– Нет, паршиво всё-таки сделали, – сказал Михалыч, наверно уже раз пятый обходя крест.

Фёдор, стоявший неподалёку, одной рукой опёршись на лопату, лениво посмотрел на солнце – то было уже в зените и жарило так, что хотелось забраться куда-нибудь глубоко под землю, чтобы скрыться от его палящих и вездесущих лучей.

– Да и дерево больно старое – как будто он здесь уже лет пять стоит…

– Михалыч, да когда же ты, наконец, уймёшься? На кой чёрт тебе этот крест сдался? – раздражённо проговорил Фёдор. – Это, видно, пацаны деревенские балуются. Сколотили крест из заборных досок, да сейчас, небось, где-то в кустах сидят и смеются над тобой.

– А ну цыц, молокосос! – прикрикнул Михалыч. – Чего ты лезешь? Не видишь, я занят.

– Слушай, да наплюй ты. Пошли уже домой. Тем более, сегодня воскресенье, а мы шесть могил копали.

На этих словах Михалыч резко обернулся и подошёл к Фёдору.

– А ты уже и устал? Да я в твоём возрасте по двадцать-тридцать могил в день выкапывал, и ничего. Живой, как видишь, руки не отсохли.

– Но Михалыч, посмотри, какая жара стоит. Работать практически невозможно. А этот крест – вообще не наша проблема. Тот, кто его ставил, пусть и беспокоится.

– Пусть и беспокоится, – передразнил Михалыч. – А вдруг там кто-то похоронен?

– Ага, ты сам там мёртвый лежишь.

– Ты мне тут ещё поёрничай, – погрозил пальцем Михалыч и вновь принялся осматривать крест.

Фёдор безнадёжно вздохнул и прикрыл глаза. Единственное, что ему сейчас хотелось, так это окунуться в озеро, находившееся буквально в двухстах метрах от кладбища, куда он ещё с детства ходил плавать с друзьями в особенно знойные дни. Сейчас он отчётливо представлял, как погружается в прохладную воду, рассекает её руками, пытаясь добраться до самого дна. Но как жаль, что недолго задерживается он под водой и приходится снова выныривать в июльское пекло. Видение оказалось настолько реальным, что Фёдор не сразу осознал, что всё ещё стоит под палящим солнцем, а на прохладу нет даже и намёка. «Что за никчёмная жизнь, – с сожалением подумал он, – пропадаю без надобности.»

Михалыч в это же время внимательно осматривал табличку, пригвождённую к кресту. То, что на ней неаккуратно было намалёвано его имя, отчество, фамилия, дата рождения и дата смерти, соответствующая сегодняшнему числу, его уже давно не удивляло и даже, честно сказать, как-то приелось. Больше всего Михалыча интересовал материал, из которого была сделана эта табличка. По его самым смелым предположениям это могла быть нержавейка. От одной только этой мысли у него на глазах наворачивались слёзы: пускай крест уродливый и страшный, пускай дерево уже начало гнить, но нержавеющая сталь могла искупить всё. «Господи, – думал Михалыч, – если б только была из нержавейки, ничего мне больше не надо было бы. Ни цветов, ни красивых оградок, ни вытесанных крестов. Пускай моя могила будет самой просевшей, самой заросшей, но вот только б из нержавеющей стали табличка была, только б из нержавейки…»

И вдруг как будто снизошло на него озарение. Представилось ему, что табличка на кресте действительно из нержавейки. И было это не просто истиной, а всем истинам истина. Даже сама жизнь по сравнению с этим казалась неправдоподобной.

– Эй, Федька, поди-ка сюда, – махнул рукой Михалыч.

Тот нехотя подошёл, уже предчувствуя, что от него потребуется.

– Ну, начинай-ка копать.

– Что? Опять? – возмутился Фёдор. – Да у меня уже все ладони в мозолях. Ты что, издеваешься надо мной?

– Давай-давай, без лишних слов. А то ты больше говоришь, чем делаешь.

Выругавшись про себя, Фёдор начал работать. Михалыч в то же время с интересом наблюдал за ним. Периодически в нём возникало желание помочь, но оно заглушалось мыслью о том, что это ни в коем случае делать не следует, что копать обязательно должен кто-то другой. Почему это должно быть именно так, Михалыч не знал, но поступать иначе ему не хотелось.

Через некоторое время Фёдор всё же выкопал достаточно глубокую яму. Пыльный, потный и усталый он вылез наружу, вытаскивая за собой последнее ведро земли, что давалось ему уже чередой огромных усилий. Тяжело дыша он повалился на траву и прикрыл глаза.

– Всё, не могу больше, – прохрипел он. – Хватит с меня.

– А больше и не надо, – сказал Михалыч. Затем подошёл к краю ямы и осторожно спрыгнул вниз.

Как-то непривычно было быть окружённым со всех сторон землёй. Это немного нервировало. Собственно, Михалыч так и не смог унять дрожь в теле. «Ну ничего, – думал он, – время есть ещё».

Где-то с полчаса Фёдор лежал не двигаясь. Этот день его сильно вымотал, но надо было заканчивать начатое. «Давай, вставай уже, – подбадривал он сам себя, – уже немного осталось». Поднявшись, он взял в руки лопату и уже было собрался закапывать, как Михалыч, лежащий на дне, окликнул его:

– Эй, Федька!

– Чего ещё? – недовольно ответил Фёдор, совершенно не желающий ещё что-то выслушивать от старика.

– Ты, как закопаешь, покрыл бы крест лаком.

«Ещё чего, – подумал Фёдор. – Он уже сгнил почти, а я его, значит, лаком покрывать буду». Но вслух сказал:

– Хорошо, покрою.

После этих слов Михалычу стало поспокойней. Фёдору он доверял.

* * *

Солнце уже подходило к горизонту, когда могила была полностью закопана. Жара постепенно начинала спадать, уступая место прохладному ветерку. Вытерев пот со лба, Фёдор воткнул лопату в землю и сразу же направился к озеру, по дороге представляя, как будет нырять в прохладную воду и пытаться достать до самого дна…