На самой верхушке сосны воронёнок скачет радостно, лапами-крыльями дрыгает, орёт дурашливо.

Весело ему.

Смешные звуки из тоненького горла вылетают, бульками озорными, бисером рассыпаются по старому парку. Ой-ей-кр-р-йо!

Его отец, ворон, издали смотрит молча, головой качает в удивлении.

А малыш свои песни поёт, соловья уже перекричал! Вот набрал ещё воздуху в щуплую грудь, так, что чёрные пёрышки пиками поднялись… и замер. Вороны народ чуткий.

А там, на нижних ветвях сосны, забившись под хвою, кто-то плакал. Тихо, чтобы никому не мешать.

Не долго думая, воронёнок запрыгал вниз по лапам сосны, прислушиваясь к жалостному звуку.

С последней ветви свесился, чуть ли не вверх ногами, словно дятел.

А на нижней веточке, впившись тонкими коготками в кору ствола, плакал клубок острых иголок. Мелкие синие искры бегали по остриям его шкурки, словно разряды микромолний.

- Ты кто-о? – ошеломлённо выдохнул воронёнок. Хотя он и принадлежал к очень чуткому народу воронов, но был ещё слишком мал, чтобы скрыть своё огромное изумление.

Клубок игл всхлипнул ещё пару раз, кривые коготочки отцепились от мягкой коры и незнакомец обернулся. На воронёнка посмотрели два больших чёрных глаза. Под плоской кошачьей пуговкой носа постарался улыбнуться ротик с острыми зубками, но, горе, видимо, было очень велико и выражение мордочки осталось безутешным.

- Я – боль, - ответил клубок иголок. – Я сбежала ото всех.

- Так вот почему у меня сегодня не болит крыло! – обрадовался воронёнок и кувырнулся, соскочив на нижнюю ветку, поближе к грустному клубку. Но всё же он был из очень чуткого народа воронов и сразу догадался - в чём беда боли:

- Ты, наверное, плачешь, потому что тебя не любят?

- Не-е, - боль утёрла мокрый носик кулачком, - Потому что теперь слишко-ом лю-у-убят!..

И огромные слёзы снова потекли из чёрных глаз боли.

Воронёнок удивился. Это было ещё непонятно малышу: плакать, когда – любят.

Но тут рядом захлопали крылья, и на сосновую ветку сел отец воронёнка. Он уже давно увидел и понял, с кем так интересно болтает его чудо в перьях. Протянул боли большую бумажную салфетку, ворон мягко переспросил:

- Слишком любят?

Боль кивнула, утирая мордашку, и пояснила:

- Это меня так люди огорчили. И большие и маленькие.

Тяжело вздохнула, посмотрела в искренние глаза воронёнка и рассказала:

- Я прихожу, когда надо предупредить. Когда надо подсказать, что дальше – уже нельзя. Что необходимо тут же что-то предпринять иное, сделать по-другому, стать другим.

Острые коготки дырявили салфетку, тискали её, мяли.

- Болит тело - надо лечить. Болит сердце – надо разобраться в чувствах. Болит душа – надо искать причину, прощение, себя.

Серые пальчики расправили салфетку, разгладили её любовно.

- А люди – странные. Они не хотят понять - о чём я им говорю. Они забыли мой язык! Как так получилось?! Либо ненавидят меня, избавляются безоглядно, ломая, отравляя всё ещё живое в себе! Либо начинают любить меня противоестественной любовью, восхвалять, опутывать липкой лестью, похотью!

Ворон следил, как трепещет салфетка, складывается, идёт изгибами.

- Жажда человека причинить боль другому такому же, как он сам меня выматывает. Я становлюсь симптомом, а не вестником. Не другом, а оружием. Мне теперь самой больно от моего бестолкового, расхлюстанного, бесцельного существования…

Салфетка выворачивается, складывается, переворачивается, ещё раз складывается.

- Меня надо принимать как лекарство. Я делаю людей сильнее, когда меня правильно понимают. А за каждым ярким, освещённым окном мною хлещут, как половой тряпкой, бездумно, тут же получая ответные адски раскалённые тычки боли так, что меркнет всё перед глазами… и так темно и жутко холодно становится, будто умер… и я сбежала. Глупая.

Боль улыбнулась тихо воронам. Свернула последний раз салфетку, расправила получившуюся фигурку. Клювик, гордые, широкие крылья, задорный хвост. Боль сказала воронёнку:

- Твоё крыло не болит не потому что я сбежала из мира. Просто ты поправился. Играй осторожнее в следующий раз. Договорились?

И клубок острых иголок исчез.

- Папа? – спросил воронёнок отца.

- Она стала сильнее, - ответил ворон и усмехнулся, над нечаянным смыслом своих слов.

* * *