Я стоял перед дверью. Обычная дверь, в обычном подъезде, где-то в Бруклине, название улицы я, как всегда, не запомнил. И зачем запоминать, если я больше никогда тут не окажусь? Старая, будто покорежившаяся от времени, кнопка звонка с трудом поддалась нажатию. Где-то глубоко в квартире раздалась трель, глухие шаги в тапочках, отворилась дверь. Немолодая негритянка в очках с толстыми линзами смерила меня подозрительным взглядом. Ее курчавые волосы были распущенны, лицо покрыто морщинами, а глаза немного красные – скорее всего она недавно плакала.

- Я мистер Хайбридж. – представился я. - Вы за мной посылали?

- Да-да, я просто не думала, что вы так молоды. Проходите – она распахнула дверь немного шире, чтобы я мог протиснуться. Потом старательно оглядела лестничную площадку и закрыла дверь. Я оказался в темной прихожей, которую освещала лишь узкая полоска света из комнаты, где вероятно был включен ночник. Я поставил свой черный кейс на пол, сбросил промокшее пальто, разулся, вопросительно посмотрел на хозяйку.

- Проходите в зал, там будет лучше всего. – Она указала рукой на широкие двери одной из комнат.

Подхватив кейс и сделав пару шагов, я оказался в довольно просторной комнате, которую Фейт назвала залом. Что-то беззвучно шептал включенный телевизор, в одном из кресел лежал шерстяной плед. Хозяйка указала мне на диван, перед которым стоял широкий, стеклянный журнальный столик. Это хорошо, будет, где собирать инструменты, наклонятся до пола мне уже очень надоело. Сев на край дивана, я решил разъяснить ситуацию Фейт:

- Вы знаете, что я делаю? – Она неуверенно кивнула. – Я изгоняю души умерших, после встречи со мной они уходят. Уходят навсегда и больше не возвращаются. Вы уверены, что вам нужно именно это?

- Да. – Она сняла очки и протерла пальцами закрытые веки.

- Кто у вас погиб? Кто не дает вам покоя, не хочет уходить? И самое главное, почему он не хочет этого делать? Может быть, проще понять, почему и мирным путем… - Фейт перебила меня.

- Это моя дочь. Она погибла три месяца назад, ее… убили. Мне кажется, она просто не может успокоиться. Не может, пока не найдут убийцу. Но я ничего не могу сделать, полиция ищет, но… - она развела руками.

- Ясно, значит, другого способа нет. Сочувствую вашей утрате. Сейчас я соберу инструмент, вы проводите меня в ее комнату, и не будете туда входить, пока я вас не позову. Ни при каких обстоятельствах не входите, что бы вы не услышали. Вы только помешаете мне, а во второй раз дух просто может не согласится уходить. Вам все понятно? – Она кивнула, а я начал доставать из своего кейса детали. Постепенно кейс опустел, я поставил его рядом со столиком, прикоснулся рукой к каждой детали, начал сборку. Я делал это много раз, двести двадцать три, если быть точным. Это двести двадцать четвертый. А сколько их еще будет? Сколько я еще выдержу? Наверное, я слишком задумался, Фейт смотрела на меня вопросительно.

- Вы что-то спрашивали? Извините, я на секунду задумался.

- Да, я хотела бы узнать, ваша цена не изменилась? Моя подруга, которая посоветовала Вас, говорила о пяти тысячах.

- Нет, все осталось по-прежнему. Вы не хотите спросить у меня, что я сейчас делаю? – в руках была последняя деталь, я с громким щелчком прицепил ее к прибору. Он отдаленно напоминал пылесос, и на самом деле им же и был. Пара необычных решений в конструкции и простой ручной пылесос превращается во что-то совсем непохожее, загадочное и подозрительное.

- Вы собираете… Вернее уже собрали свой инструмент. Моя подруга рассказывала о том, как вы работаете.

- Что вы думаете это такое? На что это больше всего похоже? – я задаю этот вопрос всем «клиентам». Мне просто интересно знать, хоть кто-нибудь догадается? У кого-нибудь хватит ума понять?

- Не знаю. На самом деле, если я скажу, что я думаю, вы можете меня не так понять. – Она выглядела смущенной, словно ребенок, которого поймали за кражей печенья из коробки.

- Говорите, я не обижусь.

- По моему мнению, это напоминает обычный ручной пылесос. Я, конечно, не знаю, что это на самом деле и что вы будете с ним делать, но другого названия я этому инструменту дать не могу. – Я удивился. Наверняка, слишком даже удивился, и слишком таращился в это мгновение на нее – Фейт смутилась еще больше, отвела взгляд.

