– Здравствуйте, Маргарита Григорьевна! – Здравствуйте, дети. Маргарита Григорьевна чуть наклоняет голову и шествует дальше по коридору. Маргарита Григорьевна высокая, стройная, прямая,» как столб. Гордая осанка, величественная походка. Иначе не скажешь. Маргарита Григорьевна – директор 14 средней школы г. Верёвкино. Её уважают коллеги, начальство, «даже дети». Она «строгая, но справедливая.» В школе ведёт русский язык и литературу. Хорошо ведёт. В прошлом году из 36 учеников 10 а, который она вела, аж 18 поступили в вузы. Для Верёвкина очень хороший показатель. Маргарита Григорьевна душой болеет за школу. Часто засиживается допоздна в своём кабинете. В прошлом году её стараниями в школе провели ремонт. Школа сверкает голубой краской. В коридорах, рекреациях, классах, уборных – идеальная чистота. В школьной столовой работают хорошие повара. Готовят вкусно. Живёт Маргарита Григорьевна одна в однокомнатной квартире на проспекте 50-летия Октября. Проспект этот очень длинный, начинается в центре города, от проспекта Ленина и устремляется в бесконечность. В начале проспекта сохранились ещё два дореволюционных дома, один из которых в 1911 году построил сам Мариан Лялевич, о чём говорит охранная доска на фасаде, а в конце проспекта высятся элитные дома рубежа ХХ-ХХI веков. Маргарита Григорьевна живёт в средней части проспекта, в 5-этажном доме хрущёвского периода. Дом стоит во дворе. Двор зелёный. Тополя, липы. Дом тоже зелёный, в смысле, покрашен в зелёный цвет. Он построен в 1964 г., когда проспект ещё назывался Восточной улицей. Дом блочный, обшарпанный. Грязная прокуренная лестница с матерными надписями. А ещё там нарисован пень с поганками, и написано: «ЛСД – вкуснятина», а ещё – « сергей, который живёт на 5 итаже- дурак» Маргарита Григорьевна живёт на 3-м. В квартире - идеальная чистота, как в школе. Комната – 16 метров квадратных, с выходом на небольшой балкон. Кухня – 6 метров квадратных. В кухне и совмещённом санузле белизной сверкает кафель. Именно белизной. Серый, там, розовый, с картинками – это уже извращение. Кафель должен быть белым и никаким другим. В комнате просто и строго. Виден вкус. Светло-серые с коричневым орнаментом обои. Односпальная кровать. Книги. Много книг. В основном, классика + методическая литература. Письменный стол с настольной лампой. На тумбе – телевизор «Sharp», видеомагнитофон (слово «видик» Маргарита Григорьевна считает нелитературным. Рядом 5-6 кассет, в т.ч. её любимый фильм «Служебный роман». Маргарите Григорьевне очень нравится Калугина, но не думаайте, что Маргарита Григорьевна ждёт своего Новосельцева. Во-первых, Калугиной было 36, а Маргарите Григорьевне– 47. Во-вторых, появится в доме мужчина, порядка сразу не станет. Погибнет всё то, что она лелеяла все эти годы. Немытая посуда на столе, пепел на полу, носки на кровати... Ну, а даже попадётся аккуратный, так у него представления об аккуратности , небось, свои, не такие как у Маргариты Григорьевны. Маргарита Григорьевна, например, при всей любви к порядку, мытую посуду не вытирает. Сама высохнет. На свете есть только один человек, для которого Маргарита Григорьевна – Рита, который обращается к ней на «ты». Это – её сестра Елизавета. Но Елизавета живёт в Севастополе. 3-4 письма в год. Звонки в Новый год и в дни рождения. Всё. Последний раз сёстры виделись в 90-м, когда Украина ещё входила в состав СССР. Так и живёт Маргарита Григорьевна. Дом –работа. Изредка – театр. Но есть у Маргариты Григорьевны тайна. Жгучая, сладкая. Никто на свете о ней не знает. Разве что духи классиков литературы.
Маргарита Григорьевна вошла в квартиру и закрыла входную дверь Как следует. На цепочку. Сняла пальто. Повесила его на вешалку. Переобулась. Помыла руки. Приготовила обед – суп, котлеты, компот. Пообедала. Ела не спеша. Кто хорошо жуёт, тот долго живёт. Ела и предвкушала то, что предстоит ей. Вышла из-за стола. Вымыла посуду. Подошла к окну. Задёрнула шторы. Излишняя предосторожность. 3-й этаж. Напротив окна – лесок. Открыла ящик письменного стола. Бумаги, бумаги... Под бумагами – зелёная папка, а в ней – заветная тетрадка. Об этой тетрадке не знает никто. И Маргарита Григорьевна скорее дала бы отрезать себе язык, нежели показала бы эту тетрадку кому-нибудь. Маргарита Григорьевна положила тетрадку на стол. Закрыла ящик стола. Подошла к книжному шкафу. Ну, кто сегодня? Пушкин? Лермонтов? А может, Горький или Шолохов? Толстой. Или всё-таки Пушкин? Или Куприн для разнообразия? А вот стоят тома Гончарова. Так и просятся. Нет. Всё-таки Толстой Лев Николаевич. Маргарита Григорьевна сняла том с полки. Открыла. «Детство». Отлично! Маргарита Григорьевна села за стол. Открыла тетрадь. Просмотрела вчерашние записи. Вчера был Салтыков-Щедрин. «Господа Головлёвы». Аж мурашки по спине забегали. Маргарита Григорьевна взяла ручку и с нового листа начала писать.
