После духоты июльского дня в распахнутые окна пятиэтажки в Мытищах потянулась вечерняя прохлада. Дуся подперла пухлыми кулачками второй подбородок в ожидании, пока остынет краник электросамовара, чтоб не обжечь пальцы. Лень было встать и тащиться на кухню за полотняной рукавицей, к тому же начинался сериал.

На припотевший лоб Дуси изредка набегали не пуганные кремами, массажами и масками морщины. Сразу несколько тяжелых альтернатив свалились на ее буйну голову в красном с райскими цветами платке, повязанном как бандана, и не давали сосредоточиться на двух периодически спаривающихся мухах. А Дусе было интересно, приземлятся ли они на сахарнице или вляпаются в розетку с медом. Если в мед, Дуся с удовольствием поотрывала бы им лапки.

С детства Дуся не любила и не умела выбирать. А сейчас, за чаепитием, ей предстояло решить сразу несколько проблем. Первая: открывать ли банку вишневого варенья или не полениться сползать в кладовку за земляничным. На вишневом сквозь стекло видна была обильная плесень под крышкой. Дуся представила, как будет брезгливо смахивать ложкой серо-зеленую дрянь, и поморщилась. С другой стороны, идти в кладовку без мужа, чтобы снова повстречаться с крысой, было не то чтобы боязно, но визга-то никто не услышит, и переживания со страхами как-то обесценятся, а рассказам-страшилкам даже соседки потом не поверят. Но и мед же намазывать на бутерброд с маслом уже противно. Да, это проблема посерьезней, чем с пирожками, которую Дуся легко решила минуту назад. На нее приветливо смотрели с трех блюд пирожки с капустой, мясом и курагой. Она долго выбирала, прислушивалась к журчанию в желудке, глотала слюнные ручейки, и, наконец, откусила сразу три. Смешение стилей и жанров Дусе понравилось.

Вторая проблема была еще серьезней. Дуся ждала хахаля – молдавского гастарбайтера Иона, с ближайшей стройки. А что надеть: сарафан с рюшками или джинсы с розовой кофточкой? Сарафан немодный, а любовник молодой и заграничный, в джинсах же лишний раз не вздохнуть, и пояс в брюшко больно впивается – чаю долго не попьешь, лишний пирожок не съешь. А Ионка любит за столом посидеть, колбаску украдкой поесть да о жизни ближнезарубежной порассуждать с возбуждающим акцентом.

Дуся с тоской погладила амурские волны живота под ночной рубахой, накатывающие на береговую линию резинки трусов, тяжело встала, подошла к зеркалу. Она всегда считала себя истинно русской, кустодиевской красавицей. Пышное молочно-белое тело и румяность щек не угасли и к сорока пяти. Она взяла пинцет и выщипала несколько треклятых волосков над верхней губой, поправила пергидролевый пучок на макушке, уверенно подвела глаза и вдела блестящие сережки. Затем накинула скромный халатик из парчи со стразами и решила быть по-домашнему простой и в меру народной.

Третья проблема Дусю пугала: рожать или делать аборт? У нее были двое взрослых детей: сын в армии и дочка замужем. Уж бабкой скоро быть. А тут рожать соседям на смех. К тому же незадача: Ванькино дите или Иона? А ежели чернявый молдаванин вылезет, как ее белобрысый Ванька посмотрит? Уйдет к Райке-буфетчице или бить будет? А и аборт делать не хочется. Давеча батюшка в церкви сказывал, что грех большой это, смертоубийство, и что на сковороду в геенне огненной угодить эдак можно. Дуся с ужасом посмотрела на чугунную сковородку, представила, как она поместится на ней, и инстинктивно поджала ноги.

Дожевывая пирожки, Дуся наконец наполнила заварной чайник, но вскоре тучка набежала на серые глазки, губки обиженно надулись: «Ну где же мой лапуля из солнечной Молдавии? Эдак и Ванька с футбола вернется…» С досады Дуся съела еще три пирожка, запила приторно-сладким наваристым чаем. Сериал не пошел: она снова перепутала, кто чья жена, кто кому изменил, кто настоящая мать и кто главный подлец. «Только б он не явился, когда Ванька уже будет дома, а то конфуз и мордобитие».