- Покажите мне, где ее комната? – я встал, взяв пылесос за металлическую ручку.

- Дальше по коридору, направо. – Она осторожно открыла дверь – не хотела злить призрака умершей дочери.

- Теперь оставьте меня. И заприте дверь, пожалуйста.

Фей попятилась, хлопнула дверью. Я остался наедине с ее дочерью. Призрак смотрел на меня сквозь пространство и время. Она была красива, с правильными, европейскими чертами лица – ее отец был белым. Цвет кожи ей от него не передался, а вот сосредоточенный взгляд, сильные скулы, улыбка… Да, Кейт была красива.

- Здравствуй, Кейт. Здравствуй. – Призрак печально кивнул мне, - Ты знаешь, зачем я здесь? Ты умерла, Кейт. Ты это осознаешь?

- Да. – Ответ прошелестел сквозь комнату легким дуновеньем ветра сквозь приоткрытое окно.

- И не хочешь уходить? – она лишь качнула головой. Все совсем плохо. Она действительно не хочет уходить, пока убийцу не найдут. – Кейт, ты должна уйти. Должна успокоится, должна оставить в покое живых, свою мать. Она итак сильно переживает из-за того, что потеряла тебя, свою единственную дочь, не нужно заставлять страдать ее еще сильнее. Кейт, ты должна уйти.

- Нет. Я не могу.

- Тогда ты не оставляешь мне выбора. – Я включил пылесос. Он заглушит все шумы, никто не должен слышать, что тут происходит. Для этого он мне и нужен, ну не для втягивания же душ? Это было бы все равно, что заколачивать гвозди микроскопом, только наоборот. Даже не гвозди, а шурупы. Люди, и почему им всем так нужно какое-то материальное представление, материальная сторона, даже в такой сфере, как вера и духовность? Они просто не могут мыслить другими категориями. Не могут поверить, их так часто обманывали. Был бы Иисус Богом, если бы он не воскресил Лазаря и не воскрес сам? Если бы не творил материальные чудеса, а просто проповедовал свое учение? Не знаю… Все на самом деле происходит почти мгновенно. Я сосредотачиваюсь на том, что должен сделать. Смотрю на призрака, пытаюсь представить его боль, его страдания, всю гамму его чувств в себе. И он просто переходит, остается в моем теле, заключенный навсегда, не имеющий права на голос, с двумястами другими, такими же. Только когда я умру, они все освободятся, я проведу их в другой мир, мир свободы и спокойствия, мир, где нет страданий. Только иногда они не хотят уходить со мной. Так сильно не хотят, что сопротивляются всеми доступными средствами. Крушат все вокруг, издают по-настоящему пугающие звуки, свето-эффекты. Проще говоря, действуют на нервы. Но на меня они никак не могут повлиять, ведь если они прикоснутся ко мне, то уже больше не смогут уйти. Кейт была молодой, сильной духом и она могла и хотела сопротивляться. Сначала на меня подул ураганный ветер, сшибая на ходу книги с полок, тетрадки с нарисованными на них сердечками, стакан с ручками… Потом ударил свет. Такой яркий, что я закрыл глаза рукой. Будто сотня килловатных ламп светила прямо на меня. Потом раздался крик, такой громкий, что для него не нашлось бы единиц измерения. Хорошо, что я надел звукоизолирующие наушники перед тем как начал. А вот хозяйка не надела. Пылесос не смог заглушить все, и я почувствовал, как кто-то бессильно падая, гладит меня по спине. Обернувшись, я увидел хозяйку. Глухо закричал:

- Посмотри, что ты натворила! – мне кажется, она испугалась. Как могут пугаться только призраки, ведь они знают как это, боль до смерти. – Иди сюда, я помогу тебе успокоится и уйти. Давай же, сейчас! – я почувствовал, как она входит в меня. Навсегда…

\

После приведения в чувство Фейт, я собрал вещи и уже почти вышел за дверь, когда меня нагнал тихий, ее уставший голос:

- Я поняла, как вы это делаете, мистер Хайбридж. – Я обернулся.

- Вы первая, кто понял.

- Надеюсь, последняя. Они всегда с вами?

- Да. Всегда. И будут всегда, до самой смерти.

- Вы их чувствуете?

- Чувствую. Иногда чувства усиливаются, иногда ослабевают. Но я чувствую их всегда.

- Сколько их?

- Двести двадцать четыре. С вашей дочерью.

- Позаботьтесь о ней.

- Хорошо. – Я вышел, хлопнув дверью. Название улицы я так и не запомнил, ведь я больше никогда туда не возвращался.