Бессмертный поневоле.

Вам никогда не доводилось просыпаться не там, где уснули? Мне - да, и, при-знаться честно, пережить такое еще раз мне не хочется. Я очнулся в темном помещении на холодной гладкой поверхности, очень похожей на какой – то металл. Под шеей было что – то жесткое. Я попытался встать, но не смог и просто упал на холодный пол с полутора-метровой высоты. Гулко заныло ушибленное колено. Вспыхнул белый и холодный свет, рубанувший по глазам. Я встал, опираясь о стол, и увидел молодую женщину, испуганно смотрящую на меня с другого конца комнаты.

- Здравствуйте, меня зовут Николай. Вы не подскажите, где я?

Вместо ответа она просто упала в обморок. Я ожидал несколько иной реакции на свой вопрос и в первый момент решил, что ее что – то сильно испугало. Я осмотрелся. Прямо передо мной была дверь, на пороге которой лежала женщина. За дверью виднелась небольшая комнатка, заставленная шкафчиками и столиками. Стены обоих помещений были оклеены малахитовым с черными прожилками кафелем. Пол тоже был кафельным, только серо – голубым. Потолок разглядеть мне не удалось из за ярких вытянутых ламп. На стене висело прямоугольное зеркало. Я подошел к нему. Из простой рамы на меня по-смотрело изможденное бледное худое лицо. Чуть ниже ключиц, вдоль грудины тянулось то, что, наверное, так испугало женщину – аккуратный шов – елочка. Я опустил глаза. Шов кончался ладонью ниже пупка. Толстая грязно – белая нитка стягивала кожу, делая меня немного похожим на пельмень – переросток. Рядом с зеркалом на стене был крючок – присоска с халатами. Я снял один из них и спрятал шов. И только теперь обратил вни-мание на запах, который, по большому счету, трудно проигнорировать – запах трупов. Так пахнет в морге.

За моей спиной стояло три стола, два блестящих металлических и один мрамор-ный. С крайнего металлического я как раз и упал. На полу валялась железная коробка без дна и с прогнутой стенкой. Я знал, что такие подкладывают под голову мертвых. На даль-нем от завешенного разными цепочками и крестиками на холщевой нитке окна краю сто-лов была неглубокая раковина, кое – где испачканная кровью. Второй стол был таким же. Третий, мраморный, скрывался под толстым слоем разного мусора: стеклянных баночек, кусков ткани, огромных грязных покрывал, мотков толстой нитки, проткнутых толстой иглой, коробочек с прямоугольными стеклышками для микроскопов, как в кабинете био-логии... Это была операционная морга. Во всех отношениях неприятное место. Я поднял на руки женщину и вышел прочь.

Я сидел в тесной комнатке в старом протертом кресле и пил спирт из баночки. Он просачивался сквозь шов и растекался прозрачной пленочкой по моему телу. Я промокал спирт полой халата. Острый специфический запах распространялся вокруг, смешиваясь с естественным «ароматом» места. Женщина лежала на застланной вязаным покрывалом кушетке. В желтом круге света от настольной лампы я хорошо видел ее лицо, обрамленное растрепавшимися русыми волосами. Женщину нельзя было назвать красивой, но все – таки было в ней что – то привлекательное, манящее. Взгляд невольно скользил по глубоким складкам, протянувшимся от крыльев длинного острого носа к уголкам тонких губ, искры бегали по волосам, упавшим на высокие скулы, по гладким щекам тянулись тени от длинных ресниц. Через несколько минут она очнулась. Ресницы вспорхнули вверх, явив миру карие глаза, по высокому лбу пробежала рябь морщин. Женщина с трудом села и немного удивленно уставилась на меня.

- Только в обморок не падай, пожалуйста. – Тихо попросил я. – Мне бы хотелось поговорить с тобой кое о чем.

- Я постараюсь. – Хрипло пообещала она.

- Значит, меня привезли вечером, и тут же вскрыли. – Мрачно констатировал я, выслушав женщину. Она кивнула. – Тогда у меня есть претензии по качеству. – Я отхлеб-нул из баночки и многозначительно указал на растекающуюся пахучую лужу на своем животе. – Я протекаю!

- Я же не рассчитывала, что ты будешь казенный спирт глушить! – Отшутилась женщина.

Минут через двадцать я уже ехал домой на ее «Волге» в заимствованном халате и представлял, как обрадую жену своим воскрешением. Было уже довольно поздно, и в подъезде было пусто. Я без помех поднялся на свой этаж, подошел к двери. В квартире было тихо, а я, грешным делом, ожидал услышать плач. Дверь была не заперта. Я тихо скользнул внутрь и случайно задел ногой подзеркальник, с которого что – то упало.

- Сладенький, это ты? – Из кухни лился приглушенный свет и в прямоугольнике двери возник женский силуэт, окруженный ореолом прозрачного пеньюара. – Гена, это ты?

