Триумф мощи

- В строй! - голос Марка прогремел над воинством Новой Веры. - Ничтожный бог посмел выставить против нас своих жалких слуг! Что ж, заставим их кататься в грязи, вымаливая пощаду!

Бывший слуга Господа мерно вышагивал перед рядами воинов, с нескрываемым восторгом созерцая их суету. Он упивался этими мгновениями, словно раб, после многих лет страданий и унижения, получивший шанс отомстить хозяину. Секунды перед атакой казались бесконечными, кровавая жажда сделалась невыносимой. Но вот сладостный миг настал…

Сомкнув щиты, воины громко стукнули по ним оружием, объявив тем самым о готовности.

- Пусть мощь Тьмы сделает руки ваши тверже стали, когда будите крушить черепа ничтожных! Пусть ярость станет проводником, когда войдете в дома ничтожных! - Марк поднял над головой знамя - деревянный каркас в форме пятиконечной звезды, обтянутый кожей казненных священников. - Воины Новой Веры, в атаку!

- В атаку!!! - хором повторили приказ демона-полукровки командиры отрядов.

Прогремев боевым кличем, воины двинулись вперед. Они ступали медленно, чтобы не нарушать строй. Подобно герою древней легенды, Марк шел впереди, вдохновляя свое воинство.

Последняя деревня на пути к Амьену раскинулась по обе стороны широкой дороги и представляла собой легкую добычу для кровожадных фанатиков. Поселение совсем не имело защитных сооружений, и было абсолютно беззащитно перед ураганной атакой. Принимать бой с превосходящим по силе врагом, практически на открытом месте, было откровенным безумием.

Не предпринимая никаких тактических маневров, воины Марка тремя длинными шеренгами двинулись прямо. Лучники выстроились в два вытянутых ряда, и пошли следом. Расстояние позволяло истребить немногочисленное воинство без лишних усилий, но Марк пожелал показать сокрушительной победой бессмысленность дальнейшего сопротивления Амьена. Войско Новой Веры в основном состояло из великолепно тренированных английских солдат. Прочная броня, прекрасные навыки и завидная дисциплина делали их грозной силой. Чтобы достойно противостоять им, необходимо было иметь опытную армию, не уступавшую ни в численности, ни в вооружении. Сейчас же, вопреки здравому смыслу, на пути кровожадных убийц встало всего несколько сотен крестьян, одетых в грубую кожаную броню (да и броней-то их рубахи можно назвать едва ли), вооруженных вилами и топорами. Во главе этого отчаянного отряда был старый священник по имени Жасмин.

Сын барона, Жасмин мог избрать любой путь и навсегда вписать свое имя в историю. Его красота некогда была легендарной почти во всей Франции. Великолепное образование и острый ум, казалось, не оставили юноше иного выбора, кроме как процветать. Но слова господа, впитанные еще в детстве, оказали губительное влияние на разум и в возрасте двадцати лет, Жасмин постригся в монахи. Любовь к Всевышнему пылала в юном сердце с такой силой, что слухи о его чистоте и набожности быстро достигли нужных ушей. Используй Жасмин разум по назначению, путь к папской тиаре не был бы для него сложным. Но, к безутешному горю отца, молодой священник раз за разом отталкивал руку помощи, которую ему протягивали сильнейшие мира сего. Долгие часы уединения и поиск спасения души, не оберегли разум Жасмина от лабиринта безумия, и он отвернул от себя всех, включая родню. Жизнь простого священника привлекала Жасмина сильнее любой роскоши и величия. Все кроме пути к спасению души было для него пустотой, так сильно он верил, что жизнь земная - есть лишь переход, а жизнь истинная начнется после смерти ничтожной плоти. Но, вопреки обыкновению, речи его не утратили изысканности. Безумие лишь подарило им неповторимый пыл, ту неподдельную искренность, на которую охотно покупаются простецы.

Именно фанатичная вера во всемогущество и справедливость Господа не позволила Жасмину отступить перед лицом смертельной угрозы. Казалось, что под конец жизни священник вспомнил свое имя, в его жилах вскипела рыцарская доблесть, и он пожелал умереть, как герой. Так бы о нем сказали. Но, увы. Старый безумец убедил жителей, что, если они останутся и встретят врага со словами веры на устах, Господь не покинет своих слуг и сокрушит вражескую армию.

Марк еще не успел понять, что именно движет малочисленным сопротивлением, и пытался действовать со здравой осторожностью. Демон-полукровка искусным тактиком не являлся, но это не мешало ему командовать более опытными воинами. Остановившись на расстоянии шестидесяти шагов, он подал сигнал для маневра. Лучники принялись втыкать стрелы в землю, пехота ускорила шаг. Первые пять рядов каждого отряда продолжили наступление, остальные начали обходить с флангов, отрезая пути к возможному отступлению.

Воины Жасмина оказались в ловушке. Старый священник не мог достойно командовать людьми, и, вняв его словам, жители обрекли себя на смерть.

До первого ряда крестьян оставалось всего несколько шагов. Англичане перешли на бег. Они уже могли видеть ужас и смятение в глазах своих врагов, и это заставляло кровь вскипать в жилах.

Войско Новой Веры ударило как один, со всей яростью, со всей мощью. В считанные мгновения воинством Жасмина овладела паника. Крестьяне отчаянно отмахивались, пуская удары во все стороны, суета быстро смешала их в беспорядочную толпу, где каждый заботился лишь о своей жизни. Вопли умирающих и рев англичан, иссушали волю тех, кто еще не получил смертельный удар и, словно слепые они метались из стороны в сторону, преумножая воцарившееся безумие. Кровь и стоны опьянили Темное Войско, они набрасывались на своих жертв, словно соревнуясь в количестве убийств. Отточенное мастерство делало их неуязвимыми перед атаками врага, и они полностью перешли во власть ярости. Кровь уже пропитала накидки, она была повсюду, но они жаждали больше. Расправившись со всеми, кто был вооружен и мог стоять, Воины Тьмы принялись добивать раненных. Они вонзали клинки в тела, покрытые грязью и обезображенные ранами, превращая их в бесформенные куски мяса. Хлюпая в кровавой жиже, вновь и вновь обрушивали неистовые удары на тех, кто еще хоть как-то походил на человека. Нерастраченная в столь быстрой победе злость рвалась наружу, и англичане не могли с ней бороться.

- Довольно! - голос Марка грянул над полем боя.

Несмотря на то, что слова полукровки в пылу боя услышать было невозможно, войско тут же вняло приказу. Тяжело дыша, отплевываясь и недовольно бормоча, воины спешно строились. Внутри еще пылал огонь, но воля командира была выше собственной и через некоторое время, армия приняла первоначальный вид.

Марк недовольно созерцал то, что совсем недавно было двумя с половиной сотнями людей. Земля вокруг будто была покрыта одеялом, сотканным из кусков тел, и обильно полита кровью. Демон-полукровка надеялся сам принять участие в бою, но воины лишили его этого удовольствия, и он погрузился в уныние.

- Роберт! - громко крикнул Марк, не поворачиваясь.

- Да, командир! - отчеканил рослый воин, выйдя из строя.

- Вытащите из этой кучи всех, кто еще жив, если такие остались, и принесите сюда.

- Слушаюсь!

Взяв в помощь еще пятерых, Роберт принялся исполнять волю командира. Тех, кто еще дышал, вытаскивали из грязи и складывали перед Марком. Оказалось четверо, включая Жасмина.

- Все? - Не сводя глаз со своих ног, поинтересовался Марк.

- Да, командир, остальные мертвы. - Все с тем же спокойствием ответил Роберт.

Марк окинул всех четверых пристальным взглядом, пощупал подбородок, и, указав пальцем на ближайшего, произнес:

- Поднимите его.

Двое воинов подхватили грязное, скользкое тело под руки и рывком подняли его так, чтобы человек оказался на коленях. Раненный застонал. Его голова бессильно клонилась к земле, одна рука была обезображена глубокой раной, из которой все еще струилась кровь. Тело несчастного изредка вздрагивало, и изливалось обильным алым потоком из огромной раны поперек живота.

Солдат небрежно схватил крестьянина за волосы и задрал голову, чтобы Марк видел лицо.

- Почему вы не спаслись бегством? - Хладнокровно спросил демон. - Отвечай! Вы приняли неравный бой и потерпели сокрушительное поражение. Во имя чего?! Ну! - Марк схватил крестьянина за горло. - Отвечай!

- Господи, прости мне грехи… - прошептал в ответ обессилевший человек, но судорога прервала мольбу. Его глаза закатились, кровь переполнила рот и заструилась по щекам.

Марк скривил губы и отвел взгляд. Глухо зарычав, он поднял крестьянина на уровень глаз, но, осознав, что тот уже не произнесет ни слова, отшвырнул в сторону. Приблизившись к следующему, он замер и стал разглядывать покрытое грязью тело. Постояв без движения несколько секунд, демон ни слова не говоря, шагнул дальше.

Роберт опустился на колено, приподнял голову крестьянина и перерезал тому горло.

- Ты, - Марк указал на Жасмина, - говори. - Демон-полукровка улыбнулся. Все эти действия доставляли ему неслыханное удовольствие. Он ощущал себя фаворитом самого дьявола, которому вверено было судить глупцов, нежелающих принимать владыку ада своим господином. И именно то, что жизнь беззащитного старика была в полной его власти, услаждало тщеславие бывшего священнослужителя сильнее всего.

