Веки не хотели подниматься категорически, будто налитые тем самым самогоном, который мы вечерком так хорошо злоупотребили. Оркестр маленьких барабанщиков в голове всеми силами вырывался наружу через виски и затылок. Несколько особо рьяных рвались через глазные яблоки.

Веки, сжалившись над хозяином, приподнялись. Фу-у-у. Что за вонь? Я что, умудрился пьяным, в какой-то помойке заснуть? Чёрт! Я ослеп! Ничего не вижу! Тьфу ты, жирная грязь, в которой моё лицо некоторое время изволило почивать, залепила глаза. Грязь? Грязи в Изоляторе не было, только бетон, она была только… В Кольце. Твою мать!

Рванувшись и вскочив на ноги, я тут же пожалел. Барабанщики на радостях грянули что-то уж вовсе разудалое, и головная боль свалила меня на одно колено. Нельзя падать, тут нельзя – вставай! Был бы Мюнхгаузеном – тащил бы себя за волосы. Нужно выбираться из Кольца, валяться совсем ни к чему. Ага, а сколько ты тут уже провалялся в пьяном угаре, милый?

Вторая попытка встать была удачнее. Темно, до чего ж темно. Ну да в Кольце наверное всегда так. Болото, деревья, темнота и… неизвестность. Никто не возвращался отсюда. Ни идиоты учёные отправившиеся в экспедицию, ни отряд военной спецуры, посланный за ними, ни толпы неизвестных охотников за невиданным, пришедшие ниоткуда и сгинувшие в никуда. На то оно и Кольцо. Сорок километров радиации, мутантов, странной растительности, болота и ворох небылиц да сказок. И наш Изолятор для особо «отличившихся» на трёхкилометровом бетонном круге посреди кольца. Тут даже решётки и заборы не нужны – кто в Кольцо ушёл, не возвращался. Может утопнет в странном болоте, может, сгорит в радиационном котле, а может чертовщина какая уволочот.

Предрассветный час – он тёмный самый. Час быка. Ничегошеньки не видно. Я взглянул на себя и обомлел – весь лёгкий бронекомбинезон светился бледным светом. И руки. Руки светились очень ярко. Потому что перчаток на мне не было. Комбез выдержит пулю или один выстрел лазерного оружия. Но вот радиацию он не способен удержать.

Сдирая с себя комбинезон успеваю обломать ноготь, видимо до крови. Точнее не видимо, мать твою ети! Хоть глаз выколи, руками себе подсветить что ль?

А толку? Если хватанул лучевой смерти, так что светиться начал – ни черта уже не поможет. А вдруг? Вот он, авось наш. Вот он родной, куда мы без него.

Как я в Кольце то оказался? Не помню. Помню, как с комендантом поругался. Крыса он канцелярская. Не любит, когда ему в глаза правду говорят. Никто не любит. И никто не любит с разбитым носом в своём кресле валяться, коменданты тоже.

Помню, как мне в спину неслись угрозы дисбата и обещания тюрьмы. Ха! Да между нами, и заключёнными в Изоляторе разницы почти нет. Станешь одним из них – даже не сразу поймёшь, что изменилось.

И откуда это Кольцо взялось? Кто-то из головастых учёных говорил, что это не последствия Шестмесячной Войны, что это вообще не человеческое творение. Будто Кольцо существует столько же – сколько и сама Земля. Каких только мыслей не приходит в похмельную голову, здоровяку, бредущему в одних трусах по радиоактивному болоту.

Мысли путались. Проклятый самогон, из чего Семён его гонит? Говорят из древнего ракетного топлива, но я не верю, хотя если судить по постэффектам – вполне может быть. Я представил, как выгляжу со стороны – и захохотал. Хлопая себя по бёдрам, размазывая липкую грязь, в которой брёл, проваливаясь иногда по пояс.

Идиот. Как я сюда попал? Я вспомнил? Или нет? Не помню, что именно вспомнил. А где комбинезон? А-а-а! Я же его снял. Дважды идиот – там аптечка осталась. И руки уже не светятся. Хотя нет – это просто светает. А куда я иду? В какую сторону хоть? И звёзд не видно. Хотя мне они не помогли бы, какой из меня астроном, да ещё в таком состоянии.

