1.

У Скиронских ворот капитана должен был ждать человек от Джаллона. Проезжая мимо лавки менялы, Паджеро поглядел на окна – света не было, значит, не случилось ничего серьёзного.

«Интересно, кого Джаллон пришлёт на встречу? В утреннее безлюдье трудно не привлечь внимание, разве что...»

Из караульного помещения вышел на дорогу солдат.

«...разве что – караульный!»

– Капрал Хермон, господин капитан. Вас ожидает человек. Здесь, в переулке. Идёмте, я покажу, – капрал протянул руку, помогая капитану спешиться, и Паджеро почувствовал в своей руке бумажный пакетик.

«Ловок этот капрал!»

Капитан отошёл с дороги, показывая дворцовым стражам – проезжайте, проезжайте, и свернул в указанный переулок.

Там, около санного возка, притоптывал от нетерпения и холода служитель Разящего Бушир, одетый в мирское:

– Наконец-то, капитан, насилу дождался. Храмовый Круг после бала решил, что кто-то должен ехать с вами: сначала в Скирону, а там и дальше. Выбрали меня, решив, что Разящий, а значит, и я, лучше разбираемся в военных вопросах, и потому мне легче распространять созданный Его Величеством, с вами, наш почин. Я прошу вашего разрешения присоединиться к отряду Его Величества, и обещаю не доставлять лишних хлопот. Или мне следует обратиться к Его Величеству?

– На ходу вам будет сложно это сделать: останавливать колонну, чтобы вы поговорили с королём, я не стану. Думаю, что Его Величество не станет возражать, и потому укажу вам место в колонне. А на первом же привале вы сможете встретиться с Его Величеством.

– Благодарю вас, господин капитан, я...

– Поторопитесь, служитель, потом будет далеко догонять, – капитан вернулся на дорогу и, пропустив возки с министрами, приостановил сани с припасами, давая возможность возку Бушира занять место.

– Капрал Хермон, в караулке кто-то есть?

– Нет, господин капитан, никого нет.

– Тогда понаблюдайте пару минут, чтобы мне не помешали, – Паджеро решил просмотреть донесение Джаллона здесь: мало ли что, а потом связаться с менялой будет очень трудно.

Джаллон извещал, что задержанный на балу убийца – крестьянин, вассал барона Фехера, что у него отобрали семью люди барона, и обещали отпустить её невредимой, если он убьёт короля. Тогда же, чтобы не болтал, ему отрезали язык. Стилет ему дал сам барон. Сначала дал обычный кинжал, потом заменил его стилетом. Большего Джаллон не добился: допрос идёт медленно, трудно – постоянно приходится уточнять, переспрашивать, ориентируясь на согласные или отрицательные кивки задержанного. Люди на проверку этой информации уже отбыли. Окружение барона Фехера распределено между ветеранами для наблюдения.

Дочитав, капитан бросил листок в камин и подождал, пока он не сгорел полностью.

Итак, один неизвестный враг уже установлен, если это не ложный след. Что ж, поживём – увидим.

Паджеро простился с Хермоном и поскакал вслед за колонной.

«Барон Фехер. Крупный землевладелец из Кумыра. Район, где часто пропадают люди. Место исчезновения ребят Джаллона. Неужто зацепились? Хорошо бы! Непонятно, почему они рискнули послать человека, который может на них указать? Пусть у него нет языка, и сразу он никого не выдаст, но в тюрьме палач пытками и правильно заданными вопросами добьётся того же, что и Джаллон: имени Фехера. А они не испугались. Значит, ложь. Или же в тюрьме ему закрыли бы рот навсегда? Да, на это они могли рассчитывать, если у них там надёжный человек. Ну, конечно, при покушении его должны были задержать дворцовые стражи и передать городским, а там – тюрьма. Путь известный. Но взяли-то его ребята Джаллона, и спутали все расчёты. Сейчас будут искать пропавшего и тех, кто его арестовал».

Капитан догнал хвост колонны.

Задние солдаты развернулись, было, ему навстречу, но, узнав, продолжили путь.

2.

Утро Раттанара началось с барабанного боя: на каждой площади города в сопровождении двух барабанщиков дворцовой стражи, появились королевские глашатаи, размахивая свитками оглашаемых документов.