Жасмина поставили на колени. Старый священник был ранен в грудь: клинок пробил легкое. Он не мог говорить, лишь слабо сопел и периодически выплевывал сгустки крови.

- Почему? - Недоумевал полукровка. - Почему вы не сбежали? Неужели вы пожертвовали собой ради того, чтобы заманить нас в ловушку? Ну! Говори! - Марк схватил Жасмина за волосы и потянул вниз. - Ах, так значит это ты тот самый безумный Жасмин, глупостью которого потешалась вся Франция?! - Воскликнул Марк, заметив, что человек судорожно прижимает к груди распятье. - Теперь все ясно. Вера… вот что привело вас к погибели. Ты думал что Господь не позволит свершиться злодеянию, думал он не оставит своих слуг погибать. Глупец!

Демон вырвал распятье из дрожащих пальцев Жасмина и поднес к губам.

- Смотри же что я сделаю с твоим рабом… - прошептал и бросил распятье в грязь. - Роберт!

- Да, командир.

- Принеси сюда две палки, достаточно толстые, чтобы не сломаться под тяжестью тела. - Громко произнес демон, затем ухмыльнулся и прошептал: - Он хотел жить как ты, теперь пришло время умирать как ты…

Роберт передал приказ двум своим подчиненным, добавив к словам командира лишь то, что одна палка должна быть не меньше чем в рост человека. Он понял, какая участь уготована пленнику, и как только приказ был исполнен, достал меч и заострил обе палки с одного конца.

- Поднять ему руки, - скомандовал Марк.

Двое воинов мгновенно рванулись исполнять приказ. Марк взял палку, что была чуть тоньше и чуть короче, подошел к стоящему на коленях священнику и с размаху ударил острым концом тому в бок, чуть ниже подмышечной впадины. Удар был невероятно силен, и палка прошила тело насквозь, разорвав пропитанную кровью ткань на левой стороне груди. Каким-то чудом Марк не пробил старику сердце и тот остался жив. Кровь толстыми струями брызнула в грязь, глаза Жасмина закатились, губы задрожали, он изогнулся и заорал. Но силы быстро покинули старика, и он поник, продолжая лишь отчаянно шаркать по земле ногами. Воины бросили руки священника и, ухватившись за края палки, перевернули его лицом к земле. Марк зашел сзади. Острие пронзило все тело и разорвало шею с правой стороны. Но на этот раз судьба сжалилась над святым отцом, его веки опустились, губы вздрогнули и замерли навсегда.

- Он будет нашим "крестом животворящим". Укрепите тело и готовьтесь выступать. Это была лишь малая часть раздолья, что ждет нас впереди! - Прогремел Марк и скривил губы в злой улыбке.

С Жасмина сорвали рясу, привязали его руки, под ноги прибили небольшую жердь.

Высока оказалась цена веры для жителей небольшой деревни в окрестностях Амьена. Обезображенное тело их духовного отца, словно туша убитого на охоте зверя, насажано на колья, и враг несет его впереди своей армии, как символ победы; их же останки останутся на съедение бродячим падальщикам или сгниют в лучах небесного светила.

Армия Тьмы продолжила путь.

Амьен не был городом-крепостью, но все же имел защитные сооружения. Он был опоясан высокой каменной стеной и, поскольку река Сомма создавала естественное препятствие, укреплена эта стена была только частично. Рва вокруг не было, что делало город достаточно легкой добычей для большой, хорошо подготовленной армии. Но он, хоть и имел важное стратегическое значение, располагался не на границе, и напасть на него внезапно другие государства не могли. На случай локальных конфликтов Амьен имел множество сравнительно небольших башен.

Горожане усердно готовились к отражению надвигающейся угрозы. Вдоль стены, между башнями ставились корзины с камнями и жаровни с раскаленными углями. Это делалось для того, чтобы в нужное время зажечь смолу, которой предполагали заливать врагов, ползущих на стену. Лучники располагались в башенных галереях, расставляя рядом с бойницами колчаны; пехота занимала свои места недалеко от стены; жители, все, кто мог хоть чем-то помочь, выражали абсолютную готовность; женщины, старики и дети располагались в храме. Некоторые, правда, не пожелали покинуть свои дома, и проявляли странное упорство.

Марк вел воинов маршем. Хоть армия его и не располагала хотя бы лестницами, по которым можно взобраться на стену, уверенность его была тверже любой стали. Воины тоже выражали абсолютное спокойствие, хотя именно им предстояло жертвовать свои жизни, добывая для командира эту победу. Армия Тьмы была слишком малочисленна для осады хоть какого-то укрепления. В своих пропитанных кровью накидках и грязных доспехах, они больше походили на остатки некогда большого войска, потерпевшего сокрушительное поражение. Впереди шел сам демон-полукровка, далее шли двое, несущие «крест животворящий». Насажанный на колья священник являл собой устрашающее зрелище и лучше чем что-либо показывал, что жалость и честь не в почете у воинов Новой Веры. Кожу покрывала засохшая кровь, кое-где были вырваны куски мяса, вокруг роились мухи. Следом ползла багрово-серая волна мечников, которые ничем особым примечательны не были. Замыкали кортеж два отряда лучников.

Наконец из-за холма вынырнули две круглые башни из серого камня. В обе стороны по стене тянулся строй лучников, в башенных бойницах тоже виднелись фигуры людей. От города исходил слабый шум суеты и запах горящего дерева. Струйки дыма от жаровен говорили о том, что он полностью готов к обороне. Но, несмотря на видимую решимость врага, Марк даже не подумал перестроить воинов, или же предпринять какой-нибудь обходной маневр. Он вел своих солдат прямо к воротам.

Наконец он поднял руку. Армия замерла.

- Роберт! - Крикнул демон своего помощника.

- Да, командир!

- Жди моего сигнала, потом занимайте город.

- Но милорд, как же стены и лучники? Ведь у нас нет осадных орудий. Защитники вряд ли откроют ворота добровольно. - Сдержано возразил командир.

- Делай как я велю, а за ворота не опасайся. Раз уж я привел вас сюда и обещал веселье, я сдержу слово. И не думаешь ли ты, что я настолько глуп, чтобы посылать своих воинов на убой?!

- Никак нет, командир. Виноват, командир.

- Готовься искупаться в крови, Роберт, только будь осторожен, не захлебнись, ибо ее будет много. - Марк положил руку на плечо воину. - Сегодня они узнают, что значит «страдать».

- Да, командир.

Демон спокойным шагом направился к городской стене.

На первый взгляд Марк напоминал высланного для переговоров слугу, но даже те, по обыкновению имеют свиту и перемещаются по полю брани на коне. Демон, вопреки всем обычаям предпочитал передвигаться пешком, и свиты как таковой не имел вовсе. С детства привыкший служить, как Господу, так и короне, воспитанный почти в нищете, он ни манерами, ни образом мышления не походил на командира, на человека, призванного повелевать. Получив силу и власть по воле случая, он все еще не мог привыкнуть; хотя моментами упивался ею, иной раз, действуя вопреки здравому смыслу, но полностью свыкнуться еще не успел.

Совершенно не опасаясь вражеских стрел, Марк шагал вперед. В отличие от своих воинов, облаченных в кольчуги и дубленую кожу, стальные шлемы и некоторые элементы пластинчатой брони, демон предпочел остаться в своем привычном облачении - в рясе. Действия его выглядели сущим безумием.

Амьенские лучники мешкали. Враг уже давно находился на расстоянии выстрела, но никто не решался пустить стрелу первым. Командир обороны в эти мгновения вел ожесточенную борьбу в глубине своего сердца.

Амьен выступал под командованием Жирома Одноглазого. В возрасте двадцати восьми лет Жиром впервые принял на себя командование войском. Будучи потомственным рыцарем, он с раннего детства впитывал военное искусство. Репутация превосходного тактика и великолепного воина прочно закрепилась за ним после нескольких блестящих побед. Но судьба избрала для Жирома иной путь. Придаваясь кутежу и разврату в Парижских борделях, он ввязался в драку и был ранен. Дубина соперника размозжила ему голову, изуродовав лицо и повредив мозг. Его выходили, но от былой стати не осталось и следа. Движения потеряли точность, руки уже с трудом удерживали меч, он едва мог говорить, коверкая слова настолько, что его порой невозможно было понять. Среди солдат он получил прозвище Одноглазый. Его уважали за прошлое, но для карьеры военачальника этого было не достаточно. Командуя стражниками в Амьене, Жиром обрел Господа. Под тихими сводами он нашел успокоение, в мольбе он черпал силы, словом всевышнего он наставлял себя на путь спасения. Некогда могучий воин с годами превратился в смиренного монаха, надевающего латы лишь по долгу службы. Вся любовь, что осталась в его сердце была отдана Ему, и сейчас, даже тело распятого Жасмина не могло помочь воину скинуть путы неуверенности и приказать убить служителя Господа.

Жиром молча следил за приближающейся фигурой. Его глаза то и дело пробегались по лицам стоящих вокруг лучников, желая увидеть там поддержку или же упрек, столь необходимые ему сейчас. Но, только встретив взгляд командира, солдаты немедленно отводили глаза. Напряжение возрастало. Наконец Жиром поднял руку. Лучники направили стальные жала в одинокую фигуру. Взмах. Целый рой смертоносных игл, пронзительно взвизгнув, устремился к жертве.

