Два года назад Чика и его компания зажили, наконец-то, по-людски, и тому способствовало чудо. Хотя, может, «чудо», - это и громко сказано, но, во всяком случае, факт необычайного феномена признали все, кто был свидетелем или достаточно хорошо наслышан о происшедшем. А теперь по порядку. Чика – сорокалетний, трижды судимый инвалид, проживающий в однокомнатной полуподвальной квартире (если так можно назвать темную, сырую комнату в два узеньких окошка) на улице Средне- Поперечной. Год назад он вернулся из своей последней отсидки слепым и хромым. Не успел освоиться и прописаться, как умерла мать. Теперь он один на всем белом свете и если бы ни его компания, то совсем бы загнулся. Небольшая пенсия по инвалидности, которую ему положило государство, только отчасти покрывает его запросы. Со дня материной смерти двери его мрачного жилища никогда не закрываются и он, почти не выходя на улицу, спивается вместе со своими неиссякаемыми гостями. К несчастью, он не в силах выставить их за дверь, а даже наоборот, очень рад каждому, в первую очередь потому, что вместе с новым гостем в доме обычно появляется и бухло. По дряхлому Чикиному виду и серому выжатому лицу никогда не скажешь, что ему только сорок, поэтому вместе с Чикой он носит и еще одно прозвище – Старик. А в последнее время, как раз с того момента, когда произошло чудо, к нему прилипла и еще одна «погремуха» - Датеровщик. Ею он обязан Капустину Николаю Никифоровичу, своему соседу-пенсионеру с первого этажа, бывшему учителю истории и своему наичастому собутыльнику по прозвищу Ни-Ни. Ну, а началась вся эта история в понедельник 3 марта 2003 года. Чика проснулся, как всегда, еще до рассвета и мучился мыслями о похмелке. Надо сразу сказать, что Чика всегда тяжело переносил похмельный синдром, как и подобает истинному алкашу. Эмалированный трехлитровый чайник был под рукой, и он то и дело жадно прикладывался к его носику. Вода, конечно же, не помогала придти в себя, но все же действовала на его расшатанную психику немного благотворно. По улице прогрохотал первый трамвай из депо, проснулись собаки за воротами аптечного склада, но в подъезд все никто еще не входил и Чика также жадно, как и воду из чайника, впитывал в себя каждый звук, ожидая своего первого утреннего гостя. Почти всегда им оказывался Петя Малыш. В отличие от других, он был тем еще живчиком, и к шести утра успевал сбегать на городской базар или к какому-нибудь гастроному и заработать пару бутылок вина, пива или водки. На него-то Чика и рассчитывал в это тяжелое утро. Кое-как добравшись до туалета и, также не уверенно, вернувшись на свой разбитый диван, он сидел теперь, покачиваясь из стороны в сторону, и молча молился всем известным ему богам и ждал Малыша. От нервного напряжения обострились и слух, и обоняние. Он больно ощущал, как весенняя капель за окном пробивает ему темечко, а кислый, дотоле незаметный запах откуда-то из-под стола, стоящего рядом с диваном, то и дело вызывал у него желудочные спазмы и тошноту. Сигаретная пачка потерялась где-то, и он страдал еще и оттого что никак не мог закурить. К своей слепоте он еще не привык в той мере, чтобы спокойно обходиться одним осязанием, поэтому старался пореже покидать диван и передвигаться в хаосе домашней утвари, следуя только за своими руками. Вот и сейчас, чтобы найти сигареты или хотя бы какой-нибудь окурок, он решился только на то, чтобы обыскать стол, а потом опуститься на колени у дивана и, ощупывая пространство на расстоянии вытянутой руки, поискать их где-нибудь на полу. Стоя на четвереньках, он кряхтел, как столетний старик, негромко матерился, но курева не находил. В это самое время на пороге его квартиры и появился долгожданный Петя Малыш. Он остановился в дверях, привыкая к сумраку комнаты, и окликнул хозяина: -Чика! Ты дома? Чика от неожиданности вздрогнул, но, распознав знакомый голос, тут же бодро отозвался: - Дома, дома. Где же мне быть? Проходи, Малыш, я тут под диваном сигареты ищу. Курить хочется... Малыш спустился по деревянным ступенькам вниз, подошел к неубранному столу, выставил бутылку водки и полез в карман за сигаретами. - Вставай, - бодро сказал он, - я все принес: и похмелиться, и покурить. Но Чика и сам уже усаживался на прежнее место и ждал, когда Малыш протянет ему руку для пожатия, а потом сунет в нее сигарету. Чика почуял, как вместе с появлением своего спасителя в комнату ворвалась и уличная свежесть, и приподнятое настроение Малыша. От них и ему полегчало. Он протянул свою руку навстречу товарищу, но вдруг, вместо привычной, небольшой ладони, почувствовал