостинице. Все друг друга хорошо знали, поэтому уже с первого дня начались коллективные застолья по номерам, с бурными творческими беседами и песнопениями.

За первую неделю съемок вся группа очень сплотилась вокруг личности Романа Григорьевича . Это во-первых, а во-вторых, вокруг экстремальных мест съемок, которые проходили в Нерубайских катакомбах. И в третьих все были не прочь выпить. Пили много, часто и везде.

Так как снимали в основном общие планы, то наше «утомленное состояние», а особенно внешний вид, не очень отличался от вида изможденных партизан, скрывающихся в катакомбах. Мы были очень органичны в своих затрудненных передвижениях и мимике лица. Больше всего Роману Григорьевичу нравилась «актерская» работа Аркаши.

После команды мотор его будили, и пока Аркадий в течение длительного времени соображал где он, Роман Григорьевич успевал снять нужные планы, при этом выкрикивая:

- Гениально! Аркадий вы Гений! Запишите где-нибудь, что Марченко гений,

В первый выходной, мы с Аркадием отправились в гости к нашему оператору. Он был Одессит, и жил где-то недалеко от Привоза. По дороге к Марку, именно так звали нашего оператора, мы с Аркадием заглянули на Привоз.

Знаменитый рынок произвел на нас сильное впечатление. Во-первых, количеством народа, во-вторых, одесским специфичным выговором, который раньше я слышал только в кино.

Со всех сторон слышались обрывки каких-то немыслимых историй. Одну, из которых, я помню до сих пор. Мы как раз задержались возле квашеной капусты и услышали следующее:

- Жора, ты слышал эту знаменитую байку про лампочки и идиота Рудика?

- Про идиота Рудика кто же не слышал. А что у него с лампочками?

- А вот я тебе Жора и говорю, стоял вот в том углу за прилавком один поц.

- Где стоял?

- Жора, да какая тебе разница, где? Вот там он стоял около столба. И знаешь, чем он торговал?

- Нет, не знаю.

- Он не знает, чем торговал тот поц? Жора, он торговал перегоревшими лампочками.

- Он, что был болен?

- Да, в том-то все и дело, что он был такой же как и ты, только плешивый и вдобавок еще поц.

- Ну, так и что?

- А то, что народу возле него собралось большое количество, и никто не решался спросить его о здоровье. И тут появляется Рудик. Увидев общую нерешительность, он подошел к плешивому, и без обиняков спросил:

- Послушайте уважаемый, а зачем нужны эти лампочки?

- Купите, тогда скажу. Только продаю я все шесть лампочек оптом, - вежливо ответил плешивый.

Рудик стал вертеть лампочки в руках. Немного повертит, немного посмотрит на продавца. Опять повертит, опять посмотрит на продавца.

- Но они же перегоревшие, - не успокаивался Рудик.

- Так и цена им три копейки, - невозмутимо отвечал плешивый.

Рудик положил лампочки, и отошел в сторонку.

Постоял.

Покурил, а сам все поглядывает на лампочки. Жора, он долго курил. Он нервничал. В конце концов Рудик не выдержал:

- Ладно, черт с тобой, на тебе двадцать копеек, говори, для какого рожна они мне нужны.

- Одну секундочку, любезнейший, - сказал плешивый, и, достав газетку, сделал из нее кулечек. Потом аккуратно сложил туда все перегоревшие лапочки.

- Благодарю за покупку. Очень ценное приобретение.

- Послушайте дядя, я так и не услышал инструкции по применению этой «ценности».

- Молодой человек, скажите честно, у Вас есть дом? – «запел» плешивый.

- Какой дом?

- Как какой? Дом, в котором Вы живете.

- Конечно, есть.

- Ну, вот и прекрасно. А сколько этажей в вашем доме?

- Пять.

- Замечательно. А теперь внимательно слушайте сюда. Когда вы заходите в свой подъезд, что вы там видите? Вы видите там лампочку. И она горит. Эту лампочку вы аккуратно выворачиваете, и забираете себе. А на ее место вворачиваете перегоревшую лампочку из вашего кулечка. Вечером приходит электрик и меняет перегоревшую лампочку на новую. Вы опять ее выворачиваете. То же самое вы проделываете со всеми шестью лампочками из вашего кулечка. А теперь я вас хочу спросить, молодой человек, где вы за 18 копеек сможете купить себе шесть хороших лампочек?

- Жора, ты бы видел лицо Рудика. Плешивый уже давно ушел, а он все так и стоял с «бесценным» кульком.

У Марка мы зависли на два дня. Много разговоров, еще больше выпивки и безумные танцы Аркаши под песню «Айсберг» Аллы Пугачевой.

Сменялись люди, время суток, темы бесед, выпивка. Неизменен был танец «Айсберг» в исполнении Аркадия Марченко.