Плеск воды слева от меня заставил насторожиться. Не было в Кольце рек, не было. Болото – было, а рек не было. Мой организм, осознав всех своим нутром, острую нехватку жидкости, рванулся сквозь кусты к воде. Кроме притихших барабанщиков, цветных кругов перед глазами и плохо слушающихся конечностей одолевала ещё и дикая жажда.

Тёмная вода, никаких берегов не видно, вообще не видно дальше нескольких метров. Жадными глотками пью эту страшную воду из пригоршней. Страшную, но такую вкусную. Лакаю её как щенок, упав на живот в песке.

Идиот. Вновь и вновь. Нельзя столько пить, после пьянки! Напившись до вздутия живота ощущаю, что подняться не смогу. Ноги не слушаются и при попытке встать расползаются в разные стороны. Барабанщики куда то ушли, уступив место весёлому сквозняку. И вообще – я спать хочу! Спать. Радиация? Столько выкушать самогоняры – никакая радиация не возьмёт. Спать.

Просыпаться второй раз было проще. Глаза открылись сразу, и руки-ноги слушались как надо. Пробуждение было резким и быстрым, будто по тревоге в казарме. Перевернувшись на спину, проверяю подвижность суставов и боюсь думать, где и как я оказался. Сейчас поднимусь и рассмотрю, а то кроме кустов над головой и солнца, проглядывающего где-то слева ничего не видать.

Короткий вскрик, гортанный, похожий на боевой клич, заставил меня пружиной вскочить на ноги. И новые звуки – сопенье, пыхтение, звон металла, новый вскрик, на этот раз боли. Где-то рядом драка. Вмешиваться, конечно, не стоит, тем паче в одних трусах, запоздалая мысль. Инстинкты сильнее. Рефлексы, вбитые в спинной мозг инструкторами в Академии.

Хлещущий по лицу кустарник обрывается через десяток метров. Залитый утренним солнцем песчаный берег реки, деревянные лодки, древние сети на шестах, ужас – что за декорации к историческому фильму? Домишки, скорее хижины, кривые-косые в сотне метров дальше сиротливо жались к берегу реки. Ну и вкус у местного оформителя.

Звуки драки производили трое мужчин. До них было полсотни метров, и пока я бежал, всё уже закончилось. Заодно успел их рассмотреть. Нечесаные бороды, линялые, бесцветные простыни, замотанные вокруг тела, из которых торчали загорелые конечности. Всё как обычно – двое бьют одного. Непроизвольно оглядываясь по сторонам, ищу камеры, снимающие это кино. Нет ничего.

Двое бородачей, один массивный, кряжистый, с руками-лопатами и второй стройный, молодой, с едва пробившейся бородой свалили на песок третьего. Оборванного, худого, жилистого, злые чёрные глаза - непобеждённый хищник. Он не признавал себя поверженным даже лёжа на спине и прижимая руку к животу, из-под пальцев сочилась кровь. Второй рукой он держал длинный нож и всё ещё оставался опасным для двоих. Но крупный бородач, сдвинув могучие брови и перехватив свой нож поудобнее решил окончить спор раз и навсегда.

Мне некогда было разбираться – кто и за что. Сохранение жизни – один из основных принципов Академии. Длинный прыжок и мой локоть встречается с челюстью мощного бородача. Упав на четыре конечности, отталкиваюсь всеми и взлетая в воздух, ударом ноги вывожу из строя второго. Не смертельно – никто даже сознания не потерял.

Глаза раненого не испуганы, они удивлены, и клинок в руке он держит так же твёрдо. Быстрым движением вырываю у него нож, плохое железо, очень плохое.

- Убери руку. Не бойся – я друг. Убирай. – Говорить всегда нужно спокойно и рассудительно – это помогает вывести человека из стрессового состояния. Он сдвинул окровавленную ладонь. Едва успеваю своей рукой прикрыть кривой рваный разрез, из которого хлынула чёрная кровь, как раненый потерял сознание. Прижимаю двумя руками края раны, а кровь, чёрными струйками продирается сквозь пальцы. Аптечка… А-а-а, грррр. Не на кого рычать кроме как на самого себя. Сам снял и выкинул. Пьянь. Тут человек умирает.

