Стаи птиц зимуют за границей,
А моё окно, который год
Навещает шустрая синица,
Погостит, а в руки не идет.

Как приручишь вольную породу?
Что ей крохи с моего стола.
На роду написана свобода
И, как символ, два ее крыла.

Пусть пичуга маленького роста,
Только так же, как и журавля,
Удержать в руках ее не просто,
Даже прикормив, забавы для.

Несвобода ей без небосвода.
Но прочна связующая нить,
Повязав природою породу,
Уз которой не перерубить.

Щедро дав от самого начала,
Та же нить втащила в лабиринт.
Держит птаху в рамках ареала
На себя помноженный инстинкт.

Только игнорируя границы,
И минуя рамочный простор,
Каждый год, отнюдь, не единицы
Нарушают рабский договор.

Отличая от других животных,
Управляло испокон и впредь,
Собирая в стаи перелетных,
Дерзкое желание лететь.

Это дети вольного простора.
Им дано: особенным чутьём
Слыша зов невидимого створа,
Улетать заведомым путем.

Даже, если поле для полёта,
Небо сдавит до размаха крыл,
Эти не посетуют, что кто-то
К перелетам их приговорил.

Станет грозно щериться стихия,
Учинив борьбу «без дураков»,
Остужая головы лихие,
Перистою пеной облаков.

Косяком продавливая толщу,
Раздвигая ощупью туман,
Стаи плещут многокрылой мощью,
Черпая бездонный океан.

Безупречен внутренний диспетчер.
Вольным – воля, смелому везёт.
Пусть ветра выкручивают плечи,
Жребий брошен, чья-то да возьмёт.

Карту неба взмахами листая,
Всем путям проторенным назло,
Держит строй измученная стая,
Подставляя слабому крыло.

На руке озябшая синичка…
Мы друг другу все-таки нужны.
Отогрею птичку-невеличку
Под рубахой с левой стороны.

Ожила и упорхнула в вечер.
Запретишь ли вольному летать?
До того, как выломает плечи
Время, не умеющее ждать.

Жаждущие зрелища и хлеба,
На момент обыденность поправ,
Приглядитесь - дети смотрят в небо,
Беззаботно головы задрав.

Им, во снах летающим, приснится
Стая непокорных журавлей.
Вряд ли б люди выбрали границы,
Если б те не выбрали людей.