Он, как последний неба стон,
Как жанр, забывший об актере,
Синеет, зноем опьянен,
Сорняк невиданный – цикорий.

Мы пьем кофейный суррогат
И наблюдаем в разговоре,
Как мысли сонные парят
И нашу спесь благодарят,
Не умолкая в мутном хоре.

Москвы истерзанный бетон
И затхлость утра на повторе.
Но, сам в себя слегка влюблен,
В ее пыли цветет цикорий.