Перевязать нечем. Ткани на его лохмотьях было едва больше чем на моих трусах. Метнув взглядом по сторонам, вижу стоящего в двух шагах от меня с ножом в руке злого бородача. Если подойдёт ближе – сломаю ему руку. А сейчас…

- Шляпу свою снимай! Быстро! – Странный головной убор из накрученной ткани, гордо красовавшийся на голове нападающего был бы как нельзя кстати.

- Слушай ты! Давай! Быстро! – Я гаркнул во всю мощь лёгких, даже самому слегка уши заложило.

Тон или слова подействовали на крепыша – медленным движением он стащил распадающийся головной убор. Отлично – длинная лента ткани.

- Сюда иди, помогай, я сам не справлюсь. – Он слышал мои слова и неохотно сделал шаг ближе, не выпуская нож из руки, бросил мне конец тканевой полосы. Ну и чёрт с тобой – сам управлюсь, только быстро нужно – разрез широкий, одной рукой долго не удержу. Перехватывая ленту зубами, отпускаю одну руку – а теперь зачёт на время!

Стоп! Стоп! Ничего не понимаю – где рана? Только что через пол живота змеился длинный рваный разрез, вываливались внутренности, а сейчас ничего нет? Только пятна крови, мои выпачканные руки и тонкая нитка свежего шрама. Как это? Это что – продвинутая регенерация? Да ну, так не бывает. Я ошалело смотрел то на свои руки, то на беднягу, а бывший раненый уже пришёл в себя и не менее удивлённо таращился на меня.

Разжав зубы и выпустив ненужную теперь ткань, я сел на песок. Мысли пошли в разнос, и разбежались от меня в разные стороны. Пусто в голове как в колоколе.

Оглянувшись через миг, ища объяснения случившемуся, я вижу бородача склонившегося над лежавшим без движения худым парнем. Это ведь я его. Странно он как-то лежит. Твою…

В два прыжка оказываюсь около парня. Совсем ещё мальчишка, едва ли двадцать лет. Пульс. Нет пульса. И грудина вмята. Я не хотел так сильно, просто не рассчитал удар, или он неудачно повернулся. Вот алкаш, так тебе и надо!

Здоровый мужик упал на колени около меня, гладил по голове мальчишку, а потом поднял взгляд на меня. Я едва не захлебнулся в его глазах. Не было в них слёз. Там поселилось горе. Если бы он завыл и начал скрести песок грязными ногтями, мне не было бы так плохо. Я убил мальчишку. Ребро, сломавшись, вошло в сердце. Он умер мгновенно, не мучаясь. Я вновь посмотрел в глаза мужчине. Мне было страшно в них смотреть, но я посмотрел. Поднял свои руки, испачканные в крови. Я не знаю. Я не умею. Так не бывает. Но надо. Я закрыл глаза и приложил обе ладони к груди мальчишки.

Сидя у костра меня трясло, а мысли в голове так и не появились. Они со мной поссорились и ушли к кому-то другому. Рядом сидели и молчали трое мужчин, двое из которых были мертвы полчаса назад. Я не ведаю, как я смог. И не хочу знать этого. Иначе сойду с ума. Все молчали, а печёная рыба, жаренная на веточке, пошла по кругу, она была восхитительна и напомнила о том, что у меня есть желудок. Все молчал. Все думали о своём. Я не слышал от них ещё ни одного слова. Я даже не думал о том, что вокруг меня, кто эти странные люди в нелепых одеждах с древними ножами, где я нахожусь, почему я до сих пор не умер от облучения полученного в Кольце. Я смотрел на свои руки и не понимал, что происходит. Блажен человек – не понимает как, но делает. Знает, что так не должно быть по законам физики, химии, жизни – и всё равно пытается. У меня получилось. Но как? Я не хочу этого понимать, главное получилось. За те жизни, что я отнял во время Шестимесячной войны, мне ещё долго рассчитываться.

Странный, дробный шум, донёс резко переменившийся ветер откуда-то со стороны зарослей вдоль реки. В нескольких километрах. Мои молчаливые спутники разом повернули головы в ту сторону. Звук не знакомый, но приближающийся. Транспорт какой то?

Мужчины ощутимо заволновались. Здоровяк поднялся на ноги вместе с молодым, а оборванец копался в складках своего тряпья, и я увидел блеск металла в его руке. Вот проныра, ещё один нож?