Толстой Лев Николаевич Детство 12 августа 18..., ровно в третий день после дня моего рождения, в который мне минуло десять лет и в который я получил такие чудесные подарки, в семь часов утра - Карл Иваныч разбудил меня, ударив над самой моей головой хлопушкой - из сахарной бумаги на палке - по мухе. Он сделал это так неловко, что задел образок моегоангела, висевший на дубовой спинке кровати, и что убитая муха упала мне прямо на голову. Я высунул нос из-под одеяла, остановил рукою образок, который продолжал качаться, скинул убитую муху на пол и хотя заспанными, но сердитыми глазами окинул Карла Иваныча. Он же, в пестром ваточном халате, подпоясанном поясом из той же материи, в красной вязаной ермолке с кисточкой и в мягких козловых сапогах, продолжал ходить около стен, прицеливаться и хлопать. "Положим, - думал я, - я маленький, но зачем он тревожит меня? Отчего он не бьет мух около Володи ной постели? вон их сколько! Нет, Володя старше меня; а я меньше всех: оттого он меня и мучит. Только о том и думает всю жизнь, - прошептал я, - как бы мне делать неприятности. Он очень хорошо видит, что разбудил и испугал меня, но выказывает, как будто не замечает... противный человек! И халат, и шапочка, и кисточка - какие противные!" Карл Иваныч, с очками на носу и книгой в руке, сидел на своем обычном месте, между дверью и окошком. Налево от двери были две полочки: одна - наша, детская, другая - Карла Иваныча, собственная. На нашей были всех сортов книги - учебные и неучебные: одни стояли, другие лежали.
Было тихо, насколько тихо может быть в хрущобе. Откуда-то с улицы доносились крики играющих детей, да у соседей за стенкой работал телевизор. На лестнице послышались тяжёлые шаги. Маргарита Григорьевна подошла на мгновение к входной двери, глянула в глазок. Никого. Вернулась к столу.
Как мне памятен этот угол! Помню заслонку в печи, отдушник в этой заслонке и шум, который он производил, когда его поворачивали. Бывало, стоишь, стоишь в углу, так что колени и спина заболят, и думаешь: "Забыл про меня Карл Иваныч: ему, должно быть, покойно сидеть на мягком кресле и читать свою гидростатику, - а каково мне?" - и начнешь, чтобы напомнить о себе, потихоньку отворять и затворять заслонку или ковырять штукатурку со стены; но если вдруг упадет с шумом слишком большой кусок на землю - право, один страх хуже всякого наказания. Оглянешься на Карла Иваныча, - а он сидит себе с книгой в руке и как будто ничего не замечает.
Почерк у Маргариты Григорьевны ровный, красивый, но строгий, без всяких там завитушек. Маргарита Григорьевна исписала ещё есколько страниц. Сидела она ровно, как её научили в детстве.
- Вы меня извините, Наталья Николаевна? Карл Иваныч, чтобы не простудить своей голой головы, никогда не снимал красной шапочки, но всякий раз, входя в гостиную, спрашивал на это позволения. - Наденьте Карл Иваныч... Я вас спрашиваю, хорошо ли спали дети? - сказала maman, подвинувшись к нему и довольно громко. Но он опять ничего не слыхал, прикрыл лысину красной шапочкой и еще милее улыбался.
Тут Маргарита Григорьевна впервые допустила ошибку. «Наденьте Карл Иваныч». Перед обращением следовало поставить запятую. Маргарита Григорьевна тем временем писала дальше
Должно быть, заметив, что я прочел то, чего мне знать не нужно, папа положил мне руку на плечо и легким движением показал направление прочь от стола. Я не понял ласка ли это или замечание, на всякий же случай поцеловал большую, жилистую руку, которая лежала на моем плече.
После «Я не понял» следовало поставить запятую. А после «большую» - запятая не нужна. По крайней мере, у Льва Николаевича её нет. Маргарита Григорьевна писала дальше. Ошибок становилось всё больше. Портился почерк. Изменилась и осанка. Маргарита Григорьевна почти лежала на столе.
Мысли эти милькали в маей галаве я нитрогался сместа и пристольно сматрел на черные бантики сваих бошмоков Сказав с карлом иванытчем исчо не скалько слов о панежении боррометра и прекозав якову никармить сабак с тем чтобы на прощанье выехать после абеда паслушать маладых гончих папа против моего ожидания паслал нас учиться утешив аднако, абищанием взять на ахоту По дароге, на верх я за бижал на тирасу. Удвирей на солнышке зажмурефшись лижала любимая, барзая Сабака аца - милка
Маргарита Григорьевна, обливаясь потом, расстегнула блузку. Сердце колотилось, не менее 200 ударов в минуту. Или в менуту? Дыхание стало частым, прерывистым.
И ужастно и апастно букву т песать напрастно карова варона малако Моргорита гряггорьифна Жы шы чя щя чю щу
Маргарита Григорьевна сползла со стула. Серия мощных оргазмов сотрясали её тело. ... Маргарита Григорьевна лежала на полу. Пол был чистым, почище, чем стол у некоторых, и всё же... Маргарита Григорьевна Андреева, директор 14-й средней школы г. Верёвкина, заслуженный учитель республики лежала на полу. Блузка была расстёгнута. Юбка задралась. На губах – счастливая улыбка. Зазвонил телефон. Звонила Валентина Сергеевна, завуч. – Маргарита Григорьевна, извините, что я Вас беспокою. Мне сообщили, что завтра в школу должны прийти с телевидения. Репортаж будут делать. Надо бы подготовиться. Вам не очень сложно было бы зайти сейчас в школу? – Хорошо. Я зайду. Через полчаса. Маргарита Григорьевна одёрнула юбку. Поправила причёску. Перед уходом она успела проверить свои записи и поставить себе жирную единицу. | 
Библиотека // Объявления