сначала какой-то электрический разряд, а потом только влажную руку Малыша. В тот же самый миг, когда его ущипнуло током, перед его слепыми глазами, точнее в их постоянной темноте, также резко вспыхнули и какие-то белые, яркие, отчетливые символы, похожие на цифры. Он вздрогнул, и вместе с ним вздрогнул и Малыш. - Ты что это молнии пускаешь! – Вскрикнул Малыш, и отдернул руку. - Да ничего, - ответил Чика, взволнованно и также, не понимая, что это было между ними, - не знаю. Дай-ка сигарету, быстрей. Малыш протянул ему сигарету и зажег спичку. Чика глубоко затянулся и медленно выпустил дым. Малыш с подозрением посмотрел на его ладони, но, не заметив в них ничего особенного, взял со стола пару стаканов и пошел к раковине. У дальней, самой затененной стены комнаты находился кухонный уголок, где кроме эмалированной раковины для мытья посуды стояла еще и двухконфорная газовая печь на ножках и фанерный буфет со стеклянными дверцами. - Щас, стаканы помою, и будем похмеляться, - сказал Малыш, открывая воду в крючковатом латунном кране. Чика сидел, задумавшись, и пыхтел сигаретой. Вернувшись к столу, Малыш откупорил бутылку, поискал на замусоренном столе что-нибудь для закуся, разлил водку и вместе со стаканом передал Чике и кусочек засохшего хлеба. - Ну, давай, а то хреново что-то, - сказал он, жадно глотая слюну. Чика молча принял выпивку, и тут же, одним глотком отправил ее в рот. Сухарик ему не понадобился. Выпил и Малыш. Минуту они оба молчали и, спустя ее, Малыш снова налил, и процедура повторилась. - Через полчаса пойду к Надьке пиво разгружать, обещала пару сотен деньгами и три бутылки пива, - усаживаясь рядом с Чикой, сказал он и полез во внутренний карман куртки за пачкой сигарет. Раскурили по новой, и тут только Чика, будто очнулся от транса, и тихо, и задумчиво заговорил: - Знаешь, я только что… когда мы здоровались с тобой, увидел какие-то знаки похожие на цифры. Вроде бы, как три тройки… только две из них обычные, а одна римская. - Где увидел? Ты ж слепой. - Слепой-то слепой, а вот, увидел. Прямо перед глазами. Такие яркие. В середине римская тройка – три палочки, а по бокам от нее две наши, обычные. Не пойму теперь, что это значит. - Как во сне что ли, увидел? - Ну да, как во сне. Только сердце уж как-то вздрогнуло от этих знаков, и еще от твоего лица, что промелькнуло где-то на заднем плане. Вот, херня какая, а... - Да… В это время наверху скрипнула дверь, и на пороге появился чей-то силуэт. - Привет, компания, - сказал мужской голос, и компания узнала Ни-Ни. - Скучаем? – Спрашивал он, осторожно спускаясь в полуподвал и неся перед собой тарелку с чем-то парящим и вкусно пахнущим, - вот, принес вам пельменьчиков в бульоне... - Спасибо, Никифорыч, - буркнул Чика и снова задумался. Ни-Ни подошел поближе, разглядел Малыша, не пустую еще бутылку на столе и сказал: - Давайте, хлебайте, я потом еще сбегаю, сварю. Мне вчера зять десять пачек привез. Малыш проворно вскочил с дивана, взял еще один грязный стакан и побежал к раковине: - А как, насчет водочки, Никифорыч? - Нормально, - ответил Ни-Ни и сел на табуретку возле стола, посидел пару секунд, а потом спохватился, собрал грязные ложки со стола и понес Малышу, - на и ложки помой, за одно. Чика, наконец, приходил в себя. Похмельные муки прошли и в преддверии нового дня, сулящего новых гостей, новые возлияния и разговоры, настроение его стало выправляться. Малыш вернулся к столу, разлил остатки водки на троих, и компания оживленно выпила и закусила. Покурили, и Малыш побежал на разгрузку пива. Уже с порога он крикнул им: - Вы ж никуда. Я скоро с пивом приду. Дверь хлопнула, и Ни-Ни тут же встал. - Ты посиди пока, а я приберу, - сказал он и пошел за веником, - а то тут у тебя, как на помойке. Чике стало покойно и хорошо. Он прилег и задремал. Проснулся он от монотонного гомона. Комната была полна. На трех табуретах у стола сидели Ни-Ни, Малыш и Коля Моряк, а рядом стояли Кузя, Батон и Сыч. Все до единого курили и не спускали глаз с Малыша. Он был трезв, как стекло и бледен. Конечно, Чика не видел их, но по голосам всех распознал. А также он понял, что у Малыша какое-то несчастье. - Малыш, что там у тебя? – Спросил он вязким голосом, и все тут же повернулись к нему. - Мать померла у него, - ответил за Малыша Батон. Чика сел и ногами искал тапочки у дивана. Услыхав неожиданную новость, замер и беспомощно заморгал слепыми глазами. - Когда, Малыш? – Спросил он. - Сегодня, - ответил Малыш, - инфаркт… - Помянем, - сказал Ни-Ни, и Чике передали стакан с водкой и кусочек плавленого сыра. Чика выпил, а за ним и