— Если вы работники милиции, мне бы хотелось увидеть ваши удостоверения.

— А прокатиться с ветерком на «Скорой помощи» тебе бы не хотелось? Я тебе в две минуты это организую, если не прекратишь Муму сношать.

— Заткнись Хомяк, — Ноготь поморщился, — Хомяк парень грубый, но добрый. Я, к примеру, гораздо злее. Но сейчас я просто хочу, чтобы вы нас правильно поняли. Если вы ее найти поможете — мы расстанемся друзьями. Более того, наше к вам расположение самым положительным образом скажется на вашем материальном положении. Если же, не дай Бог, вы от нас что-то скроете, то, я не могу на это закрывать свои синие глаза, нам придется вызвать у вас целую гамму болевых ощущений, что, в конечном итоге, резко ухудшит состояние вашего здоровья.

— То есть вы черные проктологи?

— Нет, мы не рэкетиры. Вы же вы видите, у нас и паяльника с собой нет.

— Хомяк, закрой пасть. Ты что, не видишь, что твои остроты тяготят господина Аптекаря? — Ноготь снова поморщился. — Вы успокойтесь. Я еще раз повторяю, мы не милиция, и мы не собираемся на вас наезжать. Мы просто хотим найти эту девушку, и просим у вас помощи. Вот и все. Поняли? Вот и славненько. Давайте быстренько перестаем нервничать и спокойно, еще раз, по порядку, вспомним, как было дело.

— Ну, как было дело. Вы знаете, моя аптека работает круглые сутки. Было уже поздно. Где-то часов десять вечера, может быть больше. В аптеке никого не было. Зашла девушка. На мой взгляд, симпатичная. Я бы даже сказал красивая. Одета была в черную юбку и серую майку. На майке что-то написано по-английски. Майка обтягивающая такая. На улице дождь шел, девушка мокрая была и майка просвечивала.

— Потенция, я смотрю, в тебе еще теплиться. Крепок дуб не по годам, — вновь не сдержался Хомяк.

— Иначе я бы ее просто не запомнил, — пожал плечами Аптекарь, — Она купила шприцы и иголки к ним. Шприцы десятиграммовые. После чего ушла. Вот собственно и все.

Ноготь достал стодолларовую купюру и в нерешительности повертел ее в руках, после чего вновь спросил: — Может быть еще что-нибудь вспомните?

— Вспомню, — просто сказал Аптекарь, забирая купюру, — девушка плохо себя чувствовала. Шприцы ей были уже ни к чему.

— Как это ей баян «ни к чему», — воскликнул Хомяк, — она же конченая наркоманка! Героина то у нее было завались, а вводить как? Без шприца тут не обойдешься. Это должен знать каждый Аптекарь, как бы сексуально озабочен он не был.

— Господин Хомяк мыслит правильно, — продолжил Аптекарь, — без шприца очередную дозу не внести. Но девушка была в таком состоянии, что иголкой в вену она бы не попала, хотя наркоманы и делают сами себе уколы мастерски. Говоря вашим языком ее уже жестоко «здорово ломало», то есть она находилась в состоянии развернутого абстинентного синдрома. На препараты опиума. У нее уже начало путаться сознание и на мои вопросы она отвечала формально, а ее движения уже были плохо организованны. В таком состоянии даже если бы она и смогла набрать наркотическое вещество в шприц, во что я мало верю, то в вену она бы не попала точно.

— То есть вы хотите сказать, — продолжил его мысль Ноготь, — что с ней был кто-то еще, кто сделал ей укол?

— Что было с девушкой после ее ухода, я не знаю. Но если кто-то посторонний не ввел ей наркотический препарат, то сейчас она находиться в больнице.

— Вы абсолютно правы, — задумчиво произнес Ноготь, — и эти сто долларов честно заработаны вами тяжелым трудом и годами напряженной учебы. Что собой представляет ломка от героина, я видел. Без реанимации тут действительно не обойдешься. А если есть кто-то третий, и мы не найдем эту стерву в больнице, то это в корне меняет ситуацию. Впрочем, это уже наши проблемы. Но в любом случае я вам очень благодарен. Но вы уверены, что сама себе героин она ввести не могла?

— Я точно знаю, что в таком состоянии человек не способен выполнять действия, требующие тонкой координации. А потому сделать внутривенную инъекцию, тем более самому себе, он не способен, — спокойно сказал Аптекарь.

— Очень приятно было с вами познакомиться, — с улыбкой сказал Ноготь, — серьезно. Вы человек умный, знающий и наблюдательный. А на Хомяка вы не обижайтесь. Он начинал как рэкетир, впрочем, как и я. Тут вы абсолютно правы. Но парень он не плохой. И мне вериться и в наше благотворное сотрудничество и в то, что эти сто долларов были для вас не последние.

— Да от нищеты проклятой я уже руки опустил, — тяжело вздохнул Аптекарь, — Жена у меня тяжело болеет, требует постоянного ухода. Я когда-то в НИИ Токсикологии работал. Большие надежды подавал, новое вещество синтезировал. Кандидатскую почти закончил, думал райскую птицу за яйца поймал. Соавторство начальника лаборатории с пренебрежением отверг. Думал, не дам примазаться к своему изобретению всякой бездари. После чего меня оттуда и выперли. Якобы я спирт воровал. Пил на рабочем месте. Запустил текущую документацию, что ставит под вопрос результаты проделанной работы. С работы выгнали. Спасибо в эту аптеку взял.

— А ты не пил и документацию не запустил? — ухмыльнулся Хомяк.

— Пил умеренно, соответственно воровал спирта не много, — рассмеялся Аптекарь, — а документацию запутал сознательно. Результаты уже были получены, а давать их в руки всякой бездари мне не хотелось.

— Вы мне нравитесь все больше и больше, — завершил беседу Ноготь, — но надо идти. Нам, знаете ли, срочно нужно в больницу. Хотим навестить одну девушку. Хомяк сейчас сбегает за апельсинами. Но мы еще увидимся. Хомяк, скажи господину Аптекарю «До свидания».

После ухода непрошеных гостей, Аптекарь выкурил сигарету, после чего достал записную книжку, нашел там запись «пожилой следователь» и набрал номер телефона, который был записан напротив этой записи.

— Это Аптекарь. Приезжай, срочно.

— Ты что, сдурел? — ответил сонный голос в трубке, — Два часа ночи!

— Я тебе ночью звоню первый раз за десять лет. Повторяю, срочно приезжай.

— Сейчас буду, — ответил пожилой следователь. Он окончательно проснулся и понимал, что по пустякам его беспокоить не будут. В качестве внештатного осведомителя пожилой следователь завербовал Аптекаря много лет назад, когда еще сам занимался оперативной работой. И за это время пустых звонков от Аптекаря никогда не было. Впрочем, их отношения постепенно приняли дружеских характер. Более того. Аптекарь частенько наряду с информацией давал пожилому следователь и наличность. Свободные деньги заметно облегчали оперативную работу, да и в домашнем хозяйстве были далеко не лишними. Впрочем, пожилой следователь неизменно гасил нездоровый интерес, который периодически возникал в органах охраны правопорядка по отношению к финансовой и прочей деятельности принадлежащей Аптекарю единственной в городе Скове круглосуточно работающей аптеки. Так что отданные пожилому следователю деньги тратились Аптекарем не зря. Совсем не зря. После того, как он разбудил пожилого следователя, Аптекарь набрал другой номер телефона.

— Надежда Романовна, я прошу прошения за звонок в такое время, но мне срочно необходимо отлучиться. Я хочу попросить вас срочно придти и заменить меня в аптеке до утра. В восемь вас сменят.

— Да, да, конечно. Я сейчас спущусь.

Аптека располагалась на центральной площади Скова в старом добротном двухэтажном здании, построенном еще каким-то купцом второй гильдии, впоследствии кем-то расстрелянным по пьяному делу во время Великой Октябрьской Социалистической Революции. Купеческий дом унаследовало государство рабочих и крестьян и, за многие годы, он подвергался неоднократной перестройке. В настоящее время там располагалось четыре квартиры. Все здание принадлежало Аптекарю. Одна из квартир на первом этаже была переоборудована под аптеку, в другой проживал сам Аптекарь со своей женой. Его жена страдала тяжелым артритом и могла с трудом передвигаться по дому. В двух квартирах на втором этаже, также принадлежавших Аптекарю, проживали две семьи. Одна состояла из Надежды Романовны и двух ее детей. Эта семья несколько лет назад перебралась в Сков откуда-то из Средней Азии. Там Надежда Романовна много лет работала заведующей большой аптекой, но сейчас она была рада и работе простого аптекаря, тем более что ей предоставили отдельную квартиру рядом с работой. Так что неожиданную просьбу выйти на свое рабочее место в два часа ночи она восприняла с пониманием. Тем более что такие просьбы от хозяина аптеки поступали не в первый раз. Впрочем, такого рода дополнительную работу он не забывал оплачивать. Так что у Надежды Романовны были веские причины дорожить своим рабочим местом. Вторую квартиру снимала офицерская семья. В старинном русском городе Скове находилась база дивизии воздушно-десантных войск, и многие офицеры снимали жилье в городе. Еще в доме имелся огромный подвал, где находился аптечный склад и еще какие-то помещения, но ключи от массивной железной двери, ведущей в подвал, были только у Аптекаря. В подвал можно было спуститься непосредственно из аптеки. Впрочем, туда можно было спуститься и из квартиры Аптекаря, но это мало кто знал. Надежда Романовна приступила к своим обязанностям через пятнадцать минут. Она знала, что в подвале оборудована помещение, где изредка Аптекарь принимал пожилого следователя, но никогда там не была. И у нее были веские причины не проявлять не нужного любопытства.

Еще через пятнадцать минут в аптеку зашел пожилой следователь, который вместе с Аптекарем спустились в подвал.

— Господи, это что такое!? — воскликнул пожилой следователь, когда они спустились в оборудованное в подвале помещение для интимных встреч. Это помещение представляло собой однокомнатную квартиру, не имеющую окон. Аптека, работающая круглые сутки, является идеальным местом для конспиративной милицейской квартиры. В любое время дня и ночи сюда может придти любой человек не вызывая не у кого никаких подозрений. Термометры покупать у нас еще никому не возбраняется! А, спустившись в подвал, этот человек может в спокойной и комфортабельной обстановке рассказать все, что знает, находящемуся с ним в негласном контакте оперативнику. Впрочем, квартира была оборудована железной дверью и находилась в центре подвала, поэтому, чисто теоретически, она могла функционировать и как хорошо скрытое от посторонних ушей и глаз место предварительного заключения. То есть заключения, которое предваряло оперативно-розыскные мероприятия, проведенные в соответствии с действующим законодательством. Но эти нелепые домыслы, несомненно, являлись гнусными инсинуациями, ставящими своей целью опорочить в глазах общественности светлый облик работников правоохранительных органов.

— Кто это? Что с ней? Как она сюда попала? На полу комнаты, где пожилой следователь частенько беседовал со своими «источниками информации» в настоящее время лежал матрас, обложенный со всех сторон подушками и одеждой. На матрасе лежала девушка. Впрочем «лежала» не было бы подходящим словом, определяющим то, что она делала. Девушка металась по матрасу из стороны в стороны. При этом периодически из ее рта вырывались звуки, которые при желании можно назвать стонами. Пожилой следователь наклонился к ней, потряс ее за плечо и спросил:

— Тебя как зовут, красавица? Что ты так мечешься?

Девушка никак не среагировала на обращенные к ней вопросы и продолжала монотонно крутиться как угорь на сковородке.

— Слушай, да она без сознания! — воскликнул пожилой следователь, — Почему ты не отвезешь ее в больницу? Она же у тебя тут коньки откинет!

— А что ей сделают в больнице? — пожал плечами Аптекарь, — Там не то, что лекарств нет, там клизмы свой моторесурс давно выработали. А у меня и медикаменты есть, и уход я за ней обеспечу круглосуточный. Когда сам спать лягу, за ней Романовна присмотрит. В любом случае это состояние длиться не более двух суток.

— А что с ней? — спросил пожилой следователь, усаживаясь в кресло, — Вроде молодая девчонка, а припадочная какая-то. Эпилепсия такая, что ли?

— Девчонка молодая, — согласился Аптекарь, — и, на мой взгляд, очень красивая. Но у нее не эпилепсия. Это абстинентный синдром на опиаты.

— А теперь скажи то же самое, но по-русски, — попросил пожилой следователь.

— Наркоманка она, — объяснил Аптекарь, — колет себе героин или что-то в этом роде. А сейчас у нее состояние, которое наступает, если наркотик во время не ввести. У нее такие ощущения, как будто ей кости ломают. Боль страшная. Поэтому наркоманы называют это состояние «ломкой».

— А-а, — протянул пожилой следователь, — про ломку я уже слышал. Кончился у девочки героин, вот она и поехала. Ничего, это ей на пользу. Девка на самом деле красивая. Кто-то мог бы удовольствие от нее получить. А она на иглу села, это ей наука будет. Лишь бы только не умерла. Ты твердо решил ее в больницу не отправлять?

— Твердо. В больнице она точно умрет. Грохнут в течение получаса. За ней люди Олигарха приходили. Я им посоветовал ее в больнице поискать, они сейчас туда и направились.

— А кто приходил? — Один здоровый такой качок, кличка Хомяк. Второго кличка Ноготь, татуировка у него еще, скорпион по шее бежит. Как бы ужалить хочет в сонную артерию. Прямо произведение искусства. Работа тонкая и очень натурально.

— Ого! Уважили тебя. Хомяк у Олигарха трудиться в качестве бригадира рэкетиров. Участок у него ответственный — базар, железнодорожный вокзал. Если такого от дела Олигарх оторвал, значит, дело серьезное. А второго мы вообще плохо знаем, но мне хотелось с ним поближе познакомиться. Появился он в наших краях недавно, но у Олигарха в главных советниках ходит. Есть невнятные сигналы, что при Олигархе кого-то представляет. Какую-то серьезную лавочку из Москвы, которая занимается наркотиками. Ты можешь мне его поярче осветить?

— Попробую, — пожал плечами Аптекарь, — я ему понравился. Он мне даже дружбу и любовь предлагал. И деньги. И кстати, насчет того, что у дивульки этой героин кончился, ты ошибся. Шприцы у нее кончились, ко мне она пришла шприцы купить. А героина у нее достаточно, хватит, что бы все сковских наркоманов до конца жизни обеспечить. В той красной сумке весь золотой запас.

— Ух, ты! — воскликнул пожилой следователь, открывая сумку, — Самый качественный товар. Героин «Кандагар» в фабричной упаковке. И фирменный знак, три льва и надпись арабской вязью. Интересно, кстати, что там написано. Да сколь же тут пакетов! Да мы за все время, что я работаю, столько не изъяли. Тут прямо тебе не Сков, а город Модильяни, столица колумбийской мафии.

— Модильяни — это художник, а не город, — усмехнулся Аптекарь, — Ну и сколько ей за это светит?

— Ей светит от семи до пятнадцати. Но, судя по дозе, пятнадцать ей светит ярче. Нам недавно сигнал поступил, во вчерашнем московском поезде везут порошок. С Питера даже собак привезли, обученных героин искать. Вчера перевернули вагон за вагоном, и нашли одного у таджика триста грамм героина. Для лучшей ориентации на местности могу сообщить тебе следующее. Постановление правительства N231 и поправки в Уголовный кодекс РФ были приняты 8 декабря 2003 года. В соответствии с ними, уголовная ответственность за незаконный оборот наркотиков без цели сбыта не наступает, если объем героина не превышает 1 грамм, высушенной марихуаны — 20 грамм, кокаина — 1,5 грамма. А у братка было триста грамм. Героина. А так как триста грамм это больше, чем один, то уголовная ответственность наступила. Начальство это расценило как большой успех, теперь ждем раздачи наград и подарков. Приезжали из Москвы, мягко предлагают сдать им источник. А я не сдам. Больно человечек хороший, самому пригодиться.

— Сдашь, куда ты денешься, не первый раз. Знаю я вашу кухню.

— Ну и сдам. Пускай подавятся. Тут то килограмм пять, не меньше. Девочку жаль, конечно, мордашка как нарисованная, но перед посадкой она мне все расскажет. В больницу ты ее правильно не отвез. Там бы Олигарх ее замочил, даже если бы я возле нее пост поставил. А здесь она у меня полежит в целостности и сохранности. А ты уверен, что она не умрет? Смотри, как ее крутит.

— Не должна. В принципе, у нее сердце может остановиться, но у меня шприцы с лекарствами наготове. В крайнем случае, героин ей вколю. Тогда все это снимется.

— А чего же ты сейчас героин ей не вколешь?

— Если сейчас ей героин ей вколоть, его и дальше колоть надо. А так она «переломается» и в себя придет. Кстати, ты ее не посадишь. Я ее для себя оставлю. Это мой шанс. Надоела уже все до чертиков.

Они замолчали. Аптекарь уже много лет ухаживал за своей обезображенной болезнью женой. Бросить ее в таком состоянии, когда она почти не могла двигаться и требовала постоянного ухода, он не мог набраться духа. Сначала было стыдно перед еще маленькими детьми, а потом по привычке. И вот теперь ему подвернулась эта девчонка. И следователь, и Аптекарь прекрасно понимали, что деваться ей некуда. В худшем случае ее ждало пятнадцать лет отсидки, в лучшем ее бы убили гвардейцы главного сковского криминального авторитета по кличке «Олигарх». Впрочем, какой из этих вариантов был лучшим сказать трудно. Пожилой следователь поймал себя на мысли, что Аптекарь, бывший уже много лет «источником» пожилого следователя, и не только информации, но и денег, фактически был единственным человеком, с которым он мог быть совершенно откровенным, и с которым ему было приятно общаться. После окончания того служебного расследования, которое, по логике вещей, должно было закончиться лагерем для работников правоохранительных органов, когда, казалось, самые близкие друзья, от него отвернулись, пожилой следователь особенно дорожил своими отношениями с Аптекарем. Тем более что жил пожилой следователь один. Развелся давно, дети и бывшая жена жили в Ростове. Он помогал им деньгами, когда была такая возможность, но, фактически, они давно уже были чужие люди.

— Черт с тобой. Кукла она действительно редкая, хотя ты с ней еще намучаешься. Знаю я этих наркоманов, но это твое дело. А сумку с наркотиками мы нашли на центральной площади Скова. Кто-то повесил ее на протянутую руку памятника Ленину… В общем, придумаю что-нибудь. Так, говоришь, через день-два твоя любовь в себя придет? Хоть поговорить то с ней ты мне разрешаешь? Я к тебе послезавтра приду.

Пожилой следователь не обманул и прибыл через день под вечер. Срочно купить триста грамм презервативов. Надежда Романовна, привыкшая к его остротам, молча пропустила пожилого следователя в глубь аптеки, откуда он и спустился в оборудованную в подвале конспиративную квартиру. Там было уже прибрано, матрас занял свое законное место на кровати. Вместе с ним на кровать перебралась и девица, которая была одета несколько вызывающе. На ней был свитер Аптекаря и ничего больше. Но это не мешало ей самозабвенно участвовать в скандале.

— А! — полным злорадства голосом произнесла девица, обращаясь к пожилому следователю, — Вы, как я понимаю, работаете в милиции?

— В свободное от рыбалки время, — признался пожилой следователь.

— Очень хорошо, — одобрила профессиональный выбор пожилого следователя полуголая девушка, — я желаю сделать официальное заявление. Этот Пилюлькин меня раздел, и, чует мое сердце, изнасиловал. Пусть милиция примет меры.

— Вы имеете право, находясь в камере, подать соответствующую жалобу.

— В какой камере? За что? — удивилась девушка.

— Ну, как же, милочка! — всплеснул руками пожилой следователь, — вы же наркотики перевозили. От семи до пятнадцати лет, согласно действующему законодательству. В протоколе записано, что в вашей сумочке находилось более четырех килограммов отличного героина. Сорта «Кондагар», в фабричной упаковке. Между прочим, это большой успех сковской милиции. И все благодаря вам, голубушка. Кстати, как вас зовут?

— Галя, — быстро соврала девушка. Простые, но доходчивые слова пожилого следователя произвели на нее большое впечатление. У девушки задрожали губы, а на глазах заблестели слезы.

— Кончай ее пугать, — сказал Аптекарь.

— Ничего, ничего, — жестко сказал следователь, — ты ради нее головой рискуешь, а она, блин, тебя Пилюлькиным называет.

— А вы не врете, вы действительно милиционер?

Пожилой следователь протянул ей свое удостоверение.

— Ма-ать твою! — протянула девица, узнав о звании и занимаемой должности пожилого следователя, — что со мной теперь будет?

— Это зависит от знакомого тебе Пилюлькина, — продолжил пожилой следователь, — Он попросил меня пока вывести тебя из уголовного дела. Но он может и передумать, а я вынужден прислушиваться к его просьбам. Ну, так как с жалобой на изнасилование, Елена Юрьевна?

— Да какая жалоба? Да пускай насилует на здоровье, — усмехнулась девушка.

— И еще большая просьба. Вы сказали мне, что вас зовут Галя. Так вот, это был последний раз, когда вы мне соврали. Договорились?

— Чего вы оба от меня хотите? — Девушка прекратила ерничать и говорила совершенно спокойно, — если денег, то их у меня нет. Если постели, то это ваше право. Единственно, что я вас прошу, не отправляйте меня в тюрьму. Живой я оттуда точно не выйду.

— Оба мы хотим от тебя разного. И ты постарайся с нами договориться. Аптекарь, как я понимаю, действительно хочет от тебя постели.

— Обещаю показать себя самым лучшим образом, — усмехнулась девушка, — можно прямо сейчас.

— Я же хочу совершенно другого. Я хочу посадить всех, кто хоть каким-то боком связан с транспортировкой и торговлей наркотиками в Скове. Кроме тебя, конечно. Тебя Аптекарь грудью закрыл. Поэтому ты мне сейчас расскажешь все, что знаешь, и без вранья ответишь на все мои вопросы.

— Дайте мне сигарету, — попросила девушка.

— Не надо сигарету, — остановил следователя Аптекарь, — она бросила курить вместе с прекращением приема героина.

— Молодец, — с чувством одобрил решение девушки пожилой следователь, пряча сигарету. Девушка застыла с протянутой рукой.

— А сладкое мне кушать можно, или глисты заведутся?

— Ну что ты на меня смотришь, тут Аптекарь командует.

— Можно, — милостиво разрешил Аптекарь, — если руки будешь мыть как следует.

