Проходя днем раньше вместе с Аллой мимо старой церкви, которая кажется, действовала и при коммунистах, Филипп хотел было поговорить с ней обо всем том, что стало его неустраивать в их отношениях, но как то нерешился. После увиденного собственными глазами сегодня ее свидания с этим странным дядькой он обязательно начал бы разговор. Но вчера он этого еще не видел и настрой был какой-то не тот, не располагающий к подобному разговору, да и момент не подходящий. Вместо этого, тогда заговорила Алла, очевидно отреагировав на культовое строение. Впрочем она всегда живо на них реагировала, к какому бы религиозному течению строения не относились, будь то костел или синагога, православная церковь или мечеть. Тогда Алла и произнесла те самые слова, которые он вскоре дословно услышал из уст отца в Ялте:

- О, Господь! Тебе нужно мое смирение? К чему это ведет? В жопу! В жопу смирение! Это отсутствие выбора. А возможность постоянного выбора – это залог моего существования. Это моя сущность.

Филиппу вспомнился еще один случай, когда он сталкивался с отражением сущности Аллы, стороны ее сущности из числа тех сторон, которые его смущали и тревожили. Отражение было запечатлено документально. В виде старой школьной тетрадки, что попалась ему на глаза у нее дома. Это была тетрадь с сочинениями, густо измаранная красной учительской ручкой. Причем это были большей частью не исправления грамматических ошибок, а довольно развернутые пространные обращения учителя к ученице, опровержения изложенных ею мыслей, выдержанные в духе дискуссии, а порой и просто крика души учителя, столкнувшегося с моральным чудовищем.

Похоже, что Алла хранила эти тетрадки, дневники с вызовами родителей на педсоветы, как боевые трофеи своего «трудновоспитуемого» детства. Открыв тетрадь с сочинениями наугад, Филипп прочитал эпиграф:

«Слова ветеранов не станут Молитвой,

Молитва для нас – кровавая рана».

В соответствии со школьной программой сочинение предполагалось, очевидно, на тему бессмертия подвига советского народа в годы Великой Отечественной войны или что-то в этом роде. Алла подошла к этой теме принципиально. Принципиальность подхода поражала своей недетской степенью нетерпимости ко всему советскому и к официальной идеологической мифологии, продолжаемой успешно культивироваться властью в республике и в годы так называемой «независимости», после распада Светского Союза.

Сочинение девочки-подростка содержало пассажи подобного рода: «Оставив в стороне общие громкие фразы вроде «ничто не забыто, никто не забыт», необходимо всего лишь задаться простыми вопросами, на которые всегда находятся простые ответы. И тогда все становиться понятно. Итак, во сколько же советская власть оценила память о героической борьбе, скажем, партизан Кличевских болот, память об их жизнях, отданных борьбе с врагом? Выходит, что не дороже, чем стоимость строительства дороги по этим самым непроходимым болотам, к месту, где на самом деле находился партизанский лагерь. Оно понятно - ведь гораздо дешевле соорудить бутафорские землянки на берегу болота, на твердой земле, что не требует ощутимых затрат, и не возить делегации туристов за лишние два десятка километров».

- Откуда ты все это знаешь? – спросил Филипп, как спрашивал ее всякий раз, оказываясь удивленным ее осведомленностью в вещах и вопросах, до которых подавляющему большинству женщин, да и мужчин, пожалуй, тоже, обычно нет дела.

Она тогда ответила ему в том же духе, что и всегда на подобные вопросы:

- Я всегда все знала. В процессе жизни мне лишь открываются дополнительные факты, обстоятельства и детали, которые подтверждают то, что я знаю.

А однажды ему на глаза попался ее дневник. То есть сначала он не знал, что это, и, скучая, пролистывая тетрадь в твердой обложке, начав читать записи, понял, что по форме это больше всего напоминает дневник или скорее бессистемное собрание записей каких-то отрывков мыслей и настроений. Раскрыв страницы наугад, прочитал: «Мне, верагодна, неабходна мець снайперскую вінтоўку, каб яна заўжды вісела на сценцы, заўжды на пагатове. Патрэбна навучыцца трапна страляць зь яе, таксама і ў цемры – на сьвятло цыгарэты альбо мабільніка. Магчыма, гэта спатрэбіцца мне ў жыцьці”. ( «Мне, вероятно, необходимо иметь снайперскую винтовку, чтобы она всегда висела на стенке, всегда была наготове. Нужно научиться метко стрелять из нее, также и в темноте – на свет сигареты или мобильника. Возможно, это пригодится мне в жизни».) Все эти записи Алла вела на беларуском языке! А это были именно ее записи, в этом не было сомнений. Филипп оказался очень удивлен этим фактом, ведь она сама никогда не разговаривала по-беларуски, и как ему казалось, наверное даже не понимала всех слов. Он был убежден, что беларуский язык для нее что-то вроде деревенского наречия темных и необразованных людей. Высказав свое удивление по этому поводу, он получил от нее раздраженный, неожиданно резкий и жесткий ответ:

- Если с тобой никогда не разговаривала, то это еще ничего не значит. А на российском, так с волками жить – по волчьи выть. Я говорю с людьми на том языке, который они понимают. И вообще, дай сюда и не лазь без спроса в мои тетрадки!