Из-за ближайших к нам кустов сопровождая своё появление тем самым дробным топотом, появились люди на лошадях. Так вот, что это было! Ну да, я ведь лошадей видел только в зоопарке в детстве. А когда ближайшие всадники приблизились к нам, я всерьёз озаботился вопросом – где же я всё-таки? Шлемы с торчащими вверх гребнями, красные плащи, окованные железом торсы, голени, руки. Что за архаизмы? Хотелось вновь поискать глазами камеры, а найдя – набить рожу режиссёру, я слишком хорошо помнил, что парни умирали по-настоящему.

- Где Симон? – Голос и речь говорящего, были странными, но язык я понимал, хотя он был мне совершенно не знаком. Властный, резкий как щелчок убирающегося шасси десантного стратоплана.

- Я Симон, - говорил кряжистый мужчина. Почему я не сомневался, что Симоном окажется именно он?

- Твоя деревня не платит налогов второй месяц. Ты знаешь, что бывает за неуплату.-

- Нам нечем платить. Нам почти нечего есть. Рыба ушла, а того, что мы ловим, едва хватает, что бы не умереть с голода. – Голос Симона был твёрд и уверен. Он не лебезил и не стелился перед незнакомцем, он говорил с ним как равный, хотя с ним не было двух десятка воинов с оружием.

- Забрать в деревне всё, что сможете найти! – Обернувшись, крикнул всадник солдатам.

- Не сметь! – Рёв Симона, кинувшегося на лошадь сборщика налогов, заглушил топот копыт.

Мне не оставалось ничего, кроме как вмешаться. Я был гол и безоружен, но и голыми руками я могу много чего сделать.

- Стоять! Вы кто такие, что бы распоряжаться жизнями людей? Кто дал вам право обрекать на голодную смерть невиновных? Право сильного – не есть право человека! – Я вышел вперёд оттерев Симона и глядя в глаза сборщику налогов. Солдаты остановились, решив посмотреть спектакль до конца. И тут я закипел. Как бывало уже не раз – в один миг, в одну секунду мозг налился гневом и мышцы на спине и руках пошли волнами. Я сейчас на них кинусь.

Взлетел короткий меч, обрывая все возможные переговоры, и в тот же миг, я прыгнул и, увернувшись от удара широким лезвием, сшиб всадника на песок. Сейчас я был самым страшным зверем. Шлем упавшего вмялся в месте удара, но он дышал, хоть и был без сознания. Я мигом развернулся к солдатам, пригнувшись и опустив руки. Рядом со мной, будто призрак возник оборванец, короткий нож блестел в кулаке, глаза искрили бешенством, тело было похоже на натянутый лук – одно движение и сорвётся. С другой стороны из-за спины вышел Симон нахмуривший брови и сжимавший кулаки, и его молодой товарищ. Да-а, шансов у нас нет. Их два десятка, вооружённых и на конях.

- Э-эх, давно ли вы ребята тут умирали? – Я не думал, что это вырвалось вслух.

- Я должен тебе жизнь, а долги нужно отдавать. – Глухой и неожиданно глубокий голос с хрипотцой шёл от тощего оборванца. – Иоанна никто не обвинит, в том, что он не отдал долг! – С этими словами он оскалился в сторону солдат. Те, простояв в нерешительности полминуты мрачно зашуршали мечами. Мне бы сюда полевой парализатор, что бы всех одним залпом накрыть. А так… Только руки и есть. Руки? А это мысль!

- СТОЯТЬ! Дзендзеляку-богиняку-доску-сороковку мать! – Громовой голос звучал с самих небес. Тут же гулко ухнуло, и плазменный заряд вонзился в песок перед всадниками, обдав нас горячим воздухом. Испуганные лошади пронзительно заржали, некоторые, вращая огромными глазами, помчались прочь, унося перепуганных солдат. Оставшиеся солдаты, едва совладав с лошадьми, бросились следом, оставив своего предводителя валяться на песке. А он, кстати, в себя уже пришёл и смотрел на всё происходящее круглыми от удивления глазами. Да в принципе Симон с Иоанном не отстали от него. Я же разглядывал спёкшийся в стекло пласт песка, куда попал заряд.

Подняв голову к небу я крикнул. Так ругаться мог только один человек.