— Вот видишь,— порадовался за девушку пожилой следователь, — да у тебя будет не жизнь, а малина. И все благодаря господину Аптекарю. Не понимаю, чем ты, Елена Юрьевна, недовольна.

— Издеваются над бедной девушкой как хотят. Чупачупс суют в открытый ротик. Изверги престарелые.

— А не расскажет ли бедная девушка своим извергам душераздирающую историю о том, как в ее нежные ручки попала сумка с пятью килограммами героина, — попытался вернуть беседу в предметное русло пожилой следователь.

— История эта уходит своими корнями в недалекое прошлое, — начала свой рассказ девушка.

— Ишь ты, — ухмыльнулся Аптекарь. Пожилой следователь так же не смог сдержать улыбки.

— Жила была одна красивая девушка. Пользуясь своей красотой, она, безнравственным путем, зарабатывала довольно приличное количество денег. И все бы хорошо, но подсела девушка на наркотики. В результате ее товарный вид, а, следовательно, и заработки упали, а расходы возросли. Постепенно девушка влезла в астрономические долги. И в один прекрасный день ее поставщик героина поставил ее в известность, что ее долг он продал группе следящих за своим здоровьем атлетически сложенных молодых людей, которые специализируются на выбивании денег. И вскоре красивой девушке посчастливилось познакомиться с этими молодыми людьми. Дело происходило следующим образом. Девушка, без копейки денег, лежала на кровати в своей запущенной до нельзя квартире. Чувствовала она себя неважно, так как у нее температура была под сорок, а прием очередной дозы она старалась оттянуть, что бы оставшегося у нее героина на дольше хватило. В квартире, где она лежала, было холодно, очень грязно и второй день полностью отсутствовала еда. Спуститься в магазин у нашей Золушки не было сил. И тут без стука вошли атлетически сложенные молодые люди.

— Мы пришли получить с тебя долг, — мягко улыбаясь сказали они.

— Не думаю, что вам это удастся, — мужественно бросила им в лицо девушка.

— Нам придется тебя побить, сука, — сказал более атлетически сложенный, поглаживая сильной мужской рукой лицо девушки.

— Если вы меня покалечите, то денег я уж точно не заработаю, — разъяснила ситуацию девушка, от ужаса прикрывая глаза.

— Слушай, Ноготь, что-то мне ее молотить не в кайф, — сказал атлет, — у нее высокая температура, она и так еле шевелиться. У тебя хоть лекарства есть?

— Ты, Хомяк, сюда работать пришел или благотворительностью заниматься? — раздраженно спросил Ноготь. — Ты еще сбегай ей лекарств купи, аптека внизу, и букет ландышей не забудь прихватить.

— Хорошая мысль, — ухмыльнулся Хомяк, — я сейчас так и сделаю. А ты ее не травмируй, на словах все объясни. Она поймет, по глазам вижу.

— Слушай меня внимательно, девуля, — сказал Ноготь, беря девушку за руку. Температура у тебя действительно что надо. Ты хоть меня слышишь?

— Слышу, — пробормотала девушка. Ей было так плохо, что она была бы согласна на то, чтоб ее убили.

— Чует моя пиписка, что Хомяку ты понравилась. Но поможет тебе это мало. Ну сейчас мы над тобой не поработаем, придем завтра — результат будет один. Рассказать тебе, почему меня зовут «Ноготь» или ты догадалась?

— Я догадалась.

— Вот и славненько. Я тебе пока разобью телевизор, чтобы ты не отвлекалась от раздумий в нужном направлении, а пальчики твои пока трогать не буду. Маникюр, было, смыть хотел, чтобы видеть, как иголка идет, да с Хомяком сориться не хочу. Он когда мягкий, а когда и совсем отъеханный. Чечня ему совсем характер испортила. За лекарствами он ей пошел. Кому-то расскажи — не поверят. Кстати, он тебе и пожрать принесет. Я его знаю. Ну, так вот. Деньги нужно отдать. Сумму ты знаешь. Иначе сама понимаешь, что с тобой будет. Долги выбивать наша профессия. Ты меня слышишь или совсем отъехала?

— Слышу.

— Маникюр смывать?

— Не надо. Я по частям отдам. Дайте мне только время заработать.

— Ну, Ноготь, ты совсем мудак! — сказал Хомяк, заходя в квартиру, — ты хотя бы воду вскипятил.

— И полы бы помыл, — огрызнулся Ноготь.

— Иди, иди, ставь чай, мы тут с девушкой наедине побеседуем.

— Я тоже хочу. Что я, не мужик? Смотри, как у нее грудь торчит.

— Не болтай много. Готовь пожрать и не залазь, пока не позову. Захотелось ему, блин. — А ты кончай реветь! Прими эту таблетку, сказали, за час температура упадет. И почему у вас, у наркоманов, всегда такой бардак в квартире? Никак к этому привыкнуть не могу. И случай меня внимательно. Долг свой ты, конечно, отдать не сможешь. Ты стриптизершой работаешь, таким образом и своих клиентов клеишь. А в таком виде глядя на тебя плакать хочется. Не реви, я сказал! А сейчас ты за шест можешь целиком спрятаться. По животу ее бить порекомендовали, суки. И не отворачивайся от меня! Смотри прямо в глаза! Что-то я действительно с катушек съехал. Ноготь прав. В общем, слушай меня. Ты должна сделать одно дельце. Сделаешь — долг спишется.

— Сделаю.

— «Сделаю». Кончай реветь, не могу на это смотреть. Не перестанешь — ударю. Ну! Ты хоть спроси, что сделать.

— Все сделаю, я в постели специалистка международного класса. Просто я сейчас не в форме.

— Труженицы секс-бизнеса «международного класса», блин. Пока мы там по зеленке бегаем, тут самых красивых русских девок негры и арабы трахают. Суки, блин. На иглу сажают. Да такой как ты на витрине место, за стеклом. Чтоб люди любовались. Да они, таких как ты, в своих аулах поганых только кино и видели. Там у них любое существо, если у него волосы не черные — красавица. А если при этом это существо еще и женского пола... «Ты ее в живот для начала бей». Блин. Ладно. Не о постели речь. Ты поешь, умойся. Доза на завтра у тебя есть?

— Есть.

— Уколись, не тяни, еще получишь. Завтра тебе позвонят. Вот мобильник. Делай, что тебе скажут по телефону. А сейчас чаю выпей. Я тебе малиновый чай принес. Отогрейся, поешь, поспи. Успокойся. Ничего страшного от тебя не потребуют. Так, ерунда. Делай, что тебе скажут и все будет нормально.

— Сделаю. Мне уже легче. А вы четко сработали. В хорошего и плохого милиционера как по нотам сыграли. Требуйте «Оскара». Если не дадут — сразу загоняйте под ногти иголки и бейте в живот.

— Хомяк и Ноготь переглянулись.

— Такую девку на иглу подсадили, су-уки, — Хомяк зло сплюнул.

— Ты не ищи на свой красивый зад приключений, и все будет хорошо, — сказал ей Ноготь, — делай только то, что тебе скажут, дурную инициативу не проявляй. И не вздумай в сторону вильнуть. В этом случае спектаклей никто перед тобой разыгрывать не будет. Просто живьем кожу сдерут. Я буквально говорю, не аллегорически. Хомяк соврать не даст. Так что жди завтра звонка. Толика знаешь?

— Нет.

— Не переживай, завтра познакомишься. Ноготь оказался прав. Утром следующего дня мобильник заиграл мелодию «Владимирский централ».

— Алло, — бодро ответила девушка.

— Лена? — поинтересовались в трубке.

— Да.

— Леночка, здравствуйте. Меня зовут Анатолий. Мне вчера передали, что вы согласились выполнить мою просьбу. Вы не передумали?

— Ну что вы! — ответила девушка, — Сделаю это с огромным удовольствием.

— Огромное вам спасибо. Леночка, сколько времени вам потребуется, что бы собраться погулять в парке? Полчаса хватит?

— Хватит.

— Хорошо, только когда будете спускаться, не забудьте заглянуть в почтовый ящик. Через полчаса я вам перезвоню.

В почтовым ящике оказался конверт с деньгами.

— Леночка, вы забрали конверт?

— Да, там деньги, правда, не много.

— Более чем достаточно, уверяю вас. Теперь я попрошу вас спуститься в метро и доехать до трех вокзалов. Там выйдете на поверхность с кольцевой линии по ходу поезда и подождите возле выхода из метро. Ладно?

— Я попробую.

Возле выхода из метро она стояла минут десять, пока вновь не раздались берущие за душу звуки «Владимирского централа».

— Ленусь, это я, Толик. Видите впереди себя слепого, просящего подаяние?

— Где? А-а, сейчас вижу.

— Подойдите к нему, скажите, что вы Лена, и что вам Толик просил передать сумку. Он ее в правой руке держит. Коричневая.

— Вижу.

— Заберите сумку, поблагодарите его и дайте ему пятьсот рублей.

— Обойдется стольником.

— А совесть у тебя есть? Он же на самом деле слепой!

Девушка медленно подошла к слепому мужчине лет сорока-сорока пяти. Он уже держал коричневую сумку двумя руками, и его лицо выражало напряжение.

— Здравствуйте, я Лена, Толик сказал, что вы должны передать мне сумку…

— О, наконец-то. А я уже волноваться начал.

Девушка взяла у него сумку и, со словами «Спасибо вам, вы нас очень выручили» сунула ему в руку купюру.

— Да брось ты дочка, — начал отнекиваться слепой, — Толик твой мне тыщу рублей отвалил. Ей Богу, не вру. Любит он тебя, и парень не жадный. И ты ему нервы не мотай, такие на дороге не валяются.

— Нет, нет, возьмите, мне Толик приказал вам дать, — пробормотала девушка, суя деньги в руку слепого.

— Ну, раз Толик приказал… — сказал слепой, потирая пальцами купюру, — смотри ты, пятихатник. Это правильно, что ты его слушаешься. Парень он серьезный, это я сразу понял. Он тебе замуж предлагал?

— Да нет. Да мы еще знакомы мало.

— Не переживай. Скоро предложит, нутром чую.

— Наверняка, — улыбнулась девушка, — Ну я пойду.

— Иди, девонька, иди. Хорошие вы ребята.

Девушка забрала сумку, прошла метров десять и остановилась в нерешительности. Через несколько минут из состояния рассеянности вновь вывел «Владимирский централ».

— Лен, все в порядке, сумка у тебя?

— А ты как будто не видишь. В трубке хмыкнули.

— Мне братаны говорили, что ты хоть и кукла редкая, но не дура. Что есть — то есть. Ну да ладно. Открой сумку. Учебник «Сопротивление материалов» видишь?

— Вижу.

— Он тебе нужен?

— Толик, я тебе харю расцарапаю.

В трубке рассмеялись.

— Царапай, ничего против не имею. Теперь к делу. Открой учебник, там лежит билет на Сков. Нашла?

— Нашла.

— Билет возьми, а учебник можешь выбросить. Дальше. Журналы видишь?

— Вижу.

Сядешь в поезд, почитаешь. На Сков, кстати, поезд уходит через час с Ленинградского вокзала. Иди, садись в свой вагон, журналы почитаешь в поезде, чтобы не скучала.

— Угу, особенно журнал «Ваш ребенок». Статья «Как ухаживать за попкой, если на ней появились высыпания». Чтение не для слабонервных.

— Гы-гы-гы, — прозвучало в трубке, — я купил все журналы для женщин, так мне всучили и про высыпания на попке. Ничего, ничего, почитай на досуге. Далее, на дне сумки лежит целлофановый пакет. Видишь?

— Вижу.

— Пакет не трогать и беречь пуще зеницы ока. Поняла?

— Поняла. Но не поняла, что такое зеница ока.

— Понял. Пакет пропадет — пожалеешь, что на свет родилась.

— Вот теперь поняла, родимый.

— Если поняла, дуй в поезд, кукла. Стой. Прежде купи себе поесть. Туда десять часов поезд идет. Все, конец связи. Целую взасос.

— Да пошел ты…

— Что ты сказала?

— Все поняла. Иду покупать себе поесть.

— Смотри у меня. Купи пожрать, только денег не жалей. Не хватало еще, чтоб тебя в поезде пропоносило. Сядешь в купе и всю дорогу сидеть тихо. Ухаживания не принимать, из купе выходить только если приспичит.

— Поняла. Из купе не выйду, даже если обкакаюсь. Так даже легче не принимать ухаживания.

— Гы-гы-гы, — вновь прозвучало в трубке, — смотри, на поезд не опоздай, Мэрилин Монро с метро «Текстильщики».

В купе вместе с девушкой ехала мужеподобная тетка с огромными клетчатыми сумками. Говорить с ней Лене не хотелось. Верхние полки были не заняты. Журналы, которые купил Толик, читать было совершенно невозможно. Часа через три после отхода поезда скуку вновь развеял «Владимирский централ».

— Все в порядке? Это Толик. Слушай, а станция метро «Теплый Стан» случайно не в честь тебя названа?

— В честь меня. Как и станция «Водный стадион». Ты там скульптуру «Девушка, несущая на вытянутой руке байдарку» видел? Это я.

— Гы-гы. Да байдарку на вытянутой руке даже Золушка не удержит, а уж ты...

— Ты что, тоже уже укололся? Какая Золушка, мудила?

— Это я так, к слову. Ну, отдыхай, если все в порядке. Целую взасос.

— Вот придурок, — сказала девушка, обращаясь к своей атлетически сложенной попутчице. Та в знак согласия кивнула головой. «Да они тут все чокнутые. Может у них в Скове в питьевой воде йода не хватает», подумала девушка и отвернулась к окну. Незаметно она задремала. Ее разбудил «Владимирский централ».

— Быстро дай мобильник Золушке, — прокричал в трубке взволнованный голос Толика.

— Золушка ушла к Красной Шапочке раздавить пол литра, — отчеканила девушка.

— Отдай трубу своей соседке по купе, дура! — приказал Толик.

Несколько растерянная девушка протянула мобильник своей попутчице. Та не удивилась и могучей рукой приложила мобильник к своему уху. Ровно через пол минуты она приложила мобильник к уху девушки.

— Быстро выйти из поезда. Быстро! Дальше слушаешь во всем Золушку. Штангистку, которая едет с тобой, зовут Золушка. Поняла?

— Поняла, — ответила девушка, но атлетка уже выталкивала ее из купе.

— Сумку, сумку забыла, — закричала девушка, пытаясь вырваться из железных объятий.

— Мать твою! — воскликнула Золушка, схватила сумку, и они бросились к выходу.

— Вы что спите, дурехи, чуть не проехали, — сказала им проводница, — выходите быстро, сейчас трогаемся.

Они стояли на платформе какой-маленькой станции. На сложенной как Геркулес Золушке был надет только домашний халат и шлепанцы.

— Ваши сумки в поезде остались, — сочувственно сказала девушка, глядя вслед уходящему поезду. Большие клетчатые сумки Золушки уносились прочь вместе с ним.

— Ой, блин, пошли, Ленка, выпьем. Мне надо успокоиться, в себя придти. А там попутку возьмем. Тут до Скова где-то час езды на машине. А ты молоток. И представить жутко, чтобы с нами сделали, если бы мы сошли, а сумка осталась. Кстати, мобильник я у тебя заберу, он тебе без надобности.

— А что случилось то?

— Сейчас сядем, бутылочку возьмем, я тебе все объясню.

Они купили в ларьке возле станции коньяк, явно изготовленный не из винограда, и сели на скамейку. Золушка позволила себе откушать грамм двести, после чего ее щеки порозовели, а дыхание стало ровнее.

— Толик позвонил и сказал, на вокзале в Скове пассажиров нашего поезда будут шмонать. Даже собак тренированных на поиски наркотиков привезли из Питера.

— А нам то что? — пожала плечами девушка.

— А нам с тобой по разному, — ответила Золушка, — мне ничего. Я знать не знаю, ведать не ведаю. Какие у меня наркотики, я себе и выпить почти не позволяю. А тебе, если на полную катушку, пятнадцать лет, так как на тебе пять кило порошка едет. Я, как про это подумаю, меня пот прошибает. Ты в тюрьме то сидела?

— Нет.

— А-а, — протянула Золушка, — значит, ты не понимаешь, о чем я говорю. Что такое лагерь, объяснить нельзя. Это можно только на своей шкуре понять. Я на подростковую зону девочкой ушла не целованной. А вышла в двадцать девять лет. Считай, все молодость там прошла. Там бы, за такую матрешку как ты, я бы горло перегрызла. Или мне бы перегрызли.

Она бережно, по-мужски, провела рукой по лицу девушки.

— Чего ты дрожишь, дуреха? Я такая же баба, как и ты. Это в лагере меня «дядей Васей» величали. А на воле и я Золушка. Как на тебя, на меня, конечно, не бросаются, но на воле и у меня мужик есть. Лезет на меня он только после бутылки, да и то иногда его табуреткой припугнуть надо, но уж если залез, то пилит минут двадцать. Век воли не видать, если вру. А я люблю его. Он у меня первый и единственный. И другого мне не надо. Я тебе больше Ленка скажу. Между нами, по-бабьи. Я беременная уже три месяца, так что мне в лагерь никак нельзя. А до этого я три года лечилась. Денег ушло море. Из-за этого и под это дело подписалась. Таких как ты сопровождать. У меня с женскими гормонами не в порядке, только ты никому не рассказывай, врачи говорили шансов мало, но получилось, в конце концов. Одних уколов в меня за это время наверно тысячу вогнали, верхние жопки как камень стали. Хочешь потрогать?

— Может не надо? Давайте лучше машину искать. Темно уже, мне страшно. Да и кто в темноте нас посадит?

— Не хочешь, не надо. Никто не насилует. А в темноте меня не посадят, впрочем, при свете дня тем более. А твою фигуру в свете фар увидят — драться полезут, чтоб тебя подвести. Я же вижу, как на тебя мужики таращатся. Это я так говорю, без зависти. Я же тебе рассказывала, что у меня тоже мужик есть. Хотя ты права, тачку пора искать. Дорога на Сков тут рядом. Ты выйди, чтобы тебя видели, если хочешь, рукой махни. Но можешь и не махать. Кто тебя увидит, все равно остановится. Мужики, они все кобели. Я знаю, что говорю, сама дядей Васей была. А я под кустом присяду. Ты водителю скажи, что с подругой. Если против подруги базарить начнет — можешь денег предложить. Здесь не Москва, люди бедно живут.

— А если в машине нам что-нибудь сделает.

— Если мне сделает, я ему денег дам, непутевому. А если тебе что-то попробует сделать, затолкаю сердешного под сидение.

Минут через двадцать они уже ехали по пустынной ночной дороге на «Москвиче» произведенном в годы борьбы с пьянством. Сидевший за рулем дедок беседовал с Золушкой на какие-то сковские темы, а находившаяся на заднем сидении девушка пристроилась спать. Вдруг она проснулась от сильного удара. Через какое-то мгновение она поняла, что ударилась о спинку передних сидений и завалилась на пол между сидениями. Она выбралась из узкого неудобного пространства и села на заднее сидение. И тут она поняла, что машина во что-то врезалась. Не пристегнутая ремнями Золушка ударились головой об лобовое стекло, и потеряла сознание. С дедушкой дело обстояло не лучше. Он налетел грудью на руль и, хотя был в сознании, дышал как-то с хрипом и прерывисто. Схватив сумку, девушка выскочила из машины. Они врезались в неосвященный тракторный прицеп, кем-то оставленный на краю дороги. Вокруг дороги стояли дома с приусадебными участками. Авария произошла на самом въезде в Сков.

— Где здесь телефон? — крикнула девушка каким-то подвыпившим парням, смотревшим на нее с ухмылками — нужно срочно вызвать Скорую.

— Какая те-елочка, — протянул один из них разглядывая девушку.

— Они сейчас умрут! Где телефон?

Да впереди, в магазине. Прямо беги — сказал почитатель крупного рогатого скота. Он увидел хватающего ртом воздух дедка, и его настроение переменилось.

— Это Скорая, — прокричала запыхавшаяся девушка схватив телефонную трубку, — Тут двое раненых, одна из них беременная. Может, умерла уже. Где? На въезде в Сков.

— Улица Авиаторов, — подсказала ей продавщица, — рядом с продуктовым магазином.

— Как что случилось? Да авария, я же вам говорила! Быстрее, им очень плохо! Кто сообщил? Какая разница, выезжайте! Уже передали на ближайшую бригаду? Еле… Скворцова говорит, Галина Васильевна, — девушка почему-то вспомнила имя и фамилию своей школьной учительницы, — Да, я тут рядом живу, Авиаторов десять.

— Что-то я тебя здесь не видела, — спросила, глядя на девушку, продавщица.

— Да я не местная, в гости ехали, и такое дело, — ответила девушка.

— И какой это пидар так прицеп поставил? — сказал один из подвыпивших парней, подходя к телефону, — сейчас я ментов вызову, пускай найдут гада.

— Упоминание о ментах подействовало на девушку отрезвляюще. Она тихо подняла свою сумку и пошла по улице в сторону центра города. Постепенно она почувствовала, как из ее глаз беспричинно начали капать слезы, из носа сопли, и ей захотелось чихать. Только сейчас она поняла, что тоскливость и беспокойство, которые она ощущала, были вызваны не только ситуацией, но и тем, что организм властно требовал новую порцию героина. «Ну, сейчас, слава Богу, проблемы с этим нет, — подумала она, — в сумке пять кило порошка. Пять кило! Да это на всю жизнь хватит. Да какое «на всю жизнь», да это на всю жизнь всем ее знакомым хватит и еще четыре с половиной кило останется». И тут же ее сознание пронзил ужас: «Да у меня же нет шприца! Этот идиот Анатолий сказал ей, чтобы она оделась прогуляться в парк, конспиратор вшивый, она укололась утром, думала, что вернется домой через несколько часов и не взяла с собой шприц. Стоп. Не дергаться. Шприц не героин, его можно купить. Найти аптеку и купить упаковку десятиграммовых шприцов. Мама болеет воспалением легких и нужно проколоть курс антибиотиков. Дело житейское, она так делала неоднократно».

— Вы не подскажите, где здесь ближайшая аптека, — спросила она первую попавшуюся старушку. Старушки могут не знать, где стадион, но где ближайшая аптека они знают точно.

— Да все время прямо деточка, все время прямо.

— Большое спасибо. «Ну, вот и все. Не стоило дергаться. Сейчас все решиться» Девушка шла не менее получаса, пока не подошла к зданию, на первом этаже которого находилась аптека. Но покупке шприцов это ее никак не продвинуло. Аптека была закрыта. Возле закрытой аптеки сидели несколько подростков.