Марк остановился и поднял руку. Воздух наводнился голосами. Они словно окутали облако, заставив его замереть. Воздух вокруг колыхнулся, будто все, что виделось сквозь него было лишь отражением в воде, и по ней пошла рябь. Голоса слились в неистовый крик, резкий, словно раскат грома. Волны начали наполняться искрами. Они появлялись ниоткуда, кружились, постепенно образуя мерцающий вихрь. Через мгновение над землей вспыхнуло и повисло огромное огненное облако. Оно пожрало стрелы и с ревом понеслось к воротам.

Огненная волна налетела на стену, захлестнув ее. Люди вспыхивали, разлетаясь во все стороны, наполняя воздух воплями и мольбами. Пламя набрасывалось на них, и казалось оно имеет разум. Огненные щупальца проникали в узкие бойницы башен, огибали внутренние зубцы, соскальзывали на улицы, подхватывая разбегающиеся фигурки, топя их в неистовом пожаре. Насытившись, пламя, будто осаженный твердой рукой хозяина зверь, вздыбилось, задрожало и медленно поползло обратно, затем исчезло, также быстро, как и зародилось. Марк закрыл глаза и глубоко вдохнул. Даже отвратительная вонь жженого мяса, смешенная с дымом, может быть сладостным ароматом победы, если это вонь сожженных трупов твоих врагов. Удар демона сокрушил оборону. За эти несколько минут ада, Амьен пал. Охваченные ужасом люди с трудом удерживались на границах безумия. Жестоко закашливаясь в клубах едкого дыма, они сновали из стороны в сторону, выкрикивали в пустоту имена, рыдали, расточали проклятья, падали на колени и молились.

Огонь не пощадил ничего кроме храма.

Жиром стоял, тяжело опершись на стену башни, одной рукой прикрывая обожженное лицо, другой цепляясь за щели между камнями. На его пальцах почти не осталось кожи, доспех был испещрен тлеющими по краям дырами, через которые виднелись куски обуглившегося мяса. Жизнь настойчиво цеплялась за это изуродованное тело, заставляя его испытывать страшные муки. С трудом переступив через черное, дымящееся тело лучника, Жиром перегнулся через зубец. Шлем сорвался с его головы, и, звонко лязгнув о каменный выступ, полетел вниз. Еле слышно простонав, командир совершил отчаянное усилие. Тело соскользнуло вниз, рука непроизвольно царапнула камень, оставив на нем темно-красный след. Жизнь Жирома Одноглазого оборвалась внезапно, и кончина его была безвестна. Но застывшая на обожженном лице ухмылка, говорила о том, что он нашел спасение и его дух отныне свободен.

Марк направился к объятым пламенем воротам. Жалобно скрипнув и откашлявшись снопом искр, огромные деревянные створки поползли в стороны. Из черного тумана навстречу демону-полукровке вышел отряд из двадцати воинов. Доспехи их были забрызганы кровью, к клинкам мечей прилипли куски мяса, с них срывались крупные капли и, упав, мгновенно впитывались в песок. Люди тяжело дышали.

Выстроившись в ряд, они опустились на колено.

- Твоя воля исполнена, повелитель. Город в твоих руках. - Сквозь кашель выдавил воин, что был в центре, и протянул демону знамя.

- Прекрасно. - Принимая знамя, протянул Марк. Он поднял покрытую черными пятнами тряпку с изображением пятиконечной звезды и совершил два мощных взмаха.

- В храме заперты почти три сотни жителей, что прикажите с ними делать?

- Терпение, Готье. Для них мы приготовим нечто особое. Я хочу сполна поквитаться с ним за те унижения, что был вынужден терпеть от его слуг. Пусть он узрит, что теперь его власть не безгранична, теперь пришло его время трепетать. Мы затопим храм кровью его слуг, мы заставим стены содрогаться от их воплей! Уж мы постараемся, чтобы он услышал их все! - Глядя в небо, шептал Марк. Уголки его губ вздрагивали, глаза блестели, ноздри судорожно раздувались, на лбу то и дело появлялись глубокие морщины. - Сегодня ты узнаешь, что значит гнев бывшего слуги! Сегодня я расплачусь с тобой сполна! Ты слышишь меня?! - Внезапно взревел полукровка, таращась сквозь черные клубы в бирюзовый купол небес. - Ты слышишь?! Я тебя ненавижу! Ты слышишь меня?! Будь ты проклят! Скоро твой трон падет, и ты будешь ползать в грязи вымаливая пощаду… но ее не будет… - по щекам Марка скользнули слезы. Он оскалился, нижняя губа затряслась, замотал головой, смешивая слова с хриплым смехом. - Не будет! Ты слышишь, пощады не будет! Не будет!

Марк запрокинул голову, раскинул руки по сторонам, немного наклонив тело назад, и рассмеялся странным, почти взвизгивающим смехом. Воины Тьмы подошли к воротам. С некоторым недоумением они смотрели на своего командира, но нарушить его триумф не решались.

- Вперед мои воины, вперед! - Марк, словно опомнился от тяжелого приступа. Он резким движением всадил знамя в землю, выхватил из ножен меч и, подняв его над головой заорал: - Вперед! Не щадите никого! Нет! Пощады не будет! Убивайте их всех, рвите их на куски, режьте, жгите, рубите! Никакой пощады! Никакой!

Выслушав ужасный приказ, воины достали мечи и направились в город.

***

Тамплиеры приближались к Амьену. Из-за опасности внезапного нападения, братья передвигались в полном боевом облачении, что сильно их замедляло и чрезвычайно утомляло коней. Но Гийом сознательно предпринял этот шаг.

Солнце играло слепящими бликами на гладкой стали, звон доспехов и хрип боевых коней, словно песнь сопровождали Христово Воинство. От их поступи земля дрожала, подобно змею с металлической чешуей и длинным серым хвостом, армия Храмовников ползла по пыльной дороге. Раскинув корявые ветви-пальцы, деревья приветствовали воинов в своем царстве. Они клонились к ним, словно желая нашептать историю этих мест, поведать им свой плач, свою скорбь о душах тех, кто не спасся от огненных когтей дьявола. Вдоль дороги попадались вереницы кольев, увенчанных человеческими головами; изувеченные трупы болтались на ветвях, отрубленные конечности, тела, словно разорванные хищниками, валялись почти повсюду. Окрестные деревни дымящимися пепелищами раскидывались на равнинах, на холмах тлели черные скелеты мельниц.

Гийом Святой ехал впереди. Легкий ветер шевелил его седые волосы, играл покладистой бородой. Перебирая в пальцах кордео, Гийом осматривал окрестности. Зрелище, что являлось взору, сообщало, что они опоздали, и сердце воина стенало под тяжестью вины.

Тишину нарушил слабый шум. Постепенно он становился громче, и стало понятно, что это плач. Гийом поднял руку и армия остановилась. Воины принялись всматриваться в глубину леса. Плач становился громче, и вскоре среди стволов замелькала фигурка человека.

Через некоторое время на дорогу выбежала девушка.

Она была в рваном платье, настолько грязном, что невозможно было разобрать какого оно цвета; волосы спутаны, кожа покрыта засохшей кровью и гарью. На ногах кровоточащие ссадины, от бега по лесу, вместо обуви какие-то лохмотья. Девушка задыхалась, по щекам струились слезы, она бежала, будто пьяная, запинаясь, падая, цепляясь за кусты обрывками платья. Рухнув в пыль, попыталась перевести дыхание. Но воздух словно застревал в горле. Она всхлипывала, щупала дрожащими пальцами живот. Заметив воинов, вздрогнула и попятилась. Но, присмотревшись, вскочила на ноги и побежала навстречу.

- Помогите… помогите, молю вас, - сглатывая рыдания затараторила девушка, схватившись за стальной сапог Гийома. Слезы вновь хлынули из ее воспаленных глаз. - Помогите, молю помогите.

- Что случилось, дитя? - Начал Гийом.

Он несколько растерялся и не знал, продолжать ли разговор в седле или же спешиться. Сердце подсказывало второе, но разум сковывал мускулы.

- Они повесили отца, брату перерезали горло, потом выпотрошили и зажарили! Матери порезали живот, и… - ее голос дрогнул, - меня хотели… я убежала, но сестра осталась, мама жива, они… - девушка согнулась и зарыдала, но тихо, почти бесшумно.

- Кто? - голос великого магистра приобрел железную твердость.

- Я не знаю! Они всех убивали, их было много, они пришли из города, потом остальные вернулись…

- Город в осаде?! - На лице Гийома читалось сильнейшее удивление.

- Я не знаю, помогите, умоляю… дом вон за тем холмом, умоляю! - Девушка принялась осыпать поцелуями стальной башмак.

- Сожалею, дитя… - с видимым усилием бросил магистр и дернул кордео. Конь рванулся влево, сбив девчонку с ног.

- Но мессир?! - Недоуменно воскликнул Робер. Он был тут же и все слышал.

- Сожалею, но у нас нет времени!

- Но ведь устав!

- Я знаю устав, добрый брат, но сейчас мы выбираем между тремя жизнями и тысячами!

- Вздор! - Прогремел Плессье, подхватил девчонку, одним махом усадив ее перед собой, и поднял коня в галоп.

Взор Робера заволокла пелена. Душа воспылала огнем неудержимого гнева, потушить который можно было лишь кровью. Обогнув холм, Робер поскакал между домами.