С этими словами она отняла у него записи.

Филипп с какой-то тоской опять остро ощутил, что по большому счету ничего на самом деле о ней не знает. И даже если прочтет все эти ее бредово-сумасшедши записки, это все равно ничего ему не объяснит и не откроет. А ведь он всерьез собрался на ней жениться. Связать свою жизнь с абсолютно незнакомым человеком. Или это она, подчинив себе его волю, собралась женить нас себе? Мысли о том, что она им манипулирует были весьма неприятны. Филиппу вдруг сделалось страшно и очень одиноко в непонятном враждебном мире. Он почувствовал необходимость в чем то разобраться, остановиться на мгновение, подумать, поразмыслить, трезво взглянуть на все. И правда, тот ли это человек, с кем ему следует связывать жизнь? При всей ее взбалмошености, явно неустойчивой психике? Ведь она абсолютно не респектабельна и если рассудить совсем не вписывается в его жизнь. Да и будет ли она, наконец, элементарно верна ему в браке? Зная ее непредсказуемую натуру нельзя дать никаких гарантий. Да и вообще, вопрос, здорова ли она психически? Все эти неожиданные словесные выпады против бога, ближних, этот навязчивый антогонизм, противопоставление себя обществу, безудержное богохульство...

Иногда складывалось впечатление, что это, в самом деле, какая-то дурная неведомая сила глумливо играет этим человеческим телом, прячась в нем под маской женского человеческого существа.

Решив серьезно поговорить с ней обо всем этом, он на следующий день отправился к ней домой. На автомобиле дорога заняла всего пять-семь минут.

Поднялся к ее квартире на седьмом этаже, позвонил. Из-за двери гремела музыка, звонка она явно не могла услышать. Филипп нажал ручку, дверь открылась, было не заперто, вошел. По ушам бил пульсирующий ритм песни “Personal Jesus” заграничной группы “Depeshe Mode”. Алла беззаботно кружилась в центре комнаты, танцевала полуголая, громко подпевала, заглушая голос певца, причем трактуя текст припева на свой лад:

- Jesus, fuck me!

Увидев Филиппа, она как-то странно, не сказать, чтобы приветливо, усмехнулась. Однако выключила музыку, рукой показал ему садиться, и принялась вопросительно смотреть на него.

- У тебя не заперто. Кто угодно может войти, а ты даже не услышишь! – упрекнул он ее, не зная с чего начать разговор, ради которого пришел.

- Пусть попробуют! – с прежней усмешкой ответила она с видом человека, абсолютно уверенного в своих силах.

- Послушай… Я хотел бы тебя спросить. Может тебе покажется это смешным или наивным, но я прошу, чтобы ты серьезно ответила мне. Расскажи мне о своем отношении к жизни. Какой ты видишь смысл своей жизни, чего ждешь от нее, какие у тебя в жизни цели? Хотя бы кратко, в нескольких словах, но, пожалуйста, по существу.

Она уже откровенно насмешливо взглянула на него и выдержала долгую паузу, глядя так. Во время этой паузы Филиппу показалось, что она будто ждала этого вопроса и знала, что он задаст его. Чем дольше она так насмешливо смотрела, тем больше он начинал ожидать, что сейчас она выставит его дураком перед самим собой с его вопросами о смысле ее жизни.

Наконец, Алла села на кресло напротив, начала свой рассказ, развязно закинув ногу на ногу:

- Непродуктивное знание. Бесплодное непродуктивное знание, интеллектуальный мусор. Девяносто пять процентов накопленных человечеством знаний такое непродуктивное знание. Тупиковое умствование. Нагромождение учений, религий, историй, событий, теорий, мудростей, псевдонаук. Все что не имеет смысла сегодня, как и не имело тогда, в то время, хотя этот смысл ему приписывался. Этот балласт по прежнему тянется за цивилизацией. Что-то успешно теряется, забывается, как ненужное и бессмысленное, а что-то упорно цепляется за умы живущих, загружается в головы подрастающим поколениям бережными хранителями интеллектуального мусора. Но это не та память, которую надо иметь, не то знание, которое должно передаваться от поколения к поколению. Так вот, я не засоряю разум, я позволяю быть в моей памяти только продуктивным знаниям и полезной информации... Дело в том, что в те давние времена, когда люди были не такими ничтожными и жалкими, как теперь, когда плебеи еще не погрязли в подлости, хамстве, тупости, примитивности, когда патриции еще не погрязли в подлости, лицемерии, трусости, чванстве… Хотя о чем это я? Люди были такими, какие они есть всегда. ВСЕГДА. Просто хочется немного верить, что возможно когда-то было не так…, - она криво усмехнулась, на мгновение призадумалась, - Да ну, на х**, так было всегда и так будет. Просто количественное отношение героев к быдлу было другим. Ладно, пусть будет так. В те времена, когда герои, скажем так, встречались среди людей гораздо чаще… В общем однажды появилось создание, которое могло проклясть Господа. Реально могло. Скорее всего, оно было в человеческом образе, иначе его бы попросту уничтожили до той поры, пока оно окрепло, развило свою силу. А если бы оно было в зверином образе, то ему вряд ли бы удалось приблизиться ко всем этим делам, связанным с человеческой верой во Всевышнего и религиозными обрядами. Явиться в демоническом образе, я думаю, тоже было бы для него верхом самонадеянности, это означало бы открытую конфронтацию и ставило бы изначально под угрозу успех миссии его существования… История этого существа туманна и запутана, существует много вариантов, толкований и версий. Каковы были подлинные события, сейчас никто не знает. Одно известно определенно – факт имел место в истории. Есть подлинные свидетельства. Какие, это отдельный долгий разговор. Хотя даже неизвестно, прокляло ли существо Господа. Пыталось оно это вообще сделать или же пыталось, но не смогло. Или все-таки сделало это. До правды пытались докопаться многие заинтересованные, но так и не смогли. Карацей, калі я даведалася аб гэтым, я вырашыла разьвіваць у сабе дэманічную сутнасьць.

( Короче, когда я узнала об этом, я решила развивать в себе демоническую сущность.)

- Чего? Демоническую сущность?

- Так, дэманічную сутнасьць.

- Ну, и… как успехи? – ехидно поинтересовался Филипп, раздосадовано поняв, что серьезного разговора, на какой он рассчитывал, не получается.

- Яна прысутнічала ўва мне ад пачатку. Сутнасьць. Трэба было толькі разьвіваць яе ў патрэбным накірунку. Як мае посьпехі? А хіба ты ня бачыш?

( - Она присутствовала во мне изначально. Сущность. Нужно было только развивать ее в нужном направлении. Как мои успехи? А разве ты не видишь?)

- Прекрати кривляться, разговаривай нормально! – разозлился Филипп и вдруг у него аж переняло дыхание.

- Ну, няўжо ты ня бачыш маіх посьпехаў? – насмешливо переспоросила она.

Он конечно уже заметил и почувствовал от этого легкий ужас. Конечно это могло быть всего лишь каким-то жалким трюком, розыгрышем с диктофоном или еще с помощью чего-нибудь звуковоспроизводящего, но душой он чувствовал - это происходит на самом деле, без всяких технических ухищрений. Алла говорила с ним не открывая рта.

Собравшись с силами он решительно сказал:

- Алла, послушай, нам нужно поговорить. Серьезно. Как взрослым людям.

- Мы, люди – такие страшные люди… Но меня все же очень забавляет быть человеком…, - ответила она вслух, свом голосом, с полной беззаботностью, - Людям свойственно жить иллюзиями. Иллюзиями насчет жизни и своего места в ней. Стоит перестать жить иллюзиями, и ты сойдешь с ума или станешь сверхчеловеком. Должна сказать, что первых я наблюдаю часто, а вот последние - явление очень редкое в живой природе…

- Послушай, - продолжил он, - я с тобой серьезно говорю, раз уж мы решились на подобный ответственный шаг, и ты готова выйти за меня замуж, я хотел бы видеть, чувствовать какие-то гарантии того, что ты действительно готова быть мне верной женой, в будущем хорошей матерью моим детям… Я должен быть уверен, связывая с тобой свою жизнь. Но ты, словно играешь, для тебя как будто все в шутку, не всерьез!

Алла мрачно задумалась, со зловещей улыбкой глядя на него. Отчужденно, с видом человека, чье внимание не надолго привлек чирикающий воробей.

- Какие я могу дать гарантии? Я обожаю непроходимую тупость в людях, еще обожаю, когда мне лгут, когда мне плюют в душу, когда пытаются нагадить, еще мне нравиться в них трусость, малодушие, жадность. Это поддерживает во мне веру в людей, веру в неизменность их природы, а стало быть, веру в правильность моего отношения к ним! И вот это, что ты говоришь, мне тоже нравиться... Так тебе захотелось гарантий? …червь. Не герой... Пшел на хер!

- Алла...

- Пайшоў прэч, чарвяк! – взревел внутри головы Филиппа нечеловеческий, клокочащий ненавистью, хрипящий голос, заставив его запнуться.

( - Пошел прочь, червяк!)

Алла в это время, не открывая рта, со злорадным презрением смотрела на него. Филипп почувствовал себя нехорошо, физически нехорошо. Ему словно стало недоставать воздуха, закружилась голова. В сознании активизировался инстинкт самосохранения, который настаивал: уходи, спасайся, здесь оставаться нельзя.

Филипп поспешно, не сказав более ни слова, не прощаясь, покинул жилище Аллы. Только на улице ему стало немного легче.

После этого они не видились.