Она жила на берегу моря (Она жила, наверное, слишком далеко, хотя где-то в районе того окна… в том доме), в маленькой хижине. Отчетливо помню её очертания, горящие в свете вездесущего солнца (Её лицо мягко отпечаталось у меня в памяти, потому что людей забывать нельзя: любых) и её игры в лапландку из сказки о Кае и Герде(Мне казалось, что она подражает своей бабушке, а уж её смешные привычки… листать песни – через три и звонить после полуночи..) и то, что она никогда не зачеркивала написанного. Ей не нужно было зажигать ламп, сама ночь светила ей. А еще было немного грустно, что она не видела никакой красоты в закате…(Не было такого, чтобы она не спала до зари, её розовые переливы так и не наполнили её сердце… увы)

Я тогда только оплакал свою невесту, безвременно непонятую(Я совсем недавно остался один, чему был несказанно рад.. а так же…) и распрощался с должностью Бога всех неверующих фанатиков(мне пришлось уступить роль начальника всех фонарей из третьего ряда другому…). Я был Ветром, одним словом. Её душа давно полоскалась на моих волнах.(Шапочное знакомство с ней придавало всему привкус волшебства…)

Было смешно ставить дыбом ёе косички-ленточки, когда она убирала мокрый и солёный снег во двое(Каждое утро она, стоя на остановке, собирала упрямо тающие снежинки в ладошку, и было смешно и очень страшно, когда в её руках оставалась лишь вода…). Она верила, что Зима – самое волшебное, что у неё есть, но так мечтала об её конце, помешивая что-то в кастрюльке и читая безымянные стихи безымянных поэтов.(Её жизнь все тянулась и не кончалась и ей, в отличие от многих это нравилось. Каждый день что-то немного менялось в облике… Казалось, что сегодня она – фея, а завтра скрипачка из метро.. и так хотелось спросить….)

Её огород давно превратился в английский сад, и ей приходилось менять свои песни и сказки на еду в небольшой деревеньке, к югу от её дома.(Наши общие друзья рассказали мне, что порой романтичность перевешивала ее талант и очередная повесть, которыми она зарабатывала на пропитание, вовсе не случайно сжигалась ради начинания чего-то нового…)

В этот раз её история звучала до необычного серо. Дети и Люди разошлись без единой мысли в голове… и один Старик предложил ей перебраться в деревню, работать как все женщины и девушки, выйти замуж… Её с радостью примут, но за такие истории больше ничего не дадут…(«Кажется, Вы прогорели, даже не загоревшись достаточно ярко» - сказали ей в издательстве однажды… Слезы хотели бы душиться в её горле, но Она лишь приняла решение писать то, что будут читать.. вот и все.) Она нисколько не обиделась, это за неё мог сделать только я. Обещала подумать. И ушла к Себе..(И ушла к Себе..)

И пока она собиралась, я лихорадочно думал, как бы не отпустить её. Ведь в деревне она скоро забудет и свою Зиму, и Недо-волшебный борщ, ледяное море у самых ног и такие безразличные закаты… Попробует писать и исчеркает всю тетрадь, перестанет играть чью-то роль… Она будет другой и совсем не Моей. Или все же… пора взрослеть.(Я смотрел на неё сквозь два тонких стекла. А она смотрела в ночь. И надо было что-то делать. Ночь…)

На следующее утро я предложил ей стать Весной. Это место уже три сезона пустует. Слишком странное время, чтобы его снова ждать. Я предложил ей увидеть столько, что она никогда не станет такой, как все, где бы она ни была, с кем ли и что бы ни помнила.

И ей нечем было отказаться…

На следующее устро я подошел к ней на остановке и протянул с горсточку снежинок, самых по-настоящему последних ( это был последний день Зимы). И предложил уехать со мной. Куда-нибудь… прямо сейчас. Во Владивосток… автостопом.

И ей нечем было отказаться..

Опять…