— Ребята, а почему аптека не работает? — спросила их девушка. .

— Ну, ты даешь, мать, — с достоинством ответил ей пацан лет двенадцать, с достоинством человека бывалого сплюнув перед собой, — уже больше одиннадцати. Спать пошли тетеньки.

— Господи, да что же мне делать? — воскликнула девушка. Из-за всех своих злоключений она потеряла ощущение времени.

— Да ты иди в ту, что на площади, — подсказал ей пацан, — она круглосуточно работает.

— А как туда пройти?

— Если напрямую, то через сквер. Тут недалеко. Идешь прямо, пока не дойдешь до центральной аллеи, а она прямо на площадь ведет .

— Спасибо, братан, выручил, — сказала девушка, чмокнув мальчишку в щеку, что вызвало бурный восторг его товарищей, — и, не оборачиваясь, пошла в сторону сквера. Зайдя в сквер, она почувствовала сильную резь в области желудка и острое желание покакать. Навстречу ей не спеша двигалась влюбленная пара, и девушка свернула в кусты. «Черт, — подумала она, — плохо дело, понос начался». Она всего несколько раз доводила себя до такого состояния, что начинался понос. Очередную дозу обычно она принимала гораздо раньше. Она вышла из кустов и пошла вперед. Но аллея, по которой она шла, выглядела как-то по-другому. Она повернула назад, прошла метров двести и уперлась в какую то эстраду. «Заблудилась, черт, и спросить не у кого, поздно уже». Она бродила по скверу довольно долго, пока вышла на площадь. Дождь, который начался, пока она спотыкалась о скамейки, перешел в полноценный ливень. Постепенно наросли сильные, скручивающие боли в мышцах ног, а потом и всего тела. Девушке стала трудно сосредотачиваться, и она брела, сама не понимая куда. На площадь она вышла случайно. Выйдя на площадь, она увидела светящуюся надпись «Аптека. Мы работаем круглосуточно». «Есть Бог на свете», — подумала девушка, хотя еще сегодня утром она придерживалась другого мнения. С трудом преодолевая сильную боль и слабость она зашла в помещение.

— Шприцы, — сказала она мужчине лет сорока, который в отсутствие посетителей читал газету, — десятиграммовые. Полную упаковку. Двадцать штук. Она хотела достать деньги, но руки ее уже плохо слушались и не желали открывать кошелек. — Ну же! — раздраженно воскликнула она, пытаясь достать деньги.

.****.

Аптекарь смотрел на девушку редкой красоты, которая ровно в полночь зашла в его аптеку, как на видение. На улице шел проливной ливень, но девушка была в легкомысленной футболке, которая промокла до нитки. Большой светильник, стоящий на полу у входа в его аптеку, светил ей в спину, что делало мокрую футболку абсолютно прозрачной. Как и юбку. Настроение Аптекаря было с утра испорченным. Выхода из создавшейся ситуации он не видел, но сегодня привычное раздражение овладело им особенно сильно. Собственно, он понимал, в чем дело, и из-за этого его настроение портилось еще больше. На втором этаже его дома квартиру снимала семья офицера расквартированной в Скове дивизии ВДВ. Всегда подтянутый старший лейтенант Гришин, его жена и трехлетняя дочка. Аптекарь знал, что в этот день Гришин уезжает на два дня на учение, и, не признаваясь себе зачем, поднялся на второй этаж. Люся Гришина, только что проводившая дочку в садик, была дома одна.

— Здравствуйте, Владимир Степанович, — сказал молодая женщина, открыв дверь. Три года назад, когда у Гришиных родилась дочка, чисто случайно, показывая студентам, как пользоваться тестом на определение наследственных заболеваний по анализу мочи, у их дочери обнаружили фенилкетонурию. Это врожденное, передающееся по наследству нарушение обмена веществ. Встречается в России один раз на 50 тысяч новорожденных. Его причиной служит недостаточность определенного фермента. В отсутствие этого фермента не происходит превращения аминокислоты фенилаланина в другую аминокислоту — тирозин. В результате резко возрастают уровни этого вещества в крови, что приводит к отравлению мозга, и, как следствие, глубокому слабоумию в раннем возрасте. Разработаны питательные смеси с низким содержанием фенилаланина. Если ребенок не получает это вещество с пищей, то и в крови его нет, а потому мозг не отравляется. После пяти лет уже можно не соблюдать диету и есть что угодно. В этом возрасте включатся другие механизмы обмена, и фенилаланин полностью расщепляется. Так что все просто. Существует только одна маленькая деталь. Чтобы обеспечить такой пищей ребенка, месячной зарплаты старшего лейтенанта ВДВ хватит дней на пять. «Успокойся, воровать пойду, — сказал тогда лейтенант Гришин своей жене, Люсе, — не волнуйся». Когда супруги Гришины заказывали Аптекарю лечебное питание, между ними и Аптекарем завязалась беседа, в ходе которой Аптекарь предложил следующее. «Я буду давать вам питание бесплатно, но вы снимете квартиру в моем доме. И я буду к вам иногда обращаться с просьбами. Во-первых, у меня больная жена. Нет, нет, она сама ходит в туалет и может передвигаться по квартире, хотя с трудом. У нее артрит. Пусть Люся помогает ей по хозяйству. Я за это буду платить, не возражайте. И второе. Я хозяин аптеки. На меня могут быть наезды всякой шантрапы. И я хочу иметь возможность в таком случае обратиться к офицеру ВДВ за помощью и поддержкой». Лейтенант Гришин, занимающий в дивизии ВДВ должность инструктора по рукопашному бою, счел условия приемлемыми. Тем более что они переехали в двухкомнатную квартиру из сырой и холодной комнаты. В действительности Аптекарь врал. Ни чьих наездов, будучи многолетним осведомителем милиции, он не боялся. Тем более что завербовавший его оперативник делал в сковской милиции стремительную карьеру. Помощь по хозяйству ему была нужна, но получить ее он мог во много раз дешевле. В действительности ему просто очень понравилась супруга лейтенанта Люся, а все остальное было предлогом. Свою жену, изуродованную болезнью, он бросить не мог — стыдно было перед дочерью и сыном. А потом в силу вступила многолетняя привычка. Иногда он обращался к услугам проституток, иногда у него появлялись любовницы, но он тяготился и теми, и этими. Конечно, Люся Гришина ловила на себе его взгляды, и довольно быстро поняла отношение к ней Аптекаря, но эту черту он переступить не мог. Аптекарь вовсе не был моралистом, более того, как и многие милицейские осведомители, он был преступником. Но одно дело продавать за полную стоимость лекарства, на которые выписаны льготные рецепты, другое дело принудить к сожительству полностью зависимую от тебя замужнюю женщину, шантажируя ее здоровьем ее ребенка. Но сегодня, зная, что Гришин уехал на два на учения, Аптекарь невольно для себя поднялся на второй этаж. До этого в квартире Гришиных он бывал очень редко и всегда в присутствии обоих супругов.

— Здравствуйте, Владимир Степанович, — сказал молодая женщина, открыв дверь. Она спокойно стояла в дверях, придерживая руками край халата.

— Люся, мне нужно с вами поговорить, — сказал Аптекарь, — разрешите, я к вам войду.

— Конечно, Владимир Степанович, проходите, — сказала женщина, непроизвольно вздохнув, — Дома никого нет.

Никаких сомнений о цели визита у нее не было.

— Как нет? — неискренне воскликнул Аптекарь. То, что его помыслы были разгаданы, по старой привычке тайного осведомителя, вызвали в нем глубокое раздражение.

— А мне очень хотелось бы поговорить с вашим мужем.

— Серьезно? — с улыбкой спросила женщина. Неискреннее удивление Аптекаря только укрепила ее уверенность. Вчера она сама рассказала Аптекарю об отъезде мужа.

— Люся, по-моему, вы совсем не о том подумали. Мне действительно нужно срочно поговорить с Сергеем.

— Ему можно позвонить, — она до сих пор не верила, что ее сейчас не начнут раздевать.

— Вы меня чрезвычайно обяжете.

Она набрала номер и позвала к телефону старшего лейтенанта Гришина.

— Сережа, здравствуйте, — сказал Аптекарь, — мне срочно понадобились ваша помощь. Я забежал к вам домой, а вы, оказывается, на боевом посту. Завтра вечером вы возвращаетесь? Если можно, зайдите ко мне, как вернетесь. Да, в любое время.

— Хотите чаю, Владимир Степанович? — спросила Люся Гришина после того, как Аптекарь положил трубку.

— Нет, Люсенька, меня ждут мои таблетки, спасибо. Я пойду.

— Владимир Степанович, у меня возникло ощущение, что вы благородный человек, — сказала ему женщина, проводив до двери.

— Вы ошибаетесь Люсенька. Я просто тряпка, если бы это было не так, вы бы давно были моей женой, — с ухмылкой ответил Аптекарь, не глядя на свою собеседницу. Не каких дел к старшему лейтенанту у него, конечно, не было. «Попрошу его набить кому-нибудь морду», — подумал Аптекарь, спускаясь со второго этажа. Им владела одновременно злоба и апатия. Ему казалась, что жизнь уходит как песок, год за годом, и он уже ничего не сможет изменить. Судьба дал ему единственный шанс, и он не способен им воспользоваться. Это было утром. А ровно в полночь в аптеку вошла девушка. Аптекарь смотрел на девушку редкой красоты, которая ровно в полночь зашла в его аптеку, как на видение. На улице шел проливной ливень, но девушка была в юбке и футболке, которые промокли до нитки. Большой светильник, стоящий на полу у входа в его аптеку, светил ей в спину, что делало футболку абсолютно прозрачной. Как и юбку. Она явно находилась в том состоянии, которое наркоманы, употребляющие опиаты, например героин, называют «ломкой». «Сознание у нее спутанное, — констатировал Аптекарь, молча разглядывая девушку. — Как странно. Сков, хотя и областной центр, город не большой. Если бы я, хотя бы раз, видел эту наркоманку на улице, я бы ее не забыл, уж очень красивая. Совершенно внешность необыкновенная. «Ангел чистой красоты в поисках очередной дозы героина». Она уже потеряла ощущение реальности и пришла в аптеку купить шприц с героином».

— Порошок то у меня есть, — словно угадала его мысли девушка, — пять килограмм. Вот, видишь, видишь? Она раскрыла сумку и достала оттуда раскрытый пакет. Оттуда на прилавок выпал так хорошо знакомый аптекарю пакетик с изображением трех львов и надписью над ними арабской вязью.

— Мне только шприц нужен, и я сразу в себя приду, — бормотала девушка, беспорядочно двигая руками.

«Вот как, — отрешенно подумал Аптекарь, — в ее руки попала крупная партия героина. Хозяева пакета наверняка ее ищут. После того, как ее найдут, над этим ангелом вволю поиздеваются, после чего растерзают. По-другому с похитителем такого количества героина не поступают. Можно вызвать скорую и отправить ее в больницу. Через несколько часов ее найдут там хозяева героина. Можно вызвать милицию. Человеку, у которого нашли такое количество героина, дадут лет 10-15. В сущности, срок не важен. Живой из тюрьмы она уже не выйдет. Утром я, кажется, ошибся. Мой единственный шанс судьба дарит мне сейчас. Естественно, я его не упущу. Люсе это знать не нужно, но я не тряпка». Он посмотрел на что-то бормотавшую девушку другими глазами. Она ему очень нравилась. Очень. Он принял решение сознательно, прекрасно понимая, в которую опасную игру он ввязывается. Аптекарь многие годы жил двойной, а в последнее время и тройной жизнью, но, в сущности, большого смысла в этом не было. А сейчас у него появилась цель, ради которой стоит воевать не на жизнь, а на смерть. Приняв решение, он почувствовал, как у него застучало в висках. Он подошел к входной двери аптеки, запер ее на ключ, после чего обнял девушку за плечи.

— Идем, шприцы у меня хранятся здесь, проходи.

— Услышав слово «шприц» уже плохо соображающая девушка без сопротивления позволила провести себя в подвал. Зайдя в комнату, Аптекарь снял с кровати матрас и положил его на пол. После чего стал снимать с девушки одежду.

— Сначала укол, — пробормотала девушка, мешая Аптекарю снять с себя юбку.

— Чего тебе не хватает, так это воспаления легких, — с усмешкой сказал Аптекарь, снимая с нее совершенно мокрую одежду. После того, как он раздел девушку, Аптекарь тщательно вытер ее полотенцем, и аккуратно положил на матрас, обложил эту импровизированную больничную койку со всех сторон подушками и одеждой. Укрывать девушку он не стал. Все равно она бы сбросила себя одеяло. Девушка уже полностью отключилась от действительности и металась, лежа на матрасе. Аптекарь знал, что из этого состояния она выйдет не раньше, чем через сутки, и, лежа на расположенном на полу матрасе, окруженном мягкими подушками и одеждой, она не могла невольно нанести себе травму. После чего Аптекарь оставил девушку одну, поднялся в аптеку, положил по прилавок заряженный пистолет, открыл дверь аптеки и стал ждать. Ждать пришлось менее двух часов.

— Если вы работники милиции, мне бы хотелось увидеть ваши удостоверения.

— А прокатиться с ветерком на «Скорой помощи» тебе бы не хотелось? Я тебе в две минуты это организую, если не прекратишь Муму сношать.

— Заткнись Хомяк, — Ноготь поморщился, — Хомяк парень грубый, но добрый. К примеру, я гораздо злее. Но сейчас я просто хочу, чтобы вы нас правильно поняли. Если вы ее найти поможете — мы расстанемся друзьями. Более того, наше к вам расположение самым положительным образом скажется на вашем материальном положении. Если же, не дай Бог, вы от нас что-то скроете, то, я не могу на это закрывать глаза, нам придется вызвать у вас целую гамму болевых ощущений, что, в конечном итоге, резко ухудшит состояние вашего здоровья.

Появление преследователей девушки Аптекаря успокоили. Они явно не были наркоманами, действия которых мало предсказуемы. Пистолет здесь точно не понадобиться.

— Ушла девушка, ушла. Я бы всей душой, но откуда мне, скромный Аптекарь я. Но помочь — помогу охотно. Хотя бы за сто долларов. Лучше за двести пятьдесят. Обращайтесь.

После того, как братаны ушли, настало время звонить пожилому следователю.

.****.

— Я же хочу совершенно другого. Я хочу посадить всех, кто хоть каким-то боком связан с транспортировкой и торговлей наркотиками в Скове. Кроме тебя, конечно. Тебя Аптекарь грудью закрыл. Поэтому ты мне сейчас расскажешь все, что знаешь, и без вранья ответишь на все мои вопросы.

— Дайте мне сигарету, — попросила девушка.

— Не надо сигарету, — остановил следователя Аптекарь, — она бросила курить вместе с прекращением приема героина.

— Молодец, — с чувством одобрил решение девушки пожилой следователь, пряча сигарету.

Девушка застыла с протянутой рукой.

— А сладкое мне кушать можно, или глисты заведутся?

— Ну что ты на меня смотришь, тут Аптекарь командует.

— Можно, — милостиво разрешил Аптекарь, — если руки будешь мыть как следует.

— Вот видишь,— порадовался за девушку пожилой следователь, — да у тебя будет не жизнь, а малина. И все благодаря господину Аптекарю. Не понимаю, чем ты, Елена Юрьевна, недовольна.

— Издеваются над бедной девушкой как хотят. Чупачупс суют в открытый ротик. Изверги престарелые.

Не надо говорить гадости своим спасителям, — прервал ее Аптекарь, — он положил шприц на стол, поднял ей рукав свитера и перевязал ее руку жгутом.

— Я сейчас умру от передозировки? — тихо спросила его девушка.

— С чего ты взяла? — удивился Аптекарь.

— Меня вы допросили, все, что я знаю, я вам рассказала. Теперь меня, умершую от передозировки, можно выбросить где-нибудь в сквере. Рядом в луже будет валяться порванный пакет от героина. В луже растворилось все пять килограмм или сто грамм, понять невозможно. В результате никто никого и ничего не ищет. Вам останется пять килограммов героина, денег от продажи которого вам хватит до конца жизни. После того, как найдут мой труп, всякие поиски прекращены. Все рады, все смеются.

— Все сказала?

— Сказала.

— Теперь подставляй руку, я буду вену искать. Шприц, как видишь, пустой. Так что передозировки не будет. Спокойно поработай кулаком.

— Уй, блин, больно! — воскликнула девушка. На глазах у нее выступили слезы. Навыков введения иголки в вену у Аптекаря не было, и иголка прошла кровеносный сосуд насквозь, — Наконец я ваши желания поняла. Вы садисты и собираетесь надо мной поиздеваться. Небось, когда меня ломало и я голая крутилась на полу, кино снимали? Признайтесь.

— Дура ты все-таки. Когда ты закричала, меня как серпом по обострившемуся геморрою, — Аптекарь сидел перед ней, держа в одной руке шприц, а в другой три пробирки. — После того, как тебя переломало, ты уже забыла, что ты наркоманка. А я не забыл. Какими шприцами ты себе героин вводишь? Сегодня один на всех, и все на одного, завтра чужой, послезавтра — под лестницей нашла. Потому наркоманы в России основной источник заражения СПИДом. На гепатит вы и внимания не обращаете. А от гепатит, который передается через шприцы, типа «В», и, тем более, «С», не выздоравливают. Про тип «D» я и не говорю, тут уже лучше СПИД. Это тебе не обычная желтуха, передающаяся через грязные руки. Ну и сифилис через иглу передается, это дело святое. Его сейчас лечат, о нем и говорить неудобно. Пустяки какие. Я просто у тебя сейчас возьму кровь и налью в три пробирки. Одна пробирка — что бы проверить, есть ли у тебя, голубушка, вирус СПИДа. Другая — на предмет гепатита. А третья, ты уж меня извини, это я так, из чистого любопытства, на сифилис тебя проверить хочу. Я же тебя, солнышко мое непутевое, в постельку положить собираюсь. И не на один раз, и не один год. А потому желаю узнать, где я стою, чтобы потом на попе себе волосы не рвать.

— А мое мнение по этому тебя не интересует?

— Не интересует. А куда ты денешься? Под нож браткам или в женскую зону на нары к «дяде Васе»?

— Ладно, дай мне шприц, я сама себе в вену иголку введу. Наркоманка я, в конце концов, или наркоманка? Я себе в вену могу в полной темноте ввести. Когда «догоняешься» и не такое сделаешь. А болезней у меня никаких нет. Я всегда своим шприцом пользуюсь.

— Да хоть бы и так. Знаю я вашу кухню. Технология приготовления «дури» проста, — сказал Аптекарь, обращаясь к пожилому следователю, — наркотик разводится в ложке, каждый наполняет шприц из «общего котла». Шприцы были одноразовые, а ложка — нет. СПИД так не передать, а гепатит — за милую душу. В результате человек заражается, пользуясь строго своим шприцом.

— А что значит «догоняешься»? — спросил пожилой следователь.

— Это когда тебя еще не ломает, а ты уже новую дозу запускаешь, — объяснила девушка, аккуратно наполняя своей кровью пробирки. — Когда у тебя достаточно порошка, и ты не экономишь.

— Я смотрю у вас тут целая феня есть, наркоманская, — проворчал пожилой следователь, «ломаешься», «догоняешься», блин.

— Ну, до «блинов» я никогда не опускалась, — обиделась девушка, — с чего вы взяли? Я всегда порошком чистым пользовалась. И шприцов у меня дома всегда запас был. И нет у меня никакого СПИДа. Проверяйте, сколько хотите. А как ты, кстати, это проверишь?

— У меня знакомая есть, в лаборатории работает. Когда-то я с одной девушкой провел время, а потом у меня возникли смутные подозрения, и она мне сделала эти анализы. Теперь я ей скажу, что у меня снова была рискованная половая связь.

— Так значит ты, когда меня «ломало», не насиловал?

— Тебя-то? Не сложилось как-то.

— А зачем раздел?.

— Ты мокрая была, как цуцик, да еще и описалась. А к нам в гости пожилой следователь шел, неудобно мне было как-то за свою подругу. Такая красивая девушка, и описанная по плечи. Пришлось тебя раздеть и полотенцем протереть.

Девушка, наконец, покраснела.

— Содержательный рассказ вы мне поведали, Елена Юрьевна, — сказал пожилой следователь, — спасибо вам. И Аптекарю, другу моему старинному, спасибо. Много лет помогает он мне, но так, как в этом случае, помог впервые. Если сделать тут все аккуратно, отправим мы на нары, с Божьей помощью, всех поставщиков наркотиков в старинный город Сков.

— Чего это ты в церковнославянский стиль впал? — поинтересовался Аптекарь.

— Под крупное дело ты меня подписал, Пилюлькин. Дела такого масштаба у меня никогда не было. И выйти из него нельзя, разве что воспользоваться советом Елены Юрьевны о передозировке. Но так ведь вопрос не стоит, Володя?

— Нет, Петя, так вопрос не стоит, она мне дороже денег, — подтвердил догадку пожилого следователя Аптекарь.

— Ну, теперь, когда мне ясно, где мы стоим, я спокойно посижу, подумаю, а завтра к вечеру мы снова встретимся. Идет?

— Приходи, ждать буду, — пожал плечами Аптекарь.

— А уж я как буду ждать! — голосом, полным ложного пафоса, произнесла девушка, — Как буду ждать. Не засну, наверное, всю ночь. Аптекарь не даст соврать.

— Ты с ней еще намучаешься, — предположил пожилой следователь прощаясь, — с первого дня ее бить надо. Не сильно конечно, но систематически. Можно каждое воскресенье, ближе к вечеру. Выходной день, ты полон сил, очень удобно. Это я тебе как ветеран правоохранительных органов говорю.

— Пилюлькин, этот мент на тебя дурно влияет, — подала голос девушка, — гони его в шею.

Аптекарь, провожая следователя, вышел с ним на улицу и, после его ухода, по старой привычке присел прикурить. В аптеке он курить никому не разрешал, но и сам не курил. Через некоторое время к нему подошла Гришина.

— Люся, вы гуляете так поздно?

— Я жду Сережу, сейчас он поедет. Вы хотели с ним о чем-то важном срочно поговорить. Я не помешаю?

«Черт побери, — подумал следователь, — о чем же я с ним буду говорить? Забыл совсем. Неудобно как-то. И эта нахалка надо мной явно смеется. Уже забыла, как я ее утром трахнуть хотел. Ну, ничего, я тебе устрою».