- Гавриленко!!! –

- Шо! Тьфу ты, есть, товарищ капитан! – Невидимый голос витал где-то над нашими головами. – От лыхо! Я щас! - В пяти метрах над землёй появился сначала прозрачный контур, а после массивная горбатая фигура сержанта Гавриленко одетого в тяжёлый боевой скафандр, бесшумно парящий на антигравах.

- Ты откуда взялся? –

- Так я это, - забрало серого бронекостюма сползло вниз показав нос картошкой и огромные, вечно удивлённые глазища, - Комендант меня за вами послал, дал приказ арестовать. Ну я… ну неудобно было как-то вас… А вы потом в Кольцо полезли. Я за вами. До утра искал. Заснул на лету. Так и болтался в воздухе. А проснулся от криков. Вроде всё. –

- Неудобно, когда дети на соседа похожи. Приказы нужно исполнять, нравится или нет. А вообще, хороший ты человек, Гавриленко. И хорошо, что в броне. У тя ж тут встроенный преобразователь? –

- А то! Хош – плазму сделаем, хош оладьи со сметаной! И небольшой реактор с запасом на сто восемьдесят лет работы! Живём! Товарищ капитан, я одного не пойму – мы где? У меня система навигации сума сошла, ничего не показывала вообще, а сейчас такое городит, ни в тын, ни в ворота! Мы сейчас то ли в Африке, то ли в Западной Азии. –

- О великий! Пощади смертного. Пощади меня и ты, могучий и страшный ифрит! Я не хотел зла – это только моя работа. Мне тоже нужно кормить детей. – Я обернулся на этот полу истерический голос. Командир отряда солдат, которого доблестно оставили на поле боя, бухнулся на колени и начал срывать с себя одежду. Плащ, доспехи. После чего упал на колени, и что-то забормотал себе под нос. Минуту назад, я готов был его убить, а теперь глядя на это безобразие опускались руки. Не старый ещё мужик, а ведёт себя… Что у них тут все бородатые? Африка или Азия? Не нравится мне всё это, капитально не нравится.

Внезапно мужчина пополз на коленях ко мне, схватил за ногу и запричитал: «Не убивай!». Мне стало противно.

- Как тебя зовут? – Я схватил неизвестного за плечи и поставил перед собой.

- Матфей. – Глаза горели неестественным, безумный огнём. Я побаивался за его психическое здоровье. Матфей? Странное имя. Правда не более странное чем Симон или Иоанн.

СТОП! Стоп… Иоанн, Матфей, Симон? Симон не вписывается.

- Эй, Симон, у тебя есть имя? Ну, прозвище, кличка, фамилия? Что у вас ту положено.–

- Пётр. – Спокойно и уверенно пророкотал загорелый здоровяк. Он наверняка всегда всё делает обстоятельно, весомо, надёжно. И Пётр значит. Ого как.

- Малец, как тебя звать то? – Я не боялся услышать ответ, только гадал – кем именно он будет?

- Андрей. – Спокойный голос уверенного в себе, хоть и молодого человека. Ну да – Андрей. Сколько ещё не хватает? Четвёро уже есть.

Сил удивляться у меня не было. Хм, кажется мне, я оказался не на своём месте. Хотя это ж невозможно! А откуда бороды, римские солдаты и показания навигатора в скафандре Гавриленко. Африка или Азия? Слишком много совпадений. Чересчур. А когда их так много, они не бывают случайными. Тогда что получается? Я….. Да ну…. Я сел на песок и откровенно засмеялся. Оттого, что не бывает такого, что всё это сказки и выдумки. Легенды седой и тёмной древности. Внезапно, будто в китайской головоломке, сложившейся от глупого, простого движения всё стало на свои места. Настолько всё очевидно и просто.

Я хохотал как безумный, мне было весело, на глазах выступили слёзы и я стёр их шершавыми ладонями. И тут пришлось смех приглушить. А руки? Дядя – про руки уже забыл? Я смотрел на свои ладони и не верил. Но если так получилось – значит так было нужно. Одно плохо – Святое Писание я почти не помню. Как быть? И спросить не у кого – его только писать будут. Охохонюшки. За что мне, капитану международных миротворческих войск такое? Заслужил? Или скорее напросился?

- Гавриленко! – Я гаркнул вверх, и тут же мелькнуло «Гавриил», а что – вполне соотносится. – Ты Библию читал? –

- Товарищ капитан, та вы шо! На кой вона мэни? Я с уставом еле совладал… -

- Пропащий ты человек, Гавриленко, но спасти шансы есть. Будем пробовать.-

……………………………………………..