Деревня была уничтожена. Всюду валялись обломки телег, бревна, посуда; осунувшиеся каркасы домов, дочерна обглоданные пламенем; изредка попадались расколотые щиты, вилы, топоры, иногда мечи, булавы. Погром закончился недавно, о чем говорили еще тлеющие язвы на дереве строений, и ядовитая вонь, пропитавшая воздух.

- Куда?! - Подняв скакуна на дыбы, взревел Робер.

- Через два дома направо, дальше за мельницей… - прошептала девчонка, с трудом совладав с рыданьями, и указала направление.

Плессье потянул за кордео, чтобы развернуть коня. Обгорелые стропила пронеслись в одно мгновение, и перед взором разъяренного рыцаря возникла огромная ветряная мельница. Конь вновь встал на дыбы, но на этот раз не по воле наездника. Порыв ветра принес с собой клубы черного дыма, исходившего от огромной кучи, у основания мельницы. Дымящаяся гора состояла из обугленных человеческих костей. После первого же вдоха у Робера потемнело в глазах. Он расслабил пальцы, и тело, утратив опору, качнулось в сторону. Но конь успел выскочить из ядовитого облака, прежде чем Плессье лишился чувств. Крупный комок подступил к горлу рыцаря, живот скрутила судорога. Он ухватился одной рукой за гриву коня, второй с силой прижал к себе тело девочки.

- Умоляю... Защитите. Господь покинул нас, так защитите хоть вы. - Взмолилась девушка, видимо подумав, что Робер собрался поворачивать обратно. Она не знала, как еще можно умолять; изо всех сил ухватилась за белую накидку и прижалась лицом к мягкой ткани.

Плессье слегка отстранил ее от себя и заглянул в глаза.

- Господь не покинул тебя… я здесь, чтобы исполнить его волю. - Прошептал рыцарь и подхватил девчонку под руки.

Опустив юное создание на землю, Плессье спешился сам. Выхватил из ножен меч и отстегнул от седла щит.

- Но как же вы один?..

- Не бойся, и меня одного будет с избытком, - сказав это, он перекрестился и зашагал к мельнице.

Это был уже не тот Робер де Плессье. В нем что-то переродилось, что-то навсегда умерло, оставив уродливый шрам. Заглянув сквозь прекрасные детские глаза в душу полную неслыханных мук, он смог сам ощутить ту боль, и ее оказалось слишком много. Этот поток сломил врата, за которыми томился свирепый пленник, и, вырвавшись на свободу однажды, он никогда более не вернется в заточение. Робер вскочил в седло скакуна имя которому – ярость, и тот галопом помчал в бездну безумия.

Почти сразу за возвышением, на котором располагалась мельница, начинался двор. Дорога вела к небольшому срубу. Слева жался сарайчик, на дорожке валялась перевернутая набок телега с одним колесом. Справа раскинулся садик, охваченный небольшим забором; из-за дома торчала часть хлева. В центре двора стоял массивный пень, весь залитый кровью; в его поверхность был воткнут топор.

Приблизившись, Робер замер и прислушался. Из дома доносились голоса и хохот, изредка сквозь них прорывался слабый женский стон. Промедление стоило Плессье ужасных страданий, но действовать наугад он не мог. Жизни двух женщин, находящихся в плену у извергов сейчас были для него много ценнее собственной и мысль о том, что его неосторожность может их оборвать, сдерживала бушующее внутри пламя.

Внезапно голоса стихли. Робер вскинулся, будто очнулся от дремы: его заметили! Какая нелепая ошибка! Теперь уже промедление подобно убийству. Остается лишь надеяться, что неожиданность подарит драгоценные мгновения.

Дверь распахнулась, и на пороге появился воин с коротким мечом в руке. Из одежды на нем были только штаны, кожу пятнами покрывала засохшая кровь, волосы всклокочены. Сделав два длинных прыжка, он вдруг резко подался назад, будто только сейчас понял, что перед ним тамплиер. Осознание этого исказило лицо мерзавца гримасой ужаса. Проскользнув на траве, рухнул прямо к ногам Робера, выбросил меч и, быстро шаркая ногами, пополз обратно.

Одним прыжком настигнув врага, Плессье пронзил тому живот. Человек скорчился, словно червяк, насаженный на крючок, и схватился за лезвие. Робер провернул меч и рванул вверх. Клинок распорол грудь и, вырвавшись на свободу, поднял в воздух кровавое облако. Капли падали на посеревшую от пыли накидку, оставляя на ней пятна, которые словно красные пауки быстро расползались по сторонам.

Плессье направился к дверям. Навстречу выскочил еще один, уже в рубахе. Робер шагнул вправо, наотмашь шарахнул щитом и рубанул по спине. Клинок разделил тело надвое. Шагнул через порог. Из глубины комнаты бросились двое. Первый рубанул сплеча двуручным мечом, второй сжимал в руках молот и ударил из-за спины. Храмовник скользнул в сторону, приняв удар мечника на щит, второго же заставив уязвить воздух. Оказавшись сбоку Робер полоснул мечника по животу, затем подшагнул и, слегка подпрыгнув, отхватил обе руки. Движения рыцаря света были точны и молниеносны. Тяжеленная броня ничуть не сковывала их, казалось, он вообще не чувствует ее вес. Наполнив комнату пронзительным воплем, мечник рухнул на пол. Кровь хлестала из ран, постепенно образуя лужу. Тот, что был с молотом замешкался. Робер прыгнул и слету ударил по лицу. Лезвие оставило на черепе глубокую рану, которая тотчас же пролилась множеством красных струек. Руки человека ослабли, и оружие с грохотом ударилось об пол. Но прежде чем соперник упал, Робер рубанул по горлу. Еще трепещущее в умирающем теле сердце выдавило в воздух толстую алую струю, которая брызнула храмовнику прямо в лицо. Плессье развернулся и рубанул мечника. Лезвие рассекло голову и глубоко врезалось в пол.

Тишина.

Робер опустился на колено, подобрал край накидки и промокнул лицо. Огляделся. Взгляд остановился на теле женщины. Она лежала на кровати, раскинув по сторонам руки, платье было разорвано, живот вспорот.

«Не успел…», - пронеслось в голове рыцаря. Он выпрямился и направился к кровати.

- Спасите моих дочерей… Господь уже зовет меня. Но они… они должны жить… - еле шевеля посиневшими губами прошептала женщина.

- Сколько их еще? - опустившись на колено, спросил Робер.

- Трое… - она повернула голову и взглянула на своего спасителя. - Господь услышал мои мольбы и послал ангела… - она улыбнулась - …спасите их.

- Где они? - Плессье взял женщину за руку, но ее пальцы выскользнули. - Клянусь… - прошептал он.

Храмовник аккуратно провел кончиками пальцев по глазам женщины, затем перекрестился и начал молитву. Его шепоту вторили лишь гулкие шлепки капель, срывающихся с края белой простыни.

Сзади скрипнула половица. Робер только успел наклонить голову, прежде чем что-то ударило в спину. Доспех получил лишь царапину, но сила удара передалась телу тупой болью. Промедли храмовник хотя бы мгновение, и ему раскроили бы череп, но мускулы реагировали быстрее разума. Плессье провернулся и прикрылся щитом, все еще оставаясь на коленях. Металл жалобно взвыл, приняв очередной удар. У ересиарха был всего лишь один шанс сразить тамплиера - ударить в спину. Как только оружие вновь коснулось щита, храмовник рванулся в сторону. Перекатившись через плечо, вскочил и тут же атаковал. Человек успел отпрыгнуть, и край щита просвистел в дюйме от горла. Робер замер и взглянул на соперника.

Тот смотрел глазами полными животного страха, еле удерживая все еще занесенный для удара двуручник. Тела убитых товарищей подсказывали, что финал этой встречи с рыцарем света будет жесток и скоротечен. Впервые за долгие дни кровавого разгула перед ним стоит воин. «Его взгляд пронизывает насквозь, сковывает разум, обмораживает руки… Но почему он медлит? Он не решается нападать без меча?» Лицо воина Тьмы скривилось в страшную гримасу, и он бросился вперед.

Тамплиер не двинулся. Еретик рубанул сбоку, но тамплиер лишь убрал тело назад. Очертив лезвием полукруг, вероотступник занес двуручник над головой, и хотел было послать вперед, но лезвие ударилось в потолок. Храмовник коротко ударил ребром щита по рукам мечника, затем сразу же приложил плашмя по лицу. Человек вскрикнул и попятился, схватившись за голову. Тамплиер ударил ногой. Изувер отлетел к противоположной стене. Не замедляя шаг, Робер направился к выходу, по пути вырвав свой меч из толщи дерева. Враг еще жил, точнее доживал последние минуты. Он лежал на боку, спиной прислонившись к стене. Грудь вздрагивала, выдавливая прерывистый кашель вперемешку с кровью. Робер на мгновение остановился и задержал на нем взгляд, но затем вышел.

Оставалось двое, и они могли быть только в сарае.

Оказавшись снаружи, Плессье прислушался. Тягучая тишина подсказывала, что ему готовят засаду. Иного быть не могло, ведь вопли убитых им не мог услышать разве что глухой. Робер остановился. «Господь послал ангела… спасите их… спасите…», - Плессье вздрогнул, настолько живым был этот голос. Казалось та женщина еще здесь, она следит за ним, ждет, но он медлит. Сдвинув брови, Робер перебрал пальцами рукоять меча и направился в сад. На ветке небольшого дерева болтался труп повешенного мужчины. Судя по всему главы семейства. Его убили первым, потому как кожа уже успела потемнеть, и на испускаемое загнивающей плотью зловоние слетелись мухи. Завернув за угол и миновав еще несколько деревьев, тамплиер попал в небольшой загон. Около дальней стены стояла корова. Заметив приближающегося человека, она недоверчиво опустила голову и замычала. Дверь хлева была сорвана и валялась недалеко от входа в загон. Рядом в землю был воткнут меч, там же валялся ржавый шлем.

