КАТАРСИС.

Резник так ненавидел Новый год, что каждый раз, когда приходил черёд наряжать ёлку, он доставал из пыльной коробки траурные ленты с позолотой и чёрные шары, в надежде на то, что всё это происходит в его жизни в последний раз. Но через пару недель всеобщее безумие затихало, праздники сменялись буднями, постепенно угасали запутанные в голых ветвях деревьев мигающие гирлянды, со стеклянных витрин исчезала блестящая мишура, таяли наклеенные на окна бумажные снежинки, дворы устилались несвежей зеленью погибших мученической смертью хвойных деревьев. Замершая почти на месяц жизнь в городе снова возвращалась на круги своя, сметая последние следы истеричного торжества, темп её постепенно ускорялся. Так незаметно, буквально за одно мгновенье, успевали пронестись перед глазами Резника все четыре сезона, неожиданно сменяя друг друга. Зима уступала свои права весне, которая, согреваемая солнечным теплом, превращалась тут же в жаркое лето, но вскоре безоблачное небо вновь начинало менять свой цвет с голубого на серый, щедрые тёплые ливни иссякали, перерождаясь в скупой моросящий осенний дождь, и Резник уже знал, что вот-вот выпадет первый снег, ударят морозы, город опять, как в воронку смерча, канет в стремительный круговорот предпраздничной лихорадки. А это значит, что вновь у него возникала необходимость достать с антресоли всё ту же зловещую коробку, смахнуть рукой с ней годовалую пыль и покориться, хотя бы и столь изощрённым способом, нелепой, устоявшейся веками традиции. Что бы не пытался он предпринимать, ему не удавалось ни избежать, ни оградить себя от этого, вот и в этот раз Резник решил 31 декабря запереться наглухо в своей квартире, не просматривать почту, отключить телефон, задёрнуть на окнах плотные шторы, выключить свет, заткнуть уши ватой и горько пить, только не шампанское, как дань общепринятому ритуалу, а холодную водку, не запивая и не закусывая, до полной потери ощущения реальности, до того момента, когда он, наконец-то, сможет не придавать значения и не замечать всё, происходившее вокруг него. Но и это добровольное затворничество не спасало его: он шарахался от взрывов петард, не смотря на заткнутые ватой уши, сквозь светлые полосы в шторе просвечивало мигание ёлочной гирлянды, развешенной у кого-то на балконе в доме напротив, он не мог не замечать, как небо то и дело вспыхивало и громогласно фыркало цветными фейерверками. Ещё чуть-чуть и он уже начал ощущать, что потихоньку сходит с ума, он метался из комнаты в комнату, не зная, что ещё предпринять, как изолировать себя от этого ненавистного, казавшегося ему бесконечным, праздника. Так и не сумев опьянеть после двух выпитых залпом бутылок водки, он лёг на диван, закрыв лицо подушкой, но и это не помогло сделать происходящее вокруг неощутимым для него. Он прижал подушку к лицу изо всех сил, чтобы она смогла впитать едкие слёзы безысходности, проступившие на его глазах. И тут, будто кто-то на небесах услышал его беззвучные мольбы и стенания, наступило едва заметное нечаянное облегчение: мрачные мысли в его голове смешались в единый, неделимый на компоненты мутный коктейль, дышать становилось всё труднее, сердцебиение постепенно замедляло свой неровный ритм. С двенадцатым ударом курант на городской ратуше, Резник из последних сил загадал своё единственное желание, которое, если верить новогодней примете, обречено было обязательно исполниться... Примета не подвела, приметы никогда не возникают из ниоткуда, и через год больше Резнику не придётся доставать с антресоли пыльную коробку с ёлочными игрушками, как он и мечтал, это действительно был последний раз, должно быть, Дед Мороз и для него нашёл в своём волшебном мешке подарок: долгожданное избавление от такой необходимости...