В тишину, настороженную барабанами, посыпались слова королевских указов и других документов, разрешенных королём к оглашению.

Невыспавшийся из-за бала Раттанар узнал, что Его Величество, идя навстречу Храмовому Кругу, разрешил на территории Раттанара набирать желающих в священные отряды, призванные устранить любую внешнюю угрозу. Что Храмовый Круг, стремясь сберечь бесполезно растрачиваемые человеческие жизни, взял дело борьбы за побережье в свои руки, призвав на помощь всех соргонских богов и командора Тусона, героя Акульей бухты. И что, в связи с отъездом Его Величества на Совет Королей, созванный по этому поводу, высшую власть в Раттанаре до возвращения короля будет осуществлять Коллегия под руководством королевского прокурора Рустака.

Опухшие после вчерашних радостей раттанарцы вяло слушали глашатаев, вяло читали – кто мог – те же документы на стендах королевских указов, дружно оживляясь только при оглашении обращения командора Тусона – к жителям Раттанара и прочим желающим положить конец многовековым безобразиям народов моря на побережье. В обращении назывались адреса пунктов вербовки, сумма выдаваемого аванса и обязательная винная порция, положенная каждому записавшемуся в священней отряд.

Слова «винная порция» почему-то нравились больше всего, и их ожидали при каждом повторе, пихая друг друга локтями: вот сейчас, вот они.

До открытия вербовочных пунктов – в полдень – оставалось ещё три часа, но в указанных местах уже некуда было яблоку упасть. Будущие новобранцы с криками:

– Открывай, чего там ждать, – добивались немедленного приёма в «божеское войско», как кто-то уже успел обозвать священные отряды, с «прямотутошней» выдачей винной порции.

Вино, действительно, привезли – из Храмовых подвалов без возражений отгрузили всю кислятину, которую пить самим – ни за что, а вылить почему-то жалко.

Распоряжались на вербовочных пунктах ветераны-сержанты, тщательно отобранные Паджеро и Джаллоном. Они наливали каждому приходящему большую чару вина и никого пока не записывали: набор и вооружение нужных Короне людей спрятали за ширмой армейского разгильдяйства.

Сам командор Тусон отбивался от наседающих на него отставных офицеров в своём фехтовальном зале, ставшем временным штабом набираемого войска:

– Господа офицеры, я с огорчением вижу, что гражданская жизнь сильно изменила ваши представления о воинской дисциплине. С каких это пор и в какой это армии разрешается подобным образом обращаться к командиру? Вы будете зачислены в священный отряд, только если ваше желание служить в нём совпадёт с моим желанием видеть вас под моей командой. Мне не нужны крикуны и разгильдяи. Повторяю: оставьте свои данные этим молодым людям – я вызову тех, кто мне понадобится. Тому же, кто сунется ко мне в кабинет без вызова, я гарантирую отказ. У меня – всё.

Угроза подействовала – командора оставили в покое и, образовав подобие очереди, сгрудились у столов, за которыми Довер и ещё несколько бывших учеников мастера Тусона записывали посетителей.

Баронет Яктук дождался своей очереди и сел перед Довером на предложенный стул:

– Вот мой патент лейтенанта, вот свидетельство об окончании с отличием офицерской школы в Пенантаре, вот...

– Не спешите, баронет, я пишу не так быстро.

– Для вас я лейтенант, молодой человек.

– Пока ещё нет, баронет. Вы же нигде не служили, и не станете лейтенантом, пока не будете зачислены на службу. Кроме того, я – гражданское лицо, как и все остальные за этими столами: мы – ученики мастера Тусона и просто помогаем учителю. Кому из нас он разрешит записаться, мы ещё не знаем, хотя желают все.

– Ну, к своим ученикам командор будет снисходителен.

– Вовсе нет – он требователен и строг.

– И все же вы в лучшем положении, чем я: вы знакомы. Я же никогда с ним не встречался и, как вы правильно заметили, нигде не служил. Кроме того, Яктуки вообще никогда нигде не служили, я имею в виду – в армии.

– Конечно, ваши достоинства не известны, но и недостатки тоже. У вас есть преимущество перед большинством собравшихся здесь отставников.