От чая прошиб пот и потянуло на соленое. Дуся тяжело поднялась, достала из холодильника шмат сала. «Сегодня уж не придет, сверхурочные, наверно». Вздох русской красавицы оборвал поворот ключа в прихожей.

– Дууусь, лябоф моя! – Ваньку изрядно покачивало. – А у нас гооости!

Следом за ним в дверь неожиданно просунулся поджарый Ион, ее Ионка. У Дуси засосало под ложечкой. «Откуда Ванька узнал? Сука Райка выследила и донесла, точно. Ой, ну сейчас будет разборка…» Виновато опустив глаза, Дуся молча дожевывала сало. «Аборта не миновать…, – пронеслось в голове, – только б не по лицу…».

Но, вспомнив женский опыт поколений, Дуся решительно взяла чугунную сковородку и заняла оборону у входа на кухню.

– Дууусь, ну выпил я слегонца, ну че ты… За победу ж! Наши надрали люберецким! Вооот, хорошего человека привел со стадиона, он вином молдавским угостил. Дусь, познакомься, это Ион, с берегов Днестра, хороший мужик.

Ион, в потертом советском пиджачке и видавших виды трениках, смущенно жался к вешалке в прихожей. Ванька, не разуваясь, плюхнулся за стол, потянул носом над блюдом с пирогами и размашистым нетрезвым жестом пригласил молдаванина. Ион робко присел с краешку.

«Кажется, драка, если будет, то не сейчас», – успокоилась Дуся. Она включила подостывший самовар и присела за стол с по-русски гостеприимным каменным лицом жены алкоголика. Ион заговорщицки стрельнул карими глазами.

– Ой, Дусь, как наши им надрали! Кода пеналь забили, весь стадион целовался в обнимку! Какой был футбол! Иди, Иончик, еще раз поцелую, друууг мой!

Радушно расплывшийся в улыбке Ион подставил щеку. Чмок. «А может, и не знает», – подумала Дуся и с натянутой улыбкой протянула руку Иону:

– Евдокия. Кушайте пирожки, дорогой гость, которые с краю – с мясом...

Над самоваром заклубился пар, крышка мелодично позвякивала. Дуся рукой в варежке разлила чай. Ион смущенно отлучился в ванную мыть руки.

– Ну, как он тебе? – виновато улыбаясь, спросил Иван.

– И где ж ты подцепил такого дружка?

– Ну, в парке, туда-сюда, он меня вином угостил, а я его на стадион повел. Хороший мужик...

– Он что, и ночевать у нас останется?

– Тут знаешь, Дусь, такое дело… – Ванька отхлебнул чаю. Морда покраснела еще больше.

– Ну, не томи, пьянчуга, что стряслось? – Дуся насупила бровки.

– Ну, понимаешь… ставки мы делали перед игрой… Ну кто ж мог подумать, что любера так облажаются… Ну, а денег у меня не было, сама знаешь. Ну что я мог выставить против его трехсот? Ну, предложил… предложил… тебя.

–

Ванька стал жрать пирог с капустой, торопливо захлебывая чаем, будто сейчас у него все отнимут и нальют кипятка за шиворот.

– В каком смысле?!

– Дусенька, прости. Но это ж не насовсем, на один раз только… Он хороший мужик, жена в Молдавии, дети…

…Рука у Дуси тяжелая. Но справедливая. Долго откашливался потом Ванька, подавившись пирожком, и прикладывая холодную ложку к разбитой губе.

– Прости, Дуся, я пьяная сволочь, прости, – промямлил Ванька, отползая спать в детскую.

Вышел прилизанный Ион и юркнул за стол. Дуся ощутила на коленке его горячую ладонь. «Прав батюшка, не надо делать аборт. И соседки, старые сплетницы, пусть подавятся», – решительно подумала Дуся, и чай показался ей необыкновенно ароматным, и пироги удались, и тихий мытищинский вечер расплылся в прохладной звездной ночи.