Я была среди своих ровесников, наверное, единственной, кого вырастила бабушка. Когда мои знакомые, любопытствую, спрашивали меня, как это, им приходили на ум воскресный пирог и долгие рассказы о прошлом – стандартный литературный штамп, хотя, надо сказать, в приличной литературе он мало кому мешает. Даже мне.

Я прежде всего вспоминаю опыты, которыми мы занимались: что будет, если пропустить ток через подсоленную воду? а если растворить в воде что-то ещё? что будет делать паук, если повредить часть паутины? какие жидкости нельзя смешать, а какие можно? Уже этот перечень многих заставит жалеть меня за унылое детство, а на самом деле это было по-настоящему здорово. У бабушки хватало времени искать керосин для наших опытов или несолёное сало для синиц (сколько предостережений о вредности жирного нам пришлось выслушать). Были специальные наборы для экспериментов, обычно дорогущие. Моим сверстникам покупали их раз в год, почти всегда с началом учёбы, набора хватало на один-два раза, а потом они возвращались к телевизору.

Бабушка огорчалась, что у меня нет друзей. Это было почти единственное, в чём она была солидарна с учителями. Мне назначали очередную подругу, кандидатка приходила к нам домой и умирала со скуки, наблюдая наши занятия, такие несерьёзные и незрелищные рядом с телевизионными научными шоу.

Бабушка и сама была одинока. После переезда в другую страну её дети нашли себе работу, а она – уже нет. В наших занятиях бабушка передавала мне что-то важное, что отдать иначе уже не могла.

Впрочем, её пироги, особенно рыбные, я тоже до сих пор помню, хотя они были и не воскресные. В воскресенье к нам домой могли придти учителя или соседи и осудить за неправильное питание, хотя по мне хороший дрожжевой пирог ничем не хуже пакета с попкорном.

Мне пришлось вспомнить занятия с бабушкой, когда на наш научный центр свалилась Неделя популярной науки, и расхлёбывать, как всегда, пришлось мне. Шестеро угрюмых мальчишек из интерната для сирот погибших военнослужащих вряд ли имели возможность прогуливать школьные уроки. Но та смесь законов, правил и дат, которую в них вложили, была обычным примитивом, не позволяющим что-то понимать. Впрочем, будущему пушечному мясу понимать, видимо, и не было положено. Наши занятия, похоже, выглядели для них забавным развлечением, тем более что с развлечениями у них было не очень. Я, конечно, грозилась очень страшным зачётом, на котором каждый должен будет собрать свою установку (хоть фонтанчик) и объяснить, как она работает. Вздохнув, я решила скрасить эту нечеловеческую жестокость покупкой большого и совершенно недиетического торта. За эту неделю мой лимит на сладости всё равно был безнадёжно перебран, и персональный модуль настойчиво требовал от меня записаться на курсы фитнеса. Альтернативой были занятия с психотерапевтом, но туда не хотелось совсем. Обычно терапевты рассказывали о важности персональной религиозности или о пользе мастурбации для незамужних женщин. В прошлый раз мне рассказывали о приёмах мастурбации со всеми морфологическими подробностями, заставившими вспомнить университетский курс анатомии. Значит, сейчас будет про религиозность.

Бесцельно трясти задницей на фитнесе тоже не очень хотелось. Мой организм одобрял только осмысленные усилия, а от бессмысленных я обычно валилась без сил. Вот добраться, как в детстве, по горам к любимому водопаду - от этого сил только прибавлялось. Я даже хотела вытащить туда мальчишек, но на моё заявление о познавательной научной экскурсии пришёл отказ. Очень зря, кстати – раковин ископаемых плеченогих там легко можно было бы найти на всю компанию. Но рассматривавшие заявление из ископаемых, видимо, слышали только о динозаврах.

Послать фитнес куда подальше тоже нельзя – мой индекс физического и психического здоровья тогда понизят, и прощай, работа в штате.

К моему удивлению всё прошло очень неплохо. Майк просто поразил меня рассказом про электрофорез. Кену на пятой минуте удалось оторваться от бумажки. И даже самый младшей, Джош, показал вполне сносные опыты со сталкивающимися тележками, так что человека три из группы его внимательно слушали.

За чаем начались суровые мужские подтрунивания друг над другом, хотя я подозреваю, что высшие достижения армейской лексики от меня скрыли. Когда с необычайной скоростью исчез последний кусок торта, до курсантов дошло, что наши занятия окончены, и они возвращаются в школу. Физиономии тут же помрачнели, а я начала лихорадочно думать о том, как же растянуть оставшееся время. Мне очень хотелось подарить какую-нибудь безделушку на память каждому, но я уже знала, что в интернате вещи воровали и отнимали. Начальство это скорее устраивало – солдат должен привыкнуть к тому, что у него нет ничего своего.