– Вы думаете?

– Уверен. Думаю, командор обязательно обратит на вас внимание.

Тусон словно услышал эти слова: он как раз выглянул из кабинета и заметил молодого человека у стола Довера.

– Вы офицер?

– Так точно, господин командор. Имею патент лейтенанта, – Яктук вытянулся и щёлкнул каблуками.

– Возьмите ваши бумаги и пройдёмте ко мне, – и уже в кабинете, – Садитесь, просто побеседуем. Итак, пенантарская школа, отличие... Гм-м, Яктук – семья, которая не любит армии. Скажите, баронет, что вас тянет на военную службу? Вы же подрываете престиж своей семьи...

– Господин командор, каждый человек вправе сам распоряжаться собой, и престиж моей семьи пострадает только от моей плохой службы, и выиграет, если я буду служить хорошо.

– Как воспринял ваше желание служить в армии ваш отец?

– Был недоволен, и помешал мне поступить в военную школу в Раттанаре. Поэтому я учился в пенантарской. Вчера мы с ним немного поспорили – мы, Яктуки, бываем иногда несдержанны, но моя жизнь – это моя жизнь, и я благодарен отцу за советы и помощь, но совершенно против чужого руководства. Я думаю, что он, в глубине души, оправдывает меня, и сердится только по семейной традиции. Честно говоря, мне не понятно: причём тут мой отец? Служить-то не ему, а мне, господин командор.

– Мы формируемся на территории Раттанара, а ваш отец – советник короля. Мне не хотелось бы иметь сложностей больше, чем это неизбежно.

– Вы мне отказываете?

– Нет. Я просто хочу знать, чего ожидать в будущем. Мне подходит, что вы обучались не в Раттанаре, и никак не связаны с раттанарской армией. С политической точки зрения вы мне подходите, но отсутствие опыта, не только боевого, опыта службы вообще...

– Тот паренёк, что меня записывал, считает, что в отсутствии плохого опыта – моё преимуществе перед другими претендентами. Я тоже думаю, что научиться хорошему легче, чем избавиться от плохого.

– Тогда научитесь не перебивать старших и по возрасту, и, тем более, по званию. Какому богу вы отдаёте предпочтение, баронет?

– Наши земли – у озера Глубокого, поэтому все Яктуки как-то больше почитают Водяного. Но это не имеет для меня большого значения.

– Это имеет значение для меня, баронет. Насколько вы смелы?

– Я никогда не считал себя трусом, но мне не известно мнение окружающих. Во всяком случае, меня никто ещё в трусости не обвинял. Мы, Яктуки... В общем, испытайте меня, господин командор.

– Испытаю, баронет, испытаю. Я думаю поручить вам формирование роты Водяного, – при этих словах Яктук встал, поняв, что он принят и получает первое назначение, и теперь уже не гость в кабинете Тусона, а подчинённый, – Вы должны набрать тысячу солдат, лейтенант Яктук. Помогать вам будет сержант Хобарт. Он хороший воин, и вам есть чему у него поучиться. Вам следует помнить, что я назначаю вас на капитанскую должность по политическим мотивам, и приложить все ваши силы и способности, чтобы соответствовать ей. Хобарта вы найдёте в пустующей башне у Восточных ворот. Желаю удачи, лейтенант, можете идти.

3.

Кассерин разбудил Харбела, как только проснулся сам:

– Вставай, ученик. Позавтракаем – и за работу.

– А что мы будем делать, мастер Кассерин?

– Учиться, что же ещё. И называй меня – Учитель.

Завтрак оказался достаточно плотным и сладким благодаря вчерашнему походу на бал: маг не препятствовал Харбелу набирать угощения впрок, да и сам не отставал – мало кто уходил из дворца с пустыми руками (унесённое домой угощение, словно продлевало праздник, будя воспоминания). Пироги, пирожки, пряники и конфеты хорошо дополнили вчерашнее жаркое.

– Всё, Харбел, за дело.

– Я готов, Учитель.

– Сначала я расскажу тебе о магии, потом – практические занятия. Что же такое магия? Чтобы понять это – надо знать, как устроен наш мир. Ты знаешь – как?