все остальные. Когда отдышались и закурили, в комнате повисла пауза. Никому не хотелось говорить банального, минута была скорбная и чепуха здесь не проходила. Все молча посматривали на Малыша и дивились его необычному виду, какому-то неожиданно сосредоточенному и мужественному. - Малыш, - позвал его Чика (возможно, если бы он мог видеть, то, не прервал бы так быстро этот торжественный момент), и, не дождавшись ответа, не торопливо продолжил, - я вот опять думаю про нашу утреннюю встречу. Помнишь, как нас обоих током ударило? Я ведь в тот момент не только цифры увидел, но еще и твое лицо. Но я тебе, кажется, говорил об этом. - Говорил, - подтвердил Малыш. - А говорил я тебе, что кроме твоего лица там было еще и женское? - Нет, - Малыш еще более подобрался. - Оно было какое-то мутное, я не распознал чье оно, потому и упустил. А теперь вот думаю, что это было лицо твоей матери… Чика умолк, и наступила тишина, какая-то муторная и гнетущая. - Старик, у тебя что, видение сегодня какое-то было? – Спросил Ни-Ни, разряжая обстановку. - Да черт его знает, что это было, - ответил Чика, - мы здоровались сегодня с ним… только руками дотронулись и тут… может, и видение… Будто током шарахнуло. А перед глазами три цифры – посредине римская тройка – три палочки, а по бокам от нее две обычные тройки. Ну а дальше за ними лицо Малыша и еще дальше его мать, вся такая белая стоит, прозрачная, в полупоклоне… - Три тройки? – Задумчиво переспросил Ни-Ни. - Три тройки… - Да ведь это же сегодняшнее число, - вдруг как-то неуместно радостно выкрикнул Ни-Ни, - третье марта две тысячи третьего года! - Ну, и ну, - выдохнул Коля Моряк. - Это же ясновидение! – Все также громко сказал Ни-Ни. - Да какое, там, - отмахнулся Чика. - Такое, - продолжал Ни-Ни, - обыкновенное. Во время психических напряжений оно и приходит. Я недавно читал… - Угомонись, - прервал его Чика, - сейчас не до этого… На том разговор о Чикином феномене был закрыт, но не надолго. Через два дня Малыш похоронил мать, а шестого на утро явление повторилось. На этот раз первым похмелять Чику после поминок пришел Ни-Ни. Ну, и нарвался на тот же эффект. Их руки также как и в случае с Малышом, легонько хватануло током, и в Чикином сознании появились цифры 9 III 3. Еще он увидел удивленное лицо Ни-Ни, а на дальнем плане двух малышей похожих на ангелочков. Чика, не скрывая ни одной детали, тут же выложил всю эту картину своему собутыльнику. Они, в задумчивости, выпили, а потом, конечно же, стали гадать, что же это может значить. И, конечно же, ничего толкового не надумали. Но пришло, наконец, девятое число, и после двухдневных тревог и успокаивающих возлияний, пришла и новость. Дочка Ни-Ни родила двойню. И вот тогда-то Ни-Ни и прилепил Чике новую погремуху – Датеровщик. Чикин феномен был подтвержден вторично, и предприимчивая компания задумалась о том, какую бы пользу из него извлечь. Долго думали, но к окончательному решению не пришли. А пока суть, да дело, установили график утренних визитов. Хотелось еще раз убедиться в новом таланте своего товарища, а заодно и заглянуть за завесу своего будущего. Потом, может, что-то и подскажет им, как поступать с этим Чикиным талантом. Десятого марта с утра, согласно графика, но опохмелившийся на стороне и вполне довольный собой, к Чике пришел Сыч. Тут же полез здороваться за руку, но вхолостую. Ни электрического удара, ни видения не произошло. Компания задумалась и вынесла вердикт – до рукопожатия ничего не пить. Одиннадцатого марта настала очередь Коли Моряка. Превозмогая желание хлебануть вина из бутылки, он все же донес ее, но и тут облом. Эффекта снова не было. Что ж такое? Ни-Ни долго обмозговывал ситуацию и пришел к выводу, что Коля пришел слишком рано и Чика не успел настрадаться в ожидании похмелки и не достиг своего психического пика. Учли и это. Двенадцатого пришел Батон и долго не входил, чуть самого белочка не хватила, но когда дотронулся до Чикиной руки, то тут их и шарахнуло обоих. Чика увидел 4 IV 3, за ними удивленную рожу Батона, а еще дальше какое-то здание с вывеской «Сбербанк» и рядом с ним иномарку. Ну, тут и гадать было нечего. После услышанного, компания сразу решила, что Батона ждут шальные деньги из этого самого банка, который увидел Чика на заднем плане, что с их нищетой скоро будет покончено и, что в гастроном они будут ездить теперь на собственном BMW. В связи с этим, решили погудеть на всю, назанимали денег у кого только можно и до пятнадцатого пили так, что сбились с графика. Пятнадцатого у Чики появился Ни-Ни. Не вошел, как все, а именно появился, тихонечко