— Нет, Люся, не помещаете. Ваша помощь мне тоже понадобиться. Но я хотел бы вас предупредить. Если вы кому бы то ни было расскажите о том, что сейчас узнаете, мне наверняка свернут шею. В буквальном смысле этого слова. А ваша Оксанка нуждается в специальном питании еще два года. Думайте об этом всегда, когда почувствуйте зуд в языке, прошу вас.

— Вчера утром мне казалось, что вы собираетесь напомнить мне о питании для Оксаны, этом для того, чтобы положить меня в постель.

— В самом деле? — рассмеялся следователь, — это действительно правдоподобно. Вы очень миленькая женщина, ваш муж в отъезде. Все-таки приятно, что на меня, старика, падают такие подозрения. Благодарю за комплемент. В действительности я сначала хотел поговорить с вами, но потом решил не начинать этот разговор без Сережи.

— Владимир Степанович, но вы же сами сказали, что если бы вы не были тряпкой, то я давно была бы вашей женой!

— Люся, деточка, это был неудачный комплемент, извините. Я от души хотел сделать вам приятное.

Гришина поджала губы и замолчала. В ее планы не входили измены мужу, и она с содроганием думала о перспективе оказаться в одной постели с Аптекарем, но ее женское самолюбие было уязвлено.

— Дышим свежим воздухом? — спросил подошедшим к ним старший лейтенант.

— Сережка, тебя ждем, — ответила Люся, — и убери свои ручища. Еще с тех пор как он начал за мной ухаживать, еще, будучи курсантом рязанского училища ВДВ, уже с первого дня нашего знакомства, он стал распускать руки и просто силой не дает мне сопротивляться, когда я хочу. Просто пальцем не дает пошевелить, медведь чертов.

Еще в первый день нашего знакомства я принял стратегически верное решение на тебе жениться. Чего же мне было ждать?

— А знаете, как мы познакомились? Я мирно гуляю по улице со своими одноклассниками. Мы отмечаем окончание школы, четыре часа утра. Вдруг ко мне подходит курсант в форме училища ВДВ и говорит: «Девушка, для поддержания спортивной формы мне необходимо десять раз отжаться от пола. Не могли бы вы сделать одну маленькую любезность. Вы сядете мне на плечи, я быстренько отожмусь, и вы продолжите свою прогулку. Это займет буквально одну минуту». Я оторопела от такой наглости, но подвыпившие одноклассники уговорили меня. Они считали, что отжаться десять раз со мной на спине он не сможет. Это сейчас я знаю, что для него это ерунда. А тогда я легкомысленно на него села. Неискушенная была, доверчивая. А потом он отжался, мы встали, и он говорит: «Большое спасибо, вы меня выручили», а сам мою руку вроде бы нежно держит, но вытащить ее из его ладони невозможно. А еще через час я уже лежала спиной в парке на траве и даже искренне какое-то время собиралась сопротивляться. Как же, посопротивляешься у него! Впрочем, ощутив своей трепетной попой всю первобытную мощь его тела, я была покорена. Никого настроения сопротивляться ему у меня не было.

— Люська, кончай болтать, я по тебе соскучился.

— Стоп. Потом развеешь скуку. Владимир Степанович тебя ждет, у него есть для тебя что-то срочное.

— Да, да, конечно, Владимир Степанович, не обращайте внимания на провокации этой коварной женщины. Я хотел к вам зайти немедленно по возвращении.

— Ребята, мне неудобно вас беспокоить, но дело действительно важное и срочное.

— Не стесняйтесь, господин Аптекарь, вы три года по непонятным причинам тратите свои деньги на лечебное питание Оксане. То, что я помогаю по дому вашей супруге, этих трат никак не компенсирует. Мы уже, грешным делом думали, что вы на меня собираетесь покуситься. Сережа, ради здоровья Оксаны, на это был готов закрыть глаза, но и это вас не заинтересовало. И вот, через три года после начала этого кошмара, вы обращаетесь к нам какой-то важной для вас просьбой. Мы вас очень внимательно слушаем.

— Люся, ну зачем ты так!

— Сережа, помолчи, — одернула своего мужа сидя у него на коленях Гришина.

«А ведь она хозяйка в доме. Товарищ старший лейтенант пребывает глубоко под каблуком», — подумал, глядя на нее, Аптекарь. Но вслух он сказал следующее:

— Люся, вы не правы в своих предположениях по самой сути. Я хозяин аптеки. Мелкий, так сказать, предприниматель. Собственной службы безопасности, естественно, у меня нет, и быть не может. А какую-то сумму денег из меня выбить можно. Тем более, как вы, конечно, догадываетесь, с государством в своих денежных расчетах я не всегда бываю откровенен. Поэтому наезды на меня со стороны всякого рода шпаны и рэкетиров неизбежны. В этой ситуации сам факт, что здесь проживает человек, который обучает спецназовцев рукопашному бою, действует на многих отрезвляюще. Таким образом вы платите мне за лечебное питание. По моему мнению, я заключил выгодную сделку. По крайней мере, в том случае, если Сережа согласиться мне помочь в моей теперешней ситуации. В тот раз на меня наехали люди настолько серьезные, что я опасаюсь за свою жизнь.

— Если быть до конца откровенным, то у меня сложилось впечатление, что это все сказки, — сказал Гришин, бережно придерживая сидящую у него на коленях жену. — Не думаю я, что вы вообще кого-либо опасаетесь. Я в Чечне был. А на войне сразу видишь, кто боится, а кто нет. На самом деле это больше от человека зависит, чем от ситуации. Так вот, вы тот человек, которого в принципе испугать сложно. Я, как командир боевого подразделения, в этом четко разбираться должен, я и разбираюсь. Тем более что ваш старый друг, пожилой следователь, от уголовников может вас защитить гораздо лучше, чем я. Но это все лирика. А на практике я вам много должен, и я от вас полностью завишу, даже любимую жену готов был в постель к вам положить. Так что вас внимательно слушаю.

— Ребята, я не хотел этого разговора, потому что считаю его лишним. Но хорошо, что он состоялся. О том, что существует подозрения относительно моих сексуальных поползновений, я и не знал. Теперь мы в любом случае расставили все точки над i. Но я хочу сказать вам одну вещь. Если кто-то из вас распустит язык — мне головы не сносить. И, соответственно, еще два года лечебное питание вы уже будете покупать за свои деньги. Или Оксана вырастет слабоумной. Я уже говорил Люсе, и повторю еще раз, думайте об этом всегда, когда почувствуйте зуд в языке, прошу вас.

— Ближе к делу, Владимир Степанович, время уже позднее, а у меня Оксанка одна спит, — предложила Люся.

— Ничего, не первый раз, если она заплачет, Надежда Романовна услышит, ведь у нее ключ есть от вашей квартиры, не правда ли?

— Все правильно, итак… — продолжил старший лейтенант.

— Хорошо, тогда пойдемте со мной. В аптеке кроме Надежды Романовны работала еще один провизор, Татьяна. Татьяна жила в городе и, в отличие от Надежды Романовны, не в какие тайны Аптекаря посвящена не была. Оба провизора работали обычно днем, одна в утреннюю, другая в вечернюю смены. Сам Аптекарь работал ночью. В ночное время покупателей почти не было, и он занимался своими делами. Когда ему хотелось спать, обычно это было в промежутке между четырьмя и шестью утра, он просто закрывал аптеку. Иногда он дремал и не закрывая двери. Если в аптеку среди ночи забредал редкий покупатель, при открывании дверь издавала характерный звон, и он просыпался. Иногда, когда ему необходимо было уехать, Светлана и Надежда Романовна работали и ночью, получая за это приличную добавку к зарплате за переработку. В эту ночь он попросил на работу выйти Надежду Романовну. Люся попросила ее разбудить Оксанку и привести ее в аптеку. Аптекарь одобрительно кивнул и сказал, что они будут заняты долго, после чего вместе с супругами Гришиными он спустился в подвал.

— Ого, да здесь полноценная квартира, — воскликнул Гришин, когда Аптекарь открыл замок своим ключом.

— А в квартире не деньги лежат, а тяжело страдающая от скуки и отсутствия героина барышня, — продолжила его мысль находящаяся там девушка.

Потрясения супруг Гришиных невозможно описать словами. От тихого и скромного Аптекаря они ожидали чего угодно, но предположить, в подвале дома оборудована квартира, в которой коварный искуситель Аптекарь прячет молодую красивую девушку, они не могли. Тот факт, что на томной красавице из одежды был только старый свитер Аптекаря, направлял ход их мыслей в совершенно не нужное направление. Потрясенная до глубины души Люся молча открывала и закрывала рот. Сергей, так же молча, неотрывно смотрел на ее почти не прикрытые свитером бедра. Наконец на его взгляд обратила внимание Люся. Для нее это было последним ударом.

— Ну, Владимир Степанович, ну вы даете! — воскликнула она, — А я то, дура самоуверенная…

— Давайте я вас познакомлю, — с торжествующей улыбкой прервал ее Аптекарь.

— Лена, — протянула руку девушка.

— Люся.

— Лена.

— Очень приятно, Сергей.

— Быстро тащи кофе и торт, нам предстоит долгая беседа, — сказал Аптекарь девушке, сопроводив свою просьбу хозяйским шлепком по прикрытой свитером заднице, — а вы ребята присаживайтесь, не стесняйтесь.

После того, как все расселились, Люся попросила разрешения закурить, Аптекарь одобрительно кивнул. Гришина достала пачку сигарет и предложила сигарету своей новой знакомой.

— Я не разрешаю Леночке курить, — сказал Аптекарь, мягко отводя руку с протянутой пачкой сигарет, — в те времена, когда я воспитывался, курение для девушек считалось занятием предосудительным. С тех пор это во мне осталось.

При этих словах старший лейтенант десанта чуть не подавился тортом. Люся, которая отказывалась верить своим ушам, вновь протянула пачку.

— Курить, честно сказать, ужасно хочется, но Пилюлькин не разрешает, садист проклятый. Что теперь делать, буду дым от твоей вдыхать.

— Кстати, Люся, я дам вам денег, и попрошу вас, купите для Лены одежду, косметику, ну и ее там какие-то женские мелочи.

— Владимир Степанович, а почему вы это сами не хотите купить? — спросила Люся, скромно потупив глазки, — нижнее белье от любимого мужчины — это лучший подарок.

— Видите ли, Люся, я бы с удовольствием сам купил, но если кто-то обратит внимание на то, что я вдруг покупаю женское белье, а за этим уже наверняка следят, то в любимой мною аптеке неизбежно начнется ненужная нам всем стрельба. Леночку сейчас ищут все гвардейцы сковского Олигарха, перед которым трепещет все население нашего древнего города.

— Не все трепещут, — поправил его старший лейтенант, — многим на него наплевать.

— Мелкие бизнесмены, вроде меня, все трепещут. Всех данью обложил, рэкетир чертов. Не знаю, куда милиция смотрит.

— Милиция на свой процент от выплаченной вами дани смотрит, — предположила Люся, вновь скромно потупив глазки.

— А чем ваша Лена этой банде рэкетиров не угодила? — спросил Гришин, — Почему, собственно, они все за ней охотятся?

— Видите ли, Сережа, — объяснил ему Аптекарь, — преступное сообщество, которое возглавляется человеком по кличке «Олигарх», в последнее время занимается не только рэкетом. В настоящее время основной доход они имеют от торговли наркотиками. И моя Леночка везла для них пять килограмм героина. Но не довезла. Я ничего не путаю, милая?

— Ничего, дорогой, можно я тебя поцелую?

После того, как девушка громко его чмокнула, Аптекарь продолжил. — Пять килограмм героина, которые моя Леночка у них украла, это огромное количество, дай я тебя поцелую, дорогая, — Аптекарь собирался также громко чмокнуть в щеку девушку. Но когда он притягивал ее к себе, он вдруг вспомнил, что его знакомая из больничной лаборатории позвонила ему и сказала, что и в этот раз в анализах ничего нет, но если он дальше продолжит искушать судьбу, то рано или поздно там что-то появиться.

Не смотря на периодически отпускаемые ею достаточно обидные шутки, девушки испытывала острый страх перед Аптекарем. Она отлично понимала всю опасность своего положения, а главное, она шестым чувством ощущала, что Аптекарь не тот, за кого он себя выдает. Была в нем какая то беспричинная внутренняя ярость, которая отличает случайно или в силу обстоятельств совершившего преступление человека от настоящего, ни при каких обстоятельствах не исправимого, уголовника. На своем недолгом, но насыщенном встречами пути дорогостоящей проститутки она таких людей встречала. Собственно, не она одна была такой проницательной. Когда Сергей говорил о том, что в действительности Аптекарь никого не боится, он говорил о том же. Естественно, когда Аптекарь обнял ее за плечи и начал прижимать к себе, она, послушно втянув плечи и чуть выставив грудь вперед, позволила придвинуть свою щеку к его губам. Держа девушку за плечи и зная, что в любую минуту он может делать с ней все, что угодно, Аптекарь, наконец, не умом, а сердцем и еще неизвестно какими органами ощутил, как кровь застучала у него в голове.

— Да, так о чем я?

— Пять килограмм героина, это много, но один поцелуй, это еще больше, — подсказала ему Люся.

Пять килограмм героина, это очень много, думаю, что это больше, чем потребляется наркоманами всеми нашего родного города в течение года. И стоимость украденного моей куколкой Леночкой героина повиснет неоплатным долгом на том, кто его вез. Так что на поиск Леночки брошены все силы. А в нашем небольшом городе, в сущности, все друг друга знают. И гвардейцы Олигарха знают, что Леночка заходила в мою замечательную во всех отношениях аптеку. После чего пропала неизвестно куда. Так что поиски будут возвращаться ко мне все снова и снова.

— Пока вас не вычислят и Лену найдут и убьют, — продолжил его мысль Сергей.

— Впрочем, как и меня. Или пока организация Олигарха падет под ударами судьбы.

— Какими же? — вновь спросил Гришин.

— Трудно сказать. Или их всех пересажают, или руководство перебьют, да мало ли.

— А вы, Владимир Степанович, случайно конкурирующее с Олигархом преступное сообщество не представляете?

— Ваше любопытство простирается чересчур далеко, Сереженька. На этот вопрос я отвечать не буду. Да и любой мой ответ ничего, в сущности, не меняет.

— Дайте мне ключ от подвала, Владимир Степанович, — решила переменить тему разговора Люся, — Мне не нужно будет беспокоить вас каждый раз, когда я буду приносить Лене кофточку или помаду.

— И рад бы, да не могу. Дело в том, что моя Леночка горькая наркоманка. И как только у нее появиться малейшая возможность покинуть этот подвал, она этой возможностью воспользуется, и побежит солнцем палимая на встречу своей верной и мучительной смерти в поисках героина. Так что я пока подержу свою красавицу взаперти. Так для всех спокойней будет.

— Не уверена, что побегу, — пожала плечами девушка, — я боли боюсь.

— В умных книгах пишут, что минимум пол года после последнего приема героина ты еще будешь совершенно невменяемая. А тут судьбу испытывать нельзя, со смертью играю. Так что тебе, дорогая, в этом подвале еще сидеть и сидеть. Но что мы все о грустном и о грустном. Пусть теперь женщины пощебечут о бантиках, а мы с вами, Сережа, поговорим на мальчишеские темы. Вы согласны?

Когда Аптекарь уединился вместе с Гришиным, старший лейтенант по военному прямо сказал ему следующее.

— Владимир Степанович, вам надо срочно избавляться от этой девушки и выпутываться из этой истории. В подавляющем большинстве, как вы говорите, гвардейцы Олигарха служили или служат в нашей дивизии и я их обучал или обучаю рукопашному бою. Но дело не в этом. Мы все прошли через Чечню, многие не по одному разу. На войне люди звереют. Не все конечно, но некоторые звереют. И почти все курят план, а кое-кто и садится на иглу. Те, которые звереют, и идут служить к Олигарху. Как и те, которые сели на иглу. Эти люди вас просто разорвут, и эту девчонку вы все равно не спасете.

— Сережа, могут возникнуть такие обстоятельства, при которых вы перережете горло своей Люсе?

— Таких обстоятельств не существует, — нехорошо усмехнулся старший лейтенант.

— Я ответил на ваш вопрос?

— Целиком и полностью.

— Я рад, что вы понимаете всю серьезность ситуации. Если вы считаете, что все это не для вас, вы можете отказаться. Я буду искать кого-то другого.

— Но в этом случае поставки лечебного питания для Оксаны прекратятся?

— Естественно, Сереженька. Я всего лишь Аптекарь, а не гуманитарная помощь.

— Если я пойду воровать, меня, скорее всего, посадят. Моя Люсенька, даже если пойдет на панель, а это произойдет неизбежно, Оксанку все равно не спасет. Можно еще пойти к Олигарху, не правда ли?

— Уже нельзя, Сереженька. Все знают, что вы охраняли меня три года. Олигарх вам до конца не поверит. Он убьет меня, Лену, а потом и вас. Как опасного свидетеля. Кто знает, что вам рассказали и я, и Лена? О путях переправки крупных партий наркотиков, например. Далее смотрите сюжет о пребывании вашей супруги на панели. Это в лучшем случае. А скорее всего ее тоже убьют как потенциальную свидетельницу. Она могла слышать то же, что и вы. В детском доме вашу Оксанку вряд ли будут кормить специальным питанием. Через несколько лет ее просто переведут в интернат для слабоумных детей.

— Вы знаете, Владимир Степанович, а вы меня уговорили. Я постараюсь вам помочь.

— Я рад, Сереженька, что даже в эту трудную для меня минуту вы не покинули меня в беде. Вы настоящий друг. Единственное, что я могу вам сказать в эту радостный для меня момент, что, в силу различных обстоятельств, количество денег, которые у меня есть, значительно большее, чем вы предполагаете. Так что, если потребуется, вы сможете обратиться за помощью к своим боевым товарищам. А пока я попрошу вас взять отпуск, или я постараюсь организовать отдых по болезни. Пока ситуация не рассосется, мне бы хотелось, чтобы с вами больше бывали вместе. Вы согласны?

— Отпуск мне положен, так что с этим вопросов нет. А что я должен делать?

Присутствовать в аптеке, во время, когда я там работаю, то есть по ночам. В качестве случайного покупателя, вступившего со мной в беседу. И в случае, если кто-то попробует на меня наехать, доступно объяснить, что делать этого не надо. Сможете объяснить доступно?

— Постараюсь быть убедительным.

— Я верю в ваш дар убеждения, Сереженька. Когда вы сможете заступить на боевое дежурство по охране моей персоны и собственности?

— С завтрашнего дня я в вашем распоряжении. А сейчас давайте вернемся к нашим боевым подругам, надеюсь, без нас они скучают.

— Так, — сурово сказал Аптекарь, когда они вернулись в комнату, — как я и предполагал, торт уже съеден. — Торт, почти не тронутый, стоит в холодильнике, — ответила ему девушка, — но есть его я тебе запрещаю. Пока животик не спадет посидишь без сладкого.

Сладкоежка Аптекарь от возмущения не нашел что сказать.

— Владимир Степанович, мы наверно пойдем, — сказал Сергей. — Поздно уже, Оксанку давно уже спать пора, в последнее время она совсем из режима выбилась. Большое спасибо за приглашение, мыло мило провели вечер.

— Сереженька, но завтра я вас жду, вы обещали.

Когда супруги Гришины ушли, Аптекарь сел в кресло и стал пристально рассматривать девушку.

— Я вела себя не правильно?

— Нет, ты сразу нашла правильную интонацию и держалась прекрасно.

— О чем ты говорил с Сережей?

— Я попросил его взять отпуск и заняться нашей охраной. А о чем вы с Люсей говорили? .

— Ты не сказал, сколько денег ты ей дашь для покупок для меня. Мне бы не хотелось ставить тебя в неловкое положение и заказывать дорогостоящие вещи.

— Это ты правильно сделала. Но не потому, что у меня нет денег. Дорогостоящие покупки, в нашем не большом и не богатом городе неизбежно привлекут к себе внимание. Неизбежно.

— А можно мне купить телевизор? Я сижу одна безвылазно в этом склепе, ну ты придешь на час-два.

— Я сегодня останусь до утра. Мне позвонили из лаборатории, сказали, что у тебя анализы нормальные, что я, то есть ты, совершенно здорова. Телевизор я куплю тебе самый дорогой, ну и видик там, что вы смотрите?

Она молча кивнула. — Ты сказал, что останешься со мной до утра. Мне можно прибрать здесь не много или я сделаю это утром?

— Ты сделаешь это утром, когда я уйду.

— Я боялась, что в постели ты будешь надо мной издеваться, — сказала девушка, когда они уже спокойно лежали под одеялом, — но, судя по всему, бояться тебя не стоит. Ты в принципе меня не способен обидеть.

— Ты ошибаешься. У меня совершенно нет садистских извращений, да и ты мне чрезвычайно нравишься. Не обижать тебя, делать тебе приятно — это чисто животная потребность. Я сам получаю от этого удовольствие. Но если меня нужно тебя к чему-нибудь принудить, у меня нет никаких проблем сделать тебе что угодно. Я смотрел на то, как ты мучаешься без героина, без особых эмоций. Кстати, а как у тебя со спиртным?

— Я к этому абсолютно равнодушна. Могу пригубить бокал вина для создания атмосферы, и все. Но с курением ты меня доконал.

— Давай сразу договоримся. Если я тебе что-то приказал, к этому ты больше не возвращаешься.

— Но ведь это абсурд! Ты же сам куришь. Не давать мне в этой ситуации сигарет, это просто мелкое, но постоянное издевательство.

Аптекарь молча приподнял ее голову.

— Все, я поняла, — сказала девушка. Аптекарь аккуратно положил ее голову на подушку, обозначив этим окончание инцидента.

— Я все время хотела у тебя спросить, но до постели это было преждевременным. Какие у тебя на мой счет планы? К чему мне готовиться?

— Ты будешь жить у меня.

— Как долго?

— Пока я коньки не откину.

— Ты в этом уверен?

— А куда тебе деться? В противном случае или братки убьют или менты посадят, мы же говорили об этом.

— Я другое хотела спросить. Ты уверен, что захочешь держать меня возле себя до бесконечности?— А-а, это. Абсолютно уверен.

— И на каком статусе?

— На том же, что и сейчас.

— А если я снова начну принимать героин?

— Тебя будет снова «переламывать» в подвале. Если это не поможет, порошу Сережу или еще кого-нибудь, чтобы тебя подвергли пыткам. Не калеча, конечно.

— А почему не сам?

— Мне это будет неприятно делать, уж очень ты мне нравишься.

— А если меня просто полечить?

— Я в эти лечения не верю.

— А если я забеременею?

— Забеременеешь — родишь ребенка.