– Камни, земля, вода. Небо, солнце, луна...

– Но из чего это всё состоит?

– Не знаю, Учитель.

–Ты можешь взять в руку комок земли и раскрошить его. Ты можешь раздробить камень на несколько мелких и затем каждый из них раздавить в порошок. Всё можно разделить на части, каждый раз всё более мелкие и дерево, и воду, и камень, и землю. Ты согласен с этим?

– Д-да, Учитель.

– Ты не уверен?

– Я не могу этого видеть. Как узнать – пыль из камня или из дерева? Или пыль – сама по себе? Я говорю про пыль на дороге: её нету, пока тележные колёса не перемелют дорогу, как мельничные жернова – зерно в муку. Мука, ведь, та же пыль.

– Но никто, почему-то, не печёт хлеб из дорожной пыли. Значит, даже пыль сохраняет свойства того, из чего её сделали. Если измельчать пыль всё больше и больше, можно добиться, что все частички не будут отличаться одна от другой: камень, железо, вода потеряют свои свойства. Мы, маги, называем это границей вещества – за ней все частички уже одинаковы.

– И из них можно сделать что угодно? Можно размельчить камень до этой, как её, границы вещества, и сделать воду, железо или золото?

– Можно.

– Но как? Но чем? Интересно на это посмотреть.

– Мы не будем ничего измельчать: главное, чтобы ты понял суть того, что я объясняю. Итак, всё в нашем мире состоит из мельчайших частиц, и эти частицы одинаковы. Это понятно?

– Я вам верю, Учитель, но, не увидев, я не могу себе этого представить.

– Увидеть ты не сможешь – наши глаза не видят ничего мельче пыли. Прими это пока на веру. Потом, когда станешь магом, попробуй дать своё объяснение устройству мира. Никакому магу это ещё не удалось. Мы имеем дело со знанием, которого не можем доказать, но которое хорошо объясняет возможности магии.

– Я постараюсь, Учитель, поверить.

– Давай вернёмся к более крупным предметам. Попробуем разобраться, почему они таковы, как есть. Ты наблюдал, как в твоей деревне строят дома?

– Да, Учитель.

– Что нужно, чтобы построить дом? Чтобы он не вышел кривым, и чтобы на него хватило стройматериала?

– Нужно иметь план, знать длину, ширину и высоту.

– То есть – знать измерения дома?

– Да, Учитель.

– Хорошо, Харбел. Дом построен, и ты знаешь его длину, высоту и ширину. Внутри, в доме, на столе стоит чашка. Можешь ли ты, используя размеры дома, указать мне её местоположение?

– Используя размеры дома? А зачем? Я знаю, что она на столе, и скажу, что чашка на столе.

– Ладно, на столе сто одинаковых чашек, даже не на столе, а висят в воздухе на разной высоте, – посмотрев на недоверчивое лицо Харбела, Кассерин добавил, – на верёвках разной длины. Тебе нужна одна из них, потому что в ней лежит конфета. Сможешь ли ты указать, как найти чашку с конфетой, не заглядывая во все остальные? Используя размеры дома, конечно.

Харбел добросовестно задумался.

– Нет, Учитель, не соображу.

– Возьми за начало какой-нибудь один угол дома. Например, тот, что слева от входной двери.

– Не могу, Учитель.

– Тогда я тебе подскажу: от левого угла дома три шага по длине, два шага по ширине и по высоте – один шаг. Сможешь ты найти эту чашку?

– Так, длина,...ширина... Свой шаг я замеряю на земле и сломаю ветку нужной длины... Смогу, Учитель, так я найду конфету и не стану заглядывать в остальные чашки.

– Такое указание места какого-либо предмета называется его координатами, и если наш мир считать домом, то всё в нём находящееся определяется своими координатами.

– А откуда считать?

– Да откуда угодно. Чашку можно было указать и иначе: в шаге от крайней левой, полшага от крайней правой и тому подобное, и всё равно это оказалась бы та же самая чашка с конфетой. Это понятно?

– Пожалуй, да. Положение предмета не меняется от того, откуда мы его определяем, меняются только расстояния от места отсчета. Верно?