«Он защищал семью», - решил Робер, проходя мимо. Нерастраченная злость, смешивалась с набирающим силу чувством тревоги. Храмовнику вдруг почудилось, что его семью может постичь та же участь. Он с холодным страхом вообразил себе Бланку, лежащую на пропитанной кровью простыне и умоляющую спасти Марию от лап кровожадный убийц, что рыщут вокруг. Представилось ему, что его Филипп растерзан, словно пойманная дичь, и что его плотью насыщаются бездушные изверги; представил, как они весело смеются, отрывая теплые куски и запивая их вином… или кровью.

Взмокшая рубаха прилипла к спине. Плессье остановился и перевел дух. Глаза суетливо бегали, словно пытаясь что-то отыскать, что-то непременно важное. Впервые в жизни грозным рыцарем овладел настоящий ужас. Кожу на спине будто стягивали невидимые когти, дыхание срывалось, а сердце настойчиво рвалось наружу. Вырвавшийся из проема крик, привел в чувства.

Крик, детский крик. Она жива! Она еще жива, ее еще можно спасти. Вперед!

Вздрогнув, будто от удара хлыстом, Плессье побежал к сараю. Мысли свились в напряженный пульсирующий комок, который расплескивал по телу волны жгучей, клокочущей ярости. Она заволакивала взор, она натягивала мускулы, как тетиву арбалета.

Из сарая выскочили двое. Губы, искривленные в порыве дикой ненависти, стальной блеск прищуренных глаз, развивающаяся белая накидка, окропленная кровью, красный крест - все что успели они заметить. Со всего маху Робер рубанул стоявшего чуть слева, затем как бы продолжая движение, полоснул второго. Воин видел, как его рука упала на землю, как из плеча брызнула толстая струя. Видел, как лопнула кожа на горле его товарища, как голова слегка крутанулась и полетела назад; как целый фонтан крови взмыл в воздух. Он не успел почувствовать боли, лишь удивление. Затем мир вздрогнул, и земля закружилась. В этом бешеном круговороте, он видел то сияющую броню, то два обезглавленных тела.

Робер вбежал в невысокое строение. Внутри оказалось еще двое. Один все еще держал в руках конец длинной веревки. Рядом с ним лежала девочка. Ее руки были связаны за спиной, шею сдавливала петля. Длинная змея веревки тянулась вверх и огибала толстую балку.

К несчастному ребенку применяли одну из наиболее распространенных пыток. Тело поднимали вверх, затем отпускали. С высоты примерно двух метров жертва падала на твердую поверхность. Страдая от ударов и удушья, она либо сознавалась, либо умирала. Такие истязания могли продолжаться часами. Если таким способом волю сломить не удавалось, то отцы-дознаватели чаще всего прибегали к более изощренным методам допроса. Сейчас все было иначе. Ее пытали ради забавы. Вероотступники находили в пытке развлечение, наслаждались созерцанием медленной и мучительной смерти беззащитного, невинного существа.

Плессье пришел в исступление. С глухим рыком бросился на изувера. Тот даже не успел схватить меч - выпад лишил руки. Ноги. Испустив вопль, рухнул на землю и, схватившись за обрубок, забился, точно разрубленный надвое червь. Храмовник ударил еще раз. Клинок облизал руку, расщепив, словно сухое дерево. Земля перемешалась с кровью. Лезвие вновь закусило плоть, выпустив наружу кишки. Свистящий хрип, бульканье, приглушенный стон...

Оставив еретика умирать, Робер медленно направился к последнему. Шел словно хищник, загнавший жертву в угол, предвкушая миг расправы, намерено оттягивая его, давая жертве время осознать незавидную участь.

Сейчас Робер де Плессье больше походил на мясника, нежели на воина света, на брата Ордена Храма. Его накидка побагровела от крови, ткань набухла и тяжелыми складками облепила холодную сталь. Тонкие струйки то и дело соскальзывали по гладкой поверхности, оставляя алые следы. На лезвие меча остались обрывки ткани, словно живое оно сочилось кровью, роняя на землю крупные капли.

Воин Тьмы пятился в угол. Тело товарища, словно разделанная туша, еще вздрагивает, отчаянно цепляясь за уходящую жизнь; тело мучимой им девочки лежит в двух шагах. Крест на груди воина говорит, что это тамплиер - рыцарь - слуга Господа, его палач. Но за жизнь надо бороться, пусть даже с самой смертью. Схватив валявшийся на земле топор, воин бросился вперед. Робер шагнул навстречу и ударил щитом. Человек пролетел мимо, раздробленные пальцы выпустили оружие. Клинок тамплиера, словно причмокнув, лизнул бок. Ноги отступника подкосились, и, зацепившись за край проема, он вылетел на улицу.

Плессье отбросил в сторону щит и нагнулся над телом несчастной. Ее глаза смотрели куда-то далеко, словно сквозь крышу; губы налились синевой, язык неуклюже вывалился на бок.

Грузно рухнув на колени, Робер запрокинул голову. «Не успел… Все-таки не успел…», - от этой мысли заныла грудь. «Но зачем?!», - Плессье опустил голову и зажмурился. По его щеке скользнула крупная капля.

Просидев так с минуту, храмовник встал и огляделся. Он словно только что проснулся и смотрел вокруг рассеяно, будто бы размышляя, что именно ему грезилось, а что было наяву. На смену гневу пришла печаль, какая-то необычно густая и тяжкая. Она словно смола растекалась по душе, обволакивала сердце, замедляя его ритм, сдавливая пульсирующую в нем жизнь, лишая ее цвета; заполняла легкие, будто сам воздух был ею отравлен. Печаль эта подобно зелью опьяняла хмелем безразличия, расслабляя мышцы, дурманила разум ядом бессилья, самым страшным и горьким.

«Быть может так Господь решил испытать меня?», - Робер взглянул на дорогу. «Он впустил меня в свое царствие и вложил меч в мою руку, дабы я хранил его слово в своем сердце и мечом карал тех, кто отрекся. И лишь на мне лежит вина за страдания убиенных за то, что не отреклись. На мне одном, ведь в руке моей был меч. Но я медлил… И раз Господь не наставил меня, как судить подобает, то судить буду как считаю справедливым...»

Плессье поднял щит и направился к выходу.

Раненый изувер уже успел доковылять до телеги. Одной рукой схватившись за грязную ось, он навалился плечом, дабы перевести дыхание. Стоял согнувшись, свободной рукой зажимая рану, которая вопреки стараниям при каждом вздохе проливалась кровью. Силы иссякали подобно песку, проскальзывающему сквозь пальцы, но желание жить заставляло бороться до последнего. Заметив тамплиера, он отпрянул от телеги, будто само присутствие рыцаря накалило ось, за которую держался, добела. После двух нетвердых шагов, его качнуло в сторону и, налетев на стену дома, он сполз на землю. С трудом перевернувшись на спину, Воин Тьмы взглянул на храмовника.

Робер спокойно смотрел в глаза человеку. Он знал, чего тот ожидает, но намерено бездействовал.

- Вы спасли нас! Вы убили их всех, ведь правда?! Вы спасли маму и сестру, я благодарю вас, мессир! - Захлебываясь в слезах затараторила девчонка, обняв ногу рыцаря.

- Увы, дитя, я не успел, - сухо ответил Робер, не сводя взгляда с воина.

- Но… я… как… - девчонка словно онемела. Она выпустила ногу и упала на землю, сжалась в комок и обхватила голову руками.

- Я рад, что ты победил, добрый брат, - голос Гийома Святого пошатнул возникшую тишину.

- Я проиграл… - прошептал Робер, все еще разглядывая лицо вероотступника.

- Зло наказано, Господь победил в этом сражении, а стало быть, победил и ты. Добей его, брат. Нам предстоит пролить еще немало крови и не в наших интересах медлить.

- Нет. Он еще не расплатился сполна.

- Довольно, брат! - Гийом взмахнул молотом.

- Пусть страдает! - Взревел Робер, подставляя под удар свой меч.

Всего в нескольких дюймах от головы воина Новой Веры земля охнула, ощутив на себе «Мощь Господа».

- Я сам спустился бы на дно преисподней, чтобы вымолить у Сатаны самый жаркий костер для этого мерзавца, но, увы, это не в моих силах! Все что я могу, это проследить, чтобы его страдания на земле длились как можно дольше! И я не сойду с этого места, пока не буду уверен, что мучения этого червя не прервутся внезапно!

- Поступай, как знаешь, брат, но учти, не доспехи и меч делают тебя рыцарем, и не крест на твоей накидке дает тебе право называть себя тамплиером. - Гийом сдвинул брови и отвернулся.

- За спиной великий магистр услышал, как шаркнула сталь, потом глухой гортанный хрип, хлюпанье.

- Девчонка? - не оборачиваясь, поинтересовался Гийом.

- Я поклялся… - протянул Робер.

- А после?

- Возьму в дом.