Тут меня осенило, и я потащила ребят в недорогой ювелирный магазин.

Импринт-камни шли бы вообще по цене простых булыжников со дна морского, если бы их не надо было охлаждать при добыче и обработке. Дело в том, что на впервые нагретом камне проявлялся рисунок, который уже не исчезал. Каждый рисунок был совершенно уникальным, как на куске хорошего янтаря. «На нагретом» - это уже до температуры человеческого тела, камешек на голой груди согревался и проявлял рисунок. Понятное дело, тут же начались суеверия про то, что подвески из таких камней – лучший личный оберег. Полная ерунда, хотя кому-нибудь вроде солдат простительно – мало ли у них разных оберегов. А вот воровать или отнимать чужой камень было совершенно бессмысленно.

Ювелир приготовил шесть шнурков и открыл холодильник. Тут на меня уставились удивлённые серые глаза Джоша.

- А вам, Джули? А себе вы не купите?

А, пропади оно пропадом. Лимит по украшениям у меня ещё явно не выбран, тем более что стоит подвеска недорого.

Повесив на себя камешки, мы сели на скамейку, скрашивая ожидание порцией мороженого на каждого. Через десять минут семь голов склонились над семью рисунками. Они и правда были разные, у кого-то как волнующееся море, у кого-то изображение напоминало две сосны. У меня получилась светлая птица с раскинутыми крыльями. Рисунок Джоша был негативом моего – тёмная птица на светлом фоне. Почти все извивы сложного изображения совпадали, только у меня птица была ещё и с тёмным глазом.

Курсанты вприпрыжку побежали в интернат – время уже поджимало.

Я очень надеялась увидеть их на следующий год, особенно Майка. Но правительственная политика в области образования сделала очередной поворот, и было решено сэкономить бюджет.

Ещё через десять лет судьба занесла меня в Африку. В стране, куда я поехала, гражданская война шла уже лет пять. Раньше такое случалось, когда пахло алмазами или нефтью, теперь пахло плантациями для биотоплива, но разница была невелика. Официально никто из третьих стран в войне не участвовал, хотя там постоянно находились десятки тысяч иностранных солдат – наёмники, что с них возьмёшь.

А год назад началась эпидемия. Все мало-мальски развитые страны подозревали друг друга в использовании биологического оружия, но истина была куда скучней. Природа не враждебна, но и не дружелюбна к нам, она считается с теми, кто готов себя защитить. Основное содержание человеческой жизни до сих пор состоит в том, чтобы добыть кусок хлеба и съесть его, по возможности, не в хлеву. Когда что-то мешает даже этому – пора ждать беды.

Самые страшные болезни иногда излечиваются, порой даже – усилиями медиков. Иногда их можно предотвратить. Именно этим я и собиралась заниматься, причём задача была для меня очень интересной. К моему удивлению, никто из коллег не захотел меня сопровождать.

Я работала целыми днями и мало что видела кроме местного аэропорта и местного, прескверно оборудованного института. Однажды вечером после ругани с лаборантами я пыталась пробраться в гостиницу через местный базар, раскинувшийся прямо на улице. Интересно, почему меня обвиняют в расизме за требование надеть защитный костюм и простерилизовать бокс, а владельцы плантаций с биотопливом ходят в лучших друзьях страны? Замедлять движение оказалось ошибкой. Ко мне тут же прицепился местный торговец дешёвыми украшениями. После третьего «нет» я увидела среди них импринт-камень. На нём была тёмная птица на светлом фоне, точь-в-точь негатив той, которая проступила в камне, висевшем у меня на шее.

Импринт-камни и тут стоили недорого, особенно «засвеченные». Положив украшение в карман, я пошла в тот бар, где обычно собирались белые. И богатые.

Человека с резким профилем я узнала сразу же. Про журналиста Теда Блэка рассказывали много плохого из разряда того, что меня никогда не интересовало. Я рассказала ему всё.

Через две недели Блэк позвонил мне. Мы встретились совсем в другом кафе, здесь было тихо и даже почти не жарко.

- Драка на улице, кто-то из местных присвоил вещи убитого. Непонятно, как Джошу удалось сохранить этот камень – перед отправкой сюда у них отобрали все личные вещи. Солдатам изменили рисунок сетчатки, с помощью специальных вирусов промодулировали генотип. Но дело всё-таки выплыло наружу. Сейчас разворачивается большой скандал, продажа военнослужащих вряд ли сойдёт с рук правительству.

- Нас всех продадут так или иначе, - тихо сказала я. – Не оптом, так в розницу.

Блэк слегка приподнял бровь, но говорить ничего не стал, и я почувствовала, что начинаю его уважать…