скользнул к столу и впялился в изможденное Чикино лицо. Тот не услышал, как легкое тело пенсионера пристыковалось к табурету, пил воду из чайника и слушал радио: другого способа узнать время не было. Знал, что раньше восьми Ни-Ни не придет, потому в четвертый раз прослушал новости (с шести часов, через каждые пол часа) и уже выучил их наизусть. Восемь минуло, и вот-вот должен был появиться, наконец, спаситель. Но Ни-Ни, подлец, не хотел холостого выстрела, и все сидел перед ним, не дыша и поджидая, высшего психического подъема. В это самое время неожиданно примчался Малыш; подумал, что все уже давно произошло, и без задней мысли, здороваясь, первым схватил Чикину руку. Их тряхануло током, а Ни-Ни только беспомощно развел руками. - Вы это, что, - только и успел он сказать, когда дело уже было сделано. Малыша на минуту заступорило после встряски, а Чика в недоумении спросил: - Никифорыч, ты что же, здесь был все это время? - Здесь, здесь, - с досадой ответил Ни-Ни, - ждал, дурак, когда ты созреешь... Было что-нибудь? - Было, - ответил Чика, в нетерпении, - наливайте, потом расскажу. Делать было нечего, и Ни-Ни полез в карман за бутылкой самогона. Когда выпили, Чика сказал: - Малыш, сегодняшнее число тебе выпало, пятнадцатое… и снова баба какая-то сзади. - У меня и баб-то больше никаких нету, - с легким волнением ответил Малыш, - что за баба, рассмотрел хоть? - Да, вроде, молодая, при теле… На том разговор о Чикином видении был закончен, а к вечеру все и разрешилось. Малыш побаивался куда-нибудь уходить, и сидел весь день у Чики. Немного прибрал от безделья, немного подвыпил, и почти забыл о сегодняшней дате, но вечером, как и Ни-Ни, как и Батон, опешил, увидав на пороге продавщицу Надьку из Центрального гастронома. - Так вот ты где! – Сказала она, подбоченясь. Малыш побледнел: - А что? - А то, - стала спускаться она в подвал, - а то, что не спрячешься ты от меня, милок. Малыш встал. Она подошла к нему взяла за руку и по-хозяйски повела к выходу. - Пойдем, пойдем, горемыка, - говорила она, уводя его, словно телочка, - нечего по подвалам тыняться… На следующий день Малышу удалось не надолго сбежать от нее, и он пришел, чтобы рассказать новость. Надька забрала его к себе и хочет, чтобы они жили вместе. Он не против: она хорошая, и работу ему нашла в своем же гастрономе. Незаметно пришло и четвертое апреля. К этой дате компания приготовилась во всеоружие: открыли Батону счет в «Сбербанке», накупили ему всяких лотерейных билетов, а с пенсии Ни-Ни частично погасили через нее его коммунальные долги. Батон, вычищенный и вымытый, как новая копейка, не сидел на месте и то и дело бегал к ближайшему филиалу банка. Спроси его, и он бы не ответил, чего его туда носило. Но компания понимала его настроение и относилась к его непоседливости нормально. Пить ему не давали, а сами, конечно, выпив пару вина, сидели у Чики и потягивали пивко. Тоже ждали, хотя и болтали на всякие отвлеченные темы. А часа в три все и произошло. У самого банка Батона сбила иномарка, и его с переломами отвезли в неотложку. Вот так неудачно закончились испытания Чикиного феномена и началась новая история, о которой и ныне галдят в пивнушках. Примерно через месяц Батона выписали из больницы. Могли бы и еще подержать, но из-за того, что компания не забывала его и частенько таскала ему запрещенные напитки, выперли его раньше времени. За это время экспериментов с Чикиным ясновидением больше не проводили, а все обдумывали, как бы им с пользой распорядиться. И как раз в тот день, когда Батон спустился на костылях в подвал, Ни-Ни предложил идею. Заключалась она в следующем. Надо бы через средства массовой информации (радио, газеты и местное телевидение) дать объявления о том, что некий ясновидящий датеровщик, господин Чекалин (это такая у Чики фамилия), через одно только рукопожатие может определить любому желающему, если он только будет в трезвейшем виде, ближайшую дату его наиважнейшего жизненного события и разъяснит ее значение. Компания, не в силах предложить более интересный вариант, с идеей Ни-Ни согласилась и принялась собирать деньги. Первые объявления в местных газетах (на другие СМИ денег собрать не удалось) появились в июне. А в начале июля пришел и первый клиент. Но до того как он появился, компания навела в Чикиной комнате марафет: вымыла окна и панели, собрала мелкий мусор из углов и паутину с потолка. Ни-Ни принес абажур и новое покрывало на диван, Коля Моряк принес гардины, а Батон новую скатерть в голубую клетку. Кроме того, не забыли и о самом прорицателе, добыли ему где-то белую