- Воля твоя. - Гийом пристегнул к седлу «Мощь Господа» и одним махом оседлал коня.

- Твоя мать просила меня позаботиться о тебе, - опустившись на колено, начал Робер. - Я поклялся, что исполню эту просьбу, и не намерен становиться клятвопреступником. Твоя семья теперь в царствие Господа, но наш путь здесь еще не окончен. Я понимаю твою боль, и я скорблю вместе с тобой, но надо идти. В Амьенском соборе я сам отслужу мессу, но сейчас нет времени на слова.

- Но как Господь мог допустить это? - не поднимая лица, прошептала девочка. Она не могла больше рыдать и просто лежала на земле.

- Пути Господни неисповедимы, дитя. В подобные моменты единственное, что остается с нами это вера. Лишь вера поможет тебе найти силы жить дальше, она же обережет душу от ненависти. - Плессье скинул перчатки и, взяв девочку за плечи, поставил на ноги.

Она еле держалась. Взгляд вяло скользил по земле, вряд ли разбирая что-нибудь на ней; черные полосы грязи засохли на щеках, волосы были похожи на обугленные веревки. Храмовник пальцем убрал мокрый от слез локон и поцеловал девочку в лоб. Слегка отстранив от себя, он вновь взглянул на нее.

- Прости, прости меня… я не успел… прости, - спешно зашептал Робер, вдруг прижав девчонку к себе.

Это маленькое создание внезапно стало для него ценнее всего на свете. Он вдруг ощутил, что ее жизнь теперь неразрывно связана с ним, ощутил, что ответственен за нее. Вновь и вновь шептал тамплиер слово «прости», все сильнее прижимая к холодной стали доспехов хрупкое тело. Девочка обняла его за шею и уткнулась лицом в мягкую складку плаща.

Серьезным усилием усмирив бушевавший в душе ураган, Робер взял девочку на руки и пошел к холму. Усадив ее, храмовник вернулся за оружием. Вскочил в седло, и направил коня к дороге.

- Как твое имя, дитя, - вдруг спросил Робер.

Мелиса, мессир.

- Не мессир, - Плессье доброжелательно улыбнулся, хотя девочка сидела спиной к нему и не могла этого видеть. - Мое имя Робер. Называй меня брат Робер, если тебе угодно, или же просто Робер.

- Хорошо, брат Робер.

Плессье вывернул на дорогу. Армия ушла вперед, и ему пришлось нагонять. Немало удивленных взглядов встретил Робер, пока не сравнялся с Гийомом, возглавлявшим строй.

- Полно, брат. Ты поступил мудро. Но, признаюсь, будь я на твоем месте, я бы не был столь сговорчив по отношению к врагу. - Внезапно произнес магистр.

- Я хочу просить разрешения оставить Мелису с нами... - Начал, было, Робер, но осекся.

- Я уже дал тебе свой ответ.

Дорога соскользнула с холма и устремилась вниз, извиваясь между полями. Далеко справа, выглядывая из-за череды небольших лесков, серебрилась Сомма; впереди, словно упершись в переливающуюся полосу воды, высились стены Амьена.

Гийом поднял руку.

- Амьен пал? - магистр взглянул в небо, будто желая там увидеть ответ.

- Но как он мог сдаться так быстро? - бросил в пустоту Робер, разглядывая панораму объятого дымом города. - Неужели полчища ада столь велики, что город не выстоял под осадой и дня?

- Прихвостни дьявола оказались проворнее, чем я предполагал, - прошептал Гийом.

Плессье покосился на магистра. Гийом не мог не замечать подозрений своего протеже, но объяснять поступки не торопился. Слегка дернув за кордео, он заставил своего туркомана заплясать на месте. К командирам приблизились сержанты и туркополиры, прихватив каждый по одному оруженосцу. Присутствие девочки в седле маршала вызвало некоторое замешательство, но в силу того, что магистр и сенешаль не обращали на это никакого внимания, остальные вскоре смирились.

- Итак, братья, положение наше отнюдь незавидно, - начал Гийом, слегка осадив чем-то взволнованного коня. - Амьен - одна из целей и очистить город наш долг. Посему мы атакуем немедленно.

- Но, блистательный сир, мы не брали в поход осадных машин. Правда, недостатка в материале нет, но на подготовку уйдут недели. К тому же провианта едва ли хватит на серьезную осаду, - отчитался Франсуа Лирмон, сенешаль ордена.

- Неужели? Не я ли приказал, что б это было именно так? - магистр ухмыльнулся и взглянул на сенешаля, но лицо того показало, что фраза получилась слишком наигранной, и Гийом вновь помрачнел. - Признаюсь, я полагал, что нам не придется отбивать город… - он оборвал фразу, будто засомневался, что ее вообще стоило начинать. - Я буду откровенен с вами, братья: кое-что о враге мне все же известно. И вот, что именно. Немногочисленное войско прибыло из Англии почти неделю назад. Их предводитель - искушенный дьяволом священник, по имени Марк, жестокий и тщеславный глупец, пытающийся свести счеты с Господом, творя зверства.

- Обезумевшие крестьяне не угроза рыцарям ордена, - заметил Филипп де Жельмен, невысокий муж с широченными плечами, коротко остриженными волосами, всегда всклокоченными, и длинной, напоминающей наконечник копья бородой. Именно таким можно описать подмаршала Ордена Храма Соломона.

- Все же не стоит недооценивать силу сатанинского войска: на счет солдат я не уверен, но священник владеет черным колдовством, - предостерег Гийом.

- Но раз мы имеем дело с колдуном и его приспешниками, без священников нам не победить.

- Лорте, среди твоих туркополов найдется священник, который уже имел дело с воинами преисподней?

- Боюсь, нет, магистр.

- Что ж, придется полагаться на крепость рук и милость Господа! - подытожил Гийом.

- Но сир, атака города без осадных машин - безумие.

- Нам незачем брать приступом стены Амьена, мы используем хитрость…

Отряд из сотни рыцарей, в число которых входили все командиры, включая магистра, сенешаля, маршала и подмаршала, медленно спускался с холма. Они шли по дороге, сбившись в толпу; Гийом вел лошадь. Из брони на них остались разномастные кольчужные рубашки, подпоясанные толстыми кожаными ремнями, наручи, грязные коричневые накидки, взятые у туркополов, и железные башмаки. С виду отряд тамплиеров походил на сбившихся вместе крестьян, собравших кольчуги и оружие с убитых врагов, нежели на рыцарей, слуг Господа. Остальная армия ордена отошла назад, скрывшись за холмом.

Магистр шел чуть позади остальных; одной рукой держал кордео, второй сжимал края накидки, покрывшей голову и плечи; ступал неуверенно, будто бы ранен. Ошую от него шел Лирмон.

- Сир, смею заметить, что поведение брата Робера вызывает у меня тревогу. Я полагаю, что Господь покинул его сердце … - полушепотом произнес сенешаль.

- Я думал об этом… - отозвался Гийом.

- Но как же можно сие допустить, ведь репутация ордена под угрозой?!

- Увы, это неизбежно. Такова природа человеческая; единственное что возможно, это внести статью в устав, о том, что каждый брат при вступлении в орден должен дать монашеский обет.

- Не думаю, что капитул одобрит это решение, сир…

- Увидим, брат, увидим, сейчас меня меньше всего заботят условности, - шепнул магистр и слегка ускорил шаг. - Должен предостеречь вас еще братья, - Гийом повысил голос так, чтобы его слышали уже все, - в этом бою вера наша будет испытана как никогда доселе. Колдун пустит в ход свое дьявольское умение, и удары его будут страшны. Многие из вас не раз усомнятся, но уверяю, что Господь защитит нас от когтей Сатаны, если только не дрогнет вера. Пусть даже придется нам окунуться в самую глубь ада, будем тверды в вере нашей, и жар преисподней не причинит нам вреда!

Тамплиеры выслушали наставление магистра молча.

Городские башни уже уперлись в небо, стены уже нависли над дорогой; уже видны свисающие с них трупы жителей, уже можно разглядеть череду кольев за защитными зубцами, уже видно, что увенчаны они головами.

Храмовники остановились примерно за четыреста шагов.

Вскоре ворота заскрежетали и расступились. Из проема поползло серое облако. Дым вперемешку с искрами, пепел человеческих душ, пронизанный страданиями за мудрость и веру, за твердость и мужество не отречься, за спасение. Ядовитый туман стелился по земле, отравляя ее, поглощая жизнь, высасывая ее, растворяя в своих зловонных клубах. Вскоре сквозь серую дымку прорезались очертания человеческих фигур. Сначала одна, потом больше, больше, словно воины Анубиса, они образовывались из тлена и искр. План Гийома воплощался. Сыграв на тщеславие и глупости Марка, он выманил его вместе с армией из города на открытое место.

- Готовьте сердца к испытанию, братья, и пусть Господь прибудет с вами, - крикнул Гийом, скинув накидку.

Марк вывел англичан на расправу, которой думал продолжить триумф Темного Владыки. Горстка отчаявшихся крестьян показалась слишком лакомым куском, и разум полукровки пал. Вопреки обыкновению, он сжимал в руках меч, потрепанная ряса теперь скрылась под плотно сплетенными стальными кольцами. Голову священника защищала железная шапка, на плечах, предплечьях и ногах поблескивали металлические пластины. Стоял он в центре строя, рядом со знаменосцем.

