Про няню

Няня выходит из комы, возвращается к дому,
где детишки точат уже для нее карандаш.
Няня крадется на кухню, и когда отворачивается повариха - угощается сомой.
Такая вот озорная няня, смуглянка по имени Карлыгаш.
Няня! Няня! Отсыпь нам белого!
Хорошо, милые!
Давайте я вот вам белым заправлю омлет...
Дети блаженно лыбятся, дебелые, некрасивые.
Близнецы. Во вторник им стукнет двадцать семь лет.
На двоих. Не так уж и мало. Пора приобщаться к высокому -
и няня достает плетку, наручники, включает порнушку.
Дети плачут, стонут, кривляются, акают, охают,
а когда приходят родители - прячут в диван няню, свою выдуманную игрушку.

Фрактальный сон

Цепкий и липкий фрактальный сон
наматывает на руку использованный гандон,
говорит: замри, не двигайся, я тебя буду бить.
Продергивает меж зубов полиэстерную нить -
мол, полость рта нужно содержать в чистоте,
иначе могут сбыться мечты не те,
иначе сны могут присниться не твои,
а, например, Савоськина, лейтенанта гаи.

С этими словами фрактальный сон
достает из уха неиспользованный патрон:
слишком шумно было на концерте у нашего Ника
и я еще не до конца избавился от этого крика,
поэтому давай свои уши, я засуну его туда,
а ты спи и не дергайся, а то будет тебе все время среда…

…сплюнул в сторону, сморкнулся в кулак фрактальный сон
и накрыл с головой, как многослойный серый картон.

Про штатив

Покупка штатива, пожалуй, единственный выход отчаявшемуся баталисту.
А что еще, право же? Даже вечерние новости не дают сюжета полотнам.
А так - красота: вышел на улицу, встал в стороне, затянулся казбеком душистым -
и наблюдай, как пятна рисует мороз на свежем снеге, снеге еще не плотном,
из него еще без труда можно доставать зубы непримиримых хахалей,
макрорежим не заменит даже цепкий художничий глаз.
Вот тут гонорары попрут! Вот тут ваши денежки, уважаемые галерейщики, плакали! -
радуется живописец: своевременная покупка штатива, мон шер, полный атас.

Про пепельницу

Из переполненной пепельницы лезут чужие тревоги.
Чтение по-японски доставляет немалое удовольствие -
все равно, что разглядывать фотоальбом,
и, кстати, можно не считать слоги,
а просто глотать слова целиком,
кипятком обжигая ноги,
космическое спокойствие
царит в этом забытом юзером блоге.
В переполненной пепельнице свои законы,
своя теория относительности, своя теорема Ферма.
Это уже немало, чтобы ей неподвижно стоять,
самой выбирая: рушащиеся балконы,
замирающую после часа ночи кровать
или неказистые каменистые склоны.
Лучшая тренировка силы воли и силы ума -
переполненную пепельницу созерцать.

День сурка

Сансара остановилась,
карма сломалась
и наступил всепоглощающий день сурка.
Какой-то старик навсегда усядется в кресло, ожидая письма, звонка.
Еще одно начало еще одного стишка.
А ты не будь глуп - заряжай оружие, зови друзей!
Я не Кобэйн…
Ну дык и радуйся, что не Кобэйн!
Барабанщик малоизвестной группы с названием Хуй забей -
тоже не так уж плохо, чтобы начать карьеру.
Я сейчас буду говорить, а ты принимай на веру,
что чарли вполне способен тебе заменить геру.
А впрочем, какая разница, если все время валяешься на диване.
Знаешь, придет час - ты еще сыграешь партию баса в небесной Нирване,
а пока что старик встает и тащится к сейфу с думами о нагане.