– Молодец, верно. Теперь посмотрим, отчего зависит форма любого предмета. Прежде всего, она зависит от положения составляющих его частиц. Каждая из них имеет свои координаты, и их совместное положение придаёт предмету ту или иную форму. Согласен?

– Да.

– Чтобы передвинуть в другое место предмет, надо передвинуть каждую из составляющих его частиц. Так?

– Да.

– А если их передвинуть неодинаково, что будет?

– Понял! Я понял! Тогда изменится форма предмета. Ведь, так?

– Так, Харбел, так. А если воздействовать не на крупные частицы, из которых состоит предмет, а на более мелкие, из которых состоят крупные, на те самые одинаковые, которые составляют любое веществе, мы поменяем уже не форму предмета, а его сущность: было железо – стало золото. Как видишь, мы везде сталкиваемся с координатами, с положением частиц в пространстве.

– А как же можно воздействовать на каждую отдельную частицу?

– А зачем? Ты, когда переносишь с места на место камень, не несёшь его по частям, и не думаешь о каждой составляющей его частице. Ты просто берёшь сам камень и несёшь, меняешь для него, целого, местонахождение, а, вместе с тем, и для каждой частицы, его составляющей. Маг меняет условия для составляющих предмет частиц, а они сами занимают новое положение, и не нужно следить за каждой из них. Когда тебе велят скосить половину луга, ты же не пересчитываешь все травинки, чтобы разделить их пополам. Ты измеришь луг, отмеришь половину площади, и скосишь, и даже проверять не станешь, больше ты скосил травинок, чем осталось, или нет. Когда гонишь стадо в нужное тебе место, ты всего лишь создаёшь условия, заставляющие коров идти в нужном направлении, подгоняя их кнутом или используя собак. И они послушно идут, потому что тебе так надо. Ты запомнил? Понимаешь или еще нет? Ладно, обдумывай до обеда, пусть услышанное уляжется. Если что-то непонятно – спросишь, потом. Сначала постарайся разобраться сам.

4.

Джаллон заметил, что за ним следят. Скорее не заметил, а почувствовал. Чужой неприязненный взгляд он почувствовал сразу, как вышел из дома, чтобы проведать своих людей и задержанного вчера незадачливого убийцу. Паджеро предупреждал, что его будут разыскивать, и Джаллон был к этому готов, но не ожидал, что попадёт под наблюдение так быстро.

Наблюдатель был ловок – меняла никак не мог вычислить его в толпе и потому начал нервничать: уже давно пришло время открывать меняльную лавку, но сначала нужно было узнать новости о допросе убийцы.

Джаллон неторопливо двинулся в «Костёр ветерана», где, взяв большую кружку пива, уселся в углу.

Ларнак принёс ему несколько копчёных свиных ушей.

– Ларнак, за мной хвост, – сказал тихо меняла, протягивая ему пару медных монет – плату за пиво.

– Отрубить?

– Нет, аккуратно снять – я хотел бы с ним побеседовать, но так, чтобы ему нечего было рассказать, если придется отпустить. У тебя есть – кому?

– Подожди немного, если можешь – вот-вот подойдёт Кушан, лучше его никто не сделает. Я ему скажу. Куда сообщить?

– Я буду в лавке. Пусть Кушан будет осторожен – хвост может быть не один.

– Не волнуйся, Кушан разберётся.

Джаллон не ответил – он жевал ухо, запивая его пивом.

Ларнак отошёл к другому столу, потом – к следующему, и везде останавливался, перекидывался парой слов, что-нибудь подносил или вытирал стол, или просто перешучивался: своих постоянных клиентов он всегда был рад видеть и обслуживал сам, несмотря на деревянную ногу.

Минут через десять он принёс Джаллону ещё одну кружку пива:

– Выходи, как допьёшь, и иди в сторону улицы Ткачей, и по ней до Гномьей Слободы. Оттуда уже можешь идти, куда тебе нужно – хвоста не будет. Кушан придет к тебе в лавку через два часа. Успеешь?

– Да. Спасибо. За мной – должок.

– Пустяки, Джаллон. Я не лезу в твои дела, но знай, что ты можешь рассчитывать на любого из нас. Мы все – солдаты, и чувствуем, когда пахнет жареным.

