Укладка труб

Рабочие в пурпурных тогах,
Крыла умеряя размах,
Сошлись над разрытой траншеей

И так, постоявши немного,
Блестя инструментом в руках.
Нашли, наконец-то, решенье

И все разошлись по домам,
Махнув друг на друга руками,
Ругаясь темно и напевно...

День первый.
Поставили кран,
И трубы сложив штабелями,
Исчезли, исчезли мгновенно.

Внезапно, как марсиане.

Заутро послышался грохот
И техники древней рычанье,
Веселые окрики снизу
И бодрые сверху ответы,

И время спустя все затихло...

В парадном кому-нибудь плохо,
Его обступает молчанье,
Там сердце, доверившись бризу,
Пикирует, а в просветы

Льет мрак одноглазое лихо.

Над домом высотным, безглазым
Неслись облака без порядка -
Вдруг окна открылись, и разом
Все дождь намочил без остатка

И грязь по проспекту размазал.

Тянется загадочный проспект,
Где парит, разнообразя спектр,
Преломляя дымную среду,
Птица, вздрагивая на лету.

Рабы, архитекторы Рая,
Строители Храма без лес,
И ночь с чертежами сверяя,
Свели архитравы небес,

Над миром безвидным порхая.

Послушайте, я Ангелов зову
В свидетели едва ли сновиденья:
Рабочие уснули там, во рву,
На самом дне густой Реки Забвенья!

Рабочие уснули на меже,
Прожекторы направив в поднебесье.
И спят они четвертый день уже,
И дождик мочит их, поющих песни.

И дождик прячет их, не видно их,
И кроме треска капель шум затих.
И расцарапав стекла, ливень летний
На ножках тоненьких стал на ступеньках лестниц.

Дорога

Глазам, уставшим от ограниченья,
От преткновенья стен, зубчатых башен -
Колонный свет среди стволов не страшен.
И чувствует зрачок к волнам влеченье.

Конечно, это даль, шпалеры, шоры
Мерцающей листвы плюс белизна
Окна, волны и поезд скорый,
В пыли плюсна.

Я помню шевеленье мышц на торсе
Паромщика: река текла,
И приближался берег тот на тросе
И мгла.

Дорога вдаль торопится, и тянет
Из сердца жилы древняя тоска:
Дорога, как река, и облака
След в след ступают белыми лаптями.

Дорога, как тропинка еле-еле
Заметная, и в чаще мрак сырой.
Taм чудеса, там грибники порой -
Пихнут в корзинку или отметелят.

Укладка труб
(окончание с эпилогом)

В печали сэр Озерный Ланселот;
И с уст его сорвалась звуков стая:
«Водопровод, увы, водопровод!»
Так повторял он, горестно стеная.

Пустыня. Ночь. Объята тишиной.
Чудовищ клювы в темном лунном свете,
И ты один на призрачной планете,
Как сумасшедший мальчик под луной.

И надо бы скорей идти домой.
Луна - вредна, и нимб ее не светел.
Сияние, но рыцари, как дети,
Увлечены мелодией ночной.

Рыбаки

В пустом вагоне едут грибники.
В их лицах рябь: ромашки, васильки...
В поношенном костюме, светел лик:
«Ведь что, по сути, гриб? Блик, солнца
блик».

Выставив на ладошке боровик,
Он сам похож на дерево в тот миг.

И я к стеклу в раздумии приник.
Что движет рыбаками в их игре?
Разглядывать морщины на коре?
Коситься на отверстое дупло?
Завидовать - рыбак, не повезло.

И вскрикивать, проснувшись: от винта!

В окне постылый вид и маята:
Плывут и маневрируют суда,
И линии-лилеи проводов,
Как водоросли свисают со столбов.

Несется жук, и, кажется, пейзаж
Поблескивает, словно патронташ.
Проносится, как утка, переезд,
И поезд углубился дальше в лес.

Чайки кричат. Море к окну подступило.
Бросив причал, рыбы гребут, что есть силы
Вдаль косяком, рыбака одинокого бросив -
Сон поплавка, коего ветер уносит...

Рабочие, как высохшие травы,
Как листья у дороги. Лица их,
Как бледные березовые листья:
В руках - листва забытых инструментов.

Один из производственных моментов.

Повсюду зеркала без отраженья.
Сближенье продолжается, сниженье,
И листьев умножается круженье,
А в сентябре в груди как будто жженье.

Движенье по природе - утешенье.

Рыбаки
(окончание)

Рыбаки садятся.
Удочки в руках.
И снежинки льдятся
У них на бородах.

Прорубь провертели,
И сидят над ней.
Очи проглядели,
Нет у них очей.

