Тоска.

Он быстро провел спичкой по коробку, и яркий свет маленького пламени отблеском отразился в глазах. Приблизив ее к белому силуэту сигареты, попытался подкурить, но большая холодная капля вечернего дождя поглотила незначительную силу огня.

Все было так, как и несколько лет назад: тот же сырой воздух, то же небо и тот же нелепый расплывчатый щит недавно проснувшейся луны.

«Странное ощущение…» - подумал он, глядя в неизвестность горизонта, который исчезал в миллионах капель вечного дождя. Но странность была не только в ощущение, но и в ходе времени. Оно тянулось необъяснимо нудно и необыкновенно тихо. В серебряных зеркалах луж отражались перспективы улиц, крыш и телеграфных столбов. В зеркалах луж была другая реальность…Но как только очередная капля врезалась в их гладкую поверхность, реальность сказочно-беспечная исчезала в небытие и четкие круги расплывались по колышущемуся изображению скудного мира. А звон соприкосновения капли и стекла луж неприятным гулом распространялся в пространстве…

Некто в черной шляпе, в пальто и сером старом шарфе шагал по брусчатке тротуара, наступая на опавшие картонные листья увядших деревьев.

Он спешил…Но иногда останавливался, чтобы проводить взглядом нелепо проносящийся трамвай, который оставлял эхо непонятного стука колес и звонка…

Он спешил, и поэтому нервно поправлял непослушный край шарфа, что так часто сползал с плеча…

Дождь не прекращался. Вода была в небе, на асфальте и даже в воздухе.

Некто вспоминал прошлое, и почему-то именно оно казалось ему необходимостью в настоящем, в настоящем без любви и идеала.

– Париж, Амстердам…Такое необходимо близкое и далекое! – прошептал он, взглянув на светофор.

Неизбежное пугающее чувство спокойствия охватило Некто. Что-то появилось в памяти, что-то чужое, манящее, но очень знакомое…

Он спешил, но не понимал куда. Не мог собраться и определиться. Чувство спокойствия расслабляло и навевало чарующий сон. Некто знал, уверенно знал, что спешить не стоит, что время дает великую радость тоски, тоски по чему-то очень дорогому и вседоступному.

– Париж…- твердил он.

Вдруг остановился резко, оглянулся, повел озябшими плечами и вспомнил, что в левом кармане пальто лежит записка. Некто попытался дыханием согреть руки, потер ладонь о ладонь и достал старый почерневший немного клочок бумаги, на котором неровным, неаккуратным почерком располагалась важная информация.

«Платформа №2, рейс 137. Отчизна», - пробормотал он быстро.

Некто вспомнил, как незнакомая женщина месяцем раньше отдала ему записку и скрылась в бездне арки старого кирпичного дома. Вспомнил, как стоял после этого несколько минут, ничего не понимая; как механически сунул ее в карман и побрел куда-то.

– Платформа №2, - повторил он и зашагал в направлении вокзала.

На маленькой площади, где гордо возвышался монумент неизвестного автора неизвестному господину, Некто снова поправил шарф и, заметив скамейку, направился к ней.

На белых брусьях сиденья скопилась вода. Кованые спинка и ножки визуально прогибались от тяжести капель влаги.

Он провел рукой по сиденью и сел.

Холодный ветер потрепанной кошкой пробегал по асфальту, цепляя лапами опавшие листья, старые газеты, которые сохранили историю…

Уже совсем стемнело. Яркие желтые глаза фонарей неровной линией уходили вдаль, оставляя электрический след тоски.

Раздался какой-то громкий звук, и стая испуганных голубей белой формой овала поднялась вверх. Эхом разошелся шорох движения крыльев…

«Париж, Амстердам…Отчизна, рейс 137…» - снова и снова вырастала эта мысль в его разуме.

Некто достал записку и просмотрел еще несколько раз. Подумав немного, встал, стряхнул капли с рукава и пошел дальше.

Скрежет соприкосновения подошв и мокрого векового камня ступень нарушал тишину, которая заняла все пространство улиц города.

Некто спустился на платформу: тусклый свет неоновых ламп рассеивался неравномерно, сквозняк, пролетая, выл, приподнимая пыль. Рельс линия сливалась с темнотой, местами блестя от перепадов света. И в воздухе присутствовал запах железнодорожной жизни, запах смазанного металла…

К платформе абсолютной неприкосновенной громадой подъехал поезд. Асфальт вздрогнул от движения дисков колес. Визг торможения растянулся ржавой кривой в звуке тишины… На вагонах красными почти стертыми буквами: «Берлин – Санкт-Петербург».

Некто достал сигарету и закурил. Дым седой змейкой, извиваясь, потянулся к высокому потолку вокзала. Некто затянул часть дыма в себя и пепел грустью горящего прошлого упал на розовый мрамор пола, рассыпавшись на кусочки серости мягкой и безобразной.

Докурив, он зашел в вагон. Сел у окна, покрывшегося белой пленкой влажности, и глубоко вздохнул…

Теперь странное чувство исчезло, теперь осталась лишь одна мысль : «Санкт – Петербург, Нева, ночь…»