-Ну, и кто из вас плевался в писателей? – начала Людмила Ивановна грозно.

Мы стояли в учительской, выстроившись в шеренгу, опустив головы и заложив руки за спины, словно перед расстрелом. Людмила Ивановна, школьный завуч, медленно прохаживалась вдоль, сжимая в руках неопровержимое доказательство нашей вины – “Дисциплинарную тетрадь”, в которой во весь “вторник” красовалась историческая запись: “На уроке литературы плевались в портреты великих русских писателей, проявив тем самым непростительное неуважение к великой русской культуре”, напротив стояли наши фамилии: - Иванов, Симонов, Кокарев, Лыкин и Поздеев. Строго говоря, Трофимов и Ларь тоже участвовали…и Машка Федечкина…

Как бы там ни было, мы, все пятеро, были вызваны в “учительскую” для “разноса”. Хуже всего, что Людмила Ивановна сама была учительницей “литературы”. Пощады ждать не приходилось.

-Кто из вас начал первым? – продолжала допрос “Людмила”. Мы молчали, как Зоя Космодемьянская, уставившись в пол. Антон пыжился изо всех сил, чтобы не засмеяться.

С него то, собственно говоря, все и началось. А дело было так:

Урок начался как обычно: мы открыли учебники, стараясь в последний момент хоть что-то прочитать и надеясь, что спросят кого-то другого, “Елена” (наша учительница “литературы”) изучала “классный журнал”. Ни что не предвещало надвигающейся бури.

В это время Антон достал “трубочку” и, скатав в маленький комочек, разжеванный кусочек бумаги, дождался удобного момента, повернулся к соседней парте и плюнул из-под руки в Кокарева. Тот ловко увернулся. “Пуля”, продолжив свою траекторию согласно законам физики, безжалостно вонзилась в Гоголя. Прямо в лоб! Федечкина “прыснула” смешком.

“Елена” подняла голову. Все сидели, как ни в чем не бывало, уткнувшись в учебники. Антон хитро огляделся и, приготовил второй “патрон”. “Елена” вернулась к “журналу”. Антон, хорошенько прицелился и “выстрелил”, теперь уже нарочно, в бессмертного “классика”. На этот раз точно в нос. Антон торжествующе оглядел класс. Николай Васильевич, как мне показалось, исказился гримасой боли. Антон не унимался. Следующим на очереди был Грибоедов. Выстрел – на этот раз “пуля” лишь слегка задела плечо. Антон огорченно сжал кулак. “Класс” c интересом наблюдал за происходящим. Следующим выстрелом Грибоедов был поражен прямо в сердце. По классу прокатился радостный гул.

-Лыкин! Перестань вертеться! – “Елена” подозрительно оглядела класс и снова вернулась к “оценкам”. Тут же в Грибоедова вонзились еще две ”пули” – к Антону подключился Кокарев. По облегченно было вздохнувшему Гоголю “выстрелил” Иванов – мимо. Гоголь перекрестился. Тут же был атакован сразу с трех сторон. Лицо его покрылось “шрамами”.

-Так! – “Елена” положила “журнал”, - О творчестве поэтов-декабристов нам сегодня расскажет…,- мы прижались к “учебникам”, -Лыкин! – “Класс” облегченно вздохнул, Антон нехотя поплелся к доске. Федечкина зловредно засмеялась.

Не в силах слушать, как Лыкин “вымучивает” ответ, “Елена” отвернулась к окну. За окном шел снег.

В это время, продолжая начатое Антоном дело, Иванов, Кокарев и теперь уже я, “расстреливали” портреты “классиков”. Покончив с Гоголем и Грибоедовым, перешли к графу Толстому и Добролюбову. В классе нарастало оживление. Мы делали знаки Антону, чтобы “тянул” время. Работа принимала большие масштабы. Требовалась помощь в подготовке “патронов”. “Добровольцами” вызвались “Кузя” и Симонов. Они скатывали кусочки бумаги из вырванного из тетради листа, слегка пожевав, превращали их в “смертельные” снаряды и складывали на краю парты. Группы “болельщиков”, разделившись по личным предпочтениям, поддерживали стрелявших радостными вскриками.

-Видишь, Лыкин, ты даже своих одноклассников рассмешил, - “Елена” повернулась к “классу”, - Ставлю тебе “тройку” исключительно из-за проявленной фантазии.

-Я поэтов очень уважаю, - Антон не желал уходить, - Хотите, я вам Пушкина почитаю: ”Буря мглою небо кроет…”

-Не надо Пушкина… Достаточно. Садись на место, Лыкин. Пушкина нам почитает кто-нибудь другой.

-Ну не хотите - как хотите, - Антон удовлетворенно направился на свое место.

Все еще не понимая, что происходит, “Елена” оглядела наши “через-чур” радостные лица. В классе стояла праздничная атмосфера!

“Елена” пожала плечами и наклонилась к “журналу”. Антон, сев за парту, оглядел писателей и одобрительно поднял вверх большой палец: “Отличная работа!”

-Худякова, к доске! – вызвала следующую “жертву”“Елена”. Худякова – отличница. На “золотую” медаль метит. “Елене”, видно хотелось услышать что-то “подостойнее”.