— Даже так? А если после рождения ребенка я снова начну принимать героин?

— Я тебе уже ответил на этот вопрос. Рождения от меня ребенка в твоем статусе ничего не меняет. И вообще, вечер вопросов и ответов объявляется закрытым. Лечь на бочок, глазки закрыть, ладошку под щеку и спать.

— Подожди, еще один вопрос.

— Ты не выполнила моего приказания.

— Ладно, молчу. Все, глазки закрыла.

— Ты не выполнила моего приказания.

— Какого еще?

— Ты не положила ладонь под щеку. — Ты остаешься Аптекарем даже в постели. Не одну мелочь не упускаешь.

.*****.

— Скажете, а почему вас зовут «Пожилой следователь»? — Саранча широким жестом пригласил своего гостя к столу.

— Это кличка. В действительности я никогда не работал следователем, — гость сел на диван перед низким столом и с любопытством стал разглядывать диковинные угощения, — а как родилась «Саранча»? .

— С «Саранчой» все просто. Моя фамилия «Сиранчиев». Это обычная узбекская фамилия, довольно распространенная. Но я вырос в России, и из-за моей фамилии одноклассники прозвали меня «Саранча». Как видите, в истории возникновения моей клички нет ничего рокового или окутанного дымкой тайны.

— Но, прошли годы, и сейчас кличка «Саранча» зазвучала достаточно зловеще.

— Вы преувеличиваете. Я человек бесконфликтный и склонный решать любой вопрос полюбовно за накрытым столом. Кстати, попробуйте плов. Я прекрасно понимаю, что русскому человеку тяжело пересилить себя и есть плов пальцами, смачивая их в воде. Но без этого истинный вкус настоящего узбекского плова не ощутить.

— Скажите прямо, Саранча, вы на меня немножко сердитесь, и это лишает меня сна и аппетита. Давайте закроем этот вопрос, а потом я все попробую. В том числе эти манты. Настоящих узбекских мантов я никогда не ел, хотя много о них слышал.

— Если это действительно лишает вас аппетита, то давайте обговорим. Но в любом случае из-за этого портить наши отношения я не намерен.

— Итак, ваши вопросы.

— Мой вопрос прост и всеобъемлющ. Скажите, уважаемый пожилой следователь, почему мои люди сели в тюрьму?

— Видите ли, милейший Саранча, это девица прибежала ко мне с выпученными от ужаса глазами, и сказала, что ваши люди поставили ее на счетчик.

— А родная милиция, в вашем лице, уважаемый пожилой следователь, оказывается крышует проституток? Кто бы мог подумать без содрогания.

— Об этом подумать мог любой и каждый. Милиция крышует проституток — эко диво. А кто еще, по-вашему, их должен крышевать? Скорая помощь? Или сковский цирк?

— Но на защиту этой жрицы продажной любви вы встали особенно рьяно. Взяли моих людей и даже мне не сообщили. Или у вас к ней отношение особое?

— Саранча, вы умница. Это окрыляет и вселяет надежду. Это девушка была моим осведомителем. С ее помощью мы взяли банду квартирных воров. Она наводила их на богатые квартиры и знала о них практически все. А до того, как она слила на них информацию, у нас на них практически ничего не было.

— Я слышал об этом, но думал, что это сплетни.

— А что вас удивляет? Проститутка как тайный осведомитель правоохранительных органов — это общепринятая практика всех стан и народов со времен царя Гороха Великого.

— Да кто против! Пускай себе сдает квартирных воров. Им еще повезло, что вы их посадили. В противном случае мы бы их на плов пустили.

— А плов, что я ем, он точно из баранины? Саранча, смотрите мне в глаза и говорите только правду, хотя я уже съел целую тарелку.

— Что? Вы насмехаетесь над святым, уважаемый. Это плов сделан из молодого барашка, которого специально для этого прибыл из Узбекистана. И никакой химией он не только не питался, но даже не слышал о ней. И все-таки, почему вы посадили моих людей?

— Вы знаете, Саранча, с кем-нибудь другим я бы стал вилять. Но вам отвечу все как есть. Мы крышуем проституток. И вдруг одна из них к нам приходит, и, смывая косметику слезами, говорит: «В городе появились очень крутые братаны. Они поставили меня на счетчик. Не важно за что. Вы меня крышуете, вы меня обязаны защитить». А Сков город маленький. И все всех знают. А она пришла не к постовому возле бочки с пивом. Она пришла ко мне, пожилому следователю. А на меня смотрят мои люди. И все те, кого мы крышуем. И я, пожилой следователь, должен всем показать, кто в доме хозяин. Или родные менты, или новые, очень крутые ребята. Если менты — значит, в городе поддерживается правопорядок и законные права граждан надежно защищены. Если я отдаю ее новым крутым ребятам — значит, в городе начинается беспредел. Потому, когда она вбежала к нам, размазывая слезы и сопли, еще до того, как она что-то сказала, ваши люди уже сидели. В противном случае — я уже не тяну, и мне пора на пенсию.

— Я все понял. Хорошо, что ты завел этот разговор. Старый следователь мудр, и это в который раз подтвердилось на практике. Я хотел этот случай пропустить, но неприятный осадок остался бы. А так все стало на свои места. И все-таки. У меня пропала партия героина. Это много. Даже для меня это ощутимо. Почему она просто не отдала сумку, и вопрос был бы закрыт? Ее никто бы пальцем не тронул.

— Я тоже думал над этим. Она божилась, что сумку не брала, но думаю, что она врет.

— Да точно врет! Ну, некому больше, — Саранча даже всплеснул руками от избытка эмоций.

— «Точно», это когда ты видишь своими глазами, — пожилой следователь, наконец, закончил с пловом и плотоядно посмотрел на манты, — а когда ты слышишь своими ушами, это «наверное». И потом. Ну, куда она могла деть товар? Нет такого человека в Скове, который поднял бы пять кило героина. И вдруг, не собирая наличку, заранее.

— А может быть она сдала товар за бесценок?

— Не может. Серьезный покупатель не мог не понимать, что за товаром придут, и ходокам она его сдаст обязательно. И тогда, недоплатив за героин, он переплатит за надгробный камень. За срочность.

Все верно, следователь, все правильно. Не понятно только одно. Где товар?

— Я тебе скажу, Саранча, как я вижу ситуацию. Можешь со мной соглашаться, можешь, нет. Проститутка, миленькая, но глупая девчонка, находится на квартире клиента. Квартира дышит достатком. Он знает, что через несколько часов квартира будет ограблена ее подельщиками. Ее клиент не пьян, но явно обкурен анашой до одурения. Ей на глаза попадает красивая сумка, и трепетное женское сердце не выдержало. Она украла самку ради сумки, не зная о ее содержимом. Все равно скоро из квартиры будет вынесено столько, что сумки никто не хватиться. Придя домой, она открывает сумку и видит там пакеты с героином. Девчонка в ужасе. Наркотики — это такой срок, что она такой цифры и в школе не проходила. Даже и если забегала изредка на уроки арифметики. Она хватает весь товар и спускает его в унитаз. И, наивная дурочка, успокаивается. И тут приходят твои люди и с достоинством ставят ее на счетчик. А что церемониться с какой-то проституткой, если за их спиной стоит сам Саранча? Какая там милиция, для них она не страшнее бабушки, торгующей на базаре цветами. Вот только тут ошибочка вышла.

— Да, — протянул Саранча, — то тот случай, когда пропал ишак. Особые приметы: мелкий, хромой, нет передних зубов, из попы капает алая кровь. Отзывается на кличку «Счастливчик». В сущности, они сами виноваты. Я это понимал и сразу хотел их наказать. Во-первых, нельзя было никого приводить на квартиру, пока не ушел товар. Во-вторых, нужно было сразу сообщить мне, а не пытаться вернуть товар самим кустарными методами. И, в-третьих, не нужно было запугивать девчонку до смерти, а успокоить ее и спокойно спросить, что она знает. Она бы высморкалась, утерла слезы и все рассказала.

— Кстати, о нарушителях трудовой дисциплины. У меня к тебе большая просьба, Саранча. Не топи их Чудском озере, как псов-рыцарей, а сдавай их мне, в надежные руки правоохранительных органов. И пусть их судит наш гуманный суд. А то знаю я вас, нынешнюю молодежь.

— А я знаю вас, старых, как дерьмо мамонта, хранителей ментовского закона. Это у вас в крови. Вы всосали это с молоком вашей приемной матери — Родины. Зачем вам, пожилой следователь, эти, как сказали два прозаика, эти мелкие ничтожные людишки? Вор должен сидеть в тюрьме? А тебе какая разница?

— Молодой ты еще, Саранча, и глуп для той высокой должности, которую занимаешь. Кровь в тебе кипит, и сперма с глаз капает. Широту кругозора застилает. Не понимаешь ты, что я человек государственный. Законы блюсти поставлен. А потому и лихих людей на подотчетной мне территории в темницу сажать должен. А также казнить и наказывать. Я так и делаю. Народ это видят и ко мне тянется.

— Напрасно вы, гражданин пожилой следователь, на меня обижаетесь. Я вас очень ценю и к вашему мнению прислушиваюсь. Что же касается уголовного сброда, то я не только его не люблю, но и питаю к нему глубокое отвращение. Потому что мне они только мешают. Из-за него я потерял партию товара и своих людей. Впрочем, людей не жалко. Держать таких работников себе дороже, тут вы правы. Я даже больше тебе скажу. Я бы ничего не имел против, если бы вы пересажали всех сковских торговцев наркотиками.

— То есть твоих людей!?

— Да нет там моих людей! Сков — город и не большой, и не богатый. Много моим товаром здесь по настоящему не заработаешь в любом случае. А мелкой суетой и обилием розничных торговцев можно привлечь к себе ненужное внимание. Тем более что в городе у меня нет розничной сети. Олигарх же, как рэкетир начинал. Людей по крупицам собирал, общество ветеранов ВДВ финансирует, клубы единоборств опекает. Он там у них в дивизии как родной. Когда Олигарх приступил к торговле героином, город практически весь в его распоряжении был, всюду свои люди. Где он указал отрыть пункт раздачи героина, там и открывали. Все равно эта точка была ему подконтрольна, он ее и раньше крышевал. Механизмы получения денег отработаны, сотрудники милиции на местах прикормлены, все схвачено, недоразумения исключены. Как только он нашел хороший источник героина, так работа и закипела. Мне бы все пришлось все начинать с нуля. И ради чего? Проше большую партию в Эстонию сбросить, а там уже Общий Рынок. Границ нет, вези в любую страну Европы. В Германию например, стран большая, люди там живут богато, наркоманов много, все платежеспособные. С каким-то Сковом с тремя остановившимися заводами не сравнить.

— Понимаю, понимаю, — пожилой следователь, наконец, справился с мантами и облокотился на спинку дивана отдохнуть от тяжелой работы, — Сков, этой узкое горлышко огромной бутылки, дно которой стоит в Афганистане, а сама бутылка протянулась через Среднюю Азию и Россию и уперлась в Чудское озеро. И льется через это горлышко героин в Европу без громких бульканий, но бурным потоком. А без бульканий, потому что моими молитвами. Кстати, Саранча, вот ты не первый раз говоришь «хороший источник героина». А какой, собственно, источник хороший? Как говорит один мой знакомый зоотехник, кстати, страшный бабник: «Каковы критерии отбора»?

— Тут несколько факторов. Прежде всего, надежность. Товар должен приходить в достаточном количестве и в нужное время. Клиент не может оставаться без дозы, иначе он пойдет искать другого продавца и будет прав. Второе, по моему мнению, это качество товара. Клиент не должен опасаться, что после приема очередной дозы у него не откажут почки или в шприце будет настолько мало героина, что через два часа после укола клиента снова начнет «ломать». И, естественно, деньги. Хороший источник должен сдавать свой товар не дорого. Низовым розничным торговцам, имеющим дело непосредственно с клиентами, а потому рискующим больше всех, нужно дать заработать.

— Ну и насколько соответствует этим критерием источник, из которого черпает героин Олигарх? Просветите пожилого, но неопытного в этом новом для нас деле следователя. Вам это, Саранча, зачтется. Я говорю это совершенно серьезно.

— Ловлю вас на слове, вы обещали. Итак, меня недавно навещало мое начальство…

— Шею намылило? — Намылило. Строго по Высоцкому, за дебош, за пьянку, за разврат.

— Об этих ваших подвигах я наслышан, но об этом потом.

— Потом, так потом. Речь, как вы понимаете, шла не только о том памятном мордобое, в котором я проявил себя настоящим героем, за что и попал в ваш обезьянник.

— Фигура ваша масштаба в милицейском обезьяннике за банальный мордобой, да еще с фонарем под глазом… Я бы на вашем месте об этом никому не рассказывал. Кроме меня, естественно, но это на сладкое. А теперь об источнике, питающего Олигарха.

— Недавно мне удалось добыть нераспечатанный пакетик этого товара и отправить своему начальству на экспертизу моему начальству. У нас есть свой аналитический центр, вы наверно знаете.

— Знаю, как и то, что один владельцев станции раздачи героина Олигарха работает на вас. Он и передал вам нераспечатанный пакетик героина две недели назад. Хотите, назову его фамилию?

— Мелкое хвастовство случайными удачами не к лицу пожилому следователю.

— Ваша правда, Саранча, ваша правда. Слаб человек, даже если он пожилой следователь. Это я, объевшись ваших мантов, расслабился. В дальнейшем постараюсь сдерживаться. И каковы результаты экспертизы?

— Много белых пятен.

— Но все-таки?

— Ну, во-первых, героина сорта «Кандагар» не существует.

— А что же колют себе в вены мои земляки-сковичане?

— Да нет, ваши, а теперь и мои земляки-сковичане колют себе героин сорта «Кандагар». Я имел ввиду другое. Такого сорта в Афганистане не знают.

— Саранча, у меня к вам просьба. Говорите просто и понятно, без всех этих восточных кружевов и неприличных намеков. Я еще плохо владею предметом и намеков не понимаю.

— Видите ли, в чем дело. Технология получения героина такова. Вначале выращивается урожай опиумного мака. Эта сельскохозяйственная культура произрастает в горной местности с теплым климатом. Чем выше горы и теплее климат, тем больше урожайность и лучше качество конечного продукта. Северная граница культивирования опиумного мака — предгорья Иссык-Куля. Урожайность там низкая, а полученный из выросшего там мака героин низкого качества. Самая близко расположенная к экватору горная местность расположена в так называемом «Треугольнике». Это стык границ Лаоса, Таиланда и Бирмы. Героин оттуда идет самый лучший, но и транспортировка из этого района крайне проблематична. Недурен героин, полученный в Ливанских горах. Но там мало посевных площадей. Поэтому основная масса опиумного мака выращивается в Афганистане. Это огромная, с пол Европы, горная страна, расположенная достаточно близко к экватору. Весь собранный урожай мака поступает на перерабатывающие заводы. Технологический процесс включает в себя производство опиума. Героин производится из опиума с применением химического реагента под названием ацетат ангидрид. Это вещество можно получить только в условиях высокотехнологического промышленного производства где-нибудь на заводе в США или Европе. Иногда героина получают из морфина. Морфин в процессе простейшей химической реакции ацетилирования превращается в высококачественный героин. Но сам морфин произвести не так просто, как опиум. Существует синтетический аналог морфина — метадон. Метадон действительно снимает «ломку», но ощущение кайфа, или, как говорят наркоманы, «прихода», почти не дает. Если есть натуральный продукт, наркоман всегда предпочтет его метадону. Да метадон в кустарных условиях и не изготовишь. Технологии на всех заводах по производства героина принципиально одинаковы, но разняться в деталях. Сорта опиумного мака также разняться. В результате этого получившийся в разных местах героин заметно отличается друг от друга по целому ряду характеристик, а, следовательно, и по выраженности кайфа, по его особенностям, а так же по частоте, характере и степени выраженности побочных эффектов.

— Скажите, Саранча, а кем вы были на гражданке, до того, как стали Саранчой?

— По образованию я инженер-технолог химического производства. Между прочим, подавал большие надежды. Если бы в свое время была московская прописка, могли бы в аспирантуру направить.

— Примерно так я и подумал. Судя по «простейшей химической реакции ацетилирования». Но не убивайтесь так, дружок. Вы, и без аспирантуры, возлагаемые на вас надежды оправдали. Продолжайте.

— Далее героин на лодках, в автомашинах и на вьючных животных везут в Среднюю Азию, в первую очередь в Таджикистан. Уже в Узбекистане килограмм героина стоит 400 тысяч узбекских сомов, то есть 10000 долларов. Далее из Средней Азии в Россию и далее в отменившую внутренние границы объединенную Европу. Впрочем, удовлетворяя растущий спрос на всех этапах большого пути.

— Ну и как это выглядит, по данным вашего аналитического центра, применительно к героину, которым торгует псковский Олигарх?

— Следующим образом. Я резюмирую, подробности опускаю. Какой-то завод, по какой-то особой технологии, делает хороший героин. Обладающий некоторыми особенностями, но, в целом, хороший. Далее, этот героин, известный как сорт «Кандагар», каким-то очень хорошим путем попадает непосредственно к Олигарху, а далее потребляется здесь и уходит в Эстонию и далее, в Финляндию и Швецию.

— Что значит «очень хорошим путем»?

— Дешево Олигарх сдает свой товар потребителям. Очень дешево. Значит расходы на транспортировку у него небольшие. И перебоев нет, иначе бы периодически в больницу поступала бы толпа наркоманов, которых «ломает». А этого в Скове никогда не было. Дешево и без перебоев — это и есть «очень хорошим путем».

— Ну и что это за путь?

— Представления не имею. Думаю, нечто совершенно оригинальное. Может быть непосредственно из Афганистана непосредственно в дивизию ВДВ? Но это мои домыслы. Точно я не знаю.

— Твои домыслы ошибочны, Саранча. Товар Олигарху везут из Москвы.

— Вы серьезно? Только без ментовских выкрутасов. Мы тратим время и ресурсы во внедрение в дивизию ВДВ. Если все это впустую, то я остановлюсь. Смотрите гражданин следователь. Наша организация может быть благодарной, вы уже убедились в этом, и добра мы не забываем. Не крохоборствуйте и не торгуйтесь, скажите что знаете. Мы за ценой не постоим.

— Скажите, Саранча, вы вышли на тропу войны с Олигархом?

— На моем уровне решения такого характера не принимаются. Но я поставил об этом вопрос перед своим начальством, когда у меня был поверяющий.

— И война состоится, каково ваше мнение?

— Обязательно. Или он начнет с нами конкурировать в Эстонии и далее. Собственно, это уже и происходит. Решение о начале этой войны — это вопрос бюрократической процедуры внутри моего руководства. Но там не дураки сидят, так что это просто вопрос времени.

— А если я вам в этой войне помогу? Понимаете, Саранча, не в стороне буду стоять, а реально помогу, вы бы могли воевать следующим путем. Сдать нам людей Олигарха. Одного за другим или всех сразу, как получиться, включая самого голубчика. Без всякой стрельбы, утоплений и всякой такой тягомотины. Как ваше мнение?

— Я лично согласен. Пускай ребята на нарах посидят. Лишь бы работать не мешали. Поставлю этот вопрос перед начальством. Не сейчас конечно, когда принципиальное решение будет принято. Субординацию нужно соблюдать. Вы меня понимаете?

— Ох, Саранча, не напоминайте. Вы знаете, что я вспомнил. Недавно нам сигнал поступил. В московском поезде везут партию героина. — Вы устроили в поезде шмон и взяли моего человека с мелкой партией героина. Я на эту тему говорить даже не буду. Где-то мы прокололись. То, что вы взяли, то взяли. Претензий никаких. Мы сами найдем, откуда ушла информация.

— Можете не искать. Стук был не на вас. В этом поезде Олигарху ехало пять кило товара. Но от нас произошла утечка. Девушка, которая везла товар, сошла с поезда на последней станции перед Сковом.

— Ну и где эта девушка? Вспомните, пожилой следователь, вспомните. Обратите внимание, я не спрашиваю где товар, сдайте мне девушку, на которой ехал героин. Для меня это критически важно.

— Я не думаю, что она много знает.

— Конечно, всего она не знает. Наверняка она почти ничего не знает обо всем пути. Но, рассказав из первых рук о том звене, за которое она отвечает, она даст представление обо всей цепи. Где она?

— Мы ее ищем. Но если найдем, наверное, я вам устрою встречу.

— Вы меня обяжете чрезвычайно.

— Я понял, Саранча, давайте пока оставим эту тему.

— Забились. Кстати, почему ты сказал, что у меня сперма с глаз капает? Ты же ничего просто так не говоришь.

— А-а, это я просто на девушку, которая нам на стол подавала, засмотрелся. Красивая очень. И весь наш разговор слышала. К чему это? Что это за девушка? Откуда? Не такой это разговор, чтобы лишние люди слышали.

— Не волнуйся. Она по-русски не понимает. Мне ее недавно в Афганистане подарили. А что красивая, так это не порок. Как считаешь?

— Так то ты с ней на афганском говорил или она узбекский знает? — Я с ней говорил на узбекском. Она афганская узбечка. А никого афганского языка в природе не существует. Как и языка советского. Афганистан — это многонациональная страна и там живут разные народы, в том числе и узбеки.

— А что значит «подарили»? Ты что, день рождения гулял, и тебе ее привели перевязанной цветными лентами с дарственной надписью на попе «Будь счастлив, расти большой»? А как же папка с мамкой? .

— А что папка с мамкой? У них еще десять по лавкам плачут, их кормит надо. А за нее дали столько денег дали, что проблема пропитания для всей семьи отпала лет на десять. И потом, сама девушка замуж вышла удачно. За нее то, как раз, беспокоится не надо.

— Это почему же?

— А потому, что если за нее заплатили такие деньги, значит, при сорока градусах жары ее мак убирать не пошлют. Мак, кстати говоря, надо убирать в самую жару, чтобы из него героин качественнее получился. И не богохульствуй. Пожилому следователю это не к лицу. Исламская Республика Афганистан — и вдруг дарственная надпись на попе в окружении ярких лент. Это безнравственно. Да и те люди, которые ее мне подарили, читать-писать не умеют. Просто был небольшой конфликт, и, в знак примирения и компенсации за причиненный ущерб, был преподнесен скромный подарок. Все очень мило и, как ты успел заметить, со вкусом. Как и принято в отношениях между интеллигентными людьми. Кстати, я тебе тоже хочу преподнести подарок. В честь окончания строительства этого дома. Приглашаю тебя в плавание на «Титанике». Обещаю обширную культурную и развлекательную программу.