Черепаха на сковородке

В детстве все сковородки, помнится, казались танками,
с годами это стало непреложною истиной.
Бодров-младший так и не узнал разницу между зданиями и таганками.
На съемочной площадке хорошо умирать только с массовкою многочисленной.
А знаете, если к черепахе прилепить спичечный коробок,
она тоже становится похожа на сковородку.
Начинаешь смотреть новый триллер - оказывается, что это звонок,
начинаешь смотреть мультфильм - он окажется желтой подлодкой.
Так какой теперь смысл постоянно искать новинки?
Ахиллесу уже ни за что не опровергнуть Зенона.
Все сковородки, черепахи и коробки разделяются на две половинки,
все разделяется: стержень и ручка, трубка и симка, оклад и икона.
А ты, дурачок, сколько угодно можешь засыпать с телефоном,
кулачки сжимая, ножками дрыгая, пуская слюнку по подбородку,
как бы ты ни пытался время остановить своим стоном,
черепаха все так же ползет и тащит на спине сковородку.

Про шамана

Леша - шаман. Он ведет дневник сновидений.
С каждою строчкой его резкий профиль стареет.
Он живет в тундре один, в свободное время разводит оленей,
а тундра поет ему песни мыльной веревки на шее.
Леша - шаман. Его бубен, расписанный ярко,
когда начинает бить - по контрасту с глазами тускнеет.
Леша живет в лесу, он занят подбором подарка
лесу, а лес поет песню веревки, болтающейся на рее.
Леша - шаман. Он ездит верхом на змее,
он его оседлал, подманив сахарком и кусочком железа.
Леша живет в степи, что свистит доверчиво и радостно его греет
за то, что он учит ее песням тундры и леса.

Сид и Нэнси

Иногда (раз примерно в платонов год) все происходит наизнанку -
не так как задумано правдой истории;
иногда Петька добивается благосклонности Анки
и Эйнштейн, пораженный сим фактом, не выдумывает никакой теории.
Вот! Вот! - я говорю! вот в этом зеркальном мире,
только в нем и могут родиться такие, как Сид и Нэнси,
вы не знаете вовсе, а они не такие, как вы видели, о которых вы говорили,
не такие, о которых вы слышали и сочиняли песни.
Сид был всю жизнь пиратом его величества,
а Нэнси в чепчике его дожидалась, пекла пудинги.
Они прожили вместе четыреста лет и охренели от такого количества
настолько, что допинги, шоппинги их не вставляли, только двести грамм путинки.
А впрочем, Британия и впрямь страна, где все кувырком,
и не нужно целый платонов год дожидаться, чтоб стало наоборот:
Нэнси ежечасно душит Сида своим крахмальным платком
и принимает смертельную дозу орально, говоря попросту - в рот.

Джонс

Брайан Джонс долго курит в студии, потом нажимает rec и играет блюз.
Он пока еще не купил дом с бассейном и не пробовал кислоту.
Джонс говорит: я никогда не скучаю, от скуки я просто злюсь,
а злость - это другое чувство, isn't it? And I don't love you too -
так обычно Джонс отвечает скуке и идет бродить по стриту.
Двадцатый слегка перевалил полдень, но в мире уже много есть городов,
где ступала нога, где плясала нога, где подкашивалась нога,
поэтому если ты решился купить билет - будь готов,
что едва ли на всем пути у тебя будет тайга.
Джонс выражает эту мысль проще: come on, babe, jump in my car!
Когда больше не останется драйва, пойдем купаться,
и Джонс нам расскажет одну из своих немудреных историй
про то, что неплохо б, наверно, купить небольшое палаццо,
чтоб был там бассейн, и уже ни о чем don’t worry.
Джонс улыбается: I was happy but happiness was too boring.

Кертис

Дайте Кертису спеть!
Пусть немногие знают, о чем
и вообще -
микрофон отключен,
русский рок захлебнулся в борще.
Не ходите к нему на концерты, но не прячьте веревку.
Дайте Кертису спеть!
Я ему подпою - тихонько, неловко,
как умею лишь я, как умеет лишь он -
перед тем как в припадке завалить микрофон,
перед тем как спровадить жену,
перед тем как Херцога на ночь смотреть -
выйдите вон и дайте Кертису спеть.