Худякова стала с воодушевлением рассказывать об исторической роли Грибоедова в революционном движении. (Сам Грибоедов, оплеванный, горько взирал из золоченой рамы). Мы затаились в ожидании подходящего момента – на партах рядами лежали “патроны”, зажатые в кулаки “трубочки” держались наготове. “Класс” замер.

“Елена” стала задавать дополнительные вопросы. Худякова, войдя в раж, выплескивала накопившиеся знания. “Елена” сияла, мы напряженно застыли.

-Молодец! Садись - “пять”, - “Елена” явно обрадовалась ответу. Худякова гордо прошествовала между рядов. Антон поставил ей “ножку”, но Худякова, вовремя увидев “препятствие”, перешагнула, больно при этом наступив Антону на ногу. Тот вскрикнул.

-Лыкин! – негодующе замахала указательным пальцем “Елена”.

Тут то и произошло “переломное” событие: дверь в класс приоткрылась, и из проема показалась “очкастая” физиономия Веры Игнатьевны – школьного секретаря. Мы ее не любили – она то и дело задерживала звонки на перемену. Спала, что-ли?

Вера Игнатьевна (по прозвищу ”Стрекоза”) помахала рукой:

-Елена Аркадьевна, можно Вас на минутку.

“Елена” вышла из класса и…, началось! Шквальный артиллерийский огонь обрушился на не в чем неповинных литературных гениев. Досталось всем: и Александру Сергеевичу, и Достоевскому, и Тургеневу (за то, что “Му-му” утопил!), и Чернышевскому! Больше всего досталось Лермонтову – его благородное лицо покрылось белыми комочками, словно оспой. Слева и справа раздавались подбадривающие крики:

-Давай, в глаз ему…! Толстому добавь…! Пушкина забыли…! Слабо в Куприна отсюда попасть…!

Худякова, поджав губы, демонстративно уставилась в книгу. Гришка Пряников испугано пригнулся к парте. Разгоряченные “стрелки” сосредоточенно плевали из “трубочек”. Кокарев, чтобы было удобнее, встал на стул, Антон стоя “расстреливал” беззащитных писателей. К группе “зачинателей” присоединялись другие, желая принять личное участие в столь знаменательном событии. “Добровольцы” подавали патроны, кто-то вел “счет” точных выстрелов. Портрет, “смертельно раненого” Лермонтова наклонился в сторону, Гоголь смотрел на происходящее сумасшедшим взглядом, в лице Чернышевского читался немой вопрос: ”Что делать?”. Похоже, ответить писателям было нечем! Экзекуция достигла своего апогея…

-Атас!!! – внезапный крик прервал “расстрел”. На пороге, с открытым от удивления ртом и прижатой к груди рукой (как-будто это не в них, а в нее стреляли безжалостные школьники) стояла “Елена”. В выражении ее лица читался испуг, перемешанный с негодованием. В глазах ее стояли слезы.

Мы, застыв на секунду кто-где, бросились на свои места. Один Антон так и остался стоять между рядов с зажатой в руках “трубочкой”.

-Лыкин…Как ты мог! – со слезами в голосе промолвила “Елена” и выбежала из класса.

И вот теперь, мы, предполагаемые (весьма справедливо) виновники происшедшего стояли перед завучем в ожидании “приговора”. На наших лицах не было ни капли раскаяния. На столе перед Людмилой Ивановной лежали поломанные “трубочки”.

-Лыкин! Тебе мало двух “приводов” в милицию? – Людмила Ивановна подошла к Антону.

-Простите меня, пожалуйста! Я больше никогда так не буду…,-Антон притворно стал всхлипывать, подавляя прорывавшийся смех.

-Перестань “паясничать”! – повысила голос Людмила Ивановна, - Ты уже взрослый человек, Лыкин, и тебе придется отвечать за свои поступки!

-Это не я…Это Худякова все начала! – отбивался Антон.

-Ну, а ты как попал в эту компанию?- обратилась ко мне Людмила Ивановна.

Я хотел, было с готовностью согласиться, что по чистой ошибке, но…, что-то меня остановило. Дух товарищества, наверное.

-У тебя по “литературе” “пять” в “четверти”… И родители - такие образованные люди… Плеваться в “классиков”…? На них воспитывались поколения за поколениями. Тебе не стыдно?

Честно говоря, мне было немного стыдно. Но не за то, что плевались в портреты великих русских писателей, а за то, что “Елену” расстроили…

Она, все же хорошая, и мне ее было жалко.

Людмила Ивановна еще битый час рассуждала о вкладе русской литературы в мировую культуру, о порче школьного имущества и о “легкомысленном” поведении учеников уже далеко не “младших” “классов”. Мы молчали. А что тут скажешь? Лишь Антон иногда вставлял: “Это вы правильно, Людмила Ивановна!”

Потом нас еще “рассматривали” на “педсовете”. Постановили: провести вместе с родителями воспитательную беседу на тему: “Значение литературы в общественной жизни”; портреты “классиков” почистить, а, заодно, и весь класс “отдраить”. И еще подготовить литературный вечер о поэтах-декабристах – в стихах. Неплохо получилось, кстати. Антон читал Пушкина. Ох, и аплодировали ему! Особенно “Елена”.