Тамплиеры ждали. Наконец створки ворот потянулись друг к другу, и, гулко хлопнув, закрыли путь назад.

Ловушка захлопнулась.

Робер смотрел на широкую спину магистра. Нетерпение нарастало: воины переминались с ноги на ногу, их пальцы то и дело перебирали рукояти мечей. Наконец магистр запрокинул голову и глубоко вдохнул. Его ноздри сжались, по лицу пошли морщины, нижняя губа слега выпятилась. Размашистым движением он сорвал накидку, шагнул назад и схватил пристегнутый к седлу боевой молот. Подняв «Мощь Господа» над головой, он развернулся к воинам и заорал:

- Братья, в атаку!!!

- Именем Господа!!! - прогремели братья, и словно табун диких лошадей помчались вперед.

Марк бросил меч и сорвал шлем. Он не сразу поверил глазам, но пути назад уже не было.

- Тамплиеры… - почти обречено прошептал он. - Готовьтесь к самому жестокому бою в своей жизни! - крикнул священник и вышел из строя.

Расстояние до врага сокращается, но с каждыми шагом душа успокаивается, с каждым шагом взгляд становится яснее, мускулы тверже, движения легче. «Какой странный шепот, он мне знаком. Но откуда?!» Колдун взывает к силам ада! «Ничтожные собаки дрожат!» Рябь, жар и непонятные, но отвратительно знакомые крики! «Сила Господа да прибудет со мной и братьями моими!» Огонь! Дыхание дьявола… слепит… языки пламени хлещут по лицу, по рукам, вяжут ноги! «И жар преисподней не причинит нам вреда!»

«Твердое плечо брата, слева, на мое опирается тот, что справа! Мысли далеки… удар… плоть демона мягкая, словно паштет!» Они повсюду, бьют наугад! Выпад, клинок лязгает по щиту… «И это удар слуги самого дьявола?!» Его щит не выдерживает, рука падает в пыль… Кровь. Теплая, жирная, соленая... человеческая - ни привкуса тлена, ни запаха серы. Удар слева. Лицо исказилось от напряжения, но отчего удар его стол медлителен?! «Словно бьет сквозь воду!» Подался вперед, даже не успел понять, что уже мертв… «Неужели они не чувствуют боли? Лицо не изменилось даже после того, как я выпустил ему кишки!» Крики … Но лай этих собак заглушает рев братьев! Звон железа, вопли страданий! Они бросаются словно шакалы, кричат… но лишь от отчаянья и страха…теперь это уже ясно. «Твердое плечо брата, слева, на мое опирается тот, что справа! Жар сражения накаляет воздух! Он разъедает легкие, выжигая из мускулов силу! Не может быть!!!» Брат, что слева роняет меч. «Оступился, проскользнул в крови…» Клинок еретика бьет по лицу… Смерть. Ее лик омерзителен… «Добрый брат…» Удар разрубил ему нос, щеку и бровь. «Он смотрит на меня! Добрый брат… кровь сочиться из раны, губы дрожат… Он смотрит на меня! Добрый брат, прости.» Что-то кольнуло в живот. «Ранен?» Клинок завяз в кольчуге, но жало расцарапало кожу. Пустяк! «Брат вонзает меч ему в глотку!» Магистр! Магистр один. Он бьется яростно, но враги обступают со всех сторон. Молот крушит черепа, раскалывает щиты, но они подступают. «Он не может умереть! Господи, подари сил!» Дьявол! Окровавленное жало разорвало штаны. Ранен в бедро. Но молот уже вбил голову ничтожного в грязь! Вперед! Удар слева, внезапно, быстро, неотвратимо! Щит жалобно стонет от укусов… Почему не чувствую плеча брата, что справа? «Добрый брат…» На него набрасываются сразу трое. Клинок пронзает кольчугу, брат роняет щит… нет, ему отрубили руку. Не сразу, с четырех ударов, но он не сдается! Клинок вспарывает еретику брюхо. «Отчего меч тяжелеет, отчего ноги вязнут, отчего горло рвет, будто когтями?!» Держись, брат! Боль рванула плечо. Удар пришелся плашмя, но рука онемела. «Прости брат!» Я вижу, как он умирает… прямо передо мной, а я не в силах помочь… Мы терпим поражение? Не может быть… «Но отчего же тяжелеет меч?!» Я смотрю ему в глаза - боль застыла в них. Молчание… Уже никто не кричит. Лишь только стоны умирающих и рычание бьющихся за жизнь… Смерь заткнула им глотки, ей нравится лишь лязг метала и хрипы обреченных. Занесенный клинок, прямо надо мной!!! Глаза, горящие ненавистью, злостью и жаждой крови… «Не успею!» Лицо исчезает, его словно сдуло порывом ветра… Но в воздухе повисли крупные капли крови… Я смотрю, как они дрожат и медленно летят к земле… Из тумана сквозь меня смотрит он… Никогда до этого я не видел такой взгляд. Молот все еще тащит за собой изуродованный череп еретика. Вперед, к магистру! Сатанинский выродок занес меч! Мой клинок звонко рассмеялся ему в ответ. Каменное плечо Гийома, надежнее любого щита, любой стены… Он сметает их, словно кукол, утопает в кровавых брызгах, их крики разбиваются о его грудь! Один выскочил из толпы… Молот вырвал ему челюсть, разорвал горло… голова болтается на ошметке, из раны хлещет кровь, но тело все еще летит вперед. «Рыцари Ордена Храма, в строй!», - крик магистра прокатывается по полю. Нет, это не может быть голос Гийома! Но что происходит? Этот голос врывается в самое сердце. Он словно выдергивает из вязкой пучины! От него по телу идет дрожь, кожу стягивает, глаза режет… Он возвращает силу, срывает оковы, гонит вперед! Доспех теряет вес, мне кажется, что больше не ступаю по земле, я парю. Крылья ярости несут вперед, я вдыхаю огонь, но он более не вредит мне!

Тамплиеры сомкнули ряды и начали прорубаться в толпу. Воины Марка не могли ровняться силами с грозными рыцарями Господа, даже несмотря на весомое численное превосходство. Уже давно отчаянье полностью овладело Темным воинством и лишь только потому, что бежать было некуда, они продолжали бой.

Гийом, слегка проседая на раненую ногу, правил бал почти в самом центре ада, который в эти мгновения творился под стенами Амьена. Боек «Мощи Господа» с гулким завыванием вспарывал пропитавшийся смертью воздух, разнося вдребезги деревянные щиты англичан, дробя их кости, выворачивая суставы, разрывая плоть. Седовласый гигант ревел подобно разъяренному медведю, один за другим, очерчивая круги над головой. Как только оружие вбирало в себя достаточную силу, Гийом обрушивался на соперника, зачастую просто сметая его, как песчинку. Он шел и шел вперед, не обращая никакого внимания на сильно кровоточащую ногу.

Но разрубленные мускулы не способна заставить работать даже воля магистра Ордена Храма. В очередной раз взмахнув молотом, Гийом оступился и чтобы не упасть, ему пришлось выпустить оружие и схватиться за плечо Робера. Плессье глубоко просел от столь внезапного рывка и, проскользнув в лужи крови, рухнул на землю, тем самым лишив Гийома единственной опоры. Тут же в образовавшуюся брешь проскочили двое. Первый, в грязной серой кожанке, с торчащими из-под стальной шапки рыжими волосами и длинной бородой, забежал брату за спину и рубанул по затылку. Другой, в кольчуге без рукавов, с измятой пластиной на плече, с перепачканным сажей и изуродованным ранами лицом, прыгнул вперед, чтобы добить упавших. Один из братьев остановил его. Отрубленная голова упала на грудь Роберу. Плессье вскочил и попытался вернуться в строй. Но на пути встали уже четверо. Строй разваливался, и тамплиеры теряли преимущество. Англичане блестяще использовали шанс. Их мечи наконец-то прорвали ряды колец и вкусили святой крови. Многие братья пали, будучи уязвленными либо в бок, либо в спину.

Земля слегка задрожала.

- Назад! Отступаем!!! - взревел Гийом, схватившись за плечо своего маршала.

Тамплиеры начали отступление, из последних сил сдерживая ринувшихся в атаку еретиков. Вскоре им удалось сомкнуть строй, что не дало врагу добыть окончательное преимущество. Как только Робер перебросил руку магистра себе через шею и развернулся, один из преследователей вырвался из бурлящей толпы и ударил в спину. Плессье видел его всего мгновение, но где-то глубоко он все же ощутил, что беды не миновать. Эта мысль ледяным хлыстом стеганула душу, заставив ее съежиться. Что-то дернуло в сторону. Прямо около уха раздался приглушенный стон, больше напоминавший стон досады, нежели боли. Тело Гийома резко потяжелело и повлекло к земле. Из бока магистра торчало окровавленное лезвие.

- Молот, поднимите молот… - сквозь зубы прорычал Гийом, свободной рукой схватившись за злополучный клинок.

Даже в самом сердце схватки нашелся тот, кто услышал голос командира и исполнил его приказ. Земля дрожала, и дрожь эта уже отдавалась в легких и желудке. Воодушевившись внезапной победой, вырванной, как ему казалось, из последних сил, Марк, не помня себя, мчался за отступающими рыцарями. Кровь заволокла его взор, он не видел ничего кроме бегущих людей, он алкал лишь одного - убийства. Разъяренная армия англичан во главе с безумцем-глупцом во весь опор неслась навстречу гибели.

