***

Старинные часы.... Их звон, затем кукушка.... Маринка проснулась с жуткой головной болью. «Все возвращается на круги своя. И здесь меня не оставляет предначертание.» Долго пыталась понять, где она, и что происходит вокруг, примерно через полчаса обнаружила, что лежит в объятьях Олега между диваном и полом, мягко высвободилась, стараясь не разбудить, осмотрелась: праздник удался на славу, повсюду валялась грязная, частично битая посуда, бутылки, остатки пищи и...люди, спящие....

Много же я вчера, то есть сегодня, выпила, раз почти ничего не помню, хотя безумия своего, наверное, никогда не забуду! Хорошо хоть, надеюсь, осталось это лишь в моей памяти. Надо срочно идти под душь и переодеться.... Хотя в этом нет сейчас смысла, надо сначала попробовать убраться. Остальных сейчас пушкой не разбудишь, и мне это на руку.... И все-таки, как я оказалась в объятьях Олега? Наташка же из меня после этого паштет сделает! Надо будет с ней потом поговорить.

Девушка стала искать глазами Наталью и увидела рядом с каким-то парнем. «Странные у них с Олегом отношения, однако...»

Примерно через два часа основное было убрано, оставалось только подмести пыль и другую невидимую мерзопакостную мелочь, которая обычно бывает на полу, но из-за спящих это было сделать невозможно. «Проснутся,без меня справятся. Пойду пока исполню желаемое и направлюсь под теплые водные струи, переоденусь затем...»

Затем дни пролетели незаметно. С электрички все сразу же разъехались. Олег по своему обыкновению проводил девушку до дома и только потом отправился к себе.

Очень сильно похолодало.... Часто шел крупный липкий снег, к ночи превращаясь в настоящую метель. Хотели даже отменять в городе учебные занятия, но как всегда этого не случилось. Прогулки пришлось почти отменить, лишь изредка на полчаса, чтобы повидаться, Маринка встречалась с юношей в кафе. Когда погода немного изменилась в лучшую для людей сторону, девушке в голову пришла идея, и она, не раздумывая, решила осуществить ее, для этого позвонила Олегу и пригласила его в парк. Встретились у ее подъезда через полчаса и неспешно двинулись вдоль по улице в нужном направлении, разговаривали, потом свернули на знакомую аллею, и девушка внезапно остановилась.

—Что-то случилось?

—Мы пришли.

—Как это? Мы же вроде гуляем. Тогда как можем прийти? Если никуда определенно не собирались?

—Я изначально хотела показать тебе это место, рассказать кое-что.

—Не обижайся, но я не вижу здесь ничего особенного. Может, если ты начнешь рассказывать уже сейчас, я пойму.

Девушка торжествующе усмехнулась, отошла куда-то в сторону, подошла к дереву, подняв огромную ветку, и вдруг исчезла. Олег удивленно продолжал смотреть на то место, где она только что стояла. Ее там не было, он подошел ближе и сделал те же движения, что и она ранее. Оказывается, за склоненным деревом стояла небольшая резная скамейка, а на ней сидала Маринка и улыбалась....

Вскоре они расположились по-другому: спина к спине на том же пространстве. Девушка закрыла глаза и только тогда протянула назал небольшой блокнотик с изображением единорога.

—Не буду ничего говорить. Догадаешься сам.

Она снова закрыла глаза, вслушалась в дыхание сидящего рядом человека, шелест страниц под его пальцами, песню ветра над головой и подумала: «А ведь это последнее.... Никому не доверяла, не говорила, а ему.... Значит все. Теперь больше нечего скрывать.... Доверилась, открылась, словно тот блокнот в его руках....»

«Никогда бы не подумал, что она Так рисует. Слова не могу подобрать, Как! Потрясающе! Здесь наброски, я понимаю, но все же.... И различные пейзажи, портреты, животные — все, что окружает ее, но и другие,...фантастические картинки. Через них можно видеть душу, словно живые в твоих руках.... Блокнотик заканчивается, надо будет подарить ей потом новый.... Но что это? Последний рисунок, набросок карандашом. Портрет юноши со смеющимися глазами и открытой улыбкой. Непослушные волосы, шарф обвивает шею.... Это я....»

Олег закрыл блокнот и еще долго держал его в руках,— чтобы передать частичку своего тепла, откинулся, также, как Маринка, почувствовал ее белую шапочку рядом и передал блокнот. От волнения и переполнявшего чувства загаворил на английском, полушепотом:

—It’s…. It’s more beautiful, then I dream once…. —а затем также резко, не сбавляя тона, перешел на родной язык—Словно перенесся в другой мир, чудесно рисуешь. И мой портрет.... — юноша развернулся так, чтобы ее голова оказалась у него на плече, и обхватил девушку, она вздрогнула, но это не было заметно под толстой зимней одеждой.

—Знаешь.... Это место—самое сокровенное, что у меня есть. Ты узнал о нем первый. Сюда прихожу, когда грустно и радостно, рисую, мечтаю или просто размышляю....

—А ты никогда не пробовала воплотить свои зарисовки в нечто более крупное?

—Конечно. Это происходит почти каждый раз. Все они стоят в моей комнате в шкафу, а их, дожна сказать, много скопилось за годы, ведь ты держал в руках пятый блокнот с набросками. Никому еще все не показывала....

—Мне очень хочется увидеть их.... Меня ты тоже нарисовала на холсте?

Маринка чуть покраснела и выговорила:

—Нет. Этот набросок останется в блокноте и в моем сердце,— и тут она поспешно еще добавила—где рождаются все мои произведения.

—Но почему?

—Не могу этого объяснить, однако мне дороже карандашные рисунки и часто им совсем не хочется дарить краски.... Я что-то замерзла, не хочется уходить, но все же, может переберемся к кому-нибудь из нас домой, попьем горячего чаю?

—Запросто. У меня как раз сегодня никого дома нет.

Они поднялись со скамейки и направились обратно. Там попили чаю, как хотели, долго играли в карты (выяснилось, что оба очень это дело любят), и уже под вечер девушка вернулась в свою комнату, рассказала об ушедшем дне матери и уснула, обхватив руками подушку.

***