— Эх, Саранча, Саранча. Я к тебе только в гости пришел, а ты меня уже утопить хочешь. Лучше дом покажи, дай мантам и плову утрястись. А то меня на волнах еще наружу вывернет.

— Без хвастовства, но с гордостью. Итак, это скромное уходящее за горизонт помещение, в котором мы сидим — моя маленькая кухонька и место для встреч с близкими друзьями.

— Действительно, у тебя здесь не протолкнешься, — отметил пожилой следователь, обводя восхищенным взором огромный зал, занимающий первый этаж этого дома, стоящего на вершине небольшого искусственного холма на самом берегу Чудского озера.

— На верхние этажи я тебя не поведу, там женская половина, да и нет там ничего интересного. Множество комнат больших и маленьких. Тем более что там еще не все закончено.

— А санузлы там есть?

— В изобилии. Какай хоть целый день — никому не помешаешь.

— А комнат сколько? — не унимался пожилой следователь.

— Не знаю, — ответил, пожав печами, Саранча, — об этом я как-то не задумывался. Но если хочешь, я пошлю ее, пусть посчитает.

— Пусть лучше твоя Гульчатай с нами побудет, — пожилой следователь улыбнулся, — она очень украшает интерьер твоей кухоньки. А как я уйду, ты ее в шкаф под стекло поставь, пусть радует взгляд, и доставай оттуда по торжественным случаям. Например, когда я в гости приду.

— Хорошо, — без тени иронии сказал Саранча. — А вот в нижние этажи я тебя поведу, это помещения для мужчин.

— Пошли, — охотно согласился старый следователь. Они спустились в первый подземный этаж. Это было помещение для автомобилей в просторечии называющееся гаражом. Оно находилось на одном уровне с почвой, и оттуда был удобный выезд на дорогу в сторону Скова.

— Я попросил Джамала помыть твою машину. Ты не в претензии?

— В претензии. В грязную машину вор не лезет. Это железный закон. Можешь мне поверить, я старый мент, знаю, что говорю.

Саранча, не таясь, широко улыбнулся. Жигули пожилого следователя явно помнили приход Ельцина к власти. Когда-то яркие, но ныне потертые чехлы на сиденьях прозрачно намекали на стесненное материальное положение владельца транспортного средства-ветерана.

— Может быть, во время нашего круиза по Чудскому озеру Джамал посмотрит мотор твоей машины? — предложил Саранча, — он хороший механик, клянусь небом. Мотору это пойдет на пользу.

— Пусть посмотрит, — проворчал следователь, — будет знать, что значит содержать машину в хорошем состоянии. Впрочем, нет. Я недавно новый аккумулятор поставил. А береженного Бог бережет. Знаю я вашего брата.

Потрясенный грязным намеком Джамал, призывая Аллаха в свидетели, молча воздел руки к небу, но Саранча лишь безнадежно махнул рукой.

В нижнем подземном этаже, который находился на одном уровне с поверхностью воды в озере, находился катер. Канал с забетонированными стенками позволял катеру легко и незаметно для постороннего глаза выйти в озеро или вернуться на свою стоянку.

— Самое быстроходное плавсредство на Чудском озере, — сказал пожилой следователь, указывая на катер — наслышан. И имя ты ему богатое дал, «Пиранья Скова». С Саранчой на капитанском мостике. Плывешь — дух захватывает.

— Это ты еще мой «Титаник» не видел. Не катер — дворец. .

— Ты меня обмануть хочешь, Саранча. А я природный мент, по ментовскому закону живу, сам говорил. Меня это раздражает. «Титаник» твой не катер, а яхта. Большая, но на мель нигде не сядет. Не возле нашего берега, не возле эстонского. Потому что сделана она как катамаран. Потому же и устойчивая очень. Наше Чудское озеро большое. Оно занимает 3 555 квадратных километров, из которых 44% акватории принадлежат Эстонии и 56 % — Российской Федерации. Большое да мелкое. Средняя глубина 7,1 метра, а максимальная глубина 15,3 м. Мелкое, да не спокойное. Сильный ветер часто, волну поднимает приличную. В это время в озеро никто не выходит. Опасно. И перевернуться можно, и на мель сесть. Только твой «Титаник» для такой погоды и приспособлен. Катамаран — устойчивый на любой волне и мелководья не боится. На все Чудское озеро только два таких судна. Одно твое и одно на эстонском берегу. Тоже твое.

Саранча рассмеялся, — Дружба дружбой, а информацию на меня собираешь, ментяра чертов?

— В нашем деле главное профилактика, — пожал плечами пожилой следователь, — а информацию собирать не надо, она сама придет. Надо только людей заинтересовать.

— Ну и чем ты заинтересовал старого морского волка с геморроем, что он тебе все о «Титанике» доложил? Кроме этого смотрителя с пристани здесь наверняка в этом никто не разбирается.

— А ты Михалыча не обижай. Он тебе еще самому понадобиться, и не один раз. И чем я его заинтересовал — не твоего ума дело. Ты мне лучше скажи, что это за дверь ты канистрами заставил? Там должно быть еще одно помещение. Гараж для твоей «Пираньи Скова» явно меньше, чем периметр дома. Небось, построил помещение для бесед задушевных с удобным сливом для стока крови? А я же тебя просил не делать этого. Вот нагряну как-нибудь с обыском, узнаешь у меня.

— Ты просил, я и не сделал, за этой дверью у меня просто склад. А с обыском ко мне приходить не надо. А тюрьма у меня, конечно, есть, в нашем деле без этого, как без брюк на морозе. Но расположена она не в моем доме, а на острове. Не Соловки конечно, но место уединенное и оборудовано добротно. Я тебе ее сам покажу, скоро прибудем.

Мирно беседуя, они на «Пираньи Скова» доплыли на пристани, где был пришвартован «Титаник», пересели на яхту и плыли по направлению к острову. На острове находились рыболовецкий колхоз, где когда-то родился вырос пожилой следователь и пионерский лагерь «Зарница», когда-то большой и оживленный, а ныне заброшенный в связи с отсутствием пионеров.

— Проплывая по направлению к пионерскому лагерю «Задница», хотелось бы ознакомить тебя с общей концепцией моего бизнеса.

— К пионерскому лагерю «Зарница», — механически поправил Саранчу отвлекшийся на воспоминания детства пожилой следователь.

— Мой бизнес строиться на трех уровнях, — продолжил Саранча, — первый уровень, это обрусевший до корней черных волос узбек занимается легальным бизнесом. Чинит автомобили, держит шашлычные, вышивает полумесяцем национальным узбекские узоры. Максимум, на что он способен, это злостное укрывание доходов от налогообложения. Этой уровень мы сейчас с тобой обговорим. Уровень второй. Мерзавец-узбек занимается преступным бизнесом. Он переправляет нелегальных иммигрантов из переживающих временные трудности среднеазиатских республик в текущие молоком и медом страны Общего Рынка. Естественно за деньги. Для этого и служит его флотилия, состоящая из «Титаника» и «Пираньи Скова». Здесь все правда. Нелегальные иммигранты скоро радушно встретят нас в бывшем очаге культурного отдыха советской пионерии с неблагозвучным названием. Милиция об этом знает, но за руку схватить проходимца узбека не может, так как он ужасный взяточник. Третьи уровень. Саранча, фигура в преступном мире легендарная, руководит псковским участком наркопровода Афганистан — Европа. И толпа нелегальных иммигрантов лишь прикрытие для того, чтобы перевозчики наркотиков могли спокойно в этой толпе затеряться. Об этом знает очень узкий круг людей.

— И четвертый уровень этого замечательного бизнес сооружения, о котором знаю лишь Саранча и пожилой следователь? Не томи, Саранча, говори, раз начал, — пожилой следователь с чувством откусил кусок огромного персика, который подала ему девушка. Персик оказался сочным, и струйка сока брызнула на ее платье. Виновата улыбнувшись, она поставила тарелку с фруктами на стол и подала пожилому следователю салфетку.

— Есть и четвертый уровень, о котором знают только ты и я, — не стал спорить Саранча, — вспоминать о нем мы будем очень редко. Я знаю, вы открыл личную программу защиты свидетелей. Тем своим осведомителям, над которыми нависла опасность, вы делаешь подлинные документы о том, что они евреи, после чего те с чадами и домочадцами отправляются на постоянное жительство в Израиль. Что навсегда избавляет их, например, от праведного гнева Олигарха. Иногда по этому пути должны пройти те люди, которых я вам укажу.

— Зачем? — удивился пожилой следователь, — ведь и у вас есть отлаженная дорога из узбек в варяги.

— На Востоке есть такие люди, которых и в Европе найдут и убьют. И полиция не одной европейской страны не будет вмешиваться во внутренние мусульманские разборки. Особенно в том случае, если они густо замешаны на политике. И только в Израиль организация праведных бойцов за веру не полезет. Там сотрудники Моссада замочат их уже в туалете тель-авивского аэропорта. Причем в туалете женском, что особенно обидно для подлинного борца за веру.

— Ясно, — кивнул головой пожилой следователь.

— Но здесь, слава Аллаху, говорить пока не о чем, — продолжил Саранча, — а поговорим мы о первом уровне. Чтобы стать уважаемым псковским бизнесменом, мне нужна твоя помощь.

— В первую очередь тебе нужен хороший бухгалтер, — сказал пожилой следователь, — грамотный и надежный. — Есть у меня на примете одна толковая барышня. Только кончила институт. Ее папа руководит сбором налогов в нашем городе. Собственно, у него есть и другая семья, с которой он и проживает. О том, что она его дочка, почти никто не знает. Потому и появление ее на какой-то заметной должности выглядело бы странным. А в качестве твоего бухгалтера она бы была незаменима. Через нее видный бизнесмен, который так тяготится налогами со своих торговых точек, и подружиться смог бы с главным сковским налоговиком.

— Видный бизнесмен обязательно подружиться с главным сковским налоговиком, — заверил пожилого следователя Саранча, — обязательно. А где живет мой главный бухгалтер?

— Твой главный бухгалтер живет в коммунальной квартире. Тебя это не смущает? — Какая гадость эти коммунальные квартиры! — театрально воскликнул Саранча, — Вот тебе телефон, договорись о встрече.

— И еще, — продолжил пожилой следователь, — возле вокзала есть одно заброшенное помещение бывшего ресторана. Хорошо бы, чтобы там открылся не просто ресторан узбекской кухни, а настоящий клуб, куда бы собирались уважаемые выходцы из Средней Азии, живущие в Скове. А то ходят они какие-то замкнутые, неприкаянные. Даже информатора в их среду внедрить невозможно. Что там у них происходит, чем дышат — одному Аллаху известно. Кто что сделал, где кто скрывается, ничего узнать невозможно. А я мент, мне все интересно.

— Собственного повара для такого дела не пожалею, — пообещал Саранча, — как самсы готовит, сам знаешь, пробовал сегодня. Человек он надежный. Два его брата в Бухаре в тюрьме сидят, я вытаскиваю их оттуда потихоньку. И еще между нами общие интересы есть. У него семья большая, они управятся. Да и тебя угостят, когда зайдешь.

— Зайду обязательно, — пообещал пожилой следователь, — как не зайти.

— А еще хочу на месте пионерского лагеря турбазу открыть, — продолжил Саранча, — для туристов, едущих в страны Общего Рынка из Средней Азии без обратного билета. А то сам видишь, как люди живут, без воды, без электричества. Ладно еще летом, а зимой? Официальный статус нужен, все бумаги оформлю и благоустраивать начну. Поможешь?

— Да от чего не помочь, — удивился пожилой следователь, — в аппарате губернатора у меня есть один человечек, у которого дочь замуж вышла, и жить молодоженам негде. Человечек вроде скоро с должности уходит, хотя еще многое может. Но люди у нас сам знаешь, неблагодарные. Никто помочь не хочет, в душе проводили уже на заслуженный отдых. Хотя не думаю я, что с должности он уйдет так скоро. На человека, который метит на его место, мы скоро в дело в суд передадим. Но пока это большой секрет.

— Да пусть на берегу озера поживут, рядом со мной, — предложил Саранча, — были бы бумаги, а дом мы месяца за три построим. Человек человеку помогать должен. Особенно соседи. Этим человек от животных отличается. Пусть не стесняется. И места тут хорошие. Да что мы все о деле, да о деле. Ты танец живота когда-нибудь видел? Или только гопак?

— Слышать слышал, а видеть не видел, — признался пожилой следователь. Они сидели в свежее отремонтированном помещении, где несколько девушек в блестящих купальниках покачивали бедрами в такт музыке. В одной их них старый следователь узнал ту девушку, которая прислуживала им за столом. Жестом он подозвал ее к себе, и попробовал пальцами обхватить ее талию. Чтобы помочь ему она втянула живот. Его большие пальцы соприкасались на ее животе, а самые длинные пальцы коснулись друг друга у нее на спине. При этом ростом девушка была выше среднего.

— Ничего себе, — рассмеялся пожилой следователь, — да ей бы в цирке выступать! У меня знакомый есть, он в сковском цирке работал шпрехшталмейстером. Так что могу составить протекцию.

— Таких фигур у европеек вообще не бывает, — согласился Саранча.

— Меня отчего-то в сон бросило, — сказал пожилой следователь, — устал, наверное. Может быть, она мне покажет, где тут отдохнуть можно?

— Я ее специально для него из Афганистана вез, а он: «Может быть», — возмутился Саранча, — не «может быть», а «по-другому быть не может».

Утром пожилой следователь проснулся очень рано. Лежащая рядом с ним девушка во сне шептала какие-то слова на непонятным языке. «Вот кукла нерусская. Буду ее русскому языку учить длинными зимними вечерами, — думал пожилой следователь, разглядывая ее лицо. — Нашел себе красивую игрушку на старости лет, мент поганый, педофил почти». Он осторожно, чтобы ее не будить, встал и вышел из комнаты. Погода за ночь испортилась. Начинался дождь и дул сильный ветер

— Как спалось? — спросил его кто-то

— Не хами, Саранча, — сказал пожилой следователь не оборачиваясь, — не сплю, так как старый я. А тебя что черти по утрам носят?

— Всю ночь улучшал демографическую ситуацию в вымирающей Европе, — улыбаясь, сказал Саранча, — Потому и не спал. Погода испортилась, никто на озере не плавает, никто никого не ждет. И «Титаник» ушел в плавание, груженный под завязку новорожденными европейцами различного возраста и пола. И вернется вечером пустой и грустный, как новый унитаз. Поэтому вы мой гость до вечера. Но я постараюсь развлечь вас разговорами. Вы не в претензии?

Старый следователь огляделся. Пионерский лагерь, еще вечером наполненный людьми, явно был пуст. Только несколько человек занимались уборкой.

— Какие претензии? Вы же предупреждали. Кстати, а наркотики с новорожденными европейцами тоже ушли?

— Ушли, конечно. Один из новых европейцев должен передать их завтра кому-то в Таллинне. Если все пройдет благополучно, его жена и дочь присоединиться к нему через несколько дней. И я больше никогда его не побеспокою. Если им заинтересуется полиция, то он не сможет ничего рассказать и никого выдать. Потому что он ничего не знает, и никогда ни с кем не встретиться. Максимум, пропадет партия товара. Плохо, конечно, но не смертельно. Но я хотел спросить вас о другом. Вчера вы упомянули о своем знакомом, который работает в цирке шпрехшталмейстером. Вчера я спросить постеснялся, но сегодня решился. Шпрехшталмейстер — это кто?

— Вы напрасно стесняетесь своего незнания. Вы такой не один. Шпрехшталмейстер — это ведущий циркового представления. Он торжественно выходит на арену, и объявляет, большой и торжественный, следующий номер. При этом его могучий организм обтягивает фрак, голос громок и звенит металлом, а на могучей шее топорщит крылья бабочка. С этим моим знакомым, шпрехшталмейстером псковского цирка, много лет назад у меня случился анекдотический случай. Мы вместе поехали на рыбалку, перепили, и упали в холодную воду. Он, атлет, по старинной цирковой традиции гнущий пальцами подкову, свалился с высокой температурой. Но это не самое страшное. Он утопил свой паспорт. А паспортистка, которую я попросил выписать ему новый паспорт, вписала ему в графу «фамилия» «Шпрехшталмейстер». Но это еще не все. В графу «национальность» она внесла «еврей». А надо отметить, что мой друг был патологическим антисемитом. Особенно когда выпьет. Но надпись в паспорте оказалась знаком судьбы. Как-то он обратился ко мне с просьбой. На его молодую супругу положил свой глаз наш общий знакомый, Олигарх, чтоб Аллах пролил дни его тюремного заключения. И шпрехшталмейстер просил моей помощи. Я уже загорелся поймать господина Олигарха на клубничке и предложил шпрехшталмейстеру сотрудничество. А тот попросил забыть его телефон и уехал в Израиль. Где ужасно страдает от своего антисемитизма, работает в сумасшедшем доме санитаром и скучает по родине страшно. Но не о чем не жалеет. Вот такой виновник чести. Кстати, этот случай натолкнул меня на мысль открыть мою личную программу защиты свидетелей. Тогда я своего друга шпрехшталмейстера не понял. А сейчас, кажется, начинаю понимать. Сейчас я провел ночь с очень красивой девушкой, а утром, вместо того, чтобы вдохнуть полной грудью свежий воздух, испытывая ничем не объяснимые укоры совести, и тем упиваюсь. Ваше мнение, Саранча?

— Вы обратились не по адресу. Когда я доживу до вашего возраста, я буду проблемы этого возраста решать. А пока мне это непонятно. Но история шпрехшталмейстера мила, не скрою. Расскажите что-нибудь романтическое еще. Ранним утром на берегу бушующего водоема это так уместно.

— Нет ничего романтичнее истории моего собственного спасения. Частично вы в ней участвовали, но многих деталей вы не знаете. Как-то, несколько лет назад, ко мне обратился один офицер, который воевал в Чечне. Его звали Игорь Пятоев. У него убили жену, и шло следствие. Он сказал мне следующее. Он служит в Чечне. В том районе, где он воюет, действует один чеченский полевой командир, араб-иорданец по происхождению. И по сведениям Пятоева, этот полевой командир использует следующую тактику. Он находит и убивает членов семей тех офицеров, подразделения которых которые воюют наиболее успешно. А семьи тех, кто стреляет из пушек по воробьям, он не трогает. И убийство жены Пятоева — это дело рук иорданца. В связи с этим у Пятоева есть просьба. По его мнению, его дочь спаслась случайно, и именно она является следующей целью убийц. Поэтому он просит меня ее спрятать. Честно признаться, в историю с полевым командиром, воюющим таким странным образом, я не поверил. Я был знаком с материалами следствия. Вне всякого сомнения, убийство было совершено по уголовным мотивам. А у человека, который воюет в Чечне, а его жену убивают в Скове, просто развилась паранойя. Но я решил ему не отказывать. По моим сведениям, этот человек, тогда он был в чине капитана ВДВ, был очень крут. Мне подумалось, что я спрячу девочку, пока он не успокоиться, но позже, при необходимости, я смогу к этому боевому капитану обратиться с любой просьбой, и он мне не откажет. Девочку, кстати говоря, я прятал на этом острове. Как я вам рассказывал, я родился в рыболовецком колхозе, который находится рядом с вашим пионерским лагерем, и пол деревни — это мои родственники. Чужие люди сюда не приезжают, а если и приезжают, то они на виду. И к одной бабушке в этом колхозе приехала на лето родственница. Девочка по имени Наташа. Я представил ее, как племянницу моей жены и все выглядело достаточно естественно. Через месяц этот офицер сообщил мне, что, по его мнению, опасность миновала, и девочка, которая в новой обстановке понемногу пришла в себя от шока, вызванного гибелью матери, уехала домой. Об этом эпизоде я не забыл, но потребности обращаться к Пятоеву у меня не было, и мы больше не встречались. И вот однажды ко мне приходит человек, сообщает, что его послал майор Пятоев, и переедет мне записи разговоров, из которых следует, что псковский Олигарх собирается меня убрать. Он вычислил, что именно я развалил несколько его деловых проектов и отправил на лесоповал многих его людей. Причем записи содержали огромную и самую чувствительную информацию обо всей деятельности господина Олигарха. Естественно, я поинтересовался у этого человека, откуда ноги растут? И выяснилось следующее. Как вы знаете, во дворе усадьбы псковского Олигарха стоит танк.

— Об этом танке знает весь Сков, — улыбаясь, сказал Саранча, — местная достопримечательность и символ крайней крутизны. Глядя на него, я хотел, было, поставить во дворе своего дома самолет, но мое начальство сочло это вредным пижонством и инициативу не одобрило.

— Ваши начальники, Саранча, мудрые люди, вы должны брать с них пример. Но мы отвлеклись. Оказывается, этот танк псковскому Олигарху организовал владелец магазина по продаже военных сувениров. Быть может вы там были. Магазин «Черный следопыт» в псковском Кремле.

— Что значит был! Однажды мои телохранители затащили меня в эту торговую точку. Там стоял продавец, толстый, голый по пояс, татуированный как спившийся немецкий адмирал и с харей идейного эсэсовца. Только одних свастик на нем было изображено пять. И еще две выглядывали из-под складок жира. Такое не забывается. Мои телохранители называли его Штурмбанфюрером и продавали через него афганские ножи, которые прячут в рукаве.

— Ах вот откуда эти ножи, — воскликнул пожилой следователь, — ну ничего. По этим ножам я теперь всех этих голубчиков поймаю!

— С ножами связано что-то серьезное?

— Да нет. Группа подростков хулиганит.

— Уличную преступность необходимо искоренять.

— Вашими молитвами, Саранча, вашими молитвами, — продолжил пожилой следователь, — но мы снова отвлеклись. Так вот этот знаменитый танк во двор псковского Олигарха попал следующим образом. Он был найден где-то под Невелем, разобран на части, привезен на участок перед домом Олигарха и снова собран. Причем кабина танка была переделана в уютную беседку, туда провели электричество, вместо зарядного устройства пушки поставили стереосистему и телевизор, в общем, все сделано как положено.

— Нет, я все-таки поставлю у себя во дворе самолет, в конце концов, это мое личное дело.