Вспыхнув сотнями ослепительных бликов, конница тамплиеров вышла из-за холма. От каждого их шага земля содрогалась, гул, словно отзвуки далекой грозы, покатился по полю, предвещая приближение великой силы. Подобно волне из стали и света, они спускались в долину, пронзая небо остриями пик. Вытянувшись в линию, рыцари кушировали пики. Ветер трепал знамена ордена, украшавшие жало каждого копья, тяжеленные латы плавились в солнечных лучах, копыта скакунов вырывали из земли целые шматы…

Марк бежал где-то в середине толпы. Его глаза едва ли разбирали что-нибудь впереди, мускулы уже не чувствовали усталости, разум пылал одной лишь мыслью. Вкус крови на губах, словно взбешенный наездник хлестал душу и гнал вперед, быстрее… быстрее… быстрее! Там, впереди, совсем близко… победа… ее запах уже щекочет ноздри, уже ласкают слух предсмертные стоны врагов… она уже здесь! О, сладостная победа! Но что это?! Почему они бегут назад?! Какого дьявола!!! Господь всемогущий… этого не может быть… нет! Нет!!!

Марк резко подался назад. Проскользнув в грязи, выронил меч. Встал и побежал обратно, неуклюже, спотыкаясь на каждом шагу, едва не падая. Он хватался за бегущих впереди, опрокидывал их, оступался сам, семенил в сторону. Получив удар плечом, налетал на кого-то, кубарем катился по земле, но тут же вскакивал и бежал дальше.

По команде конница растянула строй так, чтобы отступающие братья могли проскочить в появившиеся бреши. Как только они остались позади, рыцари вновь слились в одно целое, слегка привстали, немного наклонив жала пик к земле, и подняли коней в галоп.

Еретики попытались рассредоточиться, чтобы уменьшить потери, но было уже поздно. Подобно лавине, сорвавшейся с горной вершины, Рыцари Ордена Храма налетели на бегущих, сметая их с такой же легкостью, с какой снежная волна сметает оказавшийся на склоне молодой лесок. Пики пронзали тела, поднимая людей в воздух, разрывали плоть как исхудавшие тряпки; копыта дробили черепа и втаптывали в грязь упавших; люди метались из стороны в сторону, подобно зернам в жерновах мельницы.

Марк бежал, словно в бреду. Грохот копыт, лязг брони, вопли, ржание лошадей… всюду, совсем рядом. Пика пронзает бегущего на шаг впереди. Неистовый крик, взмахнул руками, оступился и рухнул… брызги крови прямо в глаза. Рванулся в бок - удар, стремительный, мощный, внезапный; отбросило обратно - еще удар, на этот раз сокрушающий. Боль цапнула за бок, швырнуло вперед, потащило… Грохот копыт, лязг брони… все смешалось, грязь забивает горло, хрустит на зубах… земля и небо мелькают в каком-то диком танце. Еще удар - звонко хрустнули ребра, поволокло по земле, затем отпустило. Боль, словно в грудь вонзили множество стрел. Что-то тяжелое упало на ногу. Открыл глаза: ослепительный блеск, огромная тень ниоткуда… удар, кожу на лице будто сжали в кулак. Боль. Чей-то хрип у самого уха, свет мерцает, как в грозу. Тьма. Звуки таят. Тишина. Забвение.

Конница прошла сквозь толпу. Осадив разгоряченных коней, рыцари развернулись для второго удара. От девяти сотен англичан едва осталась одна. Они разбегались во все стороны. Но пути к отступлению отрезали остальные братья.

Расправа была скоротечной.

Вслед за конницей в долину начала спускаться оставшаяся часть армии, состоявшая в основном из туркополов, священников и оруженосцев. Вскоре они подошли к остаткам пешего отряда. Братья сидели на земле, устало опираясь на локти. Из ста человек осталось не больше половины. Многие были ранены, были также те, чьи раны оказались смертельными. Среди обреченных был и магистр ордена. Робер жестом поманил одного из священников. Тот послушно соскочил с коня и, подобрав длинные одежды, засеменил к маршалу.

- Рана слишком серьезная, если ничего не сделать, он истечет кровью, прежде чем мы войдем в город, - тяжело дыша, произнес Плессье, одной рукой придерживая голову Гийома, второй задрав ему кольчугу.

- Но сир, среди нас нет лекарей, - взглянув на рану сообщил священник.

- Я знаю… - голос Робера слегка дрогнул. - Да если бы и были…

Священник положил руку на лоб Гийому и зашептал молитву.

- Я расплатился за свою глупость… - начал магистр, обхватив голову Робера и нагнув ближе. - Теперь ты займешь мое место. Объяви на капитуле мои слова… Братья… - кашель оборвал фразу.

Отхаркавшись кровью, Гийом попытался приподняться на локте, но силы покинули его. Рука проскользнула и тело Гийома де Роде, магистра ордена тамплиеров, прозванного Гийомом Святым, растянулось на траве и замерло навсегда.

Робер молча встал и направился к своему коню, который ожидал чуть поодаль в обществе двух оруженосцев и Мелисы.

Священник вновь забормотал над телом, но сейчас его рука дрожала, и по щекам текли слезы. Но это не были слезы отчаянья. Радости и лишь немного сожаления.

Робер же не чувствовал ничего. Эта внутренняя пустота отразилась на его лице печатью абсолютного спокойствия.

Возле тела магистра собралась небольшая толпа из священников, братьев и их слуг. Царило угрюмое молчание. Вперив взгляды в побледневшее лицо, все размышляли о смерти. Наконец один из сержантов нарушил скорбную тишину и, взяв в помощь трех братьев, предпринял попытку поднять тело. Подхватив могучий торс под руки, схватившись за ноги, они, не без труда, оторвали Гийома от земли и понесли к коню. Оруженосец магистра тащился рядом, всем видом показывая свое стремление помочь, но, видимо, не решаясь прикоснуться к мертвому господину. Гийома усадили в седло. Словно сраженный титан, великий магистр навалился на холку своего коня, обхватив его мощную шею, уткнув лицо в густую гриву. Оруженосец взялся за кордео и медленно направился к городу. Братья пошли следом.

- Нам надо поговорить, - негромко произнес Лирмон, поравнявшись с Робером.

- Полагаю, что предмет предстоящей беседы мне известен… - криво ухмыльнувшись, ответил Плессье, окинув сенешаля безучастным взглядом.

- О, добрый брат, ты заблуждаешься, если полагаешь, что я хочу с тобой обсудить главенство в ордене. Эта должность по праву принадлежит тебе, меня это мало тревожит.

- Что же тогда? - Плессье еще раз взглянул на Франсуа.

- Этот поход необычен, полагаю, ты успел заметить. Его цель отнюдь не борьба с ересью или же очищение земли от сатанинских прихвостней. Гийом решил оставить это в тайне, дабы не утруждать умы братьев лишними думами, но ситуация вышла из-под контроля и я должен открыть будущему магистру планы ордена.

- Я слушаю…

Произнесенные тогда слова сейчас посмею утаить, но лишь с той целью, мой добрый друг, чтобы не утруждать тебя унылостью деталей. Все станет ясно, вскоре…

Щурясь от едкого дыма, тамплиеры шли по улицам Амьена.

Кое-где еще пировало пламя. Его сладостный треск растворялся в густом дыме, смешиваясь с вонью горелого мяса и искрами. Осевшие каркасы домов приветствовали Христово Воинство унылыми взглядами черных окон-глазниц; возмущенно кряхтели, отплевываясь гарью. Кучи тлеющих обломков и обгорелые трупы были повсюду. Обугленные кости звонко хрустели под копытами боевых коней. Некоторые дома с грохотом осыпались, словно на прощанье, выбрасывая облака искр и пепла. Пышущие жаром балки с треском обваливались прямо на дорогу, и разлетались множеством ярких угольков.

Наконец пред взорами тамплиеров предстал Амьенский собор. Пламя пощадило это высокое строение с изящной архитектурой. Лишь дым и гарь оседали на белых камнях расплывчатыми черными пятнами. Стены возле дверей были забрызганы кровью, на дороге вокруг валялись куски мяса, не тронутые огнем. Через распахнутые створки виднелись растерзанные тела жителей, пригвожденные прямо к алтарю. Всюду валялись оторванные конечности, внутренности и ошметки кожи; кровь покрывала бордовым одеялом буквально все, что попадалось на глаза.

Марк не солгал. Слуги Господа заплатили за свою веру сполна.

***

Задерживаться в городе не было никакой возможности, да и желанием братья не пылали. Было принято решение устроить привал в ближайшей деревне, затем следовать к Парижу. Робер собрал срочный капитул, на котором объявил последнюю волю Гийома. Братья единогласно приняли Робера де Плессье великим магистром Ордена Храма Соломона.

Тамплиеры покинули руины Амьена.

Незадолго до того, как Христово Воинство вошло в город, рыцари заметили, что одни из еретиков выжил и, убив оруженосца, пытается бежать. Робер не придал этому никакого значения, лишь приказал двум братьям преследовать сатаниста и принести его голову, как подтверждение того, что ни один из тех, кто попрал закон Божий, не миновал суда его. Брат Жиром и брат Франсуа пустились в погоню за беглецом. Одно только ускользнуло от их взоров - выжившим оказался черный колдун, коварный полукровка… Мы еще вернемся к судьбе священника по имени Марк, сейчас же пришло время тебе, читатель, многое объяснить.