Зала постепенно заполнялась. Еще недавно заняты были только столики в углах, а сейчас за большой стол поместилась шумная компания с огромным бароном во главе, да и ко второму кто-то подсаживался. За стойкой стоял хозяин. Впрочем, стоял с каждой минутой все менее уверенно, так как непрерывно дегустировал пиво, которое было действительно отменным, густым, пьяным. Кружка, выпитая бароном залпом, привела его в шумное веселое состояние, он махал руками, заказывал мясо, пиво… Как из-под земли появились женщины легкого нрава, свита барона с радостным гвалтом приняла их в свою компанию, кружки всех калибров полетели над столом. Музыканты, карлики, солдаты, девицы, шулера, монахи, шум, грохот, пьяный запах пива, табака, зелени, немытых тел, жарящегося прямо в камине поросенка.

Поросенок появился в зале по воле того же барона: «Сейчас мы выясним, сколько неверных прокралось в нашу компанию». Доставленного поросенка барон велел готовить прямо тут. Раньше хозяйка не позволила бы, но сейчас жаровня в кухне занята. Кстати, уже вторым козленком!

Мальчишка крутил вертел с поросенком и присматривался к посетителям, примечая упавшую монету и задремавшего пьянчужку в углу. Вечерами поваренок редко оказывался в зале, и сейчас шельмец не хотел упустить шанс стянуть что-нибудь, но отойти от огня ему пока не удавалось. Стоило только остановиться, его тут же возвращал на место суровый оклик хозяйки, и как эта толстуха везде успевает! Впрочем, и то, что в кухне за жаровней следит, а значит, потеет, сам повар тоже неплохое утешение.

Таверна становится популярной и давно уже нужен второй поваренок, но толстуха жадная, предпочитает все делать сама. Вечер только начинается, из собора еще народ не пришел, так что этот козленок не последний, а сколько кур! не сосчитать, сколько пролетит их сегодня над огнем жаровни. Две служанки не успевают, наверное, ощипать-то как следует. Конечно, гости не почувствуют этого, над огнем пух опалится, но хозяйка не любит расточительности, зачем сжигать то, что еще пригодится.

Юный экономист сразу приметил пару в дальней от камина нише. Там обычно сидит в одиночестве кто-нибудь из церковников и строчит доносы на посетителей, туда и стула-то второго никогда не ставят. Кто с таким рядом сядет? Ничего не стоит спьяну ляпнуть лишнего. Или еще подсунет подписать какую-нибудь гадость. Кому хочется самому себе на костер дорогу мостить.

Сегодня худой каноник сидел не один, но странно было не только это. Странен был визави святоши. Крупный мужчина, в камзоле шитом золотом, по меньшей мере графском, да и по повадкам видно – богатей! Крупные руки, блестящая кожа. Вьющиеся густые волосы, и при этом – черный! МАВР! Это не укладывалось в маленькой хоть и смышленой голове. И он нет-нет да и заглядывался на странную пару, пытаясь через гомон расслышать их разговор. Но это было невозможно. Таверна горланила песни, визжала, спорила, ругалась. Юный физиономист отметил, что говорит практически один только «граф», а каноник по началу сильно оживленный, очевидно, предвкушением премии за конфискат с еретика, постепенно становился удивленным, потом растерянным, а к концу и вовсе стал похож на мрачную худую кочергу, но писать не прекращал, старался поймать каждое слово мавра, на что тот не обращал вообще ни какого внимания, ел мясо, запивал пивом и говорил, говорил, как будто его не заботили действия святоши.

«Свинья, где свинья!» – взревел барон. Хозяйка вынырнула с подносом, поросенка сняли с шомпола, поваренка прогнали на кухню.

Барону уже давно хотелось драться, пиво действовало на него все сильнее, он ожесточенно рубил кинжалом поросенка на куски, кидал их по тарелкам, следя, кто и с каким выражением на лице берет свинину. Барону нужен был враг, но в компании все дружно навалились на мясо. Принесли еще пива, скрипачи наяривали со всей страстью. И вдруг стало тихо. Тишина вползла в кухню из зала, вдруг смолкла музыка, голоса, упала скамья… Поваренок, да что там все: и повар, и служанки, побросали работу и прильнули к двери. Барон шел к нише, барон увидел врага, барону не нужен трибунал, он прямо здесь и сейчас расправится с еретиком-мавром, все это было написано на лице барона. Компания тоже была не прочь помахать кулаками, и мужчины вылезали следом за предводителем, побросав недопитое пиво. «Граф» поднялся навстречу угрозе, каноник, наоборот, вжался в стену. Началась драка, полетели стулья, женщины завизжали, хозяйка заорала, хозяин за стойкой проснулся, влетели стражники. Драка кончилась вдруг, все, охая, повалились на стулья, а посреди таверны стоял барон. Кулаки его были сжаты, а на лице застыло изумленное выражение. Мавра не было нигде. Барона усадили, страже налили пива и угостили мясом. Зазвучала музыка, и все успокоилось.

Каноник оторвался от стены встал, сгреб исписанные листы, подумал секунду, смял их и, пошатываясь, пошел к выходу. Проходя мимо камина, бросил туда бумаги. Однако огонь не успел до них добраться, поваренок метнулся к камину, выхватил сверток и сунул за пазуху. Тут же раздался голос хозяйки: «Марш на кухню, тунеядец!»

Таверна гудела допоздна, пока ночная стража не застучала в двери.

Ночью поваренок забрался в хлев, развернул приобретение. Парень он был толковый, хорошо умел считать и неплохо читал.

«...придется уходить. Жаль, я надеялся на другое! Думал: последняя работа, останусь здесь жить. Превращу это место в рай, да, собственно, это и был рай.