Когда в конце второго дня, гости стали приходить по второму кругу, они однозначно заметили, либо у нас у всех дежавю, либо с «Айсбергом» пора завязывать. Пластинка была изничтожена, и Аркаша наконец-то, смог уснуть.

Так как Роман Григорьевич ставил какой-то спектакль в Московском театре «Современник», он периодически улетал из Одессы, и тогда мы зависали в бездеятельности и неопределенности. Особенно это было тяжко, когда у нас заканчивались суточные. Выкручивались, как могли.

В такие дни, обедать мы ходили на Привоз. Пока пройдешься по рядам разносолов, всего напробуешься, вроде как сыт.

По вечерам все спускались в гостиничный буфет. Там всегда можно было встретить кого-нибудь из знакомых столичных актеров. Шли тосты за встречу, за творческие успехи и так далее. Дни пролетали не заметно.

Единственное, что не переставало меня удивлять, это желание Аркадия по ночам стучать на своей пишущей машинке.

Он продолжал сочинять стихи, так как был очень влюбчивым человеком.

Будут в доме замки крепки.

Будут стены хранить как сны.

А за окнами меж людьми,

Две любимые мои.

Одесские съемки подходили к концу, и вся группа готовилась к переезду в Керчь, где должны были происходить основные съемки.

В гостинице «Керчь», где нас разместили, в одно время с нами жили: Танцевальный ансамбль Моисеева, Театр Лилипутов и несколько женских баскетбольных команд. Такое звездное скопление продолжалось в течение нескольких дней.

Каждое утро, спускаясь в холл, я наблюдал следующую картину: маленькие люди, ростом не выше 1 метра 20 сантиметров активно заигрывали с женщинами, рост которых приближался к 2 метрам.

Аркашу же интересовали исключительно танцовщицы Моисевского ансамбля. Их было такое огромное количество, что в них можно было просто заблудиться.

Бедный Аркадий, как он страдал. Кажется, его машинка в этот период стучала особенно рьяно.

Я рванулся к окну и что ж?

За окном только птиц галдеж.

А внизу на асфальте в дар,

Пожелтевших осколков жар.

По вечерам плохо освещаемые коридоры гостиницы, напоминали иллюстрацию фантастического романа. По коридорам не спеша прогуливались великаны и лилипуты. Слава Богу, тени и те и другие отбрасывали. Мы с Аркадием там были лишние. Это была их территория, поэтому мы бочком-бочком просачивались в номера Моисеевцев, где каждый вечер происходили встречи творческой интеллигенции.

Признаюсь честно, иногда меня начинал тревожить один вопрос, а не много ли мы пьем?

Но когда я стал свидетелем, сколько пьют танцоры ансамбля Моисеева, я понял, что мы по их меркам, к пьянке еще и не приступали.

Для меня до сих пор остается загадкой, откуда они брали силы для своих танцев?

И каких танцев!

Как-то в один из вечеров, к нам с Аркашей пришла ассистентка режиссера и сказала, что завтра весь день будут снимать Аркашу. Он будет изображать моряка, вернувшегося из долгого плавания. Сцена встречи с любимой и т.д. Все студийцы в массовке, а Аркадий в центре эпизода.

Это была одна из самых тихих ночей. Аркаша не стучал на своей машинке. Он крепко спал.

Пока ехали к месту съемки, Аркадий всю дорогу приставал к режиссеру:

- Роман Григорьевич, а мне надо придумывать биографию роли?

- А как же! Ты что ее еще не написал? - отшучивался от него режиссер.

- Нет, - искренне признавался Аркаша.

- Ладно, так сыграешь. Ты же у нас гений, - говорил Роман Григорьевич, и начинал всем объяснять суть эпизода и задачу каждого. Дольше всего пришлось объяснять Аркаше:

- Послушай меня Аркадий, как только катер причалит к пристани, ты быстрее всех спрыгиваешь на причал, и что есть мочи несешься к берегу на встречу своей ненаглядной. Бежишь и кричишь ее имя.

- Какое имя?

- Да какое хочешь. Какое тебе имя нравиться, то и кричи.

- А можно Изольда?

- Ты что больной? Где ты слышал в Советском рыбацком поселке имя Изольда. Ты еще Даздраперма закричи.

- Даздра…. Тьфу, не выговоришь с первого раза.

- Он больной, точно. Он Бо-льной! Будешь кричать Маша. Ма-ша! Понял, гений эпизода?

Аркашу загримировали. Его длинные волосы убрали аккуратно под бескозырку. Долго думали, как быть с очками

- Увидишь куда бежать-то? – с сомнением поинтересовался Роман Григорьевич.

- Конечно, увижу. Чутье подскажет.