- Я, родная, я. – Меня она никогда так не встречала. За пять лет совместной жиз-ни, Светлана ни разу не поинтересовалась, устал ли я, трудный ли был день, хочу ли есть. Ее интересовали только деньги.

Моя жена в ужасе отшатнулась обратно в кухню, узнав мой голос. Я медленно шел следом. На столе, полках, на полу – везде горели свечи. По всему было видно, что готовился романтический ужин, а не поминки по безвременно усопшему супругу. Света смотрела на меня большими от страха глазами. С пухлых губ сорвался вопрос «Как?».

- Привет из Ада, женушка! – Я распахнул халат, демонстрируя шов.

Она побледнела и сползла по стене на пол.

- Светочка, я пришел! – Донеслось из коридора.

Миг спустя в кухню вошел низенький мужчина в сером пальто, дешевой помятой шляпе и старом костюме. В одной руке он держал коричневый портфель, а в другой букет роз. В этом «госте» я без труда узнал адвоката, занимавшегося моим завещанием, по совету жены.

- Светочка, что с тобой, тебе плохо? – Он подошел к распростертой на полу бес-чувственной женщине. Меня он не заметил.

- Сейчас узнаешь. – Процедил сквозь зубы я и огрел его по голове импортной сковородкой. Тонкий металл прогнулся.

Юрист растянулся на дорогом деревянном покрытии. Вокруг его лысеющей го-ловы начала медленно растекаться неровная лужа крови. Я вышел из кухни и направился в спальню. Нет, меня не мучила ностальгия по прерванной супружеской жизни. По боль-шому счету, мы со Светланой никогда не были по – настоящему близки. Я для нее был только источником денег. Она же в свою очередь играла роль супруги преуспевающего бизнесмена: путешествовала, отдыхала на самых дорогих курортах, устраивала пышные приемы и все это за мой счет. Взамен я не получал практически ничего, Света даже не хотела завести ребенка – боялась испортить фигуру. Она всегда была эгоистичной стервой, вот только понял я это слишком поздно.

В спальне я первым делом переоделся. Черная футболка скрыла шов. Еще я надел удобные джинсы, кроссовки и черную куртку. Потом я достал из шкафа несколько спор-тивных сумок и принялся складывать вещи. От этого занятия меня отвлек выстрел. Я обернулся и увидел растрепанную Светлану, целящуюся в меня из дамского револьвера. Судя по ее лицу, стреляла она в меня, но я ничего не чувствовал.

- Что, убить меня хотела?! – До этого момента я ее любил, надеялся все вернуть, но выстрел окончательно убедил меня, что я ошибся. – Один раз тебе это удалось, больше не получится.

Я наотмашь ударил жену, и она отлетела в угол, ударившись головой о стену. Я подобрал выпавший из ее руки пистолет и за волосы подтащил Светлану к туалетному столику. Потом велел достать ручку и бумагу и написать завещание. Согласно ему, все мое имущество, включая мало-мальски ценные вещи жены, переходят во владение мест-ного детского дома. Перечитав бумажку и проверив, все ли правильно написано, я приставил дуло ко лбу Светланы. Она вздрогнула и заплакала. Впервые ее слезы были искренними.

- Знаешь, - тихо сказал я, глядя ей в глаза и впервые не теряясь в изумрудной глу-бине, - я хотел взять отпуск и увезти тебя на юг, к морю. Представлял, какой ты красивой будешь, загоревшей. У нас осень, дожди, а там солнце и волны. Завтра собирался за биле-тами поехать. А по дороге думал свернуть в ювелирный, купить тебе тот браслет с изум-рудами.

Ее губы дрогнули, но этим меня уже нельзя было купить. Я нажал на курок и не-вольно залюбовался аккуратной дырочкой на белой коже. Мне не было жаль Светлану. Я просто вернулся к прерванному делу. На дно сумки перекочевало несколько дорогих платьев известных дизайнеров, содержимое некоторых шкатулок жены. Сверху я положил деньги. Немного подумав, я добавил еще и дорогую дубленку. Во вторую сумку я положил свою одежду и оставшиеся деньги. Остальное, большая часть моих сбережений, хранилось в банке.

Я вышел из квартиры и наткнулся на старушку. Это была моя соседка, Агафья Алексеевна. Большой души человек. Она часто угощала меня пирожками, а когда Светла-на уезжала, так и вовсе вела все мое хозяйство. Я же в свою очередь помогал ей деньгами. После смерти Александра Федоровича, ее мужа, позаботиться о старушке было некому – единственный сын погиб в Чечне. Меня она всегда принимала как родного, вот и я не бросал в беде. Агафья Алексеевна «работала» у меня уборщицей, но все ее обязанности заканчивались на приготовлении еды и стирании пыли. В принципе со всем этим справлялась домработница, но просто так старушка отказывалась принимать мою материальную помощь. Сейчас она смотрела на меня снизу вверх.

- Это ты, Коленька? – Тихо спросила она.

- Я.

- Так ведь ты же умер. Я сама видела, как тебя увозили. – В голосе Агафьи Алек-сеевны не было страха, только удивление.