– Я запомню твои слова, Ларнак. И за них тоже – спасибо.

5.

Фумбан печальными глазами смотрел на пишущего Тахата, сопел и морщился на каждый скрип его пера. Голова у мастера раскалывалась на части после вчерашнего бала, и вовсе не оттого, что он много танцевал.

Каждый угол в его круглой лысой голове давал о себе знать ноющей болью, и мастер даже не имел сил удивиться: почему его круглая голова болит углами?!

Отсутствие Сетифа прошло мимо его внимания, как и последующее появление, и на что бы ни направлял он свои печальные глаза, они неизменно возвращались к перу Тахата – источнику звука и нарастающего раздражения. Только сил раздражаться у Фумбана не было, совсем не было, и потому страдал он молча и в неподвижности.

Тахат переписывал испорченный вчера лист, особенно старательно нажимая на перо на заглавной букве «А» в слове «Аквиннар» – он был молод и неопытен, и потому страдания мастера не были доступны его пониманию.

Сетиф повертелся за своим столом, стараясь не шуршать бумагой – он хорошо понимал Фумбана и был полон сочувствия к нему. Затем встал и вышел, как и прежде незамеченный мастером. Отсутствовал он недолго, и, возвратясь, поставил перед Фумбаном кружку с пенящимся пивом.

Мастер не отреагировал, почти не отреагировал, поскольку правая рука поползла по столу и вцепилась в ручку кружки. Дрожа, подтащила её ко рту.

Только на третьем глотке Фумбан встрепенулся и обратил внимание на то, чем занят. От неожиданности он поперхнулся, но пить не перестал, и не отрывался от кружки, пока она не опустела.

– Как, мастер, вам легче?

– Благодарю, Сетиф, ты чудотворец. Я впервые рад, что не уволил тебя вчера, ну и раньше – тоже. Тахат, мальчик, ты не против, если мы с Сетифом оставим тебя одного? Или, если хочешь, пойдём с нами, только, боюсь, тебе будет неинтересно.

– Я закончу исправлять вчерашний брак, мастер, и, с вашего разрешения, тоже уйду. Я хочу встретиться с командором Тусоном, может он возьмёт меня в свою армию. Нельзя упускать такой случай.

– Ты всё ещё мечтаешь о военной славе? Надеюсь, твоя стрекоза тебя не пустит. Чтобы такого парня угробили гоблины на побережье?! Какая глупость. Сегодня ты свободен, Тахат. Пошли, Сетиф, ещё по одной.

6.

Магда сидела в библиотеке, в своём закутке, куда забилась сразу после отъезда Фирсоффа. Она всё перебирала в памяти подслушанный ночью разговор, пытаясь понять, что её так напугало.

«Он же не сказал, что они обязательно погибнут, ведь у него нет никаких доказательств, что что-то готовится – одни предположения. Он нервничает, потому что неуверен в происходящем, потому и думает, что не справится. И ему не нравится спешка: он же говорит, что торопливый чаще ошибается. Почему Паджеро считает, что Совет – ловушка? Ни один из носящих Хрустальную Корону не может причинить вред другому королю, и королевства никогда не воевали друг с другом. Значит, ловушка, если и есть, то подстроена кем-то другим, посторонним. Напасть на съезжающихся королей по дороге одновременно на всех сразу – невозможно: они съезжаются с разных сторон, и гибель одного насторожит остальных – монеты выдадут. А напасть сразу на всех в Аквиннаре, когда каждый приедет с охраной, да аквиннарский гарнизон, да Хранители... Ни один заговорщик не проведёт через пограничные посты королевств такую армию, чтобы взять штурмом Аквиннар, тем более, если там все короли. Только Хранители могут надеяться на успех в Аквиннаре. А им-то какая польза от этого? Аквиннар самостоятельно не выстоит ни против одного из соседних королевств, и гибель королей – конец независимости Аквиннара. От чего же мне стало так жутко, что я чуть не закричала? Дура! Какая же я дура! Хорошо, что никто не знает, кроме Огасты и Баямо, что раттанарская королева – дура и истеричка».