Как только нашли для Аркадия какую-то возлюбленную, он тут же оживился:

- Роман Григорьевич, а вы нас крупным планом снимите, когда мы целоваться будем?

- Конечно, ты главное до нее добеги.

Репетировал Аркадий в очках, поэтому все прошло гладко. Да и к тому же репетировали в полсилы.

Но вот наступил момент съемки.

Команда «Мотор».

Начали!

Первый эпизод был запорот по причине неудачного приземления Аркаши на причал. Он упал, и был безжалостно затоптан, бегущей за ним массовкой.

На втором дубле Аркадий помчался намного правее от своей возлюбленной, где долго обнимал какую-то перепуганную тетку, крича ей в ухо «Маша».

На третьем дубле кончилась пленка.

Пока выравнивали маршрут Аркашиного бега по пристани, пока двигали возлюбленную, запороли еще несколько дублей.

- Все Аркадий. Последний дубль. Соберись. А то я на тебя всю пленку израсходую, - с трудом сдерживаясь, сказал Роман Григорьевич

Мотор.

Начали.

Я наблюдал за Аркадием сзади. Приземлился на причал он благополучно, и закричав, что есть мочи «Маша», помчался навстречу к своей любимой.

Когда крикнули «Стоп», я не слышал, но зато четко услышал дикий ор Романа Григорьевича:

- Ты что, идиот? Кто тебе разрешил снимать бескозырку? Где ты видел патлатых моряков Черноморского флота. Бежит, волосы до плеч, и еще шапчоночкой своей размахивает. И почему в очках? С такими биноклями, как у тебя, не то, что на флот, из дома во время войны не выпускают. Это просто дурдом какой-то. И что ты тетке в ухо орал «Маша». Она что глухая? Или у тебя память отшибло, и ты не был уверен, Маша ли это? Дебил! Всё, пленку проявим, и будем показывать в психушках. Выписка дебилов из Кащенко.

Аркаша тяжело переживал столь неудачный актерский дебют. И всю обратную дорогу в гостиницу, пытался перед всеми оправдаться.

Через несколько дней настал мой звездный час. Снимали эпизод высадки десантного отряда, и бой с фашистами. Так как я исполнял роль командира этого отряда, то и всё вертелось вокруг меня. Мне нравилось повышенное внимание съемочной группы к моей персоны. Аркаша в съемках этого эпизода задействован не был, но он был все время рядом. Съемка была режимной и проходила в ночное время суток, при свете мощных осветительных приборов. Кадры прибытия катера с десантниками сняли быстро. Правда, все изрядно вымокли, так как десантироваться приходилось в воду, а катер остановился на изрядной глубине. Но все это выглядело очень убедительно.

Кадры непосредственной схватки с фашистами дались гораздо сложнее. Во-первых, Роман Григорьевич выбрал очень сложный рельеф местности для этой съемки. С возвышенности мы должны были прыгать на фашистов, выходящих из катакомб. Сложность заключалась в том, что местность шла под уклон к морю. И как ты не прыгай, ты обязательно упадешь. А расщелина, в которой это должно было все происходить, была достаточно узкой. Короче, это можно было отнести к экстремальным съемкам.

Еще до начала съемки, на площадке разразился не дюжий скандал. Так как в массовку приглашали военнослужащих, то никто никогда особо не интересовался расовой принадлежностью солдат. А тут получилось так, что из всей присланной для съемок армейской роты, чуть ли не половина оказалась монголоидной внешности. Они и стали надевать немецкую форму. Она была красивее советской.

Стали репетировать, и тут с Романом Григорьевичем истерика случилась. Смеется, и остановиться не может. Никто ничего не понимает, а он продолжает смеяться. Отсмеявшись, как заорет на помощников:

- Это что настоящие арийцы? Мы про какую войну кино снимаем?

Слава Богу, быстро всех переодели, и попробовали прорепетировать еще раз.

Получилась куча мала. Мы прыгали, падали и начинали смеяться.

Режиссер негодовал.

Опять прыгали, опять падали, опять начинали ржать.

Репетировали мы без оружия в руках.

Но когда начали снимать, всем стало не до смеха. Десантники, прыгая в расщелину, оружием стали задевать тех, кто стоял внизу. Те с возмущением стали давать сдачи. Короче все это превратилось в настоящее побоище, которое с трудом смогли остановить.

Все потирали ушибленные части тела, и только Роман Григорьевич был очень доволен произошедшим. Он считал это потрясающим эпизодом в фильме.

Самые необычные съемки происходили в самих катакомбах.

Сейчас в Аджимушкайских катакомбах размещен исторический мемориал посвященный партизанам, защищавшим в годы Второй мировой войны город Керчь от фашистских захватчиков.