Провертели прорубь.
Сели и сидят:
«Что согрелся, голубь?»
Нехороший взгляд.

Может показаться -
Вымерз весь народ,
И снежинки снятся,
Падая на лед.

И садятся на мостки
Рыбаки.
Кто избавит рыбарей от тоски?
Им мерещатся трески плавники.
Остается вспоминать времена:
Кто-то выловил леща кабана,
Кто-то вытащил в пруду мертвеца
И нашарил в кошельке золотца...
Кто-то сгинул, на русалок пошед.
Не рыбачит - чудачит сосед.
Косяком проплывает рассвет.
Рыбы нет. Поднимается ветр,
И дает поплавок рикошет.
И дает поплавок круголя.
Ах ты, Господи, воля Твоя!
Видит удочку уточка: кря.
Кря-кря-кря,- жаль, нету ружья.
Как наживка повисла заря.
И лежат небеса-зеркала,
Отражая людей, их дела.
Словно в небе простертая длань,
Облака разбегаются нань.

- Ты меня не того... не тарань.
Я сказать не сказал - ты «отстань».
Посмотри: лов теперь никакой.
- Сам смотри, чай бинокль под рукой.
- Нехороший какой-то покой.
- Тихо, как под водой. Боже ж мой,
Схоже это светило с блесной!
Эх, а что там на том берегу,
Сколь живу, а узнать не могу.
Что зеваешь? Клюет.
- Боль в боку.
- Досиделись. Давай, подсекай...
Щас пойдет. Досиделись. Имай.
Оот. Ну что, дурандашник!
Пистолетом держи карандашик.
Ничего, он пескарь, хоть и мал,
Для почину удал.
- Это да.

Падение с вариациями
Авиационное шоу над Невой на праздновании в честь 300-летия ВМФ

Птица села за руль и взлетела -
Манит крыльями, словно поет...
Но какое мне дело? Постылый
Остающийся в сердце полет.

Птица села за руль и взлетела:
Машет крыльями, режет мотор,
И как будто она изучила
Этот темный по краю простор.

И какая-то тайная сила
Поднимает ее над землей,
И как будто она отменила
Этот смертный бескрайний покой.

Сергей С.

Он был никто.
Работал на заводе.
Вдыхал пары бензина - в этом
роде.
И все же в нем проскальзывало что-то,
И это что-то было от пилота.

Да, он держал канистры на балконе,
И он стрелял по школе из обреза -
Он парадняк поджег из интереса,
Что это хоть кого-нибудь затронет.

Он был Гермес с глазами херувима.
Он не любил вопросы и ответы,
И мы сидели на ступеньках Леты
И обсуждали жизнь, как кадр из фильма,

Зажав в руке огарок сигареты.

Я не читал Новалиса и Ницше:
С приятелями зависал на крыше -
Он был четвертым, с крыши дома, где я
Живу, упавшим, больше не надеясь.

Гермес

Вот человек с отбойным молотком -
Он долбит грунт дробящимся дождем.

В коротком униформенном плаще
Он заглянул в таинственную щель:

Он видит там расселины земли
И асфодель в цвету, в седле Аид.

Напоминает хоры аонид
Эринний вид.

И он, остановившись, говорит:
«Нелегкая, друзья, у нас работа -

Царапать землю, лучше быть пилотом
И плыть в прозрачном небе полустертом,

И направлять на звезды
свой рапид».

Небытие охотится за мной
С холщовой на боку сумой.
Где бьются перепелки и рыбешки,
От этой слежки я трясусь в одежке.

Небытие охотится со мной.
Уткнувшись в небо заводской трубой,
и гаражами разогнав подлесок,
Вид из окна в особенности мерзок.

Небытие смеется надо мной.
Чужие люди знают номер мой.
Не умолкает сердце телефона,
И голос в трубке бьется учащенно:

«Ты удивлен? Я незнаком с тобой».

Мы братья, мы поможем рыбакам
Найти дорогу к дальним берегам:
Качаясь в лодочке в последний час,
Они, наверняка, не вспомнят нас.

Они, наверняка, напомнят нас,
Качаясь в лодочке в последний час.
И мы в приливе радостной тоски
Поймем, как воды многие горьки.

Прекрасная озерная страна,
как память сна...
Стреножил зверя добрый Ланселот
И пнул ногой в серебряный живот,
И встала на дыбы тупая тварь,
Открыла пасть и выдохнула
гарь.

История, рассказанная встарь.

- Ужо тебе,- сэр рыцарь прокричал,
рванул рычаг и вырвал сгоряча:
- Да будь вас, сколь хотите, дети лжи,-
сказал, и трубы в линию сложил.

И потому, Ездра, пустым пустое, а полным, полное.
3 Кн. Ездры 7 25