катоновую рубашку с длинным рукавом (сначала принесли с коротким, но неприличный вид татуировок, было решено прикрыть длинными) и черные наутюженные брюки. И еще за это время приучили Чику опохмеляться не раньше десяти утра. Так вот, первым клиентом оказался очкастый студентик. Попав в необычную обстановку, он растерялся, все как-то щурился и волновался, пока Ни-Ни кое-как ни успокоил его и кое-что ни объяснил. Все происходило за столом у Чикиного дивана. Чика сидел на своем обычном месте, причесанный и относительно свежий, в белой накрахмаленной рубашке, черных брюках с острыми стрелками, и смотрел в пол. Бывший учитель и тщедушный студентик сидели на табуретках за столом, и все чувствовали себя как-то неловко. Ни-Ни старался не сконфузиться, мысленно подбадривал себя, нагонял на себя непринужденный вид и говорил. Он рекламировал, как мог, Чикины таланты, а потом объяснил, как нужно входить с ним в контакт. Когда студентик освоился, и, наконец, решился спросить об оплате, Ни-Ни (как и было условлено компанией заранее) спокойно ответил ему: - Литр водки и закусь. После такого неожиданного ответа бедный клиент открыл рот от изумления и чуть не грохнулся в обморок. Пенсионер вовремя увидел его холодную бледность, подал ему воды и принялся оправдываться: - Понимаете, - выдумывал он на ходу, - в этом нет ничего предосудительного, просто нашему феноменальному другу было видение – брать за свои услуги именно это. Вы бы не удивились, если б я назначил вам в оплату лоток яиц, например, или шмат сала, верно? Так что же вас смутило в литре водки? Это такой же продукт… Успокойтесь, и давайте приступать… - Но где же я возьму водку и остальное? – Спросил студент. - А вот, Коля сбегает, - Ни-Ни щелкнул пальцами и в дверях, будто бы по щучьему велению, появился Коля Моряк. Студент полез за деньгами, вынул и передал их Ни-Ни. - Этого хватит? - Вполне, - пересчитав деньги и даже вернув сдачу, ответил он. Получив плату, Коля Моряк снова исчез, а Ни-Ни предложил студенту подойти к, сопящему от злости и нетерпения, феномену и подать ему правую руку. Тот встал и приблизился к Чике, осторожно протянул руку, а потом жалобно оглянулся к консультанту. - Чика, его рука перед тобой, приступай, - подвигнул ясновидящего к действию Ни-Ни. Чика поднял голову и, невидяще, стал искать контакта. - Молодой человек, ну что же вы, - видя, как руки их никак не сомкнуться, сказал Ни-Ни, - он же слепой, помогите ему. Студент, наконец, догадался вложить свою ладонь в Чикину, но, как только он прикоснулся к его руке, то тут же и отпрянул от нее, как ужаленный. - Ой! – Вскрикнул он. У Ни-Ни отлегло от сердца. Состоялось, подумал он, и, не затягивая процедуры, спросил у Чики: - Ну, что там у нашего юного друга? В это время студент все еще стоял в двух шагах от Чики, протирал вспотевшие очки и беспомощно щурился. - Десятое августа, - сказал Чика спокойно, - на заднем плане синяя коляска с ребенком… - Что, что? – Взволнованно переспросил студент. - Ваше событие, - вместо Чики заговорил Ни-Ни, - состоится десятого августа, и если судить по синей коляске, то… - У меня будет сын! – Радостно вскрикнул студент и побежал к лестнице, - этого-то я и ждал! Уже через месяц у меня будет сын… У самой двери он остановился, обернулся назад, и все также возбужденно сказал: - Сын! Спасибо вам! Вы такую радость мне сообщили… Он пулей выскочил из подвала, а следом за ним пришел и Коля с пакетом провианта. Будто учуяв, что там в Колиной сумке (а там кроме водки были еще две баночки сайры, три свежих огурчика, буханка горячего хлеба и пол батона докторской колбасы), Чика сказал, как отрезал: - Все, на сегодня хватит. Больше никаких клиентов. Ни-Ни согласно кивнул, и в эту же минуту в комнату хлынули Кузя, Сыч и Батон. Так они заработали свой первый гонорар. А потом и пошло и поехало. И зажили они по-людски. Клиенты поперли, как на буфет, и ни одного из них Чика не обманул, все его предсказания были точны. Одна только беда была, куда девать продукты и, как выпить такое количество водки, ведь порой они обслуживали за свой рабочий час до пяти, а то и до десяти клиентов. Но и с этим, в конце концов, разобрались: все, что оставалось к концу дня из продуктов, Ни-Ни стал уносить в свой холодильник, а водку в кладовую под замок.