Пьер Менар

Пьер Менар начинает партию защитой Сервантеса,
его фигурами и на его доске.
Он давно уже знает, что небо является гигантским вантузом:
тянет нас вверх. На пьеровом каблуке
налипли комочки землицы, символизируя гравитацию.
Восьмерки, лежащие на боку, невеликое утешение студенту,
завалившему сессию по причине провала в прострацию.
Пьер Менар пролистывает свою френдленту,
ничего интересного не находит и жмет F5.
Ему известно простое правило: если все время начинать черными -
шансы один к одному - выиграть и проиграть.
И поэтому Пьер никогда не дорожит своими коронами.

Дым из моей головы

Кто-то вдыхает дым из моей головы.
Я лежу на спине, не понимая сущность спины,
не догадываясь о существовании стены.
Господа поэты, вы безусловно правы,
когда говорите хны и не только хны.
Когда говорите хня и начинаете снова
строить фразы,
которые не распадаются
на отдельно взятое слово.
Вот с этого, проще говоря, и начинаются
эксперименты по превращению олова
в то, что со временем, может быть, вырастит каждому лишнюю голову,
которую будет не жалко,
из которой можно будет пускать дым,
или использовать ее в качестве зажигалки,
мол, гора с плеч, голова с плеч -
и хрен с ним!
И вот кто-то вдыхает дым из моей головы,
а я лежу на спине и вижу дымные сны.
Неужели же господа поэты настолько правы,
чтобы говорить хны?
А мне вот кажется:
да хули хны!?
Хня!
Отличный боевой клич -
под него так уместно куражиться,
восклицая: это Дэвид Линч! -
а вовсе не то, чего вы не поняли,
путая анальгин с головными болями.
Но кто-то в этот момент выпускает дым из моей головы.
Ах, господа поэты, все-таки, видимо, вы правы,
хотя бы в том, что я все еще живой,
пускай и живу как-то странно - вверх головой.

Энтропия

Ничего не стремаясь больше,
больше ни к чему не стремясь,
раздвигая до южного полюса границы нашего севера,
мы приходим домой, вытираем с ботинок грязь,
и начинается -
энтропия свойственна вселенной этого плеера:
контакт-лист пустует и стынет, треклист переполнен,
ноты уже даже не скачут, толпятся - непролазная чаща,
голова словно буй покачивается в их волнах,
впрочем, нецензурная рифма здесь более подходяща.
Неверный пасмурный свет летнего ленивого вечера
ложится на кресло,
в нем, помнишь, лежала кошка.
А знаешь,
энтропия - лучшее свойство этого плеера,
сними с меня стекла и вставь эквалайзер в окошко,
пусть лучше его цифровая нестройная пляска,
чем пыль, чем отсвет стоящей напротив кирпичной стены.
Включаю приемник, вызываю наш север, кричу: Аляска! Аляска!
В голове лишь безумная статика и ни одной приличной волны.

Двое

Она слушала ска и шептала ему: привет.
Он играл в орлянку и выиграл велосипед.
Они жили долго и счастливо, и война
начиналась каждую ночь, не прерывая сна.
Он забавлялся, говорил: умираю, прошу ухи, -
а потом тушил свет и читал ей свои стихи.

К утру наступала осень, старательный воздух жег
ноздри, как самый лучший, самый дорогой порошок.
Она доставала платок и вытирала глаза,
он лежал на спине и в принципе он был за,
но не хотел шевелиться и поэтому спал.
Она забавлялась по-своему, представляла, что он вокзал,
и пряталась в нем, словно от холода стая бомжей,
но вскоре что-то случилось и в доме стало меньше ножей,
меньше ложек и пропала последняя зажигалка.
Он жег стихи, и ей было уже не жалко.