- Господин Командующий, операция окончена. Объект успешно изъят из нужного пространства-времени и заменён на другой объект, не представляющий никакой ценности и не играющий значительных ролей в своём обществе. Одно «но»– ткань времени на этой планете обладает очень большой инерцией. Поэтому результат мы сможем наблюдать либо через несколько часов, либо через несколько месяцев – данная переменная неизвестна и невычисляема. 97,3% - вероятность ослабления человеческой расы, примерно 45% - вероятность её полного самоуничтожения. Через пол года мы можем спокойно атаковать, не боясь их военной мощи. Они не смогут сопротивляться, и всё пройдёт как всегда. –

- А ещё 2,7% процента? –

- Командующий, это самая низкая вероятность, с которой нам приходилось работать. В остальных случаях вероятность была гораздо выше, обычно выше 10%. –

- Ну что же, подождём. –

Стук в дверь кабинета прервал разговор. Командующий удивлённо поднял бровь.

- Кто без доклада и предупреждения? –

Вновь стук в дверь,размеренный, гулкий, мощный. Командующий встал из-за стола и рявкнул:

- КТО? –

Секундная тишина и приглушенный голос из-за дверей

- Прапорщик Пихто! Огонь! –

Хвалёный берилиево-керамический сплав двери разлетелся как лист бумаги…

………………………………………….

- Посмотри на меня, Спаситель, посмотри! Спаси меня если ты Спаситель. Умоляю! – Тощий мальчишка лет пятнадцати выскочил из-под прилавка и ползком, на коленях подскочил ко мне. Обнял за ноги, и продолжал причитать, скулить. Грязь, лохмотья, вши, ползающие стадами по волосам, прореженным лишаём.

Я поднял мальчишку и взглянул в его глаза. Взял его лицо в свои ладони и провёл по волосам. Вши посыпались градом, сползал лишай, короста пополам с грязью отваливалась под моими руками. Закрытый родовой травмой глаз раскрылся, розовая молодая кожа появлялась на месте струпьев. Он был страшен и грязен равно как и этот кариотский базар.

- Вставай с колен. Вставай. Не для того мы есть на свете, что бы на коленях ползать. Не для того нас создали. Мы созданы равными. Потому что «по образу и подобию». Мы – дети Бога. Значит мы такие же Боги, как и он, только молодые. А Боги никогда не становятся на колени. Запомни – никогда. Всё в наших руках, мы и только мы вольны творить своё счастье и придумывать себе горе. Это наше право, наша способность, наше естество. Мы – такие же как наш отец. Только ещё молодые, и нужно не бояться учиться и никогда не становиться на колени. Можно склонить голову в знак уважения, можно поклониться старому человеку. Но если тебя уронят на колени – нужно вставать. Любой ценой. Потому что ты – сам творец своей судьбы. Ты – Бог своей жизни. Как звать тебя? –

- Иуда… - опустив глаза прошептал мальчишка.

- Иуда… - Я пробовал на вкус это имя. После прижал к себе мальчишку, едва достававшего мне до подбородка. – Иуда. – Теперь шептал я, да так, что не слышал даже он. – Никто и никогда не проклянёт твоего имени. Мне всё равно, что будет, но я сделаю, что бы такого не случилось. –

«Ну и сделай – кто тебе мешает?» - буквы появлялись в серой пыли прямо передо мной. Никто их не видел, кроме меня. Будто кто-то невидимый водил пальцем.

- Но я не знаю, что мне ещё нужно сделать. Я просто не помню… - Я шептал, и мне действительно было стыдно.

«Тебе это не нужно. У тебя свой путь. Другой. Если уж так вышло – пусть будет так. Ты должен делать то, что считаешь нужным. Если ты этому учишь – должен быть примером. Дерзай. Мне нравится, что у тебя выходит!» - Невидимая ладонь одним махом стёрла всё написано, будто и не было ничего. Галлюцинации – плохое дело, но я уверен в том, что я видел.

- Еще одно, мне категорически не нравится концовка этой сказки. То есть совсем. Не должен человек быть жертвенным животным. Не может один искупить грехи всех. Ему бы своё… -

«Тебе решать – ты Творец!»