И наступил 2005 год. Как-то, уже ближе к весне к Чике заглянул Малыш. Он был уже не тем Малышом, что когда-то, ради утренней бутылки бегал от магазина к магазину, и был готов на любую работу. Теперь вместе с Надькой он стал предпринимателем, все реже заходил к своим старым друзьям, бросил пить и окончательно потерял всю свою легкость и бесшабашность. Зашел он, как оказалось, по делу. - Никифорыч, - сказал он с порога, - а ну-ка покажи мне, что вы там накопили в своей кладовочке. - Могу и показать, не сложно, - ответил ему Ни-Ни, - но только, зачем тебе это? - Предложение есть, коммерческое. - Ну что ж, пойдем, - сказал Ни-Ни, и они ушли. Ни-Ни жил один, потому без всякого, впустил Малыша к себе в квартиру и показал водку. Она стояла уже не только в кладовой, но и в комнате, и на кухне, и, где только можно. - Ни фига себе! – Воскликнул Малыш, увидев все это богатство, - сколько ж тут? - Бутылок с тыщу, - спокойно ответил Ни-Ни, - а какое у тебя предложение к нам? Малыш походил по комнате, почесал затылок и сказал: - Вам все равно всего этого не выпить. Давайте я куплю ее у вас… за пол цены. - А почему, за пол цены? Мы же покупали ее по полной цене, и клиенты наши тоже покупали ее не в комиссионке. Малыш замешкался, не ожидая, что Ни-Ни не догадается, что на то она и коммерция, чтобы покупать подешевле, а продавать подороже. - Какая же мне выгода покупать, как в магазине? – Сказал он. - Ну а нам, какая выгода с того? – Все еще, не понимая, спросил Ни-Ни. - Так денег же сколько будет, посчитай. Тысяча долларов не меньше. Теперь и Ни-Ни почесал свой затылок, а потом, наконец, родил: - Раз, говоришь, что тысяча за пол цены, то значит здесь ее не меньше, чем на две. - Ну и что. Попробуй-ка это продать кому-нибудь, враз в кутузку загребут. У тебя ж ни лицензии, ни документов на нее. - А я и не собирался ее продавать. - Так давай я продам. И мне выгода, и вам денег, сколько не видели еще. Ни-Ни снова задумался, постоял немного посреди комнаты, разглядывая совместное богатство, а потом, взяв Малыша под локоть, повел к выходу. - Жалко продавать, - сказал он, открывая двери, - ни к чему нам твоя коммерция. Пусть стоит, сами попьем как-нибудь. Малыш ушел, а разговор этот натолкнул Ни-Ни на новую идею. Он спустился к Чике и провел совет. На нем он поставил такой вопрос: а что если, вместо водки и закуся брать у клиентов деньги. Сколько ж этой водки будет накапливаться у них? А за деньги можно и телевизор, и холодильник, и одежду новую купить. Будут деньги, и водки, если что, можно докупить. Для компании все это прозвучало как-то неожиданно и неестественно. Деньги? Зачем им деньги? Обходились же как-то. И на этот раз от необычной идеи все отказались, но искушение деньгами все же запало где-то у каждого. Через неделю Батон сказал: - Мне бы туфли новые купить. Коля Матрос вслед за ним заговорил про новую тельняшку, Сыч про штаны, а Кузя, про фуражку. Подействовало, подумал Ни-Ни и ввел в обращение с клиентами денежный расчет. Не прошло и нескольких дней, как вся компания была удовлетворена обновками и размечталась о новых. К концу лета все приоделись и были готовы к встрече зимы. Один только Чика ничего не требовал, довольствовался одной выпивкой и едой. Но компания не забыла и о нем: купила ему новую сорочку, брюки, туфли, а еще диван и четыре мягкие стула. Наконец, в декабре, за очередным застольем Ни-Ни решил подвести некоторые итоги их работы. Вместе с водкой он прихватил из своей квартиры и большую жестяную банку из-под бразильского кофе. Когда с первой порцией (литром) водки было покончено, он открыл эту большую жестянку и достал из нее толстый сверток. Это был общак. Освободив его от газетной бумаги, он показал всем толстую пачку американских долларов, в основном купюрами по десять и двадцать долларов. Еще в самом начале они договорились, что будут собирать общак только в иностранной валюте, посчитали, что так надежнее. Намуслив пальцы, Ни-Ни принялся пересчитывать его. - Раз, два, три… - тихо шептал он и откладывал в стопочку десятидолларовые купюры. Когда они кончились, то стала появляться и другая стопочка по двадцать долларов. В третью и последнюю легли только две купюры по пятьдесят, и на этом подсчет завершился. - Итого, - торжественно сказал Ни-Ни, - шестьдесят три десятки, сорок двадцаток и две по пятьдесят. Всего: одна тысяча и пятьсот тридцать долларов! Все это время никто из присутствующих не спускал глаз с зеленых бумажек и про себя пересчитывал их вместе с Ни-Ни. И каких только мыслей не рождали они в умах компании. Сычу вдруг снова захотелось воплотить свою давнюю мечту и уехать навсегда в Крым, Кузе захотелось мотоцикл, а Батону электрогитару. Коля Моряк размечтался о море. Вот бы опять, как в молодости, подумал он, наняться на пассажирский лайнер и податься куда-нибудь к Карибам или Филлипинам. Ни-Ни подумал о внуках и небольшой даче у