В штольнях катакомб были воссозданы интерьеры партизанского быта. Здесь в одной из штолен располагалась санчасть, в другой штаб. Были помещения, где партизаны отдыхали, был тир, кухня и т.д.

По этим историческим местам были организованы туристические маршруты. Экскурсии проходили рядом с местами наших съемок. Мы частенько видели группы экскурсантов спускающихся со свечками в катакомбы.

Съемки шли медленно, и мы изнывали от скуки.

Нам хотелось развлечений. И тут Аркаша предложил:

- Давайте поработаем манекенами.

- Это как? – поинтересовался я у него.

- А очень просто. Мы же загримированы под партизан, вот и давайте сядем где-нибудь в штабе. Застынем и будем изображать из себя партизан. Так как в штольнях полумрак, то издалека сложно будет отличить, манекены сидят или нет.

Идея всем очень понравилась. Нас было человек пять, и мы с нетерпением стали ждать экскурсию. Как только на горизонте появился экскурсионный автобус, мы помчались в катакомбы. Первым местом нашей затеи стал штаб. Мы все расселись за столом и нависли в разных позах над картой.

Тишина.

Где-то вдали стал слышен приближающийся голос экскурсовода, и легкое мерцание огоньков от свечей. И вот вся группа туристов остановилась перед нашей композицией.

Голос экскурсовода предательски дрогнул. Но этот человек был с чувством юмора, и поэтому, он никак не отреагировал на наше присутствие в штабе. Наоборот, он обратил внимание туристов на правдоподобность мизансцены.

- Смотри, как живые.

- Вот это да. Надо же какие хорошие манекены.

Все это доносилось до нас. И нам стоило больших трудов не рассмеяться.

Через некоторое время, экскурсия двинулась дальше вглубь катакомб. Выйдя на поверхность, мы долго обсуждали свои впечатления от содеянного. Наговорившись, всем захотелось большего.

К следующей экскурсии мы решили подготовиться. Заранее изучив маршруты перемещения экскурсантов по катакомбам, определили параллельные штольни, по которым можно было пройти в том же направлении.

Итак, мы опять расположились в штабе, изменив немного положения наших тел. Сделали мизансцену более драматичной. И опять, как и в первый раз:

- Смотрите, как живые.

- Какие хорошие манекены.

Экскурсанты пошли дальше по штольне, а мы тем временем быстро перебежали в «госпиталь» по параллельным коридорам. Развалились на койках в позе раненых и измученных партизан.

- Ой, как они похожи на тех, которые в штабе сидели.

Мы лежим, не шелохнувшись, с трудом сдерживаем смех.

Еще пару раз перебежав, мы окончательно запутали экскурсантов. А сами, когда поднялись на поверхность, решили встретить экскурсию у выхода.

Когда они нас увидели, многие все поняли и рассмеялись, но кто-то долго нас рассматривал, так и не поняв в чем собственно подвох.

Самый забавный случай произошел с третьей экскурсией. Даже не столько с экскурсией, сколько с экскурсоводом.

Мы как обычно, приняли исходную мизансцену в штабе, и стали ждать появления туристической группы.

Первым появилась экскурсовод. Бедная женщина, когда увидела нас, просто остолбенела. Экскурсанты скопились вокруг нее и стали повторять уже знакомые нам слова. В какой-то момент экскурсовод пришла в себя и как завопит:

- Это что за кощунство?

Все замерли.

И тут наш дорогой Аркаша, возьми да и ответь ей, слегка отвлекшись от карты:

- А в чем собственно дело?

Я такого крика давно не слышал. Все как будто взбесились. Экскурсанты носились по катакомбам, ища выход, и нам стоило больших трудов всех утихомирить.

Больше мы подобным образом не развлекались.

Съемочный период приближался к своему окончанию. Аркаша вел с кем-то активную переписку. Я так подозревал, что это была танцовщица из Моисеевского ансамбля. Он опять был безнадежно влюблен, поэтому по ночам я к и прежде засыпал под стук пишущей машинки.

Заберусь я в каменный дом,

Лишь бы осени не было в нем.

Лишь бы холст, да вода и пастель.

И дорога на Сан-Мишель.

Съемки закончились перед Новым Годом.

Премьера фильма состоялась только через полгода.

Я совершенно случайно в момент его демонстрации находился в отделе телевизоров универмага на площади трех вокзалов.

Смотрю в экран и вижу себя.

Ух, ты!

Я встал рядом с телевизором, и как бы невзначай стал поглядывать на прохожих, может, кто заметит сходство человека на экране, с тем, кто стоит рядом.

Увы, зрительского внимания я так и не дождался.

Аркашу я пару раз встречал в Москве на различных мероприятиях. Он был все такой же, длинный и неуклюжий, ну, и, конечно же, немного влюбленный.