- Я еще не все здесь закончил, вот и вернулся.

- А ты там уже был? – Она многозначительно подняла глаза к потолку.

- Нет, иначе меня бы не отпустили.

- Значит, ты Сашеньку моего не встречал...

- Почему же, он сам ко мне пришел, привет вам передавал. – Глаза старушки за-блестели. – Красивый стал, молодой, как на фотографиях. Домик строят с Мишкой, вам подарок готовят. Только боятся не успеть, так что не торопитесь особенно, ладно? Да, чуть не забыл, - Я достал из сумки пухлую пачку зеленых купюр и сунул их в сухие руки старушки, - Александр Федорович хотел, чтобы вы ни в чем себе не отказывали и, нако-нец, посмотрели Париж. И, пожалуйста, не говорите никому, что вы меня видели, а то у меня могут быть проблемы. Договорились?

Агафья Алексеевна стерла морщинистых щек слезы и кивнула. Я улыбнулся ей на прощание и вышел во двор. В кармане лежал свернутый лист бумаги. На нем было на-писано имя, Ирина, и десятизначный телефонный номер. Я позвонил ей из будки на со-седней улице.

- Да. – Отозвался ее голос на другом конце.

- Ир, это Николай, ты на работе?

- У меня смена до семи.

- Я к тебе сейчас приеду, ты не против?

- Жду.

Ирина встречала меня на пороге. Я подъехал на своей машине, черном БМВ.

- Ир, когда меня должны были кремировать? – Спросил я, хлопнув дверцей.

- Утром. – Неуверенно ответила она, побледнев. – Что ты задумал?

- А документы оформляешь ты.

- Я.

- Хорошо.

Женщина побледнела и подошла ко мне.

- Тебя нельзя кремировать, ты же живой!

Я поймал ее узкую ладонь и прижал к своей шее, там, где должна прощупываться венка.

- Ты не ошиблась? У меня нет пульса, холодные руки, даю гарантию, что и зрач-ки на свет не реагируют. У меня внутренности в марлечку завернуты, чтобы не вывалива-лись. Я дышу только когда говорю, и если лягу здесь, закрою глаза и замру, меня любой ребенок назовет мертвым, и будет прав.

- Но ты же ходишь, говоришь, думаешь...

- Если кто – нибудь узнает, что я хожу, говорю и думаю после вскрытия, то при-дется мне сидеть в клетке в лаборатории, а этого я не хочу, как и лезть в печку.

- А что тогда делать? – В ответ я улыбнулся.

- Кремация состоится, и неужели мы не сможем слепить человечка из тех, что лежат у вас в холодильнике? Сомневаюсь, что родственники будут проверять, весь ли усопший лежит в гробу или часть пустили на котлеты голодные патологоанатомы.

Ирина улыбнулась моей шутке. Руку она не отнимала, а мне не хотелось ее от-пускать – приятно было чувствовать живое тепло.

Небо на востоке медленно светлело. Люди спешили на работу, и я не без труда вел машину в сплошном потоке транспорта на дороге. Ирина жила на другом конце горо-да, и я предложил подвезти ее до дома, тем более, что ее машина осталась возле моего подъезда с пустым баком. Мы остановились возле старой девятиэтажной бетонной ко-робки. Я помог женщине выйти, выкинул из машины сумку.

- Решил, что теперь будешь делать? – Спросила она, садясь на скамейку, и жестом приглашая последовать ее примеру.

- В Сибирь уеду. – Ответил я, не смея отказаться. По правде сказать, я не знал, как поступить, но эта спонтанно возникшая идея, показалась мне вполне выполнимой и разумной. – Куплю домик, заведу скот. Вырос в деревне и, надеюсь, не забыл еще, что и как делается.

- А что жена об этом думает?

- Ничего – я ее убил. – Ирину, казалось, это не смутило. Наверное, когда работа-ешь со смертью, начинаешь относиться к ней иначе. – Ну, ладно, мне пора – надо еще на вокзал успеть.

- Береги себя. – Тихо сказала женщина.

Я повернулся к машине, намереваясь ехать дальше, но потом передумал. Я осто-рожно взял ее руку, вложил ключи в ладонь и сжал пальцы:

- Катайся! - Ирина удивленно посмотрела на меня. – Да, там на заднем сиденье тебе лежит небольшой презент, в сумке.

И, плохо понимая, что делаю, я ее обнял. Может, просто дело в том, что она была первым существом, не считая Агафьи Алексеевны, кто отнесся ко мне по – человечески. Для Ирины я не был ни кошельком, ни деловым партнером, я был просто ее пациентом. Я порывисто отстранился и быстро пошел со двора. Спина еще хранила тепло ее ладони.

Поймать такси на оживленном проспекте не составило труда, и уже через два-дцать минут я подъезжал к вокзалу. По черной сумке бегали солнечные лучи. Вот и за-кончилась моя последняя ночь – начинался первый день.