Стенных часов неумолима мясорубка
Секунды капают со стрелки словно кровь
С меча горящего, что охраняет хрупкий
Эдем предвременья, в бездонный, хищный ров,

В копилку жадную могилы, вновь и снова
И друг на друга громоздятся в высоту
Столпотвореньем сталактита ледяного,
В минуты тяжкие сливаясь точно ртуть.

Последняя венчает шаткую громаду
И, погребя собой руины тишины
Беременной, тяжелый грохот часопада,
Впадая в сутки, по ночам стучится в сны.

А гирьки взвешивают жизнь бесстрастно, четко
И, перетягивая время озорно,
Перебирают, что монахи, звеньев четки,
И свищет маятник секирой вновь и вновь.

Все смелют в прах те жернова, вперед гонимы
Суть неизменным ураганом перемен.
Часы гримасничают в лунной pantomimos,
Морщин стигматы отражая в полутьме.

И содрoгаемые нервным тиком мелким
Со звонким таком, не спускают с нас глаза.
Глядят надсмотрщиком, подхлестывая стрелкой.
Жестикулируют и пальчиком грозят.

И по часам кукушка склевывает жизни,
Всегда внезапно, точно жаренный петух.
Часы по времени убитому бьют тризну,
И друг за другом утекают в пустоту.

Разрезав, с круглого стола большой тарелки
Снедают заживо полудня каравай
Двенадцать римлян-часовых, тасуя стрелки
Как нож и вилку. Что же, вьюга, накрывай!

Как белки в колесе по кругу убегаем,
От стрелок, что с собой несем как документ,
Как идол Кроноса. О, истина нагая!
На стены вешаем иконы перемен!

На стрелок троице распяты, что есть мочи
Бежим. Вглянув на них, о милости моля,
Молитвы нервные, невнятные бормочем.
Вкруг них, недвижимых, вращается Земля!

И, что на вертел, насадив на ось косую,
Они планету колесуют, колесят,
Как в центрифуге, и кроят, и полосуют,
Кромсают мир на часовые пояса.