Понимаешь, я никому не рассказывал пока шло вызревание, место на отшибе, самостоятельно сюда б никто никогда не забрел… а то, бывало, только-только замесил генетический бульон - уже летят со всех сторон червяки-протоплазмы, изуродуют затею. И что? Смотреть противно. Впрочем, обычно я работал под заказ, исполнял прихоти весьма далекие от моего представления о гармонии.

Но здесь я все делал по своему вкусу! Атмосферу, плодородную почву собирал по крохам, не позвал климатологов, никого, всё, думал, сделаю сам. Людей лепил по образу и подобию своему, понимаешь? Понимаешь?! По образу и подобию СВОЕМУ! Мечтал: буду жить среди них, незаметной жизнью, но, конечно, помогать заблудшим, немощным или запутавшимся.

Всё складывалось удачно! Я так радовался, когда из бульона стали появляться первые медузы, черви, будь они неладны. Но обошлось, никто не вмешался на этот раз, а то ведь именно черви захватили большинство миров.

Вот ты хотел бы быть разумным червяком?..

Когда я навестил свое творение в следующий раз, тут вовсю разгуливали животные, но что-то пошло не так, вместо милых и теплых пушистиков я увидел огромных пернатых, ящериц, представляешь, какая дрянь? К счастью, это был не захват, а простой сбой, и я легко его поправил. Пнул легонько, они вскорости и вымерли.

И вот настал момент, когда я занялся своим проектом вплотную, остальные забросил…

…лохматая, чуть больше, чем хотелось бы, сутулая, но в остальном – очень похоже! Лицо, цвет кожи, руки ноги, даже отсутствие хвоста! Согласись, такая точность в работе, рассчитанной почти на пять миллиардов лет!.. отобрал для начала самых толковых и симпатичных. Устроил лабораторию. Это было счастливейшее время! Я не спешил. Работы было чуть. Изменить пришлось всего один ген! Невероятная точность! Кругом зеленый лес, голубое небо, белые облака. Сказка. …смешал корректирующий… И, наконец, я наделил своих питомцев разумом. Всё, планета – моя…

Земля – планета, шар… Птолемей? Возможно…

...казалось бы, больше нечего опасаться, раз есть разумная жизнь, значит, никто не имеет права претендовать, но я ошибся. Это не было захватом, скорее чья-то подлая выходка. Во всяком случае, кто-то вмешался… ...я оставил немного корректирующего состава. Всегда оставляю на непредвиденный случай, мало ли, болезни, или нападет кто, пока жителей мало, перебить их не составляет труда. Поэтому держу генный запас, обычно, до полного заселения.

...категорически, под страхом смерти запрещено прикасаться…

...я, конечно, вычислю, кто это сделал, когда-нибудь, и ему мало не покажется!..

...подучил парочку нарушить запрет! Сами бы люди никогда не осмелились...

...вовремя заметил, что двое ведут себя странно, взял пробу – точно! Мутации! Генофонд не затронуло, но изменения во внешности были неизбежны. Я рассвирепел, уничтожил резерв, а этих двоих выгнал на верную смерть на север, где климат был суров. Убить их сам я не мог, они же как дети, но и оставлять в колонии их нельзя – мутация могла распространиться на других. Дальше все пошло гладко, численность росла, люди начали проявлять разумность, начали говорить, рисовать, слагать легенды и песни. Тут я сделал ошибку. Решив, что все уладилось, я отправился доделывать незаконченные проекты и бросил Землю без присмотра…

...климат, и там, где я оставил рай, теперь выжженная пустыня, знаешь, что сделал злодей? Он нагнул Землю! Светлокожие мутанты захватили большую часть планеты, а… чернокожие теперь рабы… Не нравится мне здесь... Ну, пора...

…в этой таверне самое лучшее пиво, поверь мне, я посетил все…

Прощай…»

Уже рассвело, уже догорела свеча, а парнишка еще читал, шевеля губами, каракули каноника, пытаясь понять, что кроется за ними. Нужно было с кем-то поговорить. С кем? Пойти в собор? Даже думать страшно, хотя текст явно связан с церковью. Просмотрев писание еще раз, мальчик принял решение. Собрался и двинул в деревню, откуда пришел три года назад, после смерти родителей. Там в деревне жил единственный известный ему родственник, брат отца, мужик суровый, молчаливый, но грамотный. Он жил на отшибе, так как был кузнецом, жил бобылем, во всяком случае тогда.

Дядя встретил племянника сдержанно, накормил супом, ни о чем не спрашивал. Гость заговорил о цели визита только вечером, когда ушли подмастерья и они с дядей устраивались на ночлег. В двух словах рассказал, о том, что видел, о странном исчезновении, о непонятном поведении каноника и, наконец, показал исписанные страницы. Кузнец читал долго, но не перечитывал. Перевернув последнюю страницу, сказал: «Ну и что? Если ты забудешь что видел, вымараешь здесь кое-какие места, сойдет за невнятную библейскую историю. И что в том?»

– Но ведь… Я видел, как он исчез!

– А кто тебе поверит?

– Так все же видели!

– Кто все? Пьяный барон не вспомнит, где был вчера, каноник объявит тебя еретиком, так что мой совет, поступи, как он. Выброси или лучше сожги, вот завтра в горне и сожги.

Больше говорить было не о чем.

Утром мальчик ушел из деревни. Что сделал он с рукописью, неизвестно.

Прошло лет десять, и в Италии, а потом и везде начались, вернее, ужесточились с невиданной дотоле яростью гонения на мавров. Но связано ли это было с ночным происшествием и имел ли к тому отношение давешний поваренок – неизвестно.