— Не нужна вам, Саранча, авиация. Для вашей деятельности вполне достаточно военно-морского флота. Объясню почему. Техническим консультантом проекта по водружению танка в саду псковского Олигарха был мой старый знакомый, теперь уже подполковник Пятоев. Его паранойя не только не прошла, но и дала замечательные результаты. Оказывается, в танке он установил радиостанцию, которая работает все время на передачу. А на прием работает радиостанция, которая стоит в магазине «Черный следопыт». Таким образом, в сковском Кремле были в курсе черных замыслов Олигарха. Конечно, служба безопасности Олигарха осмотрела танк. И нашла там, в том числе, старую радиостанцию. И не обратила на нее внимание. А собирали танк серьезные специалисты. Хозяин «Черного следопыта» нашел одного телемастера, который работал в на каком-то режимном предприятии где-то в Средней Азии. Потом там началась исламская революция, его выгнали с работы за русское происхождение и плохое знание узбеко-таджикского языка, и он поселился в Невеле. Не берусь судить, как у него с таджикским языком, но в средствах связи на поле боя он специалист отменный. Штурмбанфюрер, с чисто немецкой аккуратностью, сохранял все записи, которые доносились из дома Олигарха, потом, когда понял, что меня собираются кончать, по просьбе Пятоева принес их мне.

— А вы инсценировали собственное убийство и обратились ко мне, — продолжил Саранча.

— А что мне оставалось делать? Олигарх стер бы меня в порошок, без труда организовав бы мне лет десять-пятнадцать тюрьмы. А загасить этот процесс мог кто-то, кто обладал возможностями вашей организации. Потому и пошел к вам на поклон. От безвыходности.

— Чем не повод для знакомства, — продолжал улыбаться Саранча, — тем более что Олигарх нашей организации активно мешает.

— Я за честную конкуренцию, — сообщил пожилой следователь. И теперь вам, милейший пожилой следователь, просто не терпится отправить его за решетку, продолжил Саранча, — Вам это даже мерещиться. Не удивлюсь, если вы начнете кричать: «Держите меня! Я себя не контролирую! Сейчас фонтаны крови брызнут во все стороны! Прощай родной Сков и река Великая!»

— До этого дело, надеюсь, не дойдет, — возразил пожилой следователь, — Но тюрьма по нему не плачет. По нему тюрьма рыдает, бьется в истерике и рвет на себе волосы. И потом, я долго не прощаю обиды тем людям, которые собирались меня уничтожить.

— А вам ментовской закон свербит уже не знаю где, и не дает заснуть по ночам, даже когда в вашей постели красивая молодая девушка.

— У меня еще свербит там, где надо. И песок из меня еще не сыпется. Я собираюсь даже ее русскому языку учить. Говорят, он могучий и великий.

— Учите ее всему, чему сочтете нужным. Она поживет у меня, и будет служить дополнительным залогом нашей дружбы. И лишним поводом для вас заглянуть ко мне в гости.

— Не обижайте ее, Саранча.

— Я вижу, уважаемый следователь, что вы совсем не понимаете, с кем вы имеете дело в моем лице. Я, хоть и вырос в России, но я узбек и мусульманин. И крысятничать в постели своего друга — для меня грубейшее нарушение норм морали. Она является вашей собственностью, также как ваши ботинки и легенда псковских дорог, ваши «Жигули». И если, в принципе, с ваших «Жигулей» я еще мог снять аккумулятор, то лечь с вашей женщиной в постель я не мог не при каких обстоятельствах. Разве что в знак объявления с вами войны.

— Кстати, Саранча, дайте ей кроссовки. Она ходит за нами уже второй час в туфлях на каблуках, а после дождя сыро.

— Вы не поверите, но здесь не нашлось для нее кроссовок. Но я пошлю кого-нибудь купить для нее все, что нужно.

— Я сам ей все куплю, не нищий.

— Да при чем тут… — хотел, было, сказать Саранча, но безнадежно махнул рукой и переменил тему, — Здесь вообще еще тот бардак. Вы сами видите. Между прочим, я вам обещал показать мою тюрьму, мы к ней почти подошли, но предупреждаю, там еще ничего не готово и никого нет.

— Ментам в недостроенную тюрьму заходить нельзя, это плохой признак.

— Расскажите о себе, — предложил Саранча, чтобы заполнить паузу, — обо мне вы сведения собрали, а сами не представились. У вас есть семья? Если не секрет, конечно.

— Особых секретов нет. Все банально. Вырос я в деревне на этом острове. Служил в армии во внутренних войсках под Ростовом. Возвращаться домой я не хотел. Рыболовецкий колхоз на острове фактически изолирован от внешнего мира, особенно зимой. А там солнце, люди живут богато, да и девушка у меня появилась из местных. После демобилизации мы поженились, меня взяли работать в милицию, у нас одна за другой родились две дочки. А потом мы разошлись, даже трудно сказать из-за чего. Они, казаки, какие-то другие. В станице, где мы жили, и я служил в милиции, я не стал своим не только потому, что был приезжий. Они меня отделяли от себя, потому что я не был казаком. Иногда меня даже называли русским, как будто это было чем для них чужим. У них было свое, казацкое самосознание, чувство собственной казацкой особенности. И преступность там была какая-то необычная, часто сопряженная с проявлением особой дерзости. Я чувствовал, что в беседе с преступниками я чего недопонимал. Не то, чтобы они чего-то не договаривали, но было что-то такое в их культуре, что было мне глубоко чуждо. Мы, сковские, совсем не такие. И с моей женой, хотя она мне очень нравилась, и я хотел, чтобы у нас было все хорошо, у меня так и не возникло душевной близости. Когда нужно было послать кого-то в Высшую Школу Милиции в Москву, были претенденты более заслуженные чем я. Но никто из них не захотел ехать. Для них отъезд с Дона означал почти эмиграцию. Я же за эту возможность ухватился ногами и руками. Отношения с женой окончательно испортились, и в Москву я уехал один. По окончании Высшей школы МВД я попросился домой. Вот и вся история моей семейной жизни.

— А где ваши дети сейчас?

— Зачем вам это, милейший Саранча? Знания о моих детях придадут совершенно ненужный нюанс нашим отношениям. .

.****.

— Елена Юрьевна, позвольте преподнести вам этот скромный букет полевых цветов.

— Ой, пожилой следователь, миленький, большое спасибо. Пилюлькин, можно я его поцелую?

— Разве тебя в таком деле остановишь?

— Какая прелесть! — воскликнула девушка, чмокая пожилого следователя в щеку, — это первый случай, когда мне что-то разрешили. Этот изверг, Пилюлькин, держит меня, натуральную блондинку, в черном теле.

— Так, сегодня ты остаешься без сладкого. Люся тебе мороженого купила, которое ты просила, в холодильнике стоит. Но фиг ты его сегодня получишь. У меня есть знакомый старый морской волк, зовут Михалыч, работает смотрителем на пристани. Он у меня лекарства от геморроя покупает. Так он утверждает, что бунт на нижней палубе нужно давить в зародыше.Я целиком полагаюсь на мнение старого морского волка.

— Не наказывай ее сегодня строго, — попросил пожилой следователь, — ей сегодня предстоит серьезная беседа.

— Я ее никуда не пущу.

— Успокойся и не будь ребенком, если ты в эту игру ввязался. Сколько ты ее можешь в подвале прятать? Люди Олигарха сюда придут рано или поздно. Ты не можешь прятать голову в песок. Сохранить в живых эту девушку можно только в том случае, если организация Олигарха будет уничтожена, и уничтожена быстро. Твоя кукла может сдвинуть этот процесс с места. Да, ее могут убить, но если она будет участвовать в этом деле. Но если она не будет в этом участвовать, ее убьют точно. И тебя за компанию.

— Я ее никуда не пущу.

— Тогда меня убьют, ты этого хочешь?

— А если она ко мне уже не вернется?

— Я тебе верну ее в целостности и сохранности, сегодня же. Ты это знаешь.

— Смотри, пожилой следователь. А ты иди, надень новое платье, которое тебе Люся принесла. В гости идешь.

— Что ты молчишь, Аптекарь?

— Какие шансы на то, что я с ней до конца медового месяца доживу?

— Лучше бы ты продолжал молчать.

— Ну, как вам я?

— Кукла, она кукла и есть, поехали.

.****.

— Саранча, я хочу с вами переговорить.

— Да, кончено, заезжайте. Вы что-то забыли или хотите снова увидеть свою девушку? Сейчас ее разбудят.

— Вы меня удивляете Саранча, мне казалось, что это вы сгорали от нетерпения встретиться с одной девушкой.

— Я!? Значит… Не дурак, понял. То есть вы ее все-таки взяли и прячете ее где-то на конспиративной милицейской квартире. И не на какой последней станции она не сходила, а эту версию вы слили для людей Олигарха. Не дурно, очень не дурно, даже у меня сомнений не возникло. Я всегда о нашей милиции говорил и думал только хорошее. Честное слово. Всей охране команда «Самарканд». Ахмеда ко мне, где Сусанна? Сусанна, принеси мне какой-нибудь подарок для русской девушки.

— Драгоценности с радостью примет девушка любой национальности.

— Ну, так неси без дурацких объяснений. Не загружай меня глупостями. — Нет, таких дорогих гостей на кухни я принимать не буду. Для кого тогда я зал строил? Как зовут уважаемую?

— Лена.

— Лена, садитесь сюда. Пускай вас не смущает, что этот диван низкий, в действительности в нем сидеть очень удобно, пожилой следователь может подтвердить. Просто нужно забыть, что вы сидите в школе за партой и развалиться в нем свободно. Никаких правил приличия при этом вы не нарушите, уверяю вас. Наоборот, вы покажете хозяину, что чувствуйте себе у него в гостях комфортно. Меня вы можете называть Саранча.

— Но… — В имени Саранча нет для меня ничего обидного, так что не смущайтесь. И не смотрите в блюдо с фруктами с таким откровенным испугом. Это называется лысые персики. Очень вкусно. А это дыня. Просто это настоящая узбекская дыня, а доспевала она на бахче, а не в вагоне. И не ищите глазами нож, его не будет. Брать руками и кушать. Потом пальцы помыть в пиале. Вперед Лена, приказываю вам начать с лысого персика. А вы как думали? Не смущайтесь, лысый персик и должен быть сочным. Возьмите у Сусанны полотенце, вытрите лицо и все будет в порядке. Кстати, я попросил Сусанну приготовить для вас, Лена, подарок. Это браслет, который она одевает вам на ваше запястье, я и сам еще не видел. Ну, как вам?

— Красиво, хотя и с претензией на натуральные камни. В кругу людей, с которыми я общаюсь, это может вызвать улыбку.

— В кругу людей, с которыми вы общаетесь, это может вызвать заикание. Претензией на натуральные камни здесь быть не может. Я, выражаясь высоким литературным стилем, воротила наркобизнеса. Не натуральные драгоценные камни мне дарить не по чину. Здесь все камни натуральные. И не смотрите на меня так. Это тоже настоящий брильянт. Когда ваше положение отрегулируется, можете это проверить.

— И за какие заслуги мне надели эту корону российской империи?

— Видите ли, Лена. Пожилой следователь рассказал мне вашу историю, так что повторяться не будем. По моему мнению, вы располагаете очень важной для меня информацией. В таком случае я обычно обращаюсь к Ахмеду и Сусанне с просьбой сделать так, что бы вы, пытаясь избавить себя от нестерпимой боли, ответили на мои вопросы. Но здесь случай особый. Вы мне не принадлежите, и пожилой следователь просто любезно разрешил мне с вами побеседовать. Поэтому я стараюсь вас заинтересовать говорить мне правду. Этим браслетом и лысыми персиками. Но не только. Я лично, и организация, которую я представляю, являемся врагами человека по кличке «Олигарх». Олигарх, так же как и я, является воротилой наркобизнеса. Героин, который вы так мило и трогательно присвоили себе, предназначались для организации Олигарха. Естественно, люди Олигарха хоте ли бы товар вернуть, а вас убить. Я же, от лица возглавляемой мною организации, мог бы стать грудью на вашу защиту. Но это произойдет только в том случае, если я буду в этом заинтересован. Лена, вы понимаете то, что я вам говорю?

— Что вы все ко мне пристали! — губы девушки затряслись и по щекам покатились слезы, — Что я такое сделала? От меня всего лишь потребовали отвезти сумку и все. Что вы все меня пугаете? Эта дура, Золушка, собиралась меня изнасиловать. Этот мент собирается меня в тюрьму на пятнадцать лет посадить. Этот меня убить собирается, это пытать. Гады, садисты проклятые. Чтоб вы сдохли все!

— Лена, Лена, перестаньте плакать. Это последнее, что я хотел бы здесь видеть. Вас здесь никто не обидит, уверяю вас. Сусанна, успокой ее.

— Саранча, ты когда-нибудь вообще разговаривал с девушкой? По-человечески, как мужик, а не как блатной. Чего ты запугиваешь несчастную девчонку, когда она и так до смерти напугана?

— Все, все, больше не буду, в конце концов, я простой уголовник, а не пожилой следователь. Вести допрос согласно последним веяниям в науке в Высшей Школе Милиции не обучался.

— Слушай ты, воротила наркобизнеса, — девушка уже пришла в себя, но еще хлюпала носом, — а шприц и одна порция порошка для меня у тебя найдется?

— Ленка, я может быть не такой крупный специалист в этом деле, как Ахмед и Сусанна, но по заднице дать вполне могу, — вступил в беседу пожилой следователь, — кончай реветь. Я же тебе обещал, что тебя никто не тронет, что ты тут истерики устраиваешь, перед солидными людьми меня компрометируешь. Быстро мой физиономию и в дальнейшем веди себя прилично.

— Ай, да что она мне пятки щекочет! Пускай отпустит мою ногу, дура такая.

— Лена, когда у вас родиться ребенок, и он будет безутешно плакать, пощекочите ему пятки. Это очень успокаивает. Сусанна, действительно, отпусти ее. Слезы высохли, и с нами снова разговаривает умная и рассудительная девушка. Я не ошибся, Леночка? Итак, начнем все с начала. Я приказываю вам взять лысый персик. Вот, видите, теперь вы не обрызгались соком. Это вселяет надежду.

— Спрашивайте, господин Кузнечик. Я в вполне способна отвечать на ваши вопросы и постараюсь честно отработать этот браслет. Если честно, то он мне очень понравился. Красивый такой, глаз не отвести! Спасибо большое .

— Гы-гы-гы, — откровенно рассмеялся пожилой следователь, услышав «господин Кузнечик».

— Лена, а почему «Кузнечик»? Меня зовут Саранча.

— Саранча и кузнечик — это одно и то же, я в школе учила. Только при каких обстоятельствах кузнечики собираются в огромные стаи, тогда их называют «саранчой».

— Лена, я обязательно это проверю. Если это правда, то я поменяю свое имя в паспорте. Но теперь мы поговорим о другом. Леночка, я вам сейчас буду задавать вопросы. У меня к вам большая просьба. Когда человеку задают вопрос, он старается дать такой ответ, который бы удовлетворил того, кто эти вопросы задает. Это происходит совершенно непроизвольно. Постарайтесь не упасть в эту яму. Я жду таких ответов, которые бы отражали действительность. Если вы чего не помните или не знаете, так и говорите, это меня вполне устроит. Если вы что-то сказали, а потом вспомнили, что в действительности дело обстояло по другому, скажите мне, не стесняйтесь. Договорились, Лена?

— Спрашиваете, то, что знаю, то расскажу.

— Лена, вы общались с Толиком и с Золушкой. Каково ваше мнение, Толик москвич или житель Скова?

— Москвич, уверена в этом целиком и полностью.

— Почему?

— Он хорошо знает Москву.

— И я хорошо знаю Москву.

— Но это у него в крови. Он сказал, что в честь меня станцию метро назвали, Теплый Стан. Еще он сказал, не помню в связи с чем, «С покойниками».

— Ну и что?

— «С покойниками» москвичи называют район Сокольники.

— Что, так прямо и называют? — удивился пожилой следователь.

— Лена, а вы правы! — Саранча явно был доволен, — Это уже что-то. Золушка, если верить пожилому следователю, который эту куколку допрашивал, уроженка Скова. Никакого Толика она, естественно, не знает. Ни с какой девушкой не знакома, ездила в Москву купить товар для перепродажи в Скове. Отстала от поезда вместе с какой-то бабенкой, и потом вместе сели на попутку, чтобы добраться до Скова. Потом авария, не пристегнулась, дура, полчаса была без сознания. Врачи говорят: «сотрясение мозга». Слава Богу беременность сохранилась, а мозги — черт с ними. Не очень то и раньше они ей помогали. Как зовут бабенку? Черт ее знает, всю память отшибло. Дедок, который был за рулем, вообще плох. Ребра поломаны, пневмоторакс, с ним вообще врачи говорить не разрешают. С ними ладно. Теперь вспомните о тех, кто к вам приходил, Ноготь, например. Который вам собирался под ногти иголки загонять, вряд ли вы его забыли. Он, по вашему мнению, москвич?

— А вы ему под ногти иголки загнать можете?

— Не вижу никакой проблемы. Правда, Ахмед?

Ахмед недоуменно пожал плечами. Он тоже не видел в этом особой проблемы.

— Не знаю, откуда эта мразь. У него еще татуировка, скорпион по шее бежит. И как будто в сонную артерию сейчас ужалит. Жуть. Может по ней вы его найдете?

— Я уже нашел, — вмешался в беседу пожилой следователь.

— Кто он? — быстро спросил Саранча.

— Человек Олигарха.

— Вы в этом уверены?

— Когда Лена уже была на моей конспиративной квартире, по городу ее искали люди Олигарха. У одного была такая татуировка и по описанию это он. Но до меня это только сейчас дошло.

— Ладно, это мы учтем. А теперь вспомните Лена. Лучший друг детей, Хомяк, какое он на вас произвел впечатление? Мог ли он быть, по-вашему, уроженцем города Скова?

— Не знаю, ничего такого он не говорил, может быть уроженец, а может быть и нет. Он очень здоровый, если бы меня в живот ударил, из меня бы кишки в разные стороны полетели. Но он такой не злой, не хотел он меня бить, да и насиловать не хотел, хотя мог бы. Ему жалко меня было.

— Лена, давайте знаете, как сделаем? Вас сейчас Сусанна проводит, вы умете лицо, приведете себя в порядок, окончательно успокоитесь. А потом мы снова продолжим беседу. Кстати, хотите конфет?

— Хочу сигарету.

— Ну, покурите, это успокаивает.

— Как ваше мнение? — спросил Саранча пожилого следователя, — Какие ошибки, по вашему авторитетному мнению, я совершил, беседуя с этой статуэткой.

— Первое, что бросается в глаза, вы недостаточно активно успокаивали ее. Перед вами перепуганная до смерти женщина. От ужаса, чисто непроизвольно, она даже назвала вас «Кузнечиком». У любого слова, кроме его непосредственного смысла, есть эмоциональная окраска. «Саранча» — это звучит грозно, а «Кузнечик», это по-детски, не страшно. Она даже какую-то басню придумала, оправдывая эту замену. Вам нужно было согласиться на эту замену, если она называла вас «Кузнечиком», это ее бы успокаивало.

— Она ничего не придумала, саранча и кузнечик, это действительно одно и тоже насекомое, — вмешался в беседу Ахмед.

— Ахмед по образованию агроном, — сказал Саранча, видя недоуменный взгляд пожилого следователя, — он в этом разбирается.

— Допустим. В рассматриваемом случае это не важно. Второе. Саранча, разговаривайте с ней, как с женщиной, а не как с ребенком. Сделайте ей комплемент, тем более что при ее то внешности она того заслуживает. Это придаст ей уверенности и уменьшит уровень страха. Максимум, она будет бояться, что вы ее заставите в постель лечь, но в этом случае она не будет опасаться, что вы ее убьете. Это по форме. Теперь по содержанию. Вы настолько увлечены главной задачей, понять, с ней работали люди Олигарха или в Сков ее везли члены какой-то другой организации, занимающиеся поставкой героина до Скова и только здесь отдающие товар команде Олигарха, что фактически вы ее не слушаете.

— Так задача то святая, — рассмеялся Саранча, — если люди Олигарха вели ее с самого начала, из Москвы, то за потерянные пять килограмм героина им и отвечать, а это тысяч двести зеленых американских денег по ценам розничной торговли. Для Олигарха это сумма, и в этом случае есть шанс, что они будут активны не по разуму. Здесь мы их и засветим. А когда придет команда «идти в бой»…

— Мечты, мечты, где ваша сладость. Вы лучше слушайте, что говорит она вам. «Хомяк добрый, он не хотел меня бить», «Он нарушил приказ», «Он запретил Ногтю меня пытать». О чем это говорит?

— И о чем же?

— А о том, что Хомяк перспективен в плане вербовки. Не нравится ему его работа, из горла прет. Не поднимается у него могучая рука женщину в живот ударить, а деваться некуда. Так просто из таких структур не уходят. Вы бы такого замочили?

— Конечно, сдать же может.

— И они бы замочили, и он это понимает. И команду свою он ненавидит. Его можно голыми руками брать, он их бесплатно сдать всех готов. Лишь бы ему кто-то дал спокойно соскочить. А потому ваша якобы главная задача становиться не самой главной. Допустим, что с девушкой уже люди Олигарха работали, тогда Хомяк вам много о них расскажет. А если товар в Сков везли Олигарху, то он еще более для революции ценен. О той организации вы вообще ничего не знаете. А воевать с ними будете, куда вы денетесь, они же вам прямые конкуренты.

— Да, гражданин пожилой следователь, специалист, он и в Скове специалист. Не зря я вас руководителем своей службы безопасности сделал, ох не зря.

— Не «не зря», а «за что». Когда ваша Сусанна Ивановна девушку то приведет? Она не должна из темы выпадать.

— Сейчас и приведут. Суса… Ого, — оторопел Саранча. Девушка не только приняла душ и привела себя в порядок. Сусанна принесла ей специально приготовленные для нее косметические принадлежности. Девушка не только привела себя в порядок, но и поработала над Сусанной, в результате чего последняя преобразилась радикально. Кроме того, девушка заставила ее переодеться по своему вкусу и порекомендовала вести себя так, как ведет сама. Выросшая в глухом кишлаке Сусанна, будучи ровесницей девушки, видела, как на последнюю смотрели мужчины. А потому следовала ее рекомендациям беспрекословно. Обе барышни, удивительно похорошевшие, сели на диван, скромно потупив глазки.

— Круто, — констатировал пожилой следователь, — прошу обратить ваше внимание, Саранча, что значит рука настоящего мастера.

— Лена, вы напрасно размениваете себя на транспортировку героина, — сказал Саранча, — значительно большие деньги вы сможете заработать неся красоту в массы. Кстати, пока вы с Сусанной плели коварные замыслы, я не сидел, сложа руки, и выяснил следующее — саранча и кузнечик это действительно одно и то же насекомое. Так что в дальнейшем называете меня «Кузнечик». Я этого заслужил.

— Не-ет, это я так просто сказала.