В доме пылились книги и тускнело окно.
Он и она постепенно превращались в оно.
На ночь приходила зима и они опять
находили наощупь остывающую кровать.
Она забывала выключить кофе, рассказывая свои сны,
и однажды он ушел в магазин, чтобы купить весны,
вернулся лишь к вечеру весь седой,
сказал: слишком большая очередь за весной,
в этой очереди у меня вытащили кошелек
и поэтому дай мне скорей свой платок.
А потом он то ли ослеп, то ли стал глухим,
и она забыла его стихи.

Про садовника

Маленький чумазый садовник сидит, пересыпает землю из ладошки в ладошку.
Чего ж ты мажешь грязь по щекам, глупый? ты же знал, что розы не растут с револьверами,
не слушает, машет рукой, шепчет: расцвети, прощу даже шипы, расцвети хоть немножко,
расцвети - и завизжат от зависти все эти пижоны со всеми своими стервами.
Садовник оставил город, бросает сад и собирается в дикий лес и дикое поле,
где мысли резвятся с ветки на ветку, а к осени замерзают.
Садовник брал много, нес много, но остался только пучок вялой зелени и крупица соли.
Маленький чумазый садовник, не надо, не плачь, все нормально, так оно все и бывает....

…врот

Закатилась под плинтус пуговка - жди беды.
Правилонарушитель, не устал еще? не заебался? хочешь глоток воды?
Где-то тут у меня, помнится, был лишний аккаунт заначен...
Начинаю вещать: графомания, плагиат ничего не значат,
кроме того, что это самый конец запаса
нужных и неуместных слов. Дождалась волчьего часа! -
теперь будь добра - ответь за свои поступки.
О! прошел уже месяц? я думала - только сутки.
Ничего, что ничего не осталось. Открыт букварь
на одной из последних страниц, где какая-то змееобразная тварь
неубедительно корчит из себя букву ха,
открывает ебанаврот и начинает вещать: система стиха
в двадцатом веке дала на тебе сбой.
А, вот она! Нашлась заначка - обещает тебе приход, припой,
припев, прогулку по набережной и снова приход,
ты молчишь, но знаешь: все, что было иначе, стало наоборот.
Как уже было сказано - у бога этих заначек полный ебанаврот.

Тчк

Обычно я не пишу дважды в день.
Я вообще не люблю, когда вот так -
когда небо вываливает из легких охерительно вопросительный знак,
когда шагаешь по улице с сигаретой, а рядом ползет девятка.
Зрители рассаживаются, расставляют стулья, ожидая очередного припадка
гениальности у заштатного исполнителя блатных песен.
Кому еще рассказать об этом?
Язык покрывает плесень -
слишком быстро закончилась эта свадьба, это бракосочетание.
Признание
гениальности автоматически означает еще одно свидание,
и исполнитель-зэка
прячет в шконке листок, на котором одна строка,
проговаривая во сне: тчк! блядь, я сказал! тчк! тчк!

Письма из Амстердама

Не существует темноты и тишины.
Жеванный целлулоид нас окружает своими
кольцами, полукольцами. Лента мебиуса из гитарной струны,
сорванной впопыхах со стратокастера Джимми, -
вот что натолкнуло на изощренный способ убийства
Макса Кэди, одержимого жаждой мести,
вот что ведет по железным дорогам безумного евангелиста,
вот о чем клуб 27 распевает песни.
Завихрения пространства больше не кружат голову,
ведь поезд едет вперед, потому что назад не умеет.
Машинист выходит из топки, говорит: не так уж и здорово
жить в ожидании того, что галстук на шее
какой-нибудь ухарь превратит во вторую басовую -
только затем, чтоб глотнуть в твою память агдама.
Смотри: отличная лента мебиуса! Сам просовывай,
а я буду ждать твоих писем из небесного Амстердама.