Убедив себя в невозможности плохого исхода этой поездки для Фирсоффа, Магда почувствовала облегчение. Тревога за мужа и Паджеро полностью не прошла, но на сердце стало легче.

Под дверями библиотеки шушукались фрейлины – им не было дано никаких указаний, так же, как и разрешения заниматься своими делами.

– Пусть Огаста или дама Сальва пойдут и спросят, что нам делать? Королева не станет на них сердиться, она к ним всегда хорошо относится.

– Может же женщина побыть одна, если ей грустно? – Огаста недовольно топнула ножкой, – Я не пойду, не стану беспокоить Её Величество.

– Пусть отпустит нас и грустит, сколько хочет. Что же, нам весь день торчать под библиотекой?

– Ладно, не ссорьтесь, я пойду, – Сальва осторожно проскользнула в библиотечную дверь.

Королева сидела, откинувшись на спинку диванчика, с закрытыми глазами. Сальва вежливо кашлянула, чтобы обратить на себя внимание.

Магда открыла глаза:

– А, это ты, Сальва? Что случилось?

– Девочки хотят знать, что им делать, Ваше Величество. Все здесь, под дверями библиотеки.

– Да-да, конечно. Я совсем забыла про вас! Сальва, вы сможете без ссор и обид распределить между собой весь дворец и проверить, как идёт уборка после вчерашнего бала? Я потом к вам присоединюсь.

– Мы постараемся, Ваше Величество.

– И не забудьте про парк. Министр Морон уехал с Его Величеством, и нам всем привалило работы: порядок во дворце – полностью наша забота.

Магда сама поймала себя на простонародном выражении «привалило работы» и рассмеялась.

– Всё, Сальва, иди. Впрочем, нет. Я сама скажу девочкам, что им делать. Идём вместе, – и она снова рассмеялась, вспомнив: «привалило работы».

7.

Рустак созвал Коллегию на десять часов утра, позже должны были подойти капитаны городской стражи и начальник раттанарской тюрьмы: прокурор спешил раздать указания и заняться судебными делами.

Маард и Геймар пришли вместе, чем несказанно удивили прокурора, привыкшего к их непримиримой вражде. Потом Рустак вспомнил слова Фирсоффа о политике и политиках: «Ни один политик, Рустак, не представляет политики без себя, любимого, и потому сохранение собственной жизни считает главной политической задачей возглавляемой им партии. Почувствовав угрозу себе, он пойдёт на любые договора и компромиссы, чтобы её избежать или отодвинуть. И только оказавшись в безопасности, уверенно и твёрдо вернётся к прежним отношениям со своими противниками».

«А дело-то и в самом деле серьёзно, если эти двое вместе. Н-да».

Королевский прокурор верил в незыблемость закона. Он не испытывал большой тревоги ни после слов короля, ни после встречи с Паджеро у выхода из дворца с его секретами и половинкой броши. Но сейчас, глядя на миролюбиво настроенных друг к другу Маарда и Геймара, Рустак ощутил страх, и только стоящая за его спиной глыба закона помогла ему сохранить спокойствие:

– Садитесь, господа. Рад видеть вас вместе. Давайте уточним, какими будут указания для городской стражи и тюремных властей в связи с отъездом его Величества и призывом в священные отряды. У вас есть какие-нибудь предложения?

– Есть, господин прокурор. Только сначала, – Геймар протянул Рустаку свиток, – просмотрите, пожалуйста, этот документ с точки зрения законности.

– Что это?

– Наше совместное с Маардом обращение к депутатам Дворянского Собрания и Совета Городов о помощи в формировании священных отрядов согласно с пожеланием Его Величества. Нам хотелось бы огласить его сегодня же, сразу после встречи с вами.

Рустак углубился в чтение.

– Можно делать пометки прямо в тексте, или вам нужны устные замечания?

– Исправляйте прямо по тексту, господин прокурор. Это черновой вариант, так сказать, рабочий.

«Неужели всё настолько плохо? Похоже, что главную ставку в сохранении власти делают на формирования Тусона и король, и эти двое. Но этих войск ещё нет, и как быстро их наберут, неизвестно. Нужно пристально присмотреться к городским стражам и отделить надёжных. Только как это сделать? Как?»