— А я не просто так. Я воротила преступного мира, как говорит пожилой следователь: «обрезанный крестный отец». Мне слова на ветер бросать не пристало. Обещал поменять имя, поменяю. Тем более что когда такая красивая девушка как вы, называет вас «Кузнечик», это волнует кровь и вселяет надежды.

Девушка промолчала, но сквозь тональный крем на ее щеках явственно проступил румянец.

— Кстати, Лена, не могли бы вы более подробно рассказать о другом поклоннике вашей красоты, Хомяке? Вспомните все подробности вашей беседы. Расскажите о нем еще раз.

— Он очень здоровый парень. Явный спортсмен, рослый, очень мускулистый. Но не думаю, что особенно женским вниманием избалован. Похоже, что много умных книг не читал, скорее всего, ни одной. Говорит не очень красиво, по-деревенски как-то. Это впечатление от него снижает. И еще, по-моему, он черных очень не любит. Ой, извините.

— Лена, говорите абсолютно все, что думаете. Не оглядывайтесь на то, что я могу обидеться и как-то среагирую. То, что вы говорите, имеет для меня большую ценность. Еще раз скажу, никакого вреда вам нанести не могу и не хочу. И, наконец, вы мне просто нравитесь. Итак, вы считаете, что он ненавидит черных. Почему?

— Не могу сказать однозначно. Но его бесил сам факт, что какой-то чурка… — Лена, продолжаете. Никто в вашем пламенном интернационализме не сомневается, правда Сусанна?

— А?

— Вот видите, Лена. Итак, какой-то чурка… — Его даже трясло от того факта, что какой-то чурка предлагает ударить русскую девушку. Для него черные вообще не совсем люди. По его мнению, они не должны вообще даже рядом с нами стоять. Он сказал, что на войне его ненависть на зверей так и душила, но их женщин он все равно просто так не истязал. По его мнению, так только звери поступают. В смысле, только черные.

— А на какой войне? В Чечне?

— Наверное. А какая другая война есть?

— Неважно. А где он живет, вы, естественно, не знаете?

— На улице Юных Ленинцев, — вступил в беседу пожилой следователь, — Хомяков у Олигарха трудиться в качестве бригадира рэкетиров в районе вокзала, а живет на улице Юных Ленинцев.

— Что!? — услышав реплику пожилого следователя, Саранча даже в лице переменился, — мир то оказывается маленький. Женщину, говоришь, он ударить в живот не может? Сейчас я с ним эту тему побеседую.

— Саранча, не накручивай себя.

— Лена, вы можете на меня рассчитывать. Если кто-то решит вас обидеть, скажите ему, что Саранча обещал за вас заступиться. Эффект будет потрясающим, обещаю вам. Итак, улица Юных Ленинцев, дом? Ну, пожилой следователь, в любом случае я через десять минут знать буду.

— Дом 7, квартира 12. Саранча, не теряйте голову, я… — Привезли мне эту девушку, спасибо, — оборвал пожилого следователя Саранча. Интеллигентность в обхождении слетела с него, как будто ее и не было. — Можете увезти ее. А свои проблемы я буду решать сам.

— Я могу уехать? — Да, Лена, пожилой следователь сейчас вас проводит туда, откуда привез. Ахмед, со мной оба джипа с ребятами.

Через полчаса они вломились в квартиру по улице Юных Ленинцев.

— Я ждал тебя, Саранча, — сказал Хомяк.

— А почему не спрятался?

— Нет на мне вины, Саранча. Не я ее бил.

— Хомяк, это твой участок. Она не заплатила тебе. Тебя просили ее не трогать. От моего имени просили. Ты помнишь? От моего имени. На завтра ее избили. Сотрясение мозга, глаз заплыл совсем, там еще что-то. Ответ держать будет кто?

— Саранча, не кипи. Виноват — отвечу. Я в бега не ушел, а мог бы. Вы меня, конечно, кончить можете, но сказать дать ты мне должен. Не беспредельничай, Саранча. Не по чину это тебе.

— Ну?

— Я бригадиром не первый день хожу, ты знаешь. Олигарх подтвердит. Ко мне приходят люди от тебя и говорят. Не трогать ее. Чтобы не случилось, не трогай ее. Кто она? Держит ларек на вокзале. Оборот ничтожный. Снимаем мы с нее копейки. Ты бы сказал, не брать с нее, я бы не брал. Клянусь, я же не враг себе. Не платила она три недели. Я о ней то узнал, когда от тебя весть пришла.

— Ты братанам своим команду не спустил, они и избили ее. Кто бил?

— Саранча, братков ни за что порезать хочешь. Я команду сразу спустил. Говорю тебе, бригадиром не первый день хожу. Ты же порядки знаешь, что тебе рассказывать.

— Кто на нее руку поднял? Хомяк, сегодня у меня о тебе речь шла. Хорошо о тебе говорили, хотя ты, говорят, черных не любишь.

— Да причем тут это! Она то русская. А если с кем из твоих не понятиям поступил — готов ответ держать. Пусть любой, кто на вокзале работает, скажет: «Хомяк беспредельничает, за черноту наказал, последнее забрал». Не было такого, Саранча, ты же знаешь.

— Хомяк, кто на нее руку поднял?

— Не знаю, Саранча, гадом буду. Я думал об этом, ребят спрашивал, никто не знает. Или кто-то знал, кто она тебе, и меня хотел спалить, сука. Или у молодых руки чесались. Пузырь в горло опрокинули, и она им под руку попалась. За такими не проследишь. Что молчишь, Саранча?

— Думаю. Прав ты, Хомяк. Не стал бы ты за две копейки холкой рисковать, смешно это. Что с нее взять? Тебя спалить? Вряд ли. Сложно это для вашего брата, изощренно слишком. Да и риск большой. А вдруг я выясню? Я же тебя к ней в больницу вести хотел. Если бы у нее только губа дрогнула, там бы и кровь пустил. Из палаты бы вывел, чтобы не видела, дальше не пошел бы.

— Поехали в больницу, Саранча. Я братка возьму, который за ее ларек отвечает, и в палату вместе зайдем. Если у нее губа дрогнет, сам на нож лягу. Все лучше, чем Ахмед резать будет. Да бояться мне нечего, нет на мне вины.

— Вижу, пустое это все, но съездить надо. Сам понимаешь, для гарантии. Кто, говоришь, за ее ларек отвечает?

— Лысый. Может ты видел его. Он лысый совсем. Взрослый мужик, не малолетка, две ходки за спиной. Не мог не понимать, по понятиям живет. Не стал бы он себя на страшную смерть подписывать из-за ничего.

— Хомяк продолжал что-то говорить, но Саранча его уже не слушал. Сейчас поедут, привезут Лысого, и они поедут в больницу. В том, что Хомяк ее не бил, сомнений у Саранчи не было, но в больницу съездить надо. Хотя бы для того, чтоб ее еще раз увидеть. Ему почему-то вспомнилось их первая встреча. Он вернулся из Москвы утренним поездом. Вернулся, полон радужных планов. Подготовительный период закончился, и было принято окончательное решение начать отправку порошка через Сков. Его статус в организации поднялся на качественно новый уровень. Он шел через здание вокзала и увидел ее, сидевшую в ларьке в ожидании покупателей.

— Красавица, конфеты есть?

— Саранча вырос в России, и русский язык был для него родным, но и разыграть из себя узбека, приехавшего в Россию на заработки, для него труда не составляло.

— Какие тебе, получше или подешевле? — Лет ей было ближе к тридцати, да и ухоженной ее нельзя было назвать. Но Саранча не мог отвести от нее глаз. Такая крупная русская женщина с пышными формами. Ей бы не мешало похудеть, хотя все равно ее бедра оставались бы полноваты. Наверно из–за таких женщин Русь не устояла перед напором татаро-монгольских орд. Слишком сильный у завоевателей был стимул победить.

— Не дорого, но хорошие. Чтоб тебя можно было угостить, — Саранча при желании мог купить ее ларек, как и все остальные торговые точки, стоявшие на вокзале. Но покупать ее он не хотел, сам не зная почему. Впрочем, зная. Он уже решил, что она станет его женщиной. Он должен был осесть в этом городе, пустить в нем корни, состариться здесь и умереть в своей кровати под завывание вьюги за окном. Дороги назад или в сторону у него не было. Шаг вправо, шаг влево — побег, подскок на месте — провокация. Когда он ее увидел, после длительного перерыва он успокоился. Ею он грезил, еще будучи подростком, посещавшим кружок химии в самаркандском дворце пионеров, когда его отец, в звании подполковника, уволился из армии и вернулся на родину. Теперь он ее встретил не в подростковых ночных фантазиях, а наяву. Осталось только протянуть руку.

— И эту коробку дай, красавица. Земляки в гости приехали, баранину привезли. Встретить надо как подобает.

— А денег то у тебя хватит? А, чабан? Эта коробка дорого стоит. Саранча невольно улыбнулся. Анекдотизм ситуации заключался в том, что денег у него с собой действительно не было. Он мог взять их у сопровождающего его Ахмеда, да даже у любого из охранников, но они стояли в стороне. Каждый на своем посту. Хозяин подошел к ларьку, значит так надо. Просто каждый из них занял свое место, закрывая со всех сторон возможность бесконтрольно подойти к хозяину.

— Да ради тебя, красавица, я спать, есть не буду, только работать. Будут деньги, Богом клянусь!

К окончанию ее рабочего дня он пришел снова. Она пригласила его к себе домой, и они ели конфеты, купленные в ее ларьке и арбуз, который он купил по дороге.

— Дай мне хороший арбуз, брат, — попросил он продавца по-узбекски.

— Ты что ему сказал? — спросила она.

— Сказал, что ты красивая.

— А по-русски ты сказать не мог?

— Страшно по-русски. Он такой могучий, а я такой маленький. Она жила с дочерью в однокомнатной квартире. Белоголовой девочка лет семи она постелила на кухне. Утром, когда она вышла готовить поесть, он механически взял с полки книгу.

— Совсем русский язык не знаешь, уважаемый? — спросила она, застав Саранчу за чтением «Театрального романа» Булгакова, — а я думала в кишлаках только СПИД-Инфо и читают. Кстати, а где твой акцент? Вчера ты говорил так колоритно, что я устоять не могла.

— Не ходи на работу сегодня.

— Не могу. Сегодня ко мне придут черные проктологи за очередным взносом в фонд падшим привокзальным девицам. Если меня не будет на месте, могут разнести ларек. Ты знаешь, кто такие черные проктологи?

— Этих не знаю, но могу познакомиться. Я их попрошу, чтобы они ограничили привокзальных падших девиц в средствах и на оставшиеся деньги покупали тебе каждую неделю цветы. Думаю, они мне не откажут. Какие цветы ты предпочитаешь?

Она улыбнулась. Ей даже не пришло в голову, что он говорит серьезно. В тот же день вместе с Лысым, который забирал у нее деньги каждую среду, пришел еще один парень. Молодой и очень накаченный.

— У тебя претензии к нам есть, Антонина?

— У меня нет сейчас всех денег. Я завтра остаток отдам. Максимум послезавтра.

— Меня зовут Хомяк, — прервал ее качок, — я бригадир Лысого. Ты, мать, пойми нас правильно. Ко мне обратились люди. Пока по доброму. Но они могут и по недоброму. Не мне с ними тягаться. Я для них мелочь, не человек, они всю бригаду порежут, для них это не вопрос. Они попросили приносить тебе каждую среду цветов на сто долларов. Мы с тобой не первый день работаем, не беспредельничали, в положение входили. Ты же помнишь?

— Я на вас не в обиде. — Если будешь в обиде, скажи мне, а не им. Они твое мнение спросят. Обиду выскажешь, хотя бы легкую, с нас спросят по всей строгости. Ты понимаешь, что значит по всей строгости?

— Понимаю. Наверное.

— Не бери, мать, грех на душу. В обиде будешь, мне скажи, не им. — Я Лысому сказал сегодня тебе розы принести. Я у зверей взял в счет их взноса, они на площади торгуют, ты их знаешь. У них товар хороший. Розы нормально или поменять?

— Ну и куда я их поставлю? У меня места нет.

— Понял. Ты сказала, я понял. К вечеру будут свежие. Лысый вечером тебе домой привезет.

— Лучше пусть меня домой отвезет, не надо цветы.

— Антонина, моя полгода назад родила, ты знаешь, — сказал Лысый, когда в его потрепанной Ладе она ехала домой, — Хомяк пацан, жизни не видел. У меня две ходки, я в лагере девять лет пробыл. Те люди, которые пришли к Хомяку за тебя говорить, страшные люди. У тебя только слово вырвалась, случайно, под настроение женское, и меня зарезали. А дальше сама решай.

— Ты бандит? — спросила она в тот день Саранчу, когда тот уже засыпал.

— Я сексуальный налетчик.

— Если ты кого-то убьешь на вокзале, я уеду из этого города, и ты меня не найдешь.

— Во-первых, я тебя найду, куда бы ты не уехала. И сделать это проще, чем ты думаешь. Во-вторых, пока ты прямо не скажешь, этого избить, этого зарезать, этому на лысине посадить кудряшки, ничего не случиться.

— Ты сегодня принес телевизор. Это был твой последний подарок. Я сама на себя заработаю.

— Не беспредельничай. Я у тебя ем, пью, в кровать с тобой ложусь. Что, мне в твой дом принести ничего нельзя? Может я пока на твоем иждивении поживу?

— На телевизор с плоским экраном в пол стены ты у меня еще не съел. За кровать ты мне ничего не должен.

— Да я не в том смысле!

— А я в том, — Антонина чувствовала, что она хозяйка ситуации, и поэтому спокойно диктовала условия, — ты можешь принести ровно столько, сколько приносит своей русской подруге чурка, крутящийся на вокзале. Больше нельзя. Что ты молчишь?

— Я тебя слушаю.

— Не знаю почему, но мне везет на шпану. Я тебе говорила, что мой муж в тюрьме сидит?

— Нет, не говорила. А за что его посадили?

— За нанесение телесных повреждений средней тяжести. — Ну и кого же он избил?

— Меня.

— Что!? Она только на мгновение поймала его взгляд, но для нее этого оказалось достаточно.

— Если с отцом моей дочери в лагере что-то произойдет, не важно что, забудь сюда дорогу.

— Где он сидит?

— Зачем тебе?

— Лагерь есть лагерь. Там всякое случиться может, потом ты разбираться не будешь, на меня все повесишь. Я его из лагеря вытащу, куплю квартиру где-нибудь в Саратове, на работу устрою. Но сюда пусть не приезжает, прошу тебя.

— Боишься, что я к нему вернусь? Совершенно напрасно.

— Нет, я боюсь, что вспомню, как он тебя бил и не сдержусь.

— А если я тебя разозлю, ты тоже можешь не сдержаться? Может мне тоже в Саратов уехать?

— Ты не сможешь меня разозлить, даже если очень захочешь.

— Потому что ты ко мне относишься как чурка. Я для тебя не человек. Существо, предназначенное для доставления удовольствия и рождения детей. Это существо положено хранить в сухом прохладном месте, чтобы товарный вид не потеряло. И игрушки покупать, чтобы существо не скучало и не капризничало. Как такое существо может разозлить своего хозяина? Да никак.

— Во-первых, это не правда. А во-вторых, это то, что есть. Тебе придется с этим смириться.

— Саранча, Лысого привезли, — прервал его воспоминания Ахмед, — может в больницу поедем?

— Всей толпой на ночь глядя пришли, — констатировала Антонина. Она начала улыбаться разбитыми губами, но поморщилась от боли. Братки между собой не поделили, а у бедной девушки сотрясение мозга и два ребра сломано.

— Антонина, ты меня за чужое приговариваешь, не по понятиям это, — осипшим голосом сказал Лысый.

— Тоня, послушай меня внимательно. Ты мне скажешь, обычными человеческими словами, кто тебя избил. Я тебе клянусь тебе, я сделаю с ними только то, что ты разрешишь.

— Миша, они на меня набросились в подъезде, повалили на пол и стали избивать ногами. Потом сняли сережки, забрали сумки и ушли. И еще сказали, что если я обращусь в милицию, они мою Люду на общак пустят. Мне страшно, Миша. Где Люда?

— Я ее вместе с твоей мамой к себе забрал, успокойся.

— Они ее там не найдут? Ко мне приходил сам пожилой следователь снимать показания, хотя я никуда не обращалась.

— Баба она баба и есть, — не сдержался Лысый. Перспектива того, что мелкая уличная шпана полезет в дом одного из двух уголовных авторитетов, контролирующих весь город, да еще для того, чтобы изнасиловать ребенка его подруги… Такая перспектива была мало вероятной.

— Да вы садитесь, чего вы стоите. В последнее время Хомяк почему-то проникся ко мне трогательной заботой и натаскал мне сюда море еды. Одной мне это все равно не съесть. Она начала доставать из тумбочки продукты, но вдруг сморщилась от резкой боли.

— Тихо ты, господи, — остановил ее Саранча. Лысый и кто-то из охраны Саранчи быстро придвинули стол и начали раскладывать продукты.

— Вот черт, все по новой. Опять голова болеть будет несколько месяцев, а из-за сломанных ребер и повернуться страшно. Мишка, как ты меня в постели крутить будешь? Из-за сломанных ребер у меня сильнейшие боли, если повернусь неудачно, — шепнула она на ухо Саранче, когда он помогал ей подняться. И слушай, пригласи соседок, они милые тетки, неудобно как-то.

— Ты хозяйка, ты и приглашай.

— Девочки, прошу к нашему шалашу. Здесь и мальчики, и продукты. Рекомендую.

Когда Антонину привезли в больницу, ее положили в отдельную палату.

— Или меня сейчас переведут в общую палату, или я пойду домой, — сказала Антонина, глядя прямо в глаза желтого от ярости Саранче, — только не надо спорить со мной, я себя очень плохо чувствую.

— Кто?

— Что «кто»? — Антонина Федоровна, вы знаете тех людей, которые на вас напали? — мягко спросил у нее Ахмед. Антонина свесила голову с кровати и вырвала в стоящий перед ней тазик.

— Миша, уходи отсюда. Ты не должен видеть меня в таком виде. За Людой присмотри, я прошу тебя, мама совсем себя плохо чувствует. И проследи, насколько это возможно, чтобы ларек не растащили. Мне сейчас только этого не хватало.

— Мобильник оставить? Она молча утвердительно кивнула головой. Ее вновь сильно тошнило. До этого брать у Саранчи мобильный телефон она категорически отказывалась.

— Пошли, Саранча, — сказал ему Ахмед по-узбекски, — Ты ей ничем не поможешь, а она будет чувствовать себя неловко. Сейчас все под контролем, она получит все, что нужно. В ее палату я положу только наших. Не дергай ее. День, два, мы их найдем. В крайнем случае, пожилой следователь их вычислит. Он весь город как свои пять пальцев знает, не мне тебе рассказывать. Куда они денутся.

— Опять вы на нерусском языке обо мне болтаете?

— Тоня, успокойся, Люду с твоей мамой я привезу к себе. Лечись спокойно, все будет хорошо.

— А если они сюда придут?

— Они не придут, к сожалению. Понимают, что в этом случае мы их туалет спустим. По частям. Ты не думай об этом, а лучше попробуй поспать.

— Антонина Федоровна, да успокойтесь вы, — широко улыбаясь, сказал Ахмед. Из-под его распахнутого узбекского халата виднелся компактный израильский автомат «Узи», — все будет хорошо, вот увидите. Соседки по палате аккуратно делали вид, что не замечают ни Ахмеда, ни его автомата.

— Здравствуйте, Антонина Федоровна, как вы себя чувствуйте? — войдя в палату, пожилой следователь аккуратно поставил в бутылку букет гвоздик, — Сегодня вы уже прекрасно выглядите.

— Если мне родная милиция устраивает ночные допросы, то как вы обращаетесь с заключенными?

— Ох, Антонина Федоровна, по-разному мы обращаемся с ними, ох по-разному. Гражданин Провоторов, если мне память не изменяет, девять лет под нашим присмотром находился, он соврать не даст. К молодым людям, которые, прямо скажем, не подумав, совершили на вас разбойное нападение и ныне пребывают в камере предварительного заключения, боюсь, мы отнесемся плохо. Вы мне только скажите, сережки, которые я вам сейчас покажу, ваши или не ваши, и на этом я больше беспокоить вас не буду. Договорились?

Услышав слова пожилого следователя, Хомяк облегченно вздохнул.

— А граждане Хомяков и Провоторов вас тоже навестили? Как это мило с их стороны. Ну да может пусть они домой пойдут, как вы думайте, Антонина Федоровна? А то время сейчас позднее, еще на хулиганов, не приведи господи, нарвутся.

— Выйдем, — не выдержал Саранча.

— Выйдем, — охотно согласился пожилой следователь.

— Взял? — переспросил Саранча, когда они вышли из палаты.

— Куда ж они, голубчики, денутся. Сережки продавать на рынок понесли. На барыге сэкономить решили, как дети малые, честное слово.

— Мне отдашь?

— Нет, конечно. Весь город говорит, что твою подругу в подъезде ногами били. Я их взял, а потом тебе отдал? Как же я потом на улицу выйду. Судить их будут за разбойное нападение.

— Кто такие? — Два отъеханных малолетки. Не с кем не связаны, да таких и не взял бы к себе никто. Раздавили пузырь, захотели другой, денег нет. Зашли в соседний дом и навалились на первую попавшуюся женщину с сумками. Она тебе, между прочим, коньяк несла.

— Почему именно на нее?

— Случайность, говорю тебе. У тебя все люди заняты, охрану к своей подруге приставить нет возможности — вот результат.

— Она запретила.

— Запрещать она тебе в постели будет. Это ее святое женское право. А о приставленной к ней охране ей и знать не нужно, ее мозги другим должны быть заняты. Ты что, этого сам не понимал?

— Но она запретила приставлять к себе охрану.

— Саранча, ты, случаем, не пьяный? Что ты несешь?

— Где же ты раньше был, почему раньше не сказал? Ты же начальник моей службы безопасности.

— Да мне в голову не пришло, что ты свою родную бабу без охраны можешь даже в туалет пустить! Игрушки всякие, в ларьке она продолжила работать, в своей конуре продолжила жить, все понять могу. Женщина нравиться, ее капризы выполнять приятно. Но без охраны ее оставить? Всему граница должна быть.

— Ладно, все, закрыто это дело, проехали. Ахмед, скажи Хомяку и Лысому, пусть сваливают. Но если еще раз ей сосулька упадет на голову посреди лета… Ну, в общем, ты найдешь, что им сказать.