реки. И только Чика ни о чем не мечтал и не думал. Американские деньги, которых он и не видел никогда, не могли вызвать в его воображении никаких радужных ассоциаций. - Никифорыч, дай-ка, хоть подержать эту пачку, - попросил Батон, - никогда столько денег не держал еще. Ни-Ни сложил все купюры вместе, перетянул их резинкой и передал пачку Батону. - Вот это да, - сказал Батон, взвешивая ее на руке, - нам бы каждому по такой. - Дай-ка и мне, - сказал Кузя, взял ее и стал рассматривать. Потом деньги оказались и у Сыча, и у Коли Моряка, пока снова не вернулась к Ни-Ни. - Ну а ты, Старик, не хочешь пощупать эту котлетку? – Спросили у Чики. - Нет, - ответил Чика, - лучше принесите еще водки, да спрячьте ее. Нечего искушать себя, а то еще удумает кто чего. - Да ты чо, Чика, - с какой-то обидой спросил Батон, - кто удумает? Мы же просто для интереса ее посмотрели. Вот бы и ты взял бы и подержал. Ух, какая сила в них, в американских деньгах. Чика и сам был не прочь облапить эту тяжелую пачку, но что-то подсказывало ему, что этого делать не следует. Не для него она – эта куча заморских денег. Одна беда от них, - внушал он себе. На следующий день было воскресение и единственный за неделю Чикин выходной. Как всегда, он проснулся рано и лежал, вспоминая предутренний сон. Этой ночью ему снились деньги. Во, как запали, думал он, что даже приснились. А что ему от них? Что бы он мог с ними позволить себе? Вернул бы себе зрение или подорванное здоровье? Может быть, и смог бы. Сейчас за деньги все что угодно можно вылечить. Ну, а потом бы, что? Шикарную квартиру, машину, было бы не плохо заиметь. А там – бабы, курорты, рестораны. Какой-то червячок растеребил его душу и вел его все дальше и дальше по голубой, волнительной фантазии. А что, я же еще совсем молодой, почему бы и не помечтать? – Оправдывался он поминутно сам перед собой. Чуть раньше времени, в половине восьмого пришел Ни-Ни с бутылкой и парой бутербродов. - Слышь, Никифорыч, - сказал он, после того, как прожевал колбасу, - пойди-ка принеси общак, я посмотрю на него… подержу. Ни-Ни, молча вышел из комнаты и через минуту вернулся вместе с жестянкой. Вынув из нее сверток и развернув его, он передал Чике пачку валюты. Чика осторожно взял ее, поднес к носу, понюхал, потом снял резинку и стал прощупывать каждую купюру. Ни-Ни смотрел на него и улыбался. В Чикиной же голове кружились разнообразные мысли. - Сколько мы ее зарабатывали? – Вдруг спросил он Ни-Ни. - Да месяца три, наверное. Чика задумался не надолго. - Это значит - по пятьсот долларов в месяц, - констатировал он. - Примерно, так, - подтвердил Ни-Ни, - за год легко можно на «Жигули» накопить. Шесть тысяч за год, подумал Чика, и плюс половина, которую мы ежедневно пропиваем. Это же девять тысяч! И вдруг следующая, неприятная, коварная мысль, от которой он постоянно отбивался все это время, вдруг прорвалась до его сознания, и поразила его – «эти деньги ведь только мои, почему же они не принадлежат только мне?» Он резко опустил голову, как будто его лицо могло выдать его, и долго не поднимал. - Возьми, отнеси их, - буркнул он Ни-Ни, - и захвати еще бутылочку.
В среду произошел первый прокол. Контакта между Чикой и молодой женщиной почему-то не произошло, и он соврал ей, сообщив первое, что пришло в голову. А в пятницу вдруг явился участковый и предупредил, что может разогнать всю их мошенническую лавочку. События эти, конечно же, не имели между собой никакой связи, но Чике вдруг показалось, что само провидение начинается вмешиваться в его жизнь и всячески усложнять ее. Неужели это все от моих коварных мыслишек? – Думал он в трезвые минуты. Зачем нам нужны были эти чертовы деньги? Надоумил же нас Малыш. И, словно услыхав эти мысли, в воскресенье явился и сам Малыш. - Опять с предложением? – Спросил его Ни-Ни. - Да, - ответил Малыш и сел за стол, - есть одно интересное дельце. Все со вниманием стали слушать его, а он изложил свой план совместного обогащения. - Чикин дар может и иссякнуть когда-нибудь, а деньги, которые вы накопили, должны работать и приносить новые прибыли. Если вы собрали уже, хоть пару тысяч долларов, то могу предложить вам для них выгодное вложение. - Какое? – Не выдержал Батон. - Я собираюсь купить партию игровых автоматов, бэушных. В нашем гастрономе я договорился об аренде небольшого закутка, и в нем легко станет десяток «одноруких бандитов». Предлагаю купить их в складчину, по две тысячи со стороны. Прибыль – семьдесят на тридцать. Мне, естественно, семьдесят процентов, вам – тридцать. - Почему не пополам? – Снова спросил Батон. - Потому что идея моя, аренда моя и работа моя, а ваши только деньги и все. Это справедливо. Все задумались, а Малыш встал и пошел к выходу. - Тут и думать нечего, - сказал он от двери, - тридцать процентов – это пятисотка в месяц. Где вы еще найдете такое вложение? Быстрей шевелитесь, а то передумаю.
На следующее утро Чика вспоминал слова Малыша - «идея моя, аренда моя и работа моя» - и завидовал, как он смело выторговывал свои семьдесят процентов. А у нас, думал Чика, и приемная моя, и работа моя, а все доходы, не договариваясь, делятся на шесть частей. Ладно еще, Ни-Ни, он хоть ассистентом притворяется, а Батон, а Коля Моряк или Кузя с Сычом, их же и не видно никогда, кроме как за пьянкой. И злость поднималась в душе у Чики на всех своих товарищей, и так хотелось напиться ему сейчас да выматерить их всех. Но напиться ему не дали, и сеанс он провел снова с одним проколом, хотя и посетителей-то было всего двое. Что-то уходило из Чики, что-то замещалось в нем одно на другое, и он хорошо чувствовал это. Когда пришел Ни-Ни он сказал ему: - Надо отдать деньги Малышу, пусть организовывает свое казино. - Хорошо, - согласился с ним Ни-Ни, - только надо, чтобы и все остальные знали. - Так скажи им, - буркнул Чика, - и отнеси деньги. Ни-Ни в недоумении ушел от него наверх и вернулся только через час, сообщив, что деньги уже у Малыша, а у них снова ни копейки. - Ничего, завтра будут, - успокоил его Чика и попросил принести что-нибудь пожрать и, конечно же, выпить.
На завтра деньги у них снова появились, но стоило это еще одного Чикиного вранья. А к вечеру Чика заболел. Печень так разболелась, что хоть на стену лезь. Пришлось вызвать скорую. Чику увезли в больницу. А на следующий день стал ясен и диагноз – цирроз печени. Пить ему, конечно же, запретили категорически, и продержали на «сухом» пайке весь трехнедельный курс. Как друзья его ни старались, но им так и не удалось передать ему хотя бы одну бутылочку. Через три недели его выписали, и он снова появился в своей убогой квартире. Ни-Ни и компания забирали его из больницы, будто героя. Но он не видел их радостных рож, роскошного форда, на котором они везли его домой, и только в родной комнате, в которой почему-то не пахло ни алкоголем, ни табачным дымом, а веяло необычной свежестью и фруктами (похоже, апельсинами или мандаринами), он как будто бы пришел в себя, и впервые улыбнулся. В это самое время его вдруг посетила еще одна удивительная мысль, но совсем не похожая на те злобные мысли, что посещали его в последнее время. Она пришла к нему, как тот электрический импульс во время сеансов. Прямо этакой картинкой появилась она в его сознании, и на картинке этой была его комната, освещенная ярким весенним солнцем; на столе, застеленном белой крахмальной скатертью, полевые цветы в вазе, а рядом со столом все его товарищи в белых рубашках и широко улыбающиеся. А что если бы у меня не было этой моей компании, подумал он, чтобы я делал тогда один на этом свете? Теперь и ясновидение мое без похмельного пика никогда не вернется, и денег проклятых я никогда не заработаю, но товарищи-то мои останутся со мной, и я буду также счастлив, слушая их за своим столом. Чика покраснел. - Ты чего? – Спросил его Батон, - тебе что, снова хреново? - Хреново, - ответил Чика и сел на диван, - падла я, Батон, вот и хреново мне. Все в недоумении уставились на него. - Чего замерли, не верите? – Спросил он их, - а ведь это мыслишки мои гнусненькие меня в падлу превратили. Что, думаете, не бывает такого? Бывает… Простите меня, братцы… - Да за что, Старик? – Снова спросил Батон. - За то, что возомнил себя пупом земли… за то, что заслуги свои хотел выделить. Вот, за что… - Но ты ведь заслужил их, - вмешался Ни-Ни, - и мы это тоже подтверждаем. Те две тысячи, что мы отдали Малышу, пусть теперь, когда уже сеансов больше не будет, станут только твоими – это мы единогласно решили... А водочку, с твоего позволения, мы сами потихонечку допьем. - Нет! – Крикнул Чика, - не будет, по-вашему! Все - на всех! Только водка, без меня. - Но это же не справедливо, Чика, - возразил Коля Моряк. - Зато, по-братски, и точка, - отрезал бывший датеровщик…
Вот так и кончилась эта история с Чикиным ясновидением. Но все еще не кончилась его жизненная история и история его компании. Все также каждое утро они собираются в его квартире на Средне-Поперечной улице, курят, выпивают и вспоминают веселые дни. Чика не пьет и готовится к операции на глаза. Малыш старается не подводить их, и компания продолжает жить «по-людски». Водки пока еще